Девушка и ответить не успела – так быстро умчался нарочный парнишка, доставивший повеление князя. Раздраженно взмахнув хлыстом, недоумевая, чем вызвано столь необычное требование отца, Ярослава подозвала своего любимца Орфея, великолепного, без единого пятнышка, лишь с черной молнией на лбу, белоснежного красавца. Жеребец был особенно дорог девушке: она сама присутствовала при его рождении, выхаживала, растила, обучала, поэтому, даже выезжая на люди, наотрез отказывалась пересесть на кобылку, как того требовали приличия.
– Летим, Орфеюшка, пред светлы очи! – Ярослава ласково похлопала коня по гордой шее и, по-мужски взлетев в седло, помчалась в усадьбу.
Прислонившись к стволу раскидистого дуба, закусив травинку, семнадцатилетняя Ольга мечтательно взирала на высокое чистое небо, вспоминая сюжеты Вильяма Шекспира, чей томик оказией на днях прибыл из Петербурга. Девушка зачитывалась полными приключений и подвигов книгами об отважных рыцарях и прекрасных дамах. Нередко в своем воображении она становилась героиней романа о благородном Черном витязе, который посвятил ей двенадцать сонетов и молил о любви.
Однако романтичность ее натуры ничуть не умаляла тяги княжны к знаниям. Ее равно интересовали философские трактаты, книги по истории, занимали географические атласы, увлекали опыты по естествознанию.
– Вот ты где, девонька, – услышала она знакомый голос и взглянула в раскрасневшееся лицо нянюшки, которая не одобряла изрядного рвения княжны к учению, считая, что вряд ли будущий муж захочет слишком умную жену, и при случае, пользуясь особым расположением хозяйки, выговаривала княгине, но та лишь добродушно посмеивалась над причитаниями беспокойной няньки.
– Пойдем, княжна, отец к себе требует.
– Случилось что, Оринушка? – нехотя поднимаясь с примятой травы, спросила Ольга, но медлить не стала и направилась к дому. Рядом, отряхивая травинки с ее расшитого монастырским кружевом платья, семенила няня. Она коротко поведала о громогласном реве князя:
– Волнующее зрелище, скажу тебе. Давненько такого не случалось. Если не изменяет память, с тех пор, как Александра впервой рожала.
– Видать, неспроста это, – заметила Ольга и ускорила шаг.
Только страшный грохот на чердаке сторожевой башенки, именуемой «Подкова», с которой началось укрепление княжеской усадьбы, привлек внимание двух расторопных девиц, рыскающих по двору в поисках Софьи.
Сидя на полу у опрокинувшегося сундука, посреди старых корзин и коробов, девчушка, прикусив губу, растирала ушибленное бедро, но рыдать и падать в обморок не собиралась:
– У вороны боли, у волка боли, у Софьюшки не боли, – усердно приговаривала она.
Младшая княжна в свои почти тринадцать лет не изменяла излюбленному занятию искать клады среди старинных вещей, парадных одежд и домашней утвари. Она без устали выдумывала себе расчудесные игры, облачаясь в старомодные бальные платья, маскарадные костюмы, в которых при дворе Петра Великого щеголяли предки княжеской семьи.
– Спускайтесь, барышня, не пристало высокородной княжне в чердачной пыли сидеть.
– Ты, Полинка, не выдавай меня, – сквозь сжатые зубы пропищала Софья и наивно пригрозила: – а не то не расскажу тебе, чем закончился роман, который Олюшка намедни читала. Так и не узнаешь, женился рыцарь на спасенной даме сердца или нет.
– Я и не думала выдавать вас, – обиженно проговорила личная служанка младшей княжны. – Только не огорчайте меня, страсть как хочется знать, что станется с храбрым рыцарем. А пока поторопитесь, вас батюшка видеть желают.
На крыльце, то и дело заглядывая в распахнутую дверь и нетерпеливо постукивая хлыстом о голенище сафьянового сапожка, уже стояла Ярослава, откровенно недовольная прерванными на манеже занятиями:
– Что за спешка? Может кто объяснить, для чего понадобились папеньке в неурочный час?
В этот момент из-за угла в сопровождении двух служанок появилась прихрамывающая Софья в запыленном платье:
– Как же я такая покажусь перед князем?
– Вот он и посмотрит на свою младшенькую, красавицу писаную, – не преминула уколоть ее Полинка. – А то сладу нет. Ведь вы уже взрослая по чердакам прятаться.
– Я и не пряталась вовсе, – одернула подол Софья.
– Вот его сиятельству и расскажете.
– А ты не знаешь, Поля, зачем меня требуют? – не оглядываясь по сторонам и не замечая никого, боязливо спросила девчушка.
– Всех велено привести.
– Может, матушка поведает, – подала голос Ольга, приблизившись к подножию мраморного крыльца и спокойно взирая на сестер.
– Следуйте за мной! – наконец появившаяся в дверях княгиня Александра взмахнула рукой и без всяких объяснений проследовала в кабинет супруга. Дочери беспрекословно повиновались. Войдя гуськом вслед за матерью, они выстроились в ряд в ожидании прояснения столь внезапного требования родителя видеть сразу всех троих.
Окинув взглядом своих дочерей, отец широко расправил плечи: «Хороши! Лицом пригожи, взгляд ясный, осанка гордая – ни в чем не уступят девицам иных знатных фамилий».
По настоянию матери княжеские дочери получили приличное образование и воспитание: знали грамоту, историю великих империй, говорили на немецком, английском и французском языках, обучались придворному политесу и управлению хозяйством, домашнему рукоделию
Сестры были очень дружны. Восхищались смелостью и самостоятельностью Ярославы, гордились умом и рассудительностью Ольги, баловали младшую непоседу Софью.
Князь обожал дочерей, любовно называл их "алексашками" в подтверждение того, что каждая из них – желанный подарок от небесами дарованной женщины. Он боготворил жену, двадцать лет ни в чем не мог ей отказать, хотя нравом обладал крутым и несговорчивым. Лишь одно омрачало князя: отсутствие наследника, но эта боль была глубоко запрятана в тайниках его сердца.
Сегодня потаенное вырвалось наружу. Никиту крайне возмутило и насторожило желание самодержицы решать его семейные дела. Он не потерпит столь грубого вмешательства даже от самодержицы. Знатность рода дает ему немалые преимущества, среди которых неизменным оставалось самостоятельное принятие важных решений, включая наследственные.
– По всей вероятности, в скором времени мы отправимся в Петербург, ко двору, чтобы представить вас государыне-императрице, как того требует этикет.
Княгиня Александра спокойно стояла в ожидании заранее предполагаемой реакции дочерей, она слишком хорошо знала нрав каждой: одна непременно заартачится, другая возражать не станет, на ходу придумав выгоды от поездки в столицу, третья возликует от фантазий о дворцовых балах. Так и случилось: Ярослава фыркнула, Ольга кивнула, Софья захлопала в ладоши.
– А мне дозволительно будет попасть на маскарад? – не сдержавшись, первой воскликнула младшая.
– Известно ли, как долго мы пробудем в Петербурге? – спокойно спросила средняя.
– Ваше сиятельство, могу ли я воздержаться от поездки? У меня на конезаводе дела, не терпящие отлагательств, – уверенно произнесла старшая.
Предупреждая недовольство князя, которое могли вызвать вопросы дочерей, Александра властно заявила:
– Обсуждать тут нечего. Все уже решено. Со дня на день из столицы ожидаем фельдъегеря с высочайшим повелением. Нынешний сезон проведем в Петербурге. К нашему приезду подготовят городской дом. Это все, что вам следует знать. А теперь оставьте нас.
Услышав категоричный приказ матери, обратив внимание и на то, что княгиня высказалась раньше супруга, что случалось крайне редко, сестры, сделав, как положено, почтительный реверанс, покинули отцовский кабинет.
Александра подошла к мужу, остро ощущая его тревожную озабоченность, вызванную, в чем она не сомневалась, пониманием непредсказуемости царских капризов и дворцовых интриг. Чутко уловив его боль и гнев от грубых слов Екатерины о наследнике и ненадлежащем выполнении отцовского долга, она положила голову на широкую грудь и нежно взглянула в любимые глаза:
– Не стоит так переживать, Никита. Рано или поздно, это должно было произойти: тебе ли не знать, девицы знатного рода обязаны быть представлены императрице. Наши дочери уже повзрослели, пора думать о замужестве. А где, как не в столице, выбрать княжнам достойных кандидатов в мужья. Мы и так засиделись в деревне, вдали от светской жизни.
– Ведаешь ли, сердце мое, как оказалось, я совершенно не готов выпустить их из родного гнезда. К тому же меня волнует Екатерина. Она уже далеко не робкая царица. Слухи о дворцовых нравах, да крайне затейливых причудах доходят и до моих ушей.
– Стоит ли гадать раньше времени? Екатерина не глупа: родовитость Галицких, твои заслуги перед короной, ею же данные привилегии не позволят случиться несправедливым и опрометчивым поступкам. Ну, а если что, – Алекс хитро подмигнула, – вспомним молодость и наши отчаянные похождения. Не единожды обходили расставленные ловушки, и теперь не допустим скандала.
Князь обнял свою ненаглядную женушку:
– Как же мне повезло с тобой, любовь моя! Представить страшно, кому бы ты досталась, не наткнись я на затерявшуюся карету.
Александра прильнула к мужу, в очередной раз возблагодарив господа и счастливый случай, пославших ей спасителя в лице отважного красавца-офицера.
Сопровождая в составе почетного караула обоз невесты наследника русского престола с самой границы от Риги, в какой-то момент капитан Никита Галицкий, возглавляющий отряд, не досчитался одной кареты. Отдав лейтенанту распоряжение следовать по маршруту, он развернул коня и помчался назад по старому тракту, стараясь засветло обнаружить пропажу. Зимой темнело быстро. Услышав протяжный волчий вой, Галицкий достал пистолет, проверил за голенищем сапога охотничий нож, с которым никогда не расставался, и пришпорил коня. Карета с отвалившимся колесом, опасно накренившись, стояла на обочине в окружении трех матерых волков. На крыше кучер, изрыгая проклятия, размахивал зажатой в руке короткой нагайкой. Оценив непростую ситуацию, Никита метким выстрелом в голову сразил одного зверя, прицельно метнув нож, ранил второго, третий сам умчался в чащу. Распахнув дверцу кареты, офицер увидел рыдающих дам, от испуга утративших дар речи. Лишь одна из них, стрельнув глазами, картаво произнесла по-русски:
– Благодарю вас, отважный рыцарь, – и больше ни звука, ни слова.