Внизу слева, там, в самом конце, где был больной зуб, сквозь воспаленную десну прорывался новый зуб. Это был самый настоящий клык. Его острие уже вырвалось наружу, разрезав десну и выталкивая два соседних зуба.
Я собрался и выбежал на улицу. Первое, что меня волновало, – это здоровье Лерочки. Что, если я заразил ее так же, как меня заразил тот ребенок? Да и как происходит заражение? Это как у вампиров в кино или существуют отличия? Я что, вампир?
Когда я понял, что люди на улице постоянно оглядываются на мои шрамы, я натянул на лицо шарф, как будто прикрывая лицо от мороза.
Стоя перед поликлиникой, я наконец остыл и начал мыслить более последовательно. Зачем я сюда приехал? Что я им скажу? Что если меня действительно заразили какой-то неизвестной болезнью? Отвезут на военный полигон и препарируют как лягушку. А если им уже известна эта болезнь? Они умеют от нее лечить? А если не умеют? Если не хотят? Что если выяснится, что меня проще просто пристрелить?
Я провел языком по новым зубам. Они были невероятно острыми. Да, их было уже несколько. И тут я понял, что нужно найти того ребенка с бабушкой. Если это они меня заразили, то они знают, что это такое. Они не выглядели больными.
Я попытался пообщаться с администратором поликлиники, представившись родственником, но из этого ничего не вышло. Кроме их описания, у меня ничего не было. Я даже не знал их имен. Так себе родственничек, но когда я уже отчаялся и собрался отступить, я увидел ту медсестру.
Сначала она не узнала меня, но, заметив шарф на моем лице, на секунду остолбенела, а затем бросилась в обратную сторону. Я рванул вдогонку.
– Стойте! Вы куда!
– Галя! Галина! Постойте!
– Вам туда нельзя!
– Галя! Помогите мне!
Галя убегала от меня по коридору как от смерти. Спустя несколько поворотов она в одних тапочках выскочила на задний двор. Вокруг никого не было, а двор заканчивался большими металлическими воротами, на которых висел большой амбарный замок. Несколько раз истерично ударившись о закрытые ворота, как муха о стекло, Галя, рыдая, скатилась по ним на снег, закрывая лицо руками.
Разгоряченная во время недолгой погони кровь быстро остывала на морозном воздухе. Я стянул шарф с лица. Галя взвизгнула, словно я сделал ей больно.
– Что вы знаете об этом?!
– Нет! Нет! Я ничего не знаю! – затараторила она. – Я ничего не видела!
– Что это за болезнь?! Кто меня заразил?!
– Ничего не знаю! Не знаю! Только не ешьте меня! У меня дети!
Все лицо Гали залили слезы, она была в таком состоянии, что слова не достигали ее разума. Поняв, что уговорами от нее мне ничего не добиться, я схватил ее за грудки и, четко разделяя слова, попытался вбить в нее свой вопрос:
– Где?! Тот?! Врач?!
На последнем слоге я почувствовал, как шрамы разошлись в стороны. Пасть раскрылась и вместо обычного звука получился звериный гортанный рык.
– Я не… – что-то промелькнуло в ее голове. – Врач?
– Тот, что удалял мне зуб! Он что-то знает?!
Она неуверенно кивнула.
– Он сегодня здесь?!
Галя отрицательно помотала головой.
– Где мне его найти?
Удивленная Галя крепко задумалась.
– Где мне его найти?!
– У него кабинет. На Гоголя.
Пока я спешил на указанную улицу, все думал о ребенке с бабушкой. Они были такими же? Они не выглядели больными. В голове всплыли слова бабушки. Что-то о том, что от старых зубов нужно избавляться. Я провел языком по рядам ноющих зубов, и меня пробил холодный пот. Клыки лезли отовсюду. Пришла пора решительных действий.
Оглядевшись, я приметил вывеску магазинчика, продающего тысячи товаров по фиксированной цене. В нем я приобрел чекушку самой дешевой водки и одноразовые плоскогубцы. Запершись в кабинке общественного туалета, я включил фронталку и стянул шарф.
Шрамы стали еще больше. Я открыл рот. Внутри сразу стали заметны лишние зубы. Сначала я осторожно запустил в рот два пальца и коснулся старых добрых моляров. Они шатались как молочные зубы. Затем я ощупал новые клыки – острые как бритва. Когда я прилагал к ним небольшое усилие, было ощущение, что я давлю на всю челюсть, словно они были ее продолжением.
Около десяти минут я сидел размышляя. Я взвешивал все «за» и «против». Неизвестно, сколько бы еще я так просидел, если бы коренной, с которым я все это время играл языком, не отозвался острой болью, пронзающей меня насквозь. Я снова ощупал зуб пальцами.
Решительно залив в себя половину чекушки и прополоскав рот, я запустил внутрь плоскогубцы. На удивление, я довольно безболезненно схватился за зуб и практически сразу выдернул его. Так мне показалось вначале.
Несмотря на то, что зуб шатался во все стороны, корнями он плотно сидел в челюсти. Приложив огромное усилие, невзирая на боль, я начал расшатывать его во все стороны и брать на излом. Челюсть ходила вслед за движением плоскогубцев. Пришлось упереться ею в грязную стену общественного туалета. Набравшись смелости, я вложил все силы в поворотное движение зуба вокруг своей оси. Шрамы разошлись. Пасть раскрылась еще шире. Боль была неописуемая, но я чувствовал, что зуб поддается, а потому не сдавался.
Плоскогубцы сорвались и упали на пол. Кровь снова сочилась изо рта. Я, взмокший от боли, трясущимися руками поднял телефон и заглянул в пасть через фронталку. Радостно улыбнувшись, я почувствовал облегчение. Первый готов.
***
Через двадцать минут я подходил к указанному Галей адресу. В поредевших рядах зубов сквозь быстро затухающую боль ощущалась приятная легкость.
Частный стоматологический кабинет находился во дворе обычного многоквартирного дома. Мигалки скорой помощи и полиции безостановочно вращались, освещая лица собравшихся поглядеть на происшествие зевак.
– А что случилось? – спросил я у молодого человека.
– Да порешили нашего стоматолога.
– Как порешили?!
– Ну так. Там, похоже, вообще одно мясо осталось. Какие-то спецслужбы понаехали, даже ментов не пускают. Говорят, похоже на дворнягу бешенную, но мы-то знаем, у нас тут дворняг отродясь не водилось. Его же дружки его…
Он манерно провел большим пальцем по горлу.
– Дружки?
– Конечно. А то мы не знаем, что за сброд он там принимал. Из наших-то к нему никто не ходил. И принимал он всегда по ночам. Чтобы никто не видел, кто приходит и кто уходит. Работал на братву, наверное.
Я заметил среди полицейских девушку, которая пристально смотрела в мою сторону. Она была в гражданском, на ее голове был красный капюшон худи. Один из медиков что-то нервно ей втирал. Когда она двинулась в мою сторону, я поспешил удалиться.
Подходя к углу, здания обернулся, она бросилась ко мне. Я побежал. Бежал дворами и улицами. Один раз хотел обмануть ее и, спустившись в метро, немного побродив среди людей, выскочил с другой стороны улицы. Я был уверен, что она потеряла меня из виду. В такой толпе невозможно не потерять человека из виду! Но она, высоко задрав голову, словно двигаясь по запаху, выскочила из метро и двинулась в моем направлении.
Не знаю, что это было, но, пробегая мимо небольшой церкви, я бросился внутрь. В пустом зале недоуменным взглядом меня встретил батюшка, но, недолго раздумывая, жестом, без слов, указал, где мне спрятаться. Задергивая шторку, он прошептал:
– Не шуми. Здесь не тронут.
Тяжело дыша, преследовательница ворвалась в пустой церковный зал и подошла к покорно ожидавшему ее у алтаря батюшке. Низкий и громогласный бас гремел, отражаясь от пустых сводов.