Фанаты не умеют, да и не хотят
видеть в своем кумире разностороннюю личность.
Жизнеспособный идол должен быть одноцветным,
монолитным, удобным для обожания
Татьяна Коган
За годы дружбы с Давидом Петя не раз обращался за советом к его отцу, и мальчику нравились всесторонние ответы Ицхака Абрамовича, которые всегда оставляли «двери открытыми». Он обычно говорил несколько мнений в ответ на вопрос, но очень редко говорил, какое из них считает верным. Чаще всего раввин сообщал, что каждое из мнений имеет право на истину в своей части. Петя уже знал о семидесяти лицах Торы50. Поэтому решил при случае задать вопрос раввину.
Через несколько дней ребята забежали после школы к Гринбергам, чтобы Давид переоделся после школы. Рут Вениаминовна уже накрыла на стол и показала Пете дополнительную тарелку, которую ставила на стол для него.
– Спасибо, не надо, я дома поем – попытался отказаться Петя.
Но Рут Вениаминовна покачала головой.
– Ты же знаешь, что Давид не станет есть без тебя, а я слишком хорошо с вами знакома. Сейчас убежите и вас до вечера не поймать. Садись – почти приказала она, и Петя повиновался, направившись за Давидом мыть руки.
Мальчик уже привык присутствовать при двух способах молитвы перед едой. Дома они молились как было принято в их братстве, да и почти у всех протестантов, а у Гринбергов отец читал браху51 на питье и хлеб. После еды он также читал благодарственную браху на иврите, и Петя даже сам уже мог ее прочесть. Он выучил много брахот52 за время дружбы с Давидом. Читая брахот Петя ощущал связь с народом, который был для него родным со стороны матери. Кроме того, мальчику было важно, что когда-то Иисус тоже читал брахот на иврите, хотя в быту и говорил на арамейском, ведь так было принято в народе много веков, язык Торы и молитв – иврит, а разговорный язык мог быть каким угодно.
Когда был утолён первый голод, Петя решил спросить:
– Ицхак Абрамович, а что говорят учителя Торы об общем духе семьи, еврейской общины или другого общества?
– А почему Вы интересуетесь, молодой человек? – как всегда вопросом на вопрос ответил раввин.
Петя рассказал о разговоре дома и о том, что сказали родители. Во время рассказа мальчика раввин молча кивал головой и о чем-то размышлял. Дослушав до конца, он вздохнул.
– Да, я согласен с некоторыми выводами, но мне кажется, что христиане как-то упрощают этот вопрос.
Петя хотел сказать, что не только этот вопрос упрощают, но промолчал, чтобы не подвергать авторитет своих родителей сомнению. Мальчик давно заметил, что у раввина почти никогда не было однозначных ответов, а иногда он умышленно оставлял вопрос без ответа, сказав, что на некоторые вопросы нужно искать ответы всю жизнь, потому что они меняются по мере получения опыта и знаний.
«Нужно спрашивать, чтобы стать свободным. – говорил раввин – Если мы не умеем задавать вопросы, значит, мы настолько погружены в рутину, настолько погружены в изгнание, что не замечаем в этом ничего неправильного. Нужно задавать вопросы, потому что они иногда важнее ответов…» – и Петя это хорошо запомнил и сейчас он не стал вдаваться в обсуждение прошлой беседы и только добавил:
– Мне хочется больше узнать об этом…
Давид тоже внимательно слушал беседу, а Софочка тихонько встала из-за стола и через минуту вернулась с детской книжкой с картинками. Она решила найти себе занятие поинтереснее.
– Во всех людских обществах знают этот феномен общего духа… – начал Ицхак Абрамович. – Именно поэтому в Израиле такое большое значение придают духу народа. Каждый из нас просто песчинка против сложностей жизни, особенно в галуте.53 Но когда мы соединяемся с народом – это мощная сила! Именно поэтому Всевышний, как самое страшное наказание за нарушение важных Заповедей, сказал: «тот истребится из народа своего54» или «изглажу из народа память о них55».
В восточных религиях есть понятие «эгрегор» – это дух общества. Члены любого общества питают своей энергией этот дух, и он может многое изменить в жизни того, кто к этому эгрегору примкнул… Свои эгрегоры есть даже у дружных коллективов на работе, если только на предприятии есть так называемый «дух команды». Этот дух всегда имеет свой характер и свои моральные ценности, как дух семьи, например.
– Так значит не только в еврейском народе общий дух? – уточнил Давид.
– Конечно! – согласился раввин – Но вот здесь нужно делать различие. Некоторые сообщества провозглашают, что через их дух есть выход в небесные сферы, что они могут соединить человека с Создателем.
– Ну, разве могут на предприятии такое говорить? – усмехнулся Петя.
– На предприятии обычно не говорят, но вот церквях или мечетях все утверждают это – ответил Ицхак Абрамович – но человеческий эгрегор мертв сам по себе, он получает энергию от людей, которые питают его собой, поэтому он может казаться живым. Возможно ты знаешь историю Моше и египетского фараона…
– Да, конечно – кивнул Петя – Вы говорите про десять казней?
– Именно про них – подтвердил раввин. – Помнишь, что несколько чудес, которые сделал Моше, египетские чародеи смогли повторить.
– Да, помню.
– Египтяне как народ, имели очень сильный эгрегор, и он даже имел связь с духовными сферами, но не был соединен с Ашемом.
– Ну да, я понял, дух Египта был связан с идолами, а через этих идолов связывался с бесами, с духами зла.
– Можно и так сказать, – неопределенно качнул головой Ицхак Абрамович. – Хотя обычный дух человеческого общества не настолько силен как у египтян, все же иногда проявляет некоторые необычные способности, питаясь верой и энергией людей, которые принадлежат ему. Поэтому некоторые секты производят сильное эмоциональное воздействие на легковерных и ранимых людей. И все же это не означает, что эти группы людей на самом деле соединены с Ашемом. Если дух общества реально соединен с Творцом, тогда он живой и может подарить жизнь тем, кто к этому обществу присоединяется.
Давид решил вступиться за друга перед отцом, его неприятно кольнула эта фраза, будто отец сказал, что все церкви имеют мертвый «эгрегор», а еврейские общины имеют живой дух.
– Но ведь и еврейские общины утверждают, что имеют связь с Ашемом, а сами бывают очень разными, – вставил он.
– Да, в еврейских общинах тоже утверждают, что они приводят людей к Ашему – согласился Ицхак Абрамович спокойно, словно не заметил защитную реакцию сына.
– Я так понимаю, что не у всех это бывает правдой, – осторожно поинтересовался Петя – а как узнать, правду люди говорят, или нет? Как отличить человеческий мертвый «эгрегор» от живого духа общества, церкви или синагоги?
– Молодой человек, Вы задаете вопросы, которые взрослым не всем «по зубам», почему это Вам так важно? – приподнял бровь раввин.
– Не знаю, дома мне сказали, что церковь ведет к Богу, – вздохнул мальчик. – Если бы мне такое сказали про нашу церковь в поселке, я бы не стал спорить. Но та, в которую мы сейчас ходим вызывает во мне желание убежать от того, кому они поклоняются… они какие-то злые и у них слишком много придуманных непонятно кем правил, а Заповеди у них на каком-то далеком месте. Мне недавно сказали, что Христос «упразднил» Заповеди. Я чуть не рассмеялся. Очень хотел спросить, «христианам что, уже убивать можно и воровать?». Но потом промолчал, потому что тогда у мамы с папой проблемы будут.
– Вот Вы и ответили сами себе на вопрос, – улыбнулся раввин. – Вернее Вы начали отвечать. Признаюсь честно, не только в христианских церквях есть проблемы. Такие же проблемы и в еврейских общинах. Если бы Вы не признались в том, что есть у Вас, я бы не сказал про наши проблемы – улыбнулся Ицхак Абрамович.
– А в чем тогда разница? – не удержался Давид.
– Думаю, что еврейские общины идут своим путем к Ашему и ищут приближения к Нему, а у народов мира свой путь. Судя по тому, что Вы, молодой человек, мне сейчас рассказали, я вижу, что вы повторяете путь еврейского народа, только по-своему. Петя, ты сегодня меня удивил. Я всегда считал, что христиане не имеют общения с Всевышним и не могут приблизиться к Нему, потому что придумали какой-то синтез из Заповедей Творца и своих языческих обычаев. Но сейчас я думаю, что и среди них есть те, кто ищет путей приближения к Ашему. Возможно, правы были некоторые раввины, теории которых почти все не признавали в нашем народе, что среди христиан тоже найдутся люди, кто пойдет путями Заповедей, – раввин глубоко задумался и замолчал. – Знаешь, Петруш, все что я могу тебе сказать, если ты не будешь учить Тору, тогда не сможешь отличить правду от подделки. Если мы не пытаемся знать характер Ашема, то люди легко смогут нас обмануть, приписывая Ему те или другие качества.
– Понял, учиться, учиться и еще раз учиться? – улыбнулся Петя.
– …Как завещал великий Ленин – смеясь добавил Давид.
– Даже очень злые люди могут говорить умные мысли, – кивнул раввин.
– Пап, ты что-то слишком смело стал говорить, – улыбнулся Давид. – Раньше при гостях и детях ты никогда такого себе не позволял.
– Я надеюсь, что наша Софочка уже достаточно большая, чтобы понимать, что можно говорить при чужих, а что нельзя – отец посмотрел на дочь и она молча кивнула, затем раввин посмотрел на Петю и добавил, – а Петя давно стал своим в этом доме и я думаю, что он умеет отличать темы, на которые не говорят в нашей стране.
Петя не все понял из сказанного раввином, но запомнил, что важно обращать внимание на то, какого Бога исповедуют в общине и знать, что говорит Писание о Нем и Его характере, изучая Библию самостоятельно. А еще стоит обращать внимание, кто стоит в центре общества? Если слова лидера принято считать непогрешимой истиной, то это «красный свет» опасности. Ведь это означает, что за этим руководителем уже никого нет, Его мир – это коридор, который заканчивается тупиком, а не тоннель, ведущий к свету.
Подобные «застольные беседы» были часты в их домах, и друзья нередко дополняли ответы на свои вопросы в обоих семьях. Вольности в беседах при ребенке все же не остались без следа. Но к счастью в стране уже повеяло «ветром перестройки» и поэтому родителям Софочки не пришлось дорого платить за их вольнодумие.
Когда Софочка пришла в первый класс, на одном из первых классных часов, учительница спросила у детей.
– Дети, вы знаете, кто такой Ленин?
Поднялось несколько рук, не всем первоклассникам был знаком этот псевдоним. Одной из учениц, поднявших руку была Софочка. Когда учительница спросила ее, девочка бойко ответила:
– Ленин – политический авантюрист!
– Что?! – поперхнулась женщина. Затем добавила – садись, София. Ты не могла бы пригласить в школу свою маму?
Вернувшись домой девочка сообщила, что маму вызвали в школу.
– Я не думала, что из-за тебя меня вызовут быстрее, чем из-за Давида – покачала головой Рут Вениаминовна – а что ты сделала?
– Ничего. Я хорошо участвовала на классном часе – гордо сообщила девочка.
Когда Рут Вениаминовна осталась наедине с преподавателем, та рассказала о том, что было в классе и добавила:
– После ответа Вашего ребенка мне захотелось с Вами познакомиться. Конечно, сейчас в стране намного свободнее, но все же постарайтесь быть осторожнее. Поговорите, пожалуйста, с Вашей дочерью/ Свободомыслие не всегда бывает безопасным.
– Да, конечно, – смутилась Рут Вениаминовна – спасибо, что сказали мне, а не позвонили куда следует. Я Вам очень благодарна за это!
Вернувшись домой Рут Вениаминовна поговорила с дочерью о том, что важно иметь мудрость в стране, где преследуется свободомыслие. Можно думать, но совсем не обязательно говорить.
– Доченька, не забывай важного правила: «Молчание – золото», особенно вне дома. Раньше ты бы уже не увидела папу и меня. Нас бы уже посадили в тюрьму на много лет.
– Правда?! – большие глаза девочки стали круглыми от испуга.
– Да, доченька. Раньше за одно слово можно было лишиться жизни. Барух Ашем, что сейчас все же стало намного свободнее. Дома с семьей ты можешь говорить все, что думаешь, но на улице старайся быть осторожнее.
Петя с Давидом раньше умели молчать вне дома, но воздух свободы все сильнее ощущался во всем, и мальчики чаще убегали в места, где говорили о свободе, перестройке и изменениях. Энергия ребят направилась теперь не на концерты и выступления. Теперь они все чаще молчали дома о том, что слышали и говорили на своих «сходках». Ребята прекрасно знали, что родители не поддержат их участие в политике, но со всем пылом юности они теперь переключились на борьбу с существующим строем.
Группа, которую раньше посещал Реувен почти перестала существовать, потому что все, кто имел малейшую возможность, выехали в Израиль. Но Давида и Петю не интересовали сионисты, им были интересны революционеры. В стране назревал переворот и, не успев получить паспорта, парни оказались «на передовой».
Свободно мыслящие люди различных направлений собирались в тихом кафе в почти заброшенной части центрального городского парка.
Давид привык рассказывать старшему брату о своих приключениях, и он очень хотел поделиться, но прекрасно знал, что почте доверять нельзя. Поэтому он начал вести дневник, чтобы когда-нибудь при встрече на Земле Отцов отдать записи брату.
«Мы живем в удивительное время! Каждый день по радио и телевизору только и слышно: «перестройка, перестройка». Странные люди, зачем нужно было в семнадцатом году рушить то, что веками создавали отцы, чтобы построить нечто выдуманное, неестественное, корявое и непонятное, а потом все перестраивать?
Пару лет, с тех пор как повеяло свободой и в правительстве появились «новые веяния», мы с друзьями собираемся в «стекляшке» – это кафе, имеющее стеклянные внешние стены, за что оно и прозвано «стекляшкой». Цены в кафе невысокие и на пятьдесят копеек можно выпить кофе с одним большим или с двумя маленькими пирожными, а если довольствоваться пирожками, то получается еще дешевле. Но самое главное преимущество этого заведения в том, что, выпив кофе или чай не обязательно торопиться, никто не требует освободить места. Поэтому в стекляшке собирается много разного люда для общения. Мне сообщили, что в «стекляшке» происходит много интересного, встречается немало нестандартно мыслящих людей, и я сразу же пришел сюда. Войдя в зал, я услышал от ближайшего столика, где сидели студенты-философы.
– Данте нужны принципы; «погляди на них и ступай мимо! – говорит ему Вергилий, когда они проходят мимо людей, которые не оставили по себе памяти на земле, на которых не взглянет Божественное Правосудие и Милость, потому что они были малодушны, не принципиальны»
– Гордость и любовь – страсти, которые он сам признает за собой, от которых очищается, восходя по уступам Чистилищной горы к Беатриче! Но даже после чистилища, гордость не покинула его, – послышалось за моей спиной в другой группе повествование горделивого молодого человека, который очевидно для всех, пытался оправдать свой любимый порок.
– …Боттичелли – величайший мастер линии. Этим простейшим элементом изобразительного языка он владеет виртуозно, – слышно от двух столиков, составленных вместе, на которых расположились художники и искусствоведы, многие из которых учились в академии искусств, расположенной недалеко от «стекляшки».
– А мне кажется, его образы за очень редким исключением лишены монументальности и драматизма, их преувеличенно хрупкие формы всегда немного условны, – возражал худощавый парень, с почти женской манерностью.
Художники и философы меня мало интересовали, хотя я успел и у них вставить свои «пять копеек». Я много читаю, уверен, что кое-что смыслю в искусстве, в философии и в политике. Могу достаточно аргументировано и, как мне кажется, почти профессионально судить о многих вещах. Возможно, кто-то скажет, что я заносчив? Может быть, но точно могу сказать, что не глуп… Мне нравится шутить, что, когда раздавали скромность, я опоздал, потому что стоял в очереди за умом.
Посидев за столиками искусствоведов и философов, я не задержался у них. Мне казалось бесполезным рассуждать о том, что изменить мы не можем. А вот политика – это другое дело, здесь можно что-то изменить, если постараться! Кроме того, мы живем во время больших перемен. Может для кого-то эпоха больших перемен и проклятие, но для меня это время, когда даже такие молодые как я и мои друзья, что-то смогут изменить в том мире, в котором мы живем!
– Начало обострения политической борьбы Вы пропустили, милый мой! – услышал я от столиков, где обсуждались политические вопросы, и подошел к ним, а мужчина продолжал – закон о государственных предприятиях принят был еще в 1987году! Закон о кооперации 26 мая 1988, и сейчас собираются принимать поправки к этому закону. Так что самые смелые и решительные уже сейчас создают свое собственные предприятия, вернее кооперативы. Просто наши местные власти не хотят, чтобы мы развивались наравне с Москвой, поэтому умалчивают! Кроме того, сейчас обсуждают поправки к этому закону, которые дают больше свобод кооператорам!
– Мои друзья уже создали кооператив-коммуну «Созидание» и мой отец в их числе – не выдержал я, вклиниваясь в беседу за столиком группы «Народный фронт».
– Интересно! И как? Их не сильно «прижимают»? – заинтересовались сидящие за столом, и беседа переключилась на обсуждение проблем бизнеса в новой политической обстановке.
В «Народном фронте» до моего прихода в основном были люди не очень молодые, захватившие Брежнева и помнившие режим Сталина по рассказам отцов. Они были осторожны во взглядах и в выражениях, встречались для обсуждения, каким хотели бы видеть новый Союз (СССР), но не предпринимали никаких серьезных действий. Я пришел первым из молодых. Наверное, в их глазах я безрассудный и рискованный, но я уверен, что мы живем в другое время. Теперь в «Народном фронте» все чаще появляются молодые и «горячие». «Тусовка» стала более шумной и молодой. Взрослые, кто начинал движение «Народного фронта» не поддерживают наших крайних на их взгляд, мер, но не могут запретить нам делать то, что мы хотим.
Наш отец сочетает способность учить людей религии наших предков и «бизнесовую жилку», он практичный и справедливый, умеет ладить с людьми. Во времена «великих перемен» возможно все и я в это верю! А то, что эти перемены начались, для меня очевидно» – записал Давид для Реувена после знакомства с партией «Народный фронт».
Ицхак Абрамович к этому времени уволился с фабрики и ушел «в свободные предприниматели», войдя в члены одного из первых кооперативов. Это был смелый шаг, но раввин был уверен, что для его работы с людьми подобная деятельность будет лучше, чем работа на фабрике, ведь члены кооператива были евреями. Большинство из них являлись членами общины, но вход был открыт каждому еврею и таким образом раввин пытался не только помочь своим выжить в новой экономической реальности, но и приобщить к вере отцов тех, кто вырос в атеистической среде и забыли о своих корнях.
Кроме школьной программы, включающей английский и немецкий языки, Давид брал дополнительные уроки по английскому языку и латыни. Из-за уникальной памяти и раскрепощенности, мальчик уже неплохо говорил на трех языках, изучая еще два и общался со всеми иностранцами, которые попадали в его поле зрения. Он не стеснялся говорить неправильно, веря, что носители языка поймут, что он хотел сказать, даже если он скажет что-то не так.
Многие из его знакомых, закончившие институт, знали даже больше слов по-английски, но не могли говорить. Его нередко приглашали переводчиком, если к кому-то из посетителей «стекляшки» приезжали гости из-за рубежа. А такие посетители появлялись в стране все чаще.
Когда люди просили перевести их беседы, мальчик все больше убеждался в своей уникальности и одаренности, хотя видел и свои слабости. В общении с иностранцами, он часто спрашивал значение тех или иных оборотов и, его память «записывала» все, даже то, что он хотел бы забыть. Постепенно Давид стал замечать, что его неспособность забывать, не такое уж важное преимущество, но скорее сродни болезни. Его все чаще «накрывала» усталость. Несмотря на быстрое развитие, мозг время от времени ощущал перегруженность, болела голова.
Родители попытались уговорить сына меньше учиться, но Давид проявил удивительную рациональность.
– Мам, пап, я знаю, что все равно не могу забыть почти все, что читаю и слушаю, так лучше это будет полезная информация, чем что попало.
– Может тогда ты больше будешь читать Тору и Талмуд? – предложил отец.
– Не знаю, может быть, – уклончиво ответил Давид. – Чуть позже, когда выучу эсперанто и финский немного. Мы недавно с одним финном познакомились, мне их язык понравился.
– Сын, будь осторожен. Не надо перегружать твою бедную голову. У тебя и так уже она часто болит – вздохнула мать.
– Мам, я же не собираюсь всерьез на нем говорить, просто так, немного, для интереса – улыбнулся паренек – зато всякую ерунду читать не будет времени – подмигнул он матери, и та отступила.