Поставив машину в гараж и выгрузив все пакеты с продуктами, мужчина направился дом, решив зайти через калитку, а не через заднюю дверь. Неторопливо выбравшись на тротуар, увешанный сумками, словно верблюд в караване, Виллем едва не столкнулся с парой детишек, спешивших куда-то и что-то оживленно обсуждавших. Это были шестилетние брат с сестрой, жившие по соседству. Их звали Морган и Сара. Они были разнояйцевыми двойняшками, неразлучными по жизни, всюду следовавшими друг за другом.
– Ребята, поосторожнее надо. Я вас чуть сшиб.– сделал замечание Виллем, поставив тяжелые пакеты на землю.– Еще мне с вашими родителями хлопот не хватало.
– Простите, мистер Стормайер.– прервав разговор с братом, произнесла белокурая девочка, с симпатичным, по-детски кукольным личиком.– Мы с Патриком отвлеклись немного.
– И что же вас так отвлекло, Сара, что вы за дорогой не следили?
– Там такое сейчас произошло! Авария!– неожиданно с восторгом воскликнул мальчишка с курносым носом-кнопочкой.– Машина вдребезги разбилась! Покорежилась сильно! Осколки и обломки повсюду валяются!– он принялся энергично жестикулировать, выпучив свои светло-голубые глазища и раздув ноздри.
– Да. А еще из нее людей достали. Двоих.– с грустью добавила Сара, явно не разделявшая восторга своего брата.– Увезли на скорой. Ужас! Надеюсь, они живы остались.
– А где это произошло?– поинтересовался Виллем, на некоторое время, позабыв о своих пакетах с продуктами.
– Тут рядом совсем. На Тростниковой. За ближайшим перекрестком.– Патрик обернулся, указав пальцем в определенном направлении.
– Понятно. Ладно, идите домой, ребята.– Стормайер вновь подхватил сумки.– Я сейчас схожу, посмотрю тоже.– он кивнул расстроенной Саре.– Заодно узнаю, как там дела у тех несчастных, что из машины достали.
Мужчина торопливым шагом направился к дому, едва не споткнувшись по пути пару раз. Жизнь на островах Возрождения была спокойной и размеренной. Что-то из ряда вон выходящее здесь случалось редко и, как правило, вызывало большой интерес со стороны жителей. Сам Виллем теперь также сгорал от любопытства и потому, по-быстрому освободившись от своего груза, отправился на соседнюю с Ямсовой Тростниковую улицу. Идти было совсем недалеко и потому, примерно через пять минут мужчина оказался на месте происшествия.
К сожалению, смотреть тут уже было не на что. Разбитую машину, по всей видимости, увезли только что, вслед за ее пострадавшими пассажирами, оставив на дороге лишь россыпь стеклянных осколков, крупные куски пластика и две густо-черные полосы тормозного следа. Аварийный участок дороги по периметру был огорожен сигнальными конусами, а с каждой из сторон стояли запрещающий проезд знаки. Также неподалеку на обочине была припаркована полицейская машина, а возле нее с озабоченным видом стояли два патрульных. Одного из них, темноволосого, кудрявого парня, Виллем узнал. Его звали Марио, и он был сыном бывшего коллеги Стормайера. Заприметив подошедшего пожилого мужчину, тот оставил своего напарника, поспешив навстречу нежданному зеваке.
– Не подходите, мистер Стормайер.– Марио выставил ладони вперед.– Это место ДТП. Сейчас эксперт приедет. Будет замеры проводить, собирать улики.
– Да я просто спросить хотел, что случилось.– Виллем послушно остановился в нескольких шагах от запретной зоны, пристально разглядывая блестящие на солнце кубики битого стекла.
– Легковая машина разбилась. Двое пострадало. Супружеская пара.– сухо ответил курчавый патрульный, приблизившись к визитеру.– Вы их, наверно, знаете. Лепински фамилия.
– Ах, да… слышал таких.
Стормайер на пару секунд задумался, пытаясь припомнить, как выглядели те самые супруги Лепински, но, так и не выудив ничего из собственной памяти, лишь машинально кивнул.
– Живы они?
– Жена была за рулем. Она в тяжелом состоянии.– заметно помрачнев, сказал Марио.– А вот супруг умер по приезду скорой. Удар пришелся с его стороны.
Весть о гибели человека, пусть и постороннего, незнакомого Виллему вызвала в душе у того прилив грусти и сострадания. Однако внешне, это нежданное явление чувств, на широком, скуластом лице пожилого мужчины практически никак не отразилось.
– Они с чем-то столкнулись?– Стормайер удивленно приподнял одну бровь.
– Да непонятно. Следов и обломков второй машины вроде бы нет.– патрульный непонимающим взглядом обвел улицу.– Высоких деревьев на Тростниковой тоже нет.
Полицейский указал в сторону обочины, вдоль которой, стройными рядами, росли кусты аскарины. До ближайших деревьев, укоренившихся на холмистых склонах, было около сотни метров. Не было поблизости и каких-либо скал, каменных глыб, выступов, или любых других крупных предметов естественного происхождения.
– А свидетели? Наверняка кто-нибудь что-то видел.– Виллем кивнул в сторону домов, расположившихся по другую сторону улицы.
– В том-то все и дело.– разочаровано покачал головой Марио.– Тростниковая новая улица и дома здесь тоже новые. По большей части они еще не проданы. Лишь отдельные обзавелись хозяевами. И то в самом начале.– патрульный махнул рукой в сторону лагуны.– Правда, живет тут одна старушка. Миссис Клаузевиц. Но и она лишь слышала звук удара, но видеть ничего не видела.
– А может это автоматический грузовик был?– предположил Стормайер, видя замешательство на лице служителя закона.– Столкнулся с машиной Лепински. Пострадать пострадал, но подвижность сохранил. А потом просто взял да и уехал.
– Ну, такое мы предположили почти сразу. Хотя откуда здесь, в жилом секторе грузовику взяться? Они в жилой сектор не заезжают, как правило.– Марио снял фуражку и запустил пальцы в свою пышную шевелюру.– Только если по близости кто-нибудь в новое жилье не переезжал. Но это мы проверим обязательно. А пока наш начальник уже распорядился осмотреть все грузовики, что есть на островах. Как автоматические, так и обыкновенные.
– Это же не меньше двух сотен!– удивился Виллем, прикинув примерное количество используемого в перевозках транспорта.– Замучаетесь проверять.
– Ничего. У нас народу достаточно. Проверим по-быстрому.– махнул рукой кудрявый полицейский, одевая фуражку.– Даже если грузовик успеют починить, мы сразу это определим.
– Возможно, ты и прав.– охотно согласился Стормайер. Он понимал, что у местной полиции дел и вправду было не очень много. Преступлений на архипелаге практически не совершалось. Были разве что только мелкие кражи, да пьяные драки в барах. Смерти при несчастных случаях были достаточно редки, а убийства и вовсе казались чем-то совершенно нереальным, страшными сказками из книг и фильмов.
– Что ж, желаю вам удачно распутать это дело.– Виллем пожал на прощание руку Марио и перед тем как уйти махнул рукой второму патрульному, все это время безучастно стоявшему в стороне у полицейской машины. Пока мужчина добирался домой, он все время думал о произошедшем несчастном случае. Аварии на дорогах в последние пару десятилетий стали происходить куда чаще. И не мудрено. Население островов росло, а вместе с ним возрастала и интенсивность движения. И дня не проходило, что бы где-нибудь не столкнулись два автомобиля, или чтоб кто-нибудь не вписался в поворот. Случалось всякое. Но происходило это все, в основном, на автостраде, или в административном секторе, где плотность движения была особенно высока даже в ночное время. Для жилого района, с его тихим размеренным темпом существования, подобное было несвойственно. Производимые на местной фабрике машины отличались повышенной прочностью кузова и безопасностью, а потому абсолютное большинство ДТП заканчивалось без жертв, или тяжких увечий. Следовательно, для того, чтобы насмерть разбиться при поездке на транспорте, требовалось совершить нечто эдакое, сумасбродное и в высшей степени неосмотрительное, совершенно несвойственное для спокойного, вдумчивого характера жителей архипелага Возрождения. И от того мысль о том, что супруги Лепински могли допустить роковую оплошность и попасть в смертельную аварию казалась вдвойне неуместной. Здесь было что-то еще. Нечто не вписывавшееся в привычную картину событий. Что-то выходящее за рамки.
Обуреваемый этими тяжкими раздумьями, Виллем весь день был молчалив и хмур. Но вечером, после ужина, стоя на крыльце с Эдвином и глядя на уходящее за горы солнце, он все-таки решил поделиться своими соображениями, рассказав о случившейся утром трагедии.
– Эх, жалко Лепински, конечно.– сокрушенно покачал своей белокурой головой Эдвин. Стройный, высокий и широкоплечий, он стоял вровень со своим отцом, практически доставая макушкой до уровня дверного балки. Черты лица Стормайера-младшего, были мягки и изящны, а широко открытые голубые глаза придавали его облику детскую невинность, что, в свою очередь, сильно контрастировало с могучим, атлетическим телосложением мужчины. И этой внешней мягкостью Эдвин больше походил на свою мать, нежели на сурового, кажущегося угрюмым отца.
– Мы ровесники по возрасту были. Я с ними в одной школе учился. Они еще в старших классах сошлись.– сын Виллема горько усмехнулся, похлопав густыми белесыми ресницами.– Мы над ними потешались еще. Женихом и невестой называли. А они всегда вместе были. Никогда не ссорились. Поженились едва оба совершеннолетними стали… Эх! Как же теперь Аннет без своего Джозефа будет.
Стормайер-младший выглядел непривычно расстроенным. Ведь обычно он всегда был бодр и весел, даже, когда приходил домой изнуренным долгим рабочим днем.
– Надо будет зайти к ней завтра в больницу.– кивнул Эдвин сам себе.– Если она, конечно, в сознании будет.
– Полицейский сказал, что Аннет в тяжелом состоянии была.– со вздохом произнес Виллем.– Конечно, это еще ничего не значит, но мне кажется, вряд ли она будет в состоянии принимать гостей.
– Все равно разузнаю про нее. Если можно будет, то навещу. Ей сейчас любая поддержка нужна будет.
Взгляд Эдвина сменился с грустного на более свойственный ему, живой, полный любопытства.
– А что касается аварии, то, я полагаю, не стоит беспокоиться тебе по этому поводу так сильно, пап. Это дело полиции. А она свое дело, поверь мне, знает. К тому же представь, какой общественный резонанс будет, если наши доблестные стражи правопорядка не справятся. Ведь такие события у нас редкость. Каждое, можно сказать, под особым учетом со стороны администрации находится.
– Так это понятно, сынок.– закивал Стормайер.– Просто я лица патрульных видел. Разговаривал с ними. Видел бы, какие они потерянные были.
– Ясное дело, что они потерянные будут.– несколько самодовольно ухмыльнулся Эдвин.– Привыкли, что все синяками, ссадинами и царапинами обходится. А смертельные исходы раз в год, как рождество бывают. А помнишь эти байки, что нам прадедушка рассказывал? Которые он от своего прадедушки слышал, а тот, в свою очередь от первых поселенцев узнал. Что, дескать, до прихода на эти острова, жили люди во внешнем мире, где было все: и убийства, и насилие, и грабежи. Войны, геноцид, голод, болезни…
– Конечно, помню.– ностальгически улыбнулся Виллем.– Страшные сказки на ночь от прадедушки Эдвина. Твоего тезки. Я тогда воспринимал их несерьезно. Да и сейчас, честно говоря, не могу поверить, что это правда была. Столько мучений в мире. Столько крови лилось. У нас ведь все не так. Все тихо и спокойно. В голове не укладывается, что люди в принципе на нечто подобное способны. Что способны жить в таком жестоком мире.
Стормайер помолчал некоторое время, наблюдая за тем, как диск солнца полностью скрывается за склоном горы.
– Хотя с другой стороны, почему первые поселенцы тогда сбежали сюда, на эти далекие, богом забытые острова? Зачем начисто огородились от внешнего мира?– Виллем пожал плечами, оставив озвученные им вопросы без ответа.
– Наверно, на это были веские причины, пап.– пожал плечами Эдвин.
– А может быть, не врут старые сказки? Может быть, в нас с тобой и вправду дремлют монстры? Ждут удобного часа, чтобы вырваться наружу.
– Ой, не смеши, пап!– скривился в усмешке Стормайер-младший.– В Роберте, или Айрене тоже монстр засел, хочешь сказать? Не городи чепухи! Наши деды и прадеды все эти истории придумали в воспитательных целях, для того, чтобы уберечь нас от ненужных ошибок. И не стоит здесь искать каких-то скрытых подтекстов. И это я не только про байки дедушки говорю, но и про утреннюю аварию. Все будет хорошо, пап. Кто надо во всем разберется.
– Хотелось бы на это надеется.– задумчиво ответил на эти слова Виллем. Непонятное тревожное ощущение не покинуло его сердца, а разум остался одолеваемым определенного рода сомнениями. И даже разговор с трезвомыслящим Эдвином не принес желаемого облегчения. Вообще в последнее время Стормайеру все сложнее было находить общий язык с сыном. Уже давно между ними, будто возникла незримая стена. И эта стена, год от года становилась все выше и крепче. Даже с Франсин у Виллема была куда больше взаимопонимания. Так может быть, стоило обсудить аварию вместе с ней? Нет. Вряд ли. Сейчас его невестке в первую очередь нужно думать о новорожденном Арьене. Ни к чему молодой маме забивать свою голову всякого рода неприятными вещами. Тем более, такими грустными, как смерть другого человека. Попытался избавиться от тяжких раздумий и сам Стормайер, перечитав на сотый раз одну из любимых книг и пересмотрев на тысячный один из обожаемых им старых фильмов. Но тревога не желала покидать сердце пожилого мужчины. Стоило оказаться наедине с самим собой, и в голове тот час возникал образ Тростниковой улицы, усеянной осколками битого стекла и обломками пластиковых деталей кузова попавшего в аварию автомобиля.
В итоге в тот день Виллем вновь не мог уснуть до середины ночи.
Но к счастью, так случилось только в тот день. Ведь человеческий мозг устроен так, что многое нехорошее, что случается с нами постепенно забывается. Истирается из памяти. В особенности, если в нашей жизни все идет наилучшим образом, а это нечто нехорошее не стряслось с тобой лично, а произошло с кем-то другим. Так было и со Стормайером. За три последующих дня, полностью поглощенный домашними заботами, он успел позабыть о несчастном происшествии с четой Лепински. Из сердца Виллема начисто выветрилась та тревога, что одолевала его после визита на Тростниковую улицу, уступив место иным, куда более приятным эмоциям. Но так шло до тех пор, пока однажды, возвращаясь с утренней прогулки, мужчина не наткнулся на патрульного Марио, сидевшего в своей служебной машине, припаркованной у обочины, в тени раскидистого миндального дерева. При виде его в душе Стормайера снова возникло дремавшее до этого необъяснимое беспокойство. Прорвавшись сквозь покровы будничных забот и маленьких радостей, оно вышло на первый план, заслонив собой безмятежность размеренной жизни. Появилось навязчивое желание, во что бы то ни стало разобраться с непонятной ситуацией возникшей несколькими днями ранее. Виллем не знал, в чем основа этого тревожного побуждения, но четко понимал, что если выяснит все для себя, то обретет покой в сердце и сможет вернуться к своему прежнему обыкновенному существованию.
– Доброго дня!– выкрикнул он, взмахнув рукой сидящему в машине полицейскому.– Как служба?
– Здравствуйте, мистер Стормайер.– Марио отозвался с некоторой неохотой, лениво привалившись к двери и выглянув из окна.– Все тихо и спокойно. Как всегда. А вы я вижу на традиционную прогулку вышли?
– Уже возвращаюсь. Сейчас нечасто удается выбраться, после того, как у меня второй внук родился.– Виллем бодрым шагом зашел в тень миндального дерева и, остановившись, благоговейно вздохнул, смахнув с морщинистого лба выступивший пот.– Сын работает допоздна. Он ведь у меня в министерстве здравоохранения. Невестка одна с хозяйством и двумя детьми справляется с трудом. Вот я и помогаю, в ущерб собственному личному времени.
– Понятно.– Марио выслушал рассказ Стормайера с несколько скучающим выражения лица.– Значит у вас теперь два внука. Поздравляю. А я пока даже женой не обзавелся не то, что детьми.
– Какие ваши годы, офицер!– улыбнулся Виллем, подойдя к полицейской машине и бесцеремонно облокотившись на ее крышу.– Вам же еще и двадцати пяти нет. Вся жизнь впереди! Я и сам только ближе к тридцати женился.
– Понятно, мистер Стормайер.– Марио неожиданно стал серьезен, словно у него появились срочные дела.– А какой у вас ко мне вопрос? Или вы так просто поговорить подошли? Вроде бы это не в вашем духе так просто на улице с кем-либо разговаривать.
– Ну, вообще-то да. Ты прав. Не просто так я к тебе подошел.
Виллем вздохнул с облегчением. Этот глупый спектакль больше был не нужен.
– А что вас беспокоит?– патрульный посмотрел на стоявшего возле автомобиля рослого пожилого мужчину с некоторой долей подозрения.– Не уж то хотите о ДТП на Тростниковой спросить?
Стормайер скривил губы в удовлетворенной улыбке, опершись рукой на капот полицейской машины.
– Именно. О нем!
– Ну, понимаете, мистер Стормайер, я не уполномочен говорить об этом.– недовольно поморщился страж порядка, отпрянув от окна.– Тайна следствия. Вы ведь понимаете. Да и не веду я это дело. У нас для этого особые люди имеются…
Виллем бесцеремонно прервал речь патрульного, звонко хлопнув ладонью по пластиковому крылу автомобиля, и с прищуром посмотрел на настороженно замолкшего Марио своими выцветшими светло-голубыми глазами.
– Да ладно, Марио. Не строй из себя начальника. Тебе до него еще далеко. Да и мышление у тебя совершенно иное.– отрицательно покачал головой старик.– Я тебя с вот такого возраста знаю.
Стормайер слегка нагнулся вперед и коснулся ребром ладони своего колена, показав, таким образом, какого роста был его собеседник в день их знакомства.
– Я твоего отца хорошо знал. Мы с ним пятнадцать лет вместе на электростанции проработали.– продолжал говорить Виллем, выпрямившись.– Так что и ты меня в какой-то мере хорошо знаешь. Я ведь так просто спрашивать не стану. Уж точно не из праздного любопытства. Если я чем-то интересуюсь, то меня это действительно волнует.
Марио немного помолчал, глядя на стоявшего перед ним пожилого человека исподлобья и прежде чем начать говорить, внимательно осмотрелся по сторонам, словно опасаясь, что его может увидеть кто-нибудь из начальства. Затем жестом он попросил Виллема нагнуться к нему поближе и стал шептать тому на ухо, с каждой секундой произнося слова все громче и эмоциональнее.
– Короче, мистер Стормайер. Скажу вам по секрету, но только потому, что вы с моим отцом дружили раньше. И сразу предупреждаю, я всех подробностей не знаю. Буду говорить лишь в общих чертах, то, что слышал лично. Эта история с аварией всю полицию на уши поставила. Мы последние три дня только и занимались тем, что искали этот предполагаемый грузовик, с которым столкнулись Лепински. Осмотрели все машины. Автоматические, обыкновенные. Грузовые, пассажирские и легковые. И ничего. Все автомобили целы и невредимы. А если следы ремонта и есть, то сделанного гораздо раньше, задолго до происшествия. Но это не все еще. Наш Эксперт место аварии осмотрел вдоль и поперек. Я сам присутствовал при этом. Он собрал все осколки до малейшей крошки. Измерил каждый квадратный миллиметр дороги. Провел все, какие нужно и ненужно анализы. И НИЧЕГО! Нет следов второй машины. Ни тормозного следа, ни фрагментов кузова. Только обломки автомобиля Лепински. К тому же по его расчетам получается, что потерпевшие столкнулись не с машиной большего размера, а с чем-то вроде стены, или скалы. В общем, с массивным неподвижным предметом. Уж слишком повреждения сильные оказались. Если бы это грузовик был, то он и сам, скорее всего, уехать не смог бы. А раз ни следов грузовика, ни его самого нет, то выходит мистика какая-то. Ведь стен и скал на той дороге тоже нет. Причем, даже близко. Из наших кое-кто предположил, что, мол, аварии так таковой вообще не было. Что это все инсценировка. Да вот только столкновение точно было. Миссис Клаузевиц заверила меня, что слышала грохот. Я с ней сам говорил. Она выглянула из окна, и видит автомобиль на дороге стоит, разбит весь вдребезги. И никого более. Пустая улица. Вот так, мистер Стормайер, чудеса, да и только. Никто не понимает, что там произошло на самом деле. И вы, наверно, тоже вряд ли не поймете.
– Да уж, это точно. Не пойму.– Виллем озадаченно потер лоб, пытаясь переварить все сказанное.– И вправду, крайне странная ситуация получается. Но спасибо, что рассказал, Марио. Обещаю, буду молчать.– он распрощался с полицейским и продолжил путь домой. После разговора с патрульным тревога в душе никуда не делась. Напротив она даже стала сильнее. Ведь ничего о произошедшей аварии разъяснить не удалось. Загадок наоборот, заметно прибавилось. Вечером, после ужина, Стормайер снова решил поделиться с сыном полученной информацией. А Эдвин, как и ожидалось, отреагировал на все весьма скептически.
– А этот Марио тебя точно не разыгрывает?– сказал он, выслушав рассказ отца.– Уж слишком все таинственно получается. Прямо одно к одному. Авария есть. Потерпевшие есть. А виновных нет. Даже следы и те отсутствуют.
– Считаешь, что у нас на островах ничего такого, необычного произойти не может?– несколько разочарованно спросил Виллем, прекрасно понимая, о чем сейчас начнет говорить его сын.
– Вот именно.– кивнул Эдвин.– Никогда прежде у нас островах не происходило ничего необычного. И дело вовсе не в том, что я не верю в это самое необычное. Дело в том, что я не понимаю, зачем это кому-нибудь нужно. Живем мы здесь хорошо. Даже замечательно. Все, что нужно имеем. Чего не имеем, то производим. Люди счастливы и, если верить официальной статистике, вполне себе довольны царящим в нашей колонии спокойствием и безмятежностью. Всем всего хватает. Делить нечего. НИ злобы, ни ненависти, ни зависти. Так что, зачем кому-то устраивать эту аварию не пойму.
– То есть, ты хочешь сказать, что если в этой истории с аварией и есть какая-то тайна, то только потому, что это кто-то специально подстроил?– теперь некоторый скептицизм демонстрировал Виллем.– А как же Лепински? Джозеф погиб. А Аннет, ты сам говорил, лучше не стало пока.
– Так я и не говорю, что это подстроено.– со вздохом покачал головой Эдвин.– Я говорю, если все и вправду так необъяснимо и загадочно, как сказал тебе полицейский, то это стопроцентно чья-то крайне неудачная шутка.
– Шутка?– возмутился Виллем.– Человек умер! Между прочим, отец семейства, как и ты. Это похоже на шутку?
– Не злись, пап. Я же говорю, ЕСЛИ.– Эдвин положил руку на плечо своему отцу, стараясь успокоить старика.– Я на самом деле считаю, что наша доблестная полиция попросту что-то не досмотрела. Наверняка они какой-то грузовик пропустили. Твой же Марио не осматривал всех их лично. Откуда ему знать, что все они и вправду целые? Где гарантии, что процедура досмотра была проведена должным образом? Мое мнение, наши стражи правопорядка слишком привыкли к относительному порядку, как и все на островах. А стоило случиться чему-то более-менее нестандартному, выходящему за рамки прежней обыденности, так все, сразу встали в тупик. Происшествие с супругами Лепински бесспорно непростое, но отнюдь не настолько, чтобы его невозможно было раскрыть.
– Значит, ты полагаешь, что наша полиция дала маху?– подозрительно прищурившись, спросил Виллем.– А до этого ты успокаивал меня, мол, наши служители закона со всем справятся, что они свое дело знают. А теперь выходит, что они простофили какие-то. Ну что же сказать по этому поводу? Ты, сынок, настоящий политик. Быстро точку зрения меняешь. Главное, чтоб все было по-твоему. Все просто и понятно. И ничего удивительного нет.
– Пап, не начинай!– Эдвин шумно вздохнул, раздув ноздри.– Не перегибай палку! Я просто стараюсь быть трезвомыслящим человеком. Ведь таким, кажется, должен быть нормальный взрослый мужчина?
– Да. Таким.– коротко и с явным недовольством ответил Виллем, закончив, таким образом, разговор с сыном. Все-таки надо было поговорить с Франсин. Она умная женщина, и не настолько закостеневшая внутренне, нежели Эдвин.
Так и не успокоив ощущаемой им тревоги, разочарованный Стормайер отправился к себе в спальню. Закрывшись на замок и улегшись в кровать, он в который раз полночи не мог сомкнуть глаз. Роящиеся в голове, словно разъяренные пчелы мысли, не давали пожилому мужчине покоя.
Глава 3. КРАСНАЯ ПТИЧКА.
Для того чтобы развеется и избавиться от тяготивших его раздумий, Виллем решил прогуляться следующим утром, совершив очередное восхождение на гору Гаррета. Он мог бы, конечно, поменять маршрут ради разнообразия и прогуляться по горе Вэя. Рискнуть, так сказать, и полазить по крутым каменистым склонам. Но там не было полюбившейся ему миндальной рощи с густой, прохладной тенью. Нет маленьких проворных птичек с огненно-красным оперением, снующих в зеленой кроне деревьев. Стормайер не хотел отклоняться от устоявшихся традиций и предпочел пойти уже проверенной тропой.
Оказавшись на вершине, верхом на ставшем родным ему булыжнике, мужчина в который раз обвел взглядом окрестности. Все было по-прежнему: лазурное море, цепочка островов, извивающаяся лента автострады и размеренный, убаюкивающий рассудок шум океана. Были на своих местах и пять высочайших точек архипелага Возрождения. Крупнейшая из них, гора Чен располагалась в северо-западной части острова Симс. Далее, в порядке уменьшения шла гора Гаррета, на которой в данный момент находился Виллем, гора Шаповалова на острове Сома, гора Вэя и наименьшая из всех, гора Лонгхолл. Все пять вершин именовались в честь первых лидеров колонии. В честь первых пяти президентов. Именно благодаря их чуткому руководству никому ненужные, забытые богом и невероятно удаленные от большой земли острова Возрождения и превратились в настоящий рай. Эти люди были из числа первых поселенцев, или же являлись их прямыми потомками и избирались на пост главы колонии пожизненно. Позже, когда жизнь на архипелаге стала комфортной и размеренной, должность президента была упразднена, и всем стал заправлять верховный совет министров, состоявший из девяти человек. Все решения принимались этим управляющим органом коллегиально, после уставленных законом трех обязательных заседаний и следовавшего за ними голосования. Эта схема правления работала безотказно и обеспечивала всему поселению стабильное существование вот уже целых четыреста шестьдесят восемь лет. Четыре с половиной тихой, размеренной жизни без крупных техногенных катастроф, стихийных бедствий, политических, или экономических кризисов.
День за днем.
Десятилетие за десятилетием…
И вдруг все поменялось. Незначительное в масштабах всего архипелага, пусть и весьма трагическое событие заставило Виллема задуматься о многих важных вещах. И дело было вовсе не в той внезапности, с какой могла прийти смерть к кому-либо из окружающих людей, в том числе к самому Стормайеру. Вся суть тревоги состояла в неожиданно открывшейся сложности жизни. Оказывается, в ней есть место не только повседневным, обыденным свершениям, но и весьма загадочным, в чем-то даже пугающим происшествиям. Это выглядело, как если ты долгое время идешь по прямой дороге и вдруг натыкаешься на необозначенную на картах развилку. В голове сразу возникают назойливые сомнения, а душу начинают одолевать муки выбора. Куда пойти? Направо, или налево? Что ожидает тебя в конце каждого из представших перед тобой путей? Светлое будущее, тупик, или еще одна развилка? Все оказалось столь непредсказуемо и сложно. И как же странно, что Виллем дошел до этой мысли лишь к своим шестидесяти шести годам.
Что ж тогда спрашивать с Эдвина, или Франсин? Они живут на этом свете куда меньше и не становились свидетелями чего-то из ряда вон выходящего. Хотя именно потому сыну Стормайера, наверно, и следовало бы чаще прислушиваться к своему старику-отцу, какими бы сумасбродными и невероятными не казались его суждения. Хотелось, чтобы младшие поколения осознавали некоторые важные вещи несколько раньше, чем это довелось понять Виллему. Чтобы потомки были лучше и умнее тех, кто шел перед ними. Но возможно, до чего-то важного можно догадаться, только испытав все превратности судьбы на своей шкуре, или став тому непосредственным свидетелем…
Ох, уже эти беспокойные мысли! Эти проклятые сомнения!
Так и не ощутив себя умиротвореннее после недолгого пребывания в одиночестве на вершине горы, Стормайер отправился в обратный путь, естественно, решив напоследок заглянуть в облюбованную им миндальную рощу. Может быть, хоть там его сердце забудет о необъяснимой, тягостной тревоге.
Неторопливо спустившись вниз по склону и пробравшись через заросли кустарника, пожилой мужчина в который раз очутился на небольшой, укрытой густой, прохладной тенью поляне. Веселое щебетание многочисленных птичьих голосов окружила утомленного утренним зноем путника. Внимательно прислушиваясь к этой какофонии, Виллем терпеливо ждал, когда до его ушей донесется столь полюбившаяся ему песенка красноперого лесного артиста. И вот, спустя пару минут, чарующее слух щебетание разрезало прохладный тягучий, воздух рощи. Стормайер невольно улыбнулся и, подойдя к одному из деревьев, устало прислонился боком к влажной, ребристой от многочисленных трещинок коре ствола.
Как же много иногда значат в жизни эти маленькие, кажущиеся бестолковыми радости!
Всего-то чириканье маленькой птички, а душа мужчины то час наполнилась неописуемым блаженством. И ощущение это длилось ровно столько, сколько длилась сама песня пернатого певчего… Не дольше пяти-шести секунд. Потом следовала короткая пауза, и все начиналось сначала. Раз за разом. Цикл за циклом.
Стормайер отошел от дерева и обеспокоенно посмотрел по сторонам.
Это было что-то новенькое. Кажущееся непривычным и даже противоестественным. Никогда прежде, за все время, что Виллем посещал миндальную рощу, столь обожаемые им красные птички не пели так странно. Никогда прежде их прелестные щебетания не звучали, словно заевшая старая пластинка. Обеспокоенный этим необычным событием, мужчина задрал голову и принялся внимательно рассматривать гущу древесных крон. Озадаченно нахмурившись, он пристально вглядывался между ветвей, пытаясь отыскать привычное ему юркое красное пятнышко. И сделать это в итоге оказалось не так уж и просто. Складывалось ощущение, будто источник звука постоянно перемещался, незримо ускользая от Стормайера в последний момент. Казалось, что искомая птица специально пряталась от него, играла в кошки-мышки, потешаясь над растревоженным пожилым человеком. Раздосадованный подобной ситуацией, Виллем уже собирался плюнуть на все и вернуться на тропу, но тут ему на глаза попался кривой, похожий на скрюченную лапищу сук. Он торчал из ствола дерева всего четырех метрах от земли, а у его основания, нахохлившись и распушив огненно-яркие перышки, сидела маленькая красная птичка. Вертясь на одном месте из стороны в сторону, лесной зверек широко раскрыл коротенький клювик и с определенной периодичностью повторял одно и то же сочетание звуков. Короткий стрекот, пара щебетаний и непродолжительный восходящий свист. Он делал это без остановки, совершенно не замечая вставшего прямо под веткой человека. А Стормайер, тем временем не мог оторвать взгляда от пернатого создания. Слишком странным было его поведение, неестественно зацикленным. Словно это было не живое существо, а сломавшаяся механическая игрушка.