Максим Алексеевич Шардаков
Где-то в Елани
– Вам пока только так упражняться – «Сено-солома2, коротким-длинным коли! Отставить!», – красноармеец даже не вспотел. – Но я займусь вами, сынки, если товарищ лейтенант не возражает.
Однако молодой командир и сам, раскрыв рот, удивлённо хлопал глазами, понимая, что если этот бравый вояка научит необстрелянных бойцов его роты хотя бы десятой доле того, что сам умеет, то немцам в рукопашной несдобровать – кровью умоются.
– Не возражаю! И даже приказываю! – восхищённо выкрикнул лейтенант, но тут же со смущённой мягкой улыбкой поправился: – Хотя нет – прошу, Николай Петрович! Я и сам поучусь, если вы не возражаете, конечно, отец…
Солдат лихо откозырял, а потом не по уставу ободряюще пожал командиру локоть: дескать, не беспокойся, лейтенант. Он имел право на эту нестроевую вольность: шестой десяток разменял Николай Петрович, уже четвёртую войну ломает. На нагрудном кармане его отутюженной, без единой складочки гимнастёрки серебрится солдатская медаль «За отвагу» – это за штыковую контратаку по пояс в снегу на «зимней» белофинской. А в кармане, рядом с партбилетом, бережно завернутые в носовой платок, тикают часы с гравировкой «За храбрость», которые вручил ему красный комдив Блюхер на Гражданской. А ещё – Георгиевский крест, что в 1916-м получил из рук генерала Брусилова в только что занятом врукопашную австрийском окопе. Не место кресту в кармане – ему бы сиять у самого сердца, рядом с «отвагой», чтобы видели новобранцы, с кем им скоро бок о бок в штыковую идти…
