bannerbannerbanner
полная версияАгнец

Максим Диденко
Агнец

Полная версия

− Что вы говорите! Это они вам сказали? – складывая перед собой ладони в замок, удивленным голосом спрашивает офицер.

− Да, ну, то есть нет. Они накачали меня чем-то в пабе, а потом взяли кровь, шприцом, наверное, и отвезли домой. А пастор…

− Пастор? Мистер Руффало, вы утверждаете, что пастор местной церкви накачал вас чем-то, потом взял вашу кровь для какого-то ритуала, после чего отвез домой? Может вы просто напились и отключились, а остальное вам просто приснилось? – задает вопросы офицер, явно считая меня параноидальным алкоголиком, которому место в сумасшедшем доме, а не в кабинете для допросов, изображая из себя жертву.

Долив воды в пустой стаканчик передо мной, он продолжил:

– Вспомните хорошенько, что на самом деле с вами произошло, ведь писатели нередко любят хорошенько выпить. Так бывает: вы приезжаете в новое место, пробуете местный алкоголь и чувствуете себя здорово до тех пор, пока не выпьете лишнего. У вас вполне могла закружиться голова и попросту случиться обморок. По себе знаю, что пиво в «Браконьере» очень крепкое!

− Я говорю все, как есть! – начиная злиться от того, что мне не верят, ударяю кулаком по столу.

− Слушайте, − говорит офицер. − Давайте я отвезу вас в больницу, если хотите, вас осмотрят и если все хорошо, то отправитесь домой, а я пока поручу своим ребятам найти сумку с вашими документами. Она наверняка лежит там, где вы ее оставили. В это время года по тем дорогам не часто встретишь проезжающие машины. Как вам идея?

− Вы мне поможете? – вновь поднимая на него взгляд, тихим голосом спрашиваю, практически потеряв надежду во всем разобраться.

− Конечно, все будет хорошо, уверяю вас. Пойдемте.

Отряхнув мою куртку, офицер выводит меня из участка через пожарную дверь, которая выходит к окнам одного из местных ресторанов под названием «Стейк Хаус». Открывает служебную машину и усаживает меня на заднее сиденье.

Осознавая, что со мной могли сделать те выродки, у меня вся жизнь пронеслась перед глазами. Я попытался вспомнить самое ужасное, что со мной когда-либо случалось, но ничего столь же сильного, по сравнению с этими ощущениями, не пришло мне на ум.

Будучи уже в полицейской машине рядом с офицером, я ощутил некоторое облегчение, спокойствие; мысль о том, что все будет хорошо немного восстановило равновесие. Но вернувшаяся внезапно дрожь по всему телу пробила меня с новой силой, когда я увидел, что полицейский, если он действительно им является, сделав разворот на разделяющей дорогу клумбе, везет меня прямо к выезду из города, на ту же дорогу, что и привела меня сюда.

Я начал биться кулаками в решетку между мной и водителем, которой оборудованы все патрульные машины, но толку от этого мало; точнее говоря – его нет вообще. Никакие крики и угрозы также не дали результатов – я вновь еду в тот самый город. Еду на заклание, только уже не по своей воле, а как приговоренный к смертной казни заключенный.

Несколько раз я попытался выбить локтем стекло сбоку от себя, но офицер ясно дал понять, что этого делать не стоит. Пригрозив через решетку пистолетом, он отбил мне всю охоту продолжать сопротивляться, потому в полной для меня безысходности мы продолжили путь в злосчастный Саут Уорнборо. Туда, где все уже ждали моего возвращения. Они знали, что так или иначе я вернусь, именно поэтому и не стали останавливать меня, когда я пешим броском ринулся со всех ног убегать из города. Точно знали. Это промедление − время моего отсутствия − наверняка тоже было спланировано заранее. За это время они успели все подготовить. Как только они меня получат, так сразу займутся приведением в действие вынесенного мне приговора. Только не ясно, в чем же я все-таки провинился.

− Марк! Сукин ты сын! – я начал ругаться не в силах сдерживать нахлынувшие на меня эмоции. – Это все твоих рук дело, черт тебя подери. Ты все знал, знал с самого начала и теперь мстишь мне за свою жену, бывшую жену, таким образом?

− Что ты там разошелся, кретин безмозглый? – спросил офицер, яростно бросив фразу мне через металлическую решетку и ударив вдогонку по ней своим табельным оружием. – Раньше думать нужно было. К тому же, ты сам решил купить билет в один конец и угодить в западню, так что никого винить не нужно в своих проблемах.

Внимания на эти слова я никакого не обратил – уж совсем не до обид мне в тот момент. Я занят борьбой с самим собой и мыслями о том, не заслужил ли я в действительности то наказание, которое мне уготовано, и стоит ли мне вообще что-то предпринимать для своего спасения, ведь я предал друга. Но с другой стороны, не слишком ли это жестокая мера наказания во славу мести? Он мог просто разбить мне лицо, ну или что-то еще в этом духе, ведь понимание того, что такое предательство было раскрыто, для совестливого человека всегда будет хуже физической боли. А раз уж твоя женщина ушла от тебя к другому, не так уж важно к кому именно, то нужно винить в первую очередь себя самого. Винить за то, что не был достаточно хорошим спутником жизни. И да, во имя чего меня приносить в жертву? Если на то пошло, то завсегда для подобных ритуалов использовали чистую, невинную душу, уж мне то, как писателю не знать этого, но никак не такую, как мою – грязную и насквозь пропитанную ложью и причиненной близким людям болью моими же словами или действиями. Я совсем не гожусь на роль агнца – спасителя народов от древних проклятий и злых духов… или чего они там хотят добиться моей кончиной на этом алтаре смертников.

− Черт, какими же нужно быть психами, чтобы такое вытворять, − еле слышно говорю самому себе. – Даже пастор, он так спокойно говорил о моем убийстве глядя мне же в глаза, хоть и завуалировано. Как я не смог догадаться, что речь шла именно о моем жертвоприношении? Как так вышло, что я ни на йоту не приблизился к пониманию истинного смысла его слов во время той беседы? Если бы только знать заранее, к чему все это приведет, все бы было иначе.

После этого монолога, направленного самому себе, сила духа полностью меня покинула. Меня одолевает мысль, что я все это заслужил. На самом деле, где-то в глубине сознания, я в это не верю, но именно эта мысль в этот момент сильнее остальных. Я смирился со своей участью. Молча положив голову на стекло, я уставился в темноту за окном. Темнота и лениво проплывающие мимо нас придорожные фонари немного даже успокаивают, навевая воспоминания о дальних поездках.

***

Как только мы миновали главные ворота, один из людей этого, как я понимаю, культа, тут же навесил на них толстую цепь. Увидев это, мое спокойствие и безразличие, которое половину дороги сюда помогало мне держаться, мгновенно улетучилось. Тот факт, что въезд опечатали, значит лишь одно – извне мне уже никто не поможет, а весь этот город является сбродом полнейших психов, готовых убить туриста жесточайшим образом, излучая счастье и умопомрачительную улыбку на лицах.

Складывается впечатление, будто бы я попал в совсем другое место, нежели то, в котором я был только несколько часов тому назад. Прошлым вечером в каждом из домов можно было наблюдать свет из окон, вплоть до поздней ночи. Но сейчас в этих пустующих черных квадратах в стенах царит лишь мрак и тишина – все жители этого места, кто был в состоянии самостоятельно передвигаться, находились уже внутри главного ритуального помещения, находящегося внизу, под церковью. Это я понял после того, как четверо крепких мужчин в темных длинных балахонах с глубокими капюшонами на головах вытащили меня из машины и повели внутрь, через, видимо, потайной ход в фундаменте.

Длинные коридоры, ступеньки, несколько поворотов. С каждым шагом я все меньше ощущаю себя и все больше теряю рассудок, ведь я осознаю, что как только меня приведут к тому камню, который я видел в книге, моя жизнь с этого момента будет окончена; но как бы я ни пытался сопротивляться, я ничего не могу сделать этим четверым крепко сложенным мужикам.

Когда мы вошли в ритуальное помещение, я узнал в нем все то, что прошлой ночью видел в своем так называемом сне. Сном он, конечно же, не был. Все то же достаточно большое и хорошо освещенное помещение, множество лиц в глубоких капюшонах и расписанные символами стены.

Вся публика – я полагаю, что они здесь ради того, чтобы просто смотреть и создавать массовку − располагается слева и справа от алтаря. Они непрерывно в один неразборчивый голос что-то бормочут. В центре помещения меня ожидает ещё около пяти человек одетых во все те же балахоны с головами полностью покрытыми капюшонами; всех, кроме одного − пастора Барта Реммиена. По всей видимости, именно он является непосредственным исполнителем приговора.

Пастор, заняв свою любимую позицию со сложенными перед собой руками, смотрит на меня и по-доброму улыбается, будто бы не ритуал жертвоприношения проводить собрался, а пригласил меня отведать домашнего пирога с чаем.

– Ну ты и ублюдок, Барт, – сцепив зубы, бросаю ему фразу, полную злобы и ненависти − всего того, что накопилось во мне за эти несколько часов.

– Не стоит так грубо выражаться, мой друг, − голосом полным нелогичной доброты и преданности проговорил пастор. − Ты в хорошем месте, предназначенном для хорошего дела; к тому же, ты сам к нам пришел, а значит это твой выбор.

– Я тебе не друг и я ничего не выбирал! Как видишь, я здесь стою не по своей воле. Откуда мне было знать, что вы все больные на голову? Отпустите меня, сейчас же! – кричу я сквозь сцепленные зубы и пытаюсь высвободиться из крепких лап этих сволочей.

Я и не сомневался, что меня никто не отпустит, но ведь попытаться все-таки стоило, так как большего я сделать не могу.

– Прости, я не могу этого сделать. Слишком поздно. Сегодня именно тот самый день, когда мы можем принести эту жертву великому Оалу ради спасения наших жизней, ради процветания и будущего моего народа, который я был поставлен защищать всеми возможными способами, понимаешь?

Во время этой речи пастор жестом приказал людям, державшим меня за руки, привести и уложить меня на алтарь.

 

− Я пытался тебе показать всю важность этого, даже предоставил всю необходимую информацию в книгах, которые ты взял в библиотеке у миссис Ливид в то утро. Только ты можешь понять нас и только ты можешь помочь нам сейчас, так возьми же на себя смелость и ответственность быть этим спасителем ради нас.

– Ты чокнутый психопат! – кричу я. − Я не позволю…

В этот момент я ощутил укол в плечо и ослаб, а через мгновение − как мне показалось, что прошло лишь мгновение − с трудом открыл глаза уже будучи прикованным цепями к алтарю, а меня окружают все те же люди, но уже готовые проводить запланированный акт жертвоприношения.

То ли странная музыка, создаваемая голосами множества присутствующих в зале, то ли действие наркотика, который мне вкололи незадолго до этого, действуют на меня настолько головокружительно, что я не в силах произнести ни слова, а лишь едва могу двигать головой и слабо различать что происходит.

Зажженные лампадки на стенах, которых довольно много для одного помещения, больно слепят глаза и не позволяют сосредоточить взгляд, а цепи, холодным металлом туго обхватившие мои запястья и голени не позволяют сдвинуться с места, потому мне ничего не остается, кроме как лежать, слушать и ждать. Долго ждать начала мне не пришлось. Пастор начал зачитывать какой-то текст похожий на молитву, только произносил он слова на латыни, как мне показалось. Что-либо разобрать я, естественно, не могу. Зачитывая эти непонятные мне слова, я заметил, как пастор заносит надо мной длинный сверкающий от света лампадок кинжал, держа его двумя руками. Я закрыл глаза в ожидании финального удара, как вдруг услышал два выстрела, прорезающих монотонный гул голосов в моих ушах. Как ни странно, но эти резкие звуки взбодрили меня. Я открыл глаза и увидел Барта, который будучи уже бездыханным, падает на меня, накрывая большую часть моего тела своим балахоном.

Что происходит дальше я не вижу из-за упавшей мне на лицо ткани одеяний пастора, но отчетливо слышу крики людей, топот ног и еще с полдюжины таких же выстрелов.

Когда тело Барта сняли с меня, я, приподнявшись на локтях, оглянулся и увидел практически пустой зал, если не считать нескольких человек, выстроенных вдоль стены.

− Вы целы, мистер Руффало? – спросил бодрый и уверенный мужской голос.

Что? Он меня тоже знает? Чертов день сюрпризов, чтоб его, подумал я, но ничего не сказал. Я лишь закивал головой и принял сидячее положение на алтаре. Цепи с моих рук и ног наконец-то сняли.

– Давайте вместе, возьмем их количеством! – выкрикнул один из приставленных к стене людей. После этих слов он попытался напасть на парня с пистолетом в руке, но никто его не поддержал. Их всех держали их на прицеле. Через мгновение тот уже лежал лицом вниз на холодном бетоне, показывая остальным, что следующие две пули, выпущенные из этого оружия, могут оказаться в их собственной груди.

Кажется, именно в этот момент я снова потерял сознание. Давно я не испытывал столь сильного стресса, но оно и не удивительно, ведь не каждый день меня пытаются заколоть на жертвенном алтаре какие-то фанатичные, отсталые от цивилизации люди.

***

Очнулся я уже в больнице. Открыв глаза, я сразу понял где нахожусь и это принесло облегчение. Осмотревшись, я увидел букет цветов на столе и спящего паренька в кресле напротив свей койки. Медсестра, увидевшая через стекло палаты, что я уже проснулся, тут же подошла и стала спрашивать меня о самочувствии.

Рейтинг@Mail.ru