Люсинда Райли
Семь сестер. Сестра ветра
Я чувствовала, как во мне нарастает злость по мере того, как я начинала осознавать всю серьезность той новости, которой Тео буквально огорошил меня.
– Потому что для меня, Алли, Фастнет – это судьба. И я никому не позволю сломать ее. Все! Разговор окончен. Ступай и собери свои пожитки. Шлюпка будет здесь с минуты на минуту.
– А мою судьбу, значит, можно ломать, да? Что ты хочешь сказать? Что это я ломаю твою судьбу, да? – Мне хотелось кричать от бессилия прямо ему в лицо, но вокруг спали уставшие ребята, и я боялась разбудить их. – А я ведь предназначена быть твоей защитницей. Это ты хоть понимаешь?
– Ты действительно сломаешь меня, если будешь ругаться и дальше, – резко оборвал меня Тео. – Собирай свои вещи, и попрошу на выход. Это приказ капитана. Приказываю подчиниться.
– Слушаюсь, капитан, – раздраженно ответила я, понимая, что должна смириться с собственным поражением.
Я отправилась паковать свой рюкзак, пребывая в полном бешенстве и сама до конца не понимая, за что и почему я так сильно разозлилась на Тео. Потом снова вскарабкалась на палубу. Вдалеке уже замелькали огоньки стремительно приближающегося ялика. Вот он подошел вплотную к корме, чтобы удобнее было спустить трап.
Я приготовилась покинуть яхту, даже не попрощавшись с Тео. Ухватив носовой фалинь, который сбросил мне шкипер с ялика, и закрепив его за крюйсов, пока сам ялик продолжал маневрировать вдоль борта яхты, я уже приготовилась поставить ногу на первую ступеньку трапа, но тут сверху меня ослепил свет фонарика.
– Тебе забронирована комната в гостевом доме «Варвик», – услышала я голос Тео.
– Хорошо, – бесстрастно ответила я, швырнув свой рюкзак в мечущуюся на волнах шлюпку, и сделала еще один шаг вниз. И в ту же минуту была схвачена крепкой рукой Тео. Вцепившись в мою руку железной хваткой, он приподнял меня к себе.
– Алли! Ради бога! Я люблю тебя! Я люблю тебя… – пробормотал он вполголоса, сжимая меня в своих объятиях и держа почти на весу, так что я едва касалась кончиками пальцев верхней ступеньки трапа. – Помни об этом всегда! Ладно?
Несмотря на всю злость и обиду на него, я почувствовала, что уже готова растаять и забыть все плохое.
– Буду помнить, – пообещала я и, взяв фонарик из рук Тео, посветила прямо ему в лицо, навеки запечатлев в своей памяти черты любимого. – Береги себя, дорогой, – прошептала я.
Тео неохотно разжал объятия, приготовившись отстегнуть фалинь, а я проворно спустилась вниз по трапу и запрыгнула в поджидавшую меня шлюпку.
Несмотря на трудный день и усталость, а измотаны мы все были сверх всяких сил – лично мне еще никогда не доводилось участвовать в столь экстремальных гонках, – всю ночь я промучилась без сна. В довершение всех неприятностей я впопыхах оставила свой мобильник на борту яхты, тем самым лишившись на некоторое время возможности связаться с Тео напрямую. Я готова была убить себя за собственную расхлябанность и глупость. Возбужденно меряя шагами комнату, я разрывалась между все еще кипевшим во мне негодованием за то, что меня так бесцеремонно списали на берег, можно сказать, выставили вон, и почти животным страхом, который тут же овладевал мною, стоило мне лишь глянуть в окно. Свинцовые тучи неслись по небу куда-то вдаль, дождь, переходящий в ливень, хлестал как из ведра, образуя сплошную завесу над бухтой. А сквозь шум дождя долетал рев ветра невиданной силы. Все вокруг свистело и грохотало. Я отлично понимала, что значат эти гонки для Тео. Но понимала и другое. Не помешает ли ему страстное желание выиграть Фастнет любой ценой? Сумеет ли он сохранить умение профессионально оценивать ситуацию и делать из нее правильные выводы? Не изменит ли Тео его врожденная интуиция в угоду мальчишескому желанию победить во что бы то ни стало? Впервые я взглянула на море, что называется, открытыми глазами и увидела перед собой ревущую бездну, неуправляемую стихию, мощную, сокрушающую все на своем пути, способную раздавить и поглотить любого человека, словно щепку носимую по волнам.
Едва только занялся тусклый, угрюмый рассвет, как я разглядела в окно «Тигрицу». Она покидала бухту Уэймут, взяв курс на открытое море.
Я крепко сжала пальцами цепочку с кулоном, подарок Тео по случаю нашего обручения. Что я могла сделать? Чем помочь? Только пожелать доброго пути.
– До свидания, любовь моя, – прошептала я, неотрывно глядя в окно до тех пор, пока «Тигрица» не превратилась в маленькую точку, затерявшуюся среди свирепых морских волн.
Следующие несколько часов я провела в полном одиночестве, чувствуя себя полностью отрезанной от остального мира. Ну и что за смысл торчать мне здесь одной, дошло наконец до меня. Надо перебираться в Каус. Там располагается центр управления регатой Фастнет, там я хоть буду в курсе всех последних новостей, как говорится, из первых рук. Не надо будет выуживать данные из интернета. Я быстро побросала вещи в рюкзак и поспешила на поезд и к паромной переправе. Я знала, что на всех яхтах, участвующих в регате Фастнет, установлены специальные навигаторы с обратной связью, однако в таких экстремальных погодных условиях толку от них мало. Они крайне ненадежны в штормовую погоду.
Спустя три с половиной часа я снова заселилась в ту же гостиницу, в которой мы с Тео жили, пока шла подготовка к соревнованиям, и сразу же побежала в Управление Королевского яхт-клуба разузнать самые последние новости. Сердце упало, когда я увидела, сколько знакомых лиц крутится вокруг. Все эти спортсмены начинали гонки вместе с нами, а теперь уныло слоняются толпами по всем помещениям яхт-клуба.
Я заметила физиономию Паскаля Лемара, француза, с которым несколько лет тому назад выступала в составе одной команды. Подошла, чтобы перекинуться с ним парой слов.
– Привет, Ал! – поздоровался он со мной немного удивленно. – А я и не знал, что «Тигрица» тоже сошла с дистанции.
– Нет, она продолжает гонки. Во всяком случае, пока, насколько мне известно. Это я списана на берег. Вчера капитан приказал мне покинуть яхту. Сказал, что это очень опасно.
– И он абсолютно прав. Десятки яхт уже вполне официально заявили о том, что прекращают свое дальнейшее участие в гонках, другие пережидают в портах, ждут, когда наконец наладится погода. Наш шкипер тоже принял решение сойти с дистанции. Для таких небольших яхт, как наша, первый день соревнований превратился в самый настоящий ад. Никогда еще не видел такого разгула стихии. Впрочем, с твоими ребятами все будет нормально, я думаю. Мощная яхта, сто футов в длину. Капитан, твой друг, тоже один из лучших. На такой яхте победа им гарантирована, – приободрил меня Паскаль, видно прочитав тревогу в моих глазах. – Хочешь чего-нибудь выпить? Тут сейчас многие топят свое разочарование в вине.
Я согласилась, и мы двинулись в сторону бара. Там тоже толпился народ. Некоторые оживленно обсуждали события давней гонки Фастнет 1979 года. Тогда во время шторма разбилось сто двенадцать яхт, погибло восемнадцать человек, в том числе и три спасателя. Пробыв в компании спортсменов с полчаса, хотя все мои мысли были заняты только «Тигрицей» и Тео, я извинилась и покинула бар. В фойе накинула на себя толстовку и двинулась по размытой дождями дороге в сторону Центра управления гонками, который размещался на территории Королевского клуба морских гонок и до которого нужно было еще пройти небольшое расстояние. В Центре управления я первым делом поинтересовалась, есть ли свежие новости с «Тигрицы».
– Да, – ответили мне. – На данный момент яхта находится в нескольких милях от Бишоп-Рок. Движется вперед на хорошей скорости, – добавил оператор, неотрывно глядя на экран монитора. – На такой скорости, да еще с учетом того, что многие экипажи уже снялись с соревнований, у «Тигрицы» есть все шансы победить. – Мужчина подавил тяжелый вздох.
Полученная информация немного успокоила меня. По крайней мере, пока все идет хорошо и Тео жив-здоров. Я снова вернулась в Управление Королевского яхт-клуба, заказала себе бутерброд и стала медленно жевать его, наблюдая за тем, как в помещение входят все новые и новые люди. Экипажи, сошедшие с дистанции. Вид у всех был изможденный, костюмы мокрые, заляпанные грязью. До меня долетали отдельные обрывки фраз. Кто-то говорил, что ветер снова усилился и стал шквалистым. Но я сама чувствовала себя хуже некуда, не было даже сил, чтобы поучаствовать в разговорах, а потому я вернулась к себе в отель, улеглась в кровать, пытаясь заставить себя поспать хотя бы пару часиков, и тут же отключилась. Я проснулась в пять часов утра. Еще один серый, безрадостный рассвет. И сразу же ринулась в Центр управления. Когда я вошла, в комнате вдруг стало тихо.
– Какие новости? – спросила я прямо с порога.
И перехватила испуганные взгляды, которыми обменялись операторы.
– Что случилось? – Я почувствовала, как сердце уходит в пятки. – С «Тигрицей» все в порядке?
Еще один быстрый обмен взглядами.
– В половине четвертого утра мы получили тревожное сообщение. Человек за бортом. Береговая спасательная служба уже приступила к поискам. Задействован вертолет.
– Они знают, кто именно? Как все произошло?
– Простите, милая, но на данную минуту мы пока не располагаем никакими подробностями. Ступайте, выпейте чашечку чая. Как только у нас появятся какие-то новости, мы тут же сообщим.
Я молча кивнула в ответ, чувствуя, как внутри меня нарастает истерика. «Тигрица» – супер-пупер современная яхта, оснащенная самым новейшим оборудованием, в том числе и самыми передовыми системами связи. Я знала, что эти люди лгут мне, что они уже в курсе всех подробностей случившегося. А это может означать лишь одну-единственную вещь.
Сердце заколотилось с такой бешеной скоростью, что я подумала: еще мгновение, и оно разорвется на части. Я вышла из помещения и кое-как добрела до дамской комнаты. Там плюхнулась на пуфик возле туалетного столика, жадно хватая ртом воздух. Меня охватила паника. Но, может, я ошибаюсь? Может, они действительно не могут разглашать все подробности происшествия до тех пор, пока не прояснится вся картина случившегося? Однако в глубине души я уже все знала.
11
Вертолет доставил тело Тео на материк. Директор соревнований любезно предоставил в мое распоряжение машину. На пароме мы проследуем в Саутгемптон, а там меня, если я пожелаю, отвезут в госпиталь, в морге которого будет находиться тело.
– Вы, наряду с матерью, значитесь как его ближайшие родственники в анкетах, которые Тео заполнял накануне соревнований. А потому вам тоже, к великому сожалению, придется заполнить… некоторые бумаги… Таковы формальности, увы! Кто займется этим? Вы? Или мне связаться с миссис Фейлис-Кингс?
– Я… я не знаю, – ответила я, тупо глядя перед собой.
– Тогда я немедленно позвоню ей. Меня очень волнует, что она может узнать эту страшную новость по радио или по телевидению. К великому огорчению, новость наделала много шума во всем мире. Я очень сожалею, Алли, о том, что случилось. Не стану говорить вам всякие банальности о том, что Тео занимался делом, которое любил. Я скорблю вместе с вами, вместе с членами его команды. Невосполнимая утрата для всего мирового парусного спорта.
Я молчала. У меня не было слов.
– Тогда вот так, – промямлил чиновник, явно не зная, что еще сказать и как поступить с особой, сидевшей перед ним в полной прострации. – Давайте я отвезу вас в отель, Алли, – наконец нашелся он. – Отдохните немного.
Я обреченно повела плечами. Конечно, этот человек старается помочь мне, сделать как лучше. Но неужели он не понимает, что мне сейчас не до отдыха? Да и смогу ли после всего случившегося отдохнуть когда-нибудь? Я с трудом разлепила рот.
– Нет, не надо. Все хорошо, спасибо. Пойду немного прогуляюсь пешком.
– Алли, я сделаю все, что в моих силах. Только, пожалуйста, будьте со мной на связи, ладно? У вас есть номер моего мобильника. Немедленно сообщите мне, когда вам понадобится машина. Команда «Тигрицы» возвращается в Каус. Наверняка они захотят встретиться с вами, рассказать, что и как было, если, конечно, вы будете готовы к такому разговору. А я сейчас срочно звоню матери Тео.
Я бездумно зашагала в сторону своей гостиницы. Пошла вдоль бухты, в какой-то момент остановилась и стала глядеть на холодные свинцовые волны, набегающие на берег. И вдруг из самых глубин моего естества вырвался леденящий душу крик, и я взвыла во весь голос, подобно тем привидениям-плакальщицам, чье появление предвещает скорую смерть. Я вопила и изрыгала проклятия в адрес жестокой, безжалостной стихии, отнявшей у меня сначала отца, а потом и Тео.
И в этот миг я дала себе клятву, что больше никогда моя нога не ступит на борт яхты. Никогда!
Потом в моей памяти на несколько часов наступил провал. Что я делала, чем занималась в это время, не помню. Скорее всего, просто тупо сидела у себя в номере, не в состоянии ни думать, ни чувствовать.
Одно я знала наверняка: больше у меня ничего не осталось.
Ни-че-го!
Зазвонил телефон, стоявший на прикроватной тумбочке. Я, словно робот, поднялась с постели и сняла трубку. Администратор сообщила, что внизу меня поджидают несколько моих знакомых спортсменов.
– Среди них некто мистер Роб Беллани, – добавила женщина.
Несмотря на полнейшую отрешенность от всего и вся, в которой я пребывала, я понимала, что как это ни тяжело, но мне придется встретиться с ребятами. Должна же я услышать из первых уст, как и почему погиб Тео. Я попросила администратора проводить членов экипажа в комнату отдыха на первом этаже, я спущусь к ним через пару минут.
Когда я вошла в комнату, то увидела поджидавших меня Роба, Криса, Мика и Ги. Вид у всех был потерянный. Они тоже еще не успели оправиться от пережитого шока. Стараясь не глядеть на меня, парни стали по очереди бубнить свои соболезнования.
– Мы сделали все, что смогли…
– Он нырнул, чтобы вытащить Роба. Такой героический поступок…
– Никто не виноват… Трагическое стечение обстоятельств…
Я кивала головой и даже выдавила из себя пару слов в ответ на их сочувственные возгласы, стараясь всем своим видом показать, что во мне еще что-то осталось от живого человека. Наконец Мик, Крис и Ги поднялись со своих мест, но Роб сказал, что еще останется и побудет со мной немного.
– Спасибо вам, ребята, – поблагодарила я своих коллег и слабо махнула им на прощание.
– Ал, прости, но мне необходимо выпить, прежде чем начать рассказывать, что именно у нас произошло, – сказал Роб, когда мы остались с ним одни, и сделал знак официантке, маячившей у стойки в углу зала. – Пожалуй, и тебе тоже не помешает.
Стиснув пальцами стакан с бренди, Роб сделал глубокий вдох. Я увидела, как на его глазах выступили слезы.
– Ну же, Роб, рассказывай! – нетерпеливо воскликнула я.
– Ладно! Мы легли в дрейф, хотели немного переждать ненастье. На море творилось ужас что. Я находился как раз на верхней палубе, точнее, на баке, была моя очередь вести наблюдения. И тут появился Тео, чтобы сменить меня. Только я отстегнул от леера свои ремни безопасности, как огромная волна накрыла меня с головой и буквально смыла за борт, в открытое море. Наверняка я бы утонул, потому что меня сильно тряхануло и сбило с ног. Но Тео сразу же подал сигнал тревоги, потом швырнул вниз поплавок ставной сети, а следом сиганул сам. Я все еще бултыхался в ледяной воде, все остальные ребята мгновенно высыпали на палубу. Они-то и рассказали мне, что каким-то чудом Тео удалось подплыть ко мне, потом он привязал меня к буйку и даже затолкал внутрь сети, но тут на нас обрушилась еще одна громадная волна, оттянула его в сторону от меня и утащила под воду. Больше они уже его не видели. К тому же было темно, море штормило… ну ты прекрасно понимаешь, в таких условиях разглядеть человека в открытом море практически невозможно. Вот если бы ему удалось хоть как-то зацепиться за буек, тогда бы все пошло иначе. – Из груди Роба вырвался громкий всхлип. – Ребята сразу же вызвали по рации вертолет. Меня быстро обнаружили и подняли на борт, потому что к буйку была подсоединена сигнальная лампа. А вот Тео… В конце концов спасатели нашли и его… точнее, его тело… Запеленговали сигнал бедствия с его передатчика… Господи боже мой! Ал, если бы ты знала, как мне тошно… Прости! Никогда не смогу простить себя… Никогда!
Впервые за все время с тех пор, как я узнала о гибели Тео, я почувствовала некий живой отклик в своей душе. Словно волна прокатилась по моим жилам. Я накрыла своей рукой руку Роба.
– Роб, мы оба знаем все опасности, которые подстерегают яхтсменов в открытом море. Наверное, Тео они были знакомы еще лучше, чем нам.
– Умом, Ал, я все понимаю… Но… И зачем я только отстегнул в ту минуту ремни безопасности? Черт меня дери! – Роб поднес руку ко лбу и закрыл ею свои глаза. – Вы двое, вы были созданы друг для друга… А теперь… Это никак не должно было случиться… Ты должна возненавидеть меня!
Роб разрыдался. Я механически положила руку ему на плечо и принялась гладить, успокаивая. Самое ужасное, что какая-то часть меня действительно ненавидела его в этот момент. Потому что Роб уцелел и выжил, а Тео – нет.
– Успокойся, Роб. В гибели Тео нет твоей вины. Он поступил так, как на его месте поступил бы любой капитан. Другого поступка я от него и не ждала… Некоторые поступки вообще не…
Я прикусила губу, боясь расплакаться, если буду и дальше утешать его.
– Прости меня, Алли. Сижу тут перед тобой, хныкаю… – Роб виновато вытер слезы с глаз. – Я просто захотел излить тебе душу… Рассказать, что я чувствую…
– Спасибо тебе за откровенность, Роб. Спасибо, что ты рассказал мне все как было. Понимаю, это далось тебе непросто.
Какое-то время мы оба сидели молча, каждый думая о своем. Потом Роб поднялся со своего места.
– Пожалуйста, звони мне, если что… Кстати, о звонках. – Роб выудил из кармана джинсов мой мобильник. – Вот нашел это на камбузе. Твой?
– Мой. Спасибо. – Я взяла из его рук свой телефон.
– Тео спас мне жизнь, – едва слышно прошептал Роб. – Он настоящий герой. Я… я… мне очень жаль, что все так вышло.
Я молча смотрела вслед безутешному Робу. А потом подумала, что сейчас, когда я уже повстречалась с ребятами из своего экипажа, меня здесь больше ничто и никто не удерживает. Наверняка Селия захочет, и в этом я не сомневалась ни минуты, поучаствовать в процедуре опознания тела своего сына. Я поднялась со стула, готовая бежать прочь с места, превратившегося в некое подобие театрального задника, на фоне которого разыгралась моя личная трагедия. Бежать, да, но куда? Наверное, домой, в Женеву. Но и в Атлантисе меня встретит еще одна зияющая дыра, еще одна невосполнимая утрата.
И нет уголка на всем белом свете, где я могла бы отдохнуть душой.
Вернувшись к себе в номер, я стала машинально укладывать вещи в рюкзак. И снова намеренно отключила свой мобильник, но совсем по другой причине, чем тогда, когда была на яхте вместе с Тео. Я была слишком раздавлена горем, чтобы прямо сейчас вести разговоры со своими друзьями и близкими. К тому же никто из сестер ничего не знал о моем романе с Тео. Я ведь самонадеянно посчитала, что впереди у нас еще уйма времени для того, чтобы в будущем познакомить каждую из них с Тео. И потом, ведь наша связь с ним длилась всего ничего… Как было объяснять девочкам, что за такой короткий промежуток времени Тео стал для меня всем? Всего лишь несколько недель физической близости, но мне их вполне хватило для того, чтобы понять и почувствовать родство наших душ. Мне всегда казалось, что я знаю Тео всю свою жизнь.
Когда умер Па Солт, я пыталась успокаивать себя тем, что таков естественный порядок вещей в круговороте жизни: новое нарождается, старое уходит. И потом, рядом со мной на тот момент был Тео, который как мог утешал меня. Более того, он подарил мне надежду на новое начало в нашей с ним жизни. Теперь, оглядываясь назад, я осознала, как всего лишь одним своим присутствием Тео заполнил ту зияющую бездну, которую оставила в моей душе смерть Па Солта. Но вот и Тео тоже ушел. А вместе с ним ушли и все мои мечты о будущем. В течение всего лишь нескольких зловещих часов от меня не только навсегда ушел Тео. Вместе с ним я похоронила в морской пучине, и тоже навсегда, свою страсть к морю и к парусному спорту. Любовь всей моей жизни была одномоментно, грубо и бесцеремонно, с корнями вырвана из моей души.
Я уже приготовилась покинуть комнату, взяв в руки свой рюкзак, но в эту минуту зазвонил телефон, стоявший возле кровати.
– Алло? – небрежно бросила я в трубку.
– Алли, это Селия. Директор-распорядитель регаты сообщил мне, что ты остановилась в отеле «Нью-Холмвуд».
– Я… Здравствуйте, Селия.
– Как ты? – спросила она.
– Ужасно! – едва слышно пробормотала я, не в силах более притворяться. Да и зачем мне притворяться перед этой женщиной? – А как вы?
– То же самое. Я только что из госпиталя.
Мы замолчали, каждая по-своему переживая все то страшное и уже окончательное, что означали ее последние слова. Я физически чувствовала, как Селия борется с подступившими к горлу слезами. Но вот после некоторой паузы она снова заговорила:
– Алли, куда ты сейчас?
– Сама… Я не знаю…
– Тогда подходи к паромной переправе на Саутгемптон. А дальше вместе поедем в Лондон. Поживешь у меня несколько дней. Вокруг всего этого такая шумиха началась. Папарацци превратили мою жизнь в сплошной кошмар. А вдвоем мы с тобой забаррикадируемся у нас дома и заляжем на время на дно. Согласна?
– Я… – Я сделала судорожный вдох. Из глаз брызнули слезы. Но то были слезы облегчения. – С удовольствием!
– Номер моего мобильника у тебя есть. Позвонишь мне, когда приедешь на вокзал в Саутгемптоне. Я там тебя встречу.
– Хорошо, Селия. И… спасибо вам.
Потом я не раз думала, что, если бы не этот судьбоносный для меня во всех отношениях звонок Селии в самый трудный, самый страшный момент моей жизни, я, скорее всего, бросилась бы с парома в бушующие волны за бортом, ушла бы из жизни вслед за Тео.
Мы встретились на вокзале. Свое мертвенно-бледное лицо Селия спрятала за огромными солнцезащитными очками. Я подбежала и упала к ней на грудь, точно так, как делала это при встрече с Ма. Мы долго стояли, обнявшись, в сущности, два чужих человека, которых объединило одно большое и неизбывное горе. Потому что оно было для нас общим и мы как никто понимали друг друга.
Мы прибыли на вокзал Ватерлоо, взяли такси, которое доставило нас в красивый белокаменный дом в Челси. Селия приготовила на скорую руку омлет. Мы вдруг поняли, что не притрагивались к еде с тех самых пор, как узнали о гибели Тео. Селия налила нам по большому бокалу вина. Мы уселись на террасе. Стоял теплый и тихий августовский вечер.
– Алли, я должна признаться тебе кое в чем. Можешь посчитать меня сумасшедшей, если захочешь… – Я увидела, как хрупкая фигурка Селии вдруг содрогнулась, словно через нее пропустили электрический ток. – Но, когда вы оба навещали меня здесь в последний раз, я уже все знала. Прощаясь с Тео, целуя его, я нутром чувствовала, что он уходит от меня навсегда.
– Понимаю, Селия. Кстати, Тео тоже инстинктивно почувствовал ваше внутреннее напряжение. Всю дорогу до Саутгемптона он был сам не свой.
– Трудно сказать, повлияло ли так на него мое настроение, или у него самого тоже были дурные предчувствия. Помнишь, перед тем как уходить, он сказал, что ему надо отлучиться на пару минут в ванную? А нас попросил подождать в холле… Когда я закрыла за вами дверь и уже собралась снова вернуться на кухню, то обнаружила на журнальном столике в холле вот это. Письмо, адресованное мне.
Она протянула большой конверт, на котором красивым, каллиграфическим почерком Тео было написано одно-единственное слово: «Мамочке».
– Я вскрыла конверт, – продолжила свой рассказ Селия. – Внутри лежало новое завещание Тео и письмо мне. Там же было и письмо, адресованное тебе, Алли.
– Боже! – воскликнула я, закрывая рот рукой. – Я…
– Со своим письмом я уже ознакомилась. Твое еще ждет своей очереди. Естественно, я его не вскрывала. Вполне возможно, пока ты не в состоянии читать. Но в любом случае я должна вручить его тебе, как он о том и попросил уже в письме ко мне.
Селия извлекла из большого конверта еще один конверт, поменьше, и протянула его мне. Я трясущимися руками взяла конверт.
– Но, Селия! Почему, если у него было предчувствие чего-то нехорошего, почему он не сошел с дистанции, не прекратил гонку досрочно, как это сделали многие капитаны на других яхтах?
– Думаю, мы обе с тобой, Алли, прекрасно понимаем, почему он поступил так, а не иначе. Ты же сама яхтсмен, и всякий раз, выводя свою яхту на старт в очередных соревнованиях, ты тоже вполне отдаешь себе отчет в том, какие опасности подстерегают каждого из вас впереди. Впрочем, как ты помнишь, Тео в тот день сказал, что никто не застрахован от несчастных случаев. Можно и в городе элементарно попасть под колеса автобуса. – Селия обреченно пожала плечами. – Наверное, он просто предчувствовал, что ему на роду написано…
– Погибнуть в тридцать пять лет?! Нет и еще раз нет! Иначе зачем он полюбил меня? Просил стать его женой. Ведь впереди у нас с ним была целая жизнь! Нет! – Я яростно затрясла головой. – Я не могу согласиться с вами!
– Конечно, не можешь. И я отлично тебя понимаю. Знаешь, и это странным образом меня утешает, прости, что я так говорю. Смерть сотворяет такой хаос в наших душах. Ведь никто из людей, уверена в этом, так никогда и не смиряется до конца с уходом тех, кого мы любим. Между тем рождение и смерть – это две точки, отправная и конечная, земного бытия каждого из нас. Кто не родился, тот, как известно, и не умрет.
Я взглянула на запечатанный конверт, который держала в руках.
– Наверное, вы правы, Селия, – тяжело вздохнула я. – Но почему тогда, если у него не было дурных предчувствий, он решил составить новое завещание? И обратиться к каждой из нас отдельным письмом?
– Ты же, Алли, хорошо знаешь Тео. Он ведь привык все и всегда планировать и организовывать по высшему разряду. Даже собственную смерть.
Последняя реплика Селии заставила нас обеих невольно улыбнуться.
– Да. В этом он был похож на моего отца. Пожалуй, я прочитаю письмо Тео прямо сейчас.
– Как посчитаешь нужным. А я, с твоего позволения, дорогая, пойду сейчас к себе наверх и приму ванну.
Селия вышла из комнаты, видно желая не столько искупаться, сколько дать мне возможность побыть немного одной.
Сделав большой глоток вина, я отставила бокал в сторону и дрожащими пальцами вскрыла конверт. И вдруг поймала себя на мысли, что это уже второе письмо, которое я получаю, можно сказать, с того света, и всего лишь на протяжении нескольких недель.
«От меня, без привязки к какому-то конкретному месту
(На самом деле я сижу в поезде, который везет меня из Саутгемптона в Лондон. Еду, чтобы встретить тебя в Хитроу)
Дорогая!
Наверное, сама идея, пришедшая мне в голову, покажется тебе немного абсурдной. Но так уж я устроен. Ты уже это и сама поняла, да и мама моя может подтвердить, что я люблю планировать все, вплоть до мелочей. Копия моего завещания хранится у нее с тех давних пор, когда я впервые отправился на парусные гонки. Не то чтобы у меня было много чего завещать, но просто я считаю, что, когда все упорядочено должным образом, так будет легче тем, кто остается после тебя.
А с появлением в моей жизни тебя, в одночасье ставшей центром моего мироздания, тем человеком, с которым я хотел бы провести остаток своих дней, разумеется, требуются кое-какие изменения. К великому сожалению, пока наши отношения носят, так сказать, «неофициальный» характер, во всяком случае, до тех пор, пока я не надену тебе на палец обручальное кольцо, присовокупив его к той цепочке, которую ты носишь на шее. А потому мне представляется жизненно важным, чтобы все вокруг знали, хотя бы с точки зрения финансовых вопросов, о наших истинных намерениях, на тот случай, если со мной произойдет что-то непредвиденное.
Уверен, тебя взволнует (ха-ха-ха!), а может, и выведет из себя новость о том, что я завещаю тебе тот загон для скота на нашем острове любви «Где-то посреди моря». Помню-помню выражение твоего лица в тот самый вечер, когда ты увидела его впервые. Но если сам хлев тебе не нравится, то земля, на которой он стоит, плюс проектная документация и разрешение на строительство – все это чего-то стоит. А не назвать ли нам наш дом по-простецки, без всяких изысков? «Что-то где-то посреди моря». Как думаешь? Хочу, чтобы «Нептун», мой нынешний дом на воде, тоже принадлежал тебе. Если честно, то это единственное мое достояние, представляющее собой определенную материальную ценность. Разве что еще мопед, но, думаю, ты оскорбишься, если и его я тоже завещаю тебе. Да, совсем забыл. Имеется еще какой-то жалкий трастовый фонд, который учредил для меня мой щедрый папаша. Надеюсь, денег там должно хватить на домашнее красное вино, которое ты будешь попивать в будущем на нашем Острове любви в доме под названием «Что-то где-то посреди моря».
Прости за ужасный почерк, въехали на неровный отрезок полотна, и в поезде немного трясет. Впрочем, сразу же по завершении соревнований я немедленно изыму письмо у мамы, хотя бы для того, чтобы перепечатать его на машинке. Но если же этого по каким-то мизерным по своей вероятности причинам не случится и я все же попаду в какую-нибудь передрягу, то тогда я хоть буду покоиться с миром, зная, что сделал все как надо.
А сейчас, Алли, перехожу к романтической части своего письма. Хочу поговорить с тобой о чувствах. О том, как сильно я люблю тебя. О том, что ты значишь для меня. За такой короткий отрезок времени, что мы знаем друг друга, ты стала для меня всем. Ты в буквальном смысле раскачала мою лодку, лишив ее всякого равновесия (надеюсь, ты по достоинству оценишь мою морскую терминологию), но я снова повторяю: жду не дождусь того момента, когда буду обнимать тебя за талию и придерживать, если тебя в очередной раз станет тошнить, или буду дискутировать по поводу твоей замысловатой и немного таинственной фамилии, каждый раз открывая в тебе что-то новое, неизвестное мне, интересное. Готов потратить на это всю оставшуюся жизнь и с умилением наблюдать за тем, как мы оба в положенный срок начнем стареть и терять зубы.
А если все же тебе доведется прочитать эти строки, то подними голову и взгляни на звезды. Знай, я смотрю на тебя с небес, вполне возможно, за кружкой пива в компании с твоим отцом. Не этим ли ты баловалась в детстве, а? Как видишь, я помню и твои дурные привычки.
Моя дорогая Алли! Альциона! Ты не представляешь, сколько радости ты принесла мне.
Будь СЧАСТЛИВА! У тебя дар быть счастливой.
Тео»
Я просидела на террасе весь вечер, смеялась и плакала одновременно. В этом письме был весь Тео. И сердце мое снова обливалось кровью при мысли о том, что его больше нет.
