Максим Сенькин
Дом для нас
– И ты хочешь жить там одна? Всю жизнь?
– Да, чему ты удивляешься?
– Но как же семья? Муж, дети, хоть какое-то общество?
Зоя вытащила из портсигара скрученную сигарету, подожгла кончик и сделала долгую затяжку, прежде чем сказала:
– Знаешь, я видела много пар. Я не хочу быть женой, которой заглядывают через плечо, чтобы проверить, что я делаю. От мужей сплошная навязчивость. А дети… Если рожать детей, то их нужно воодушевлять, иначе зачем давать кому-то жизнь. А я знаю, что не смогу воодушевить своего ребёнка. – Она покурила, стряхивая пепел в пустой стакан, не найдя пепельницы. – У меня осталось всего одно желание. Не пойми меня неправильно, мне нравятся хорошие люди. Ты вот хороший, и большинство мужчин и женщин за этим столом тоже. Вы прекрасны, но мне не нужна близость. Только покой.
– Так не бывает, – спорил я. – Это… да это противоречит человеческой природе! Все люди хотят быть с кем-то близки. Всем нужна, – у меня не сразу получилось произнести это слово, – любовь. Любовь других людей, я имею в виду. Иначе всё внутри чахнет и… теряется всякий смысл. Чего вообще тогда будет стоить жизнь? – Мне становилось всё труднее формулировать мысли. Голова потяжелела, мне хотелось откинуться на спинку стула, которой не было.
Забили стаканы по табльдоту, застучали кулаки и общий гул стал нарастать. Вернулся Глеб и вяло забарабанил пальцами по кромке. Из двери, ведущей, видимо, в кухню, вышли мужчина и женщина. Оба в грязных фартуках и с закатанными рукавами, оба слегка в весе и абсолютно счастливые, а когда им зааплодировали, оба долго раскланивались, пока не махнули руками и не скрылись обратно за дверью. Зоя закончила хлопать и обернулась ко мне.
– Если наелся, то самое время уходить. Проводишь меня до метро?
Я кивнул. На улице похолодало, и сгустились розовые облака, будто нарисованные акрилом. Я молчал, уверенный, что разговор окончен. Зоя неторопливо шагала и смотрела то под ноги, то по сторонам. Она выглядела, как истинно сытый человек, довольный жизнью.
– Ты неправильно задал вопрос, – вдруг сказала она. – Не надо спрашивать, чего стоит жизни без того или другого, вообще не надо вешать на жизнь прописанную цену. Пусть каждый сам выбирает, как ему жить. Для себя я выбрала дом и вид на закат.
– Но это же бессмысленно. – В тот момент я позабыл о её чувствах. Меня переполнило непонимание, сводила с ума чужая точка зрения. Я кипел, уши горели, свежий воздух усилил моё опьянение. Заправленная рубашка выбилась из брюк, подмышками выступили тёмные пятна. Уже потом мне стало стыдно за то, что могла увидеть на моём лице Зоя. – Как можно жить без какой-то позиции?! Опустим любовь. Нам же даны силы что-то делать… Не обязательно совершать подвиги, можно же просто куда-то двигаться. Оставлять себя без цели это всё равно, что оторвать часам стрелки. Они продолжат тикать, но будут совершенно бесполезны.
– Мне нравится просто быть живой.
Мы замолчали, я пытался понять.
– Жить в мире с собой, – продолжила она. – Ловить момент, даже если он пустой. Мне нравится дышать, видеть сны, нравится чувствовать ветер и просто осознавать, что я жива. Почему никто не ищет удовольствия в малом?
Я отчаялся.
– И тебе понравится ещё целую жизнь просто дышать воздухом? Одной?
Теперь я думаю, что в тот момент она тоже отчаялась донести до меня свои мысли, но её лицо сохранило безмятежность.
– Если мне захочется, я найду, что добавить, но мне точно не нужен спутник. Моих родителей больше нет. На их примере я узнала, что бывает, когда ради отношений ограничиваешь себя. А я не хочу никем владеть и не хочу быть собственностью.
У меня не нашлось ответа. У метро мы расстались, послезавтра мы снова должны были встретиться на сцене. Я вызвал такси и по дороге домой много думал. Я столкнулся с худшим, с чем может столкнуться влюблённый человек, с невзаимностью. Зоя мне отказала. Осознание этого постепенно вдавливало меня в землю, и я знал, что если не возьму себя в руки, то отчаяние меня задавит. Любовь к другому человеку – слишком неуправляемое чувство; его нельзя вытравить логикой, можно только сдерживать. Ждать, пока оно само не уменьшится до размера, когда разум наконец возобладает и решит проблему.
Такси доставило меня домой, алкоголь гуще затуманил голову. Сон никак не накрывал меня из-за одной повторяющейся мысли, даже ощущения. Мне казалось, что Зоя соврала. Её слова расходились с истинными желаниями, а может, скрывали страх.
Утром я чувствовал себя вполне сносно – верный признак прогрессирующего алкоголизма. Пока я успокаивал желудок лёгким завтраком, мне вспомнилась книга древнеримского автора. Всё античное и тем более философское никогда не задерживалось в моей голове, но кое-что оттуда я запомнил. В ней влюблённому человеку советовали отказаться от праздности, ибо она рождает любовь. Также разочарованному влюблённому следовало заняться усердным трудом, и тогда ему вообще некогда будет влюбляться. Поэтому я весь день загонял себя на студии звукозаписи и почти ничего хорошего не сыграл. Зато в какой-то мере пришёл в себя. Страдальческие мысли отступили, я успокоился и сузил масштаб трагедии.
На следующий день мне предстояло увидеть Зою и испытать всю неловкость своего положения, но меня хотя бы не накрыла депрессия. Я освобождался от хандры, вызванной чувствами к Зое. Для завершения нашей истории мне оставалось только пожелать ей счастья и отпустить её с миром.
Выступление пошло не так, как обычно. Владелец клуба исполнял каприз особо важной персоны, и пение Зои отодвинули в программе, а меня вытолкнули на сцену в гордом одиночестве. Важной персоне хотелось соло на саксофоне. Прежде чем в зале приглушили свет, я увидел Зою у барной стойки, поймал её взгляд и сразу потерял в темноте.
Я так и не смог разобраться, кто она такая. Мне либо недоставало ума это понять, либо было на самом деле плевать. Почему я выбрал её? Ведь прошло так мало времени, а я уже так далеко зашёл. Думаю, всё дело было в загадке. Меня привлекла отчуждённость Зои, а после вело слепое ощущение, что её история совершенно другая, чем она хочет показать.
Я не хотел её оставлять. Даже если она рано или поздно уйдёт, я всё равно не хотел просто смотреть и ждать этого момента. Я чувствовал – или мне хотелось так думать, – что в глубине души она ждёт и нуждается в ком-то. И плевать, если это не так, потому что я хотел сделать счастливой её и себя.
В зале было много людей, но играл я только для неё. Я говорил с ней с помощью музыки, и до сих пор всё помню.
Вступаю в игру без всяких прелюдий, резко, не позволяя никому мне возразить или перебить. Звуки связываются вместе с помощью легато, строя фразу за фразой, откровение за откровением, никаких пауз между ними. Я едва успеваю дышать, делаю Зое жест, изменяя ритм, подгоняю такт. Рядом с моими нотами одни диезы, и я хочу играть ещё быстрее и громче, перехожу на октаву выше. Вокруг меня темнота, и я слышу, как воздух вибрирует от моей несдержанной речи. Жар поднимается в зале, с меня сходит пот, я истощаю себя и Зою, свою главную слушательницу. Крещендо достигает предела звучания; больше нечего выжать из инструмента, но я не останавливаюсь. Исчерпав все приёмы, я беру репризу и повторяю главное, что хотел сказать. Зоя, Зоя, Зоя – я остаюсь. Никто не укажет мне – даже ты, – как я должен играть. Никто не переубедит меня, как я должен поступить.
Мелодия заканчивается быстро и скомкано, несколькими последними хриплыми возгласами. Так я даю понять, что начало и конец не имеют значения, а важна только середина – вся жизнь целиком, кроме рождения и смерти. Я надеюсь, что она всё это поймёт, а если нет, то я найду другие способы объяснить.
Зоя аплодировала. Все аплодировали, особенно владелец клуба. Позже у служебного входа Зоя встретила меня улыбкой. В последующие месяцы из нас образовался дуэт. Кажется, она поняла моё послание, хотя я не мог знать наверняка. Её поведение никак не изменилось, а я продолжил ухаживать за ней, стараясь разгадать её мысли, секреты и желания. Особенно секреты, потому что в них я видел ключ к пониманию её самой. Делал бы я то же самое, знай заранее, к чему это приведёт? Никогда.
Я не оставлял Зою. Продолжал ходить с ней в «Табльдот», задерживался за сигаретой после выступлений и много чего ещё. Мы начали вместе придумывать дома, где бы она могла поселиться. Мансарда, дом на вершине маяка, хижина в лесу, собственный замок. Оказывается, есть много мест, где люди могут жить, кроме многоквартирных зданий. Со стороны мы с Зоей всё больше казались близкими друзьями, и меня подтачивала неразделённость настоящих чувств, но я был счастлив. Пример Зои учил меня получать удовольствие из малого.
