Людмила Николаевна Перцевая
Шалопаи. Сборник стихов

Полная версия

23. Всему свое время

С утра в боевой раскраске,

Кольца – в ушах и в носу,

Юные папуаски

Гордо себя несут!

Татуировок отметины

В самых интимных местах,

И вместо слов – междометия

У девочек на устах.

Они сексуальными войнами

Страстно увлечены,

Но как только будут пойманы -

Тут и конец войны…

Не стану пугать их буднями,

Всласть куролесят пусть,

Иначе откуда в судьбах их

Возникнет по прошлому грусть?!.

24. Лестница

Ввысь! Задравши глаза к небесам,

Перескакивая ступени,

То в «десяточку», то впросак

Попадая в избыточном рвении,

Вовсе не признавая перил,

Ритму, темпу движения радуясь,

Ты, казалось, уже воспарил,

Дотянулся рукой до радуги!..

Вдруг насмешливый глас: «Это – всё,

Что ты руки тянешь, осёл?

Пролетела моментом жизнь,

За перила держись – не держись,

Но теперь только вниз… и вниз».

25. Сотворение легенды

Все измышления и слухи собери

И на полет фантазии помножь, -

Страшнее, чем в британском Солсбери,

Легенды о злодеях не найдешь.

– Отравлены скамейки и кусты,

Дверные ручки, в пабе – кружек ряд,

За городом опасен стал пустырь, -

– Таинственно вещает Скотланд-Ярд.

Там русских диверсантов с чьих-то слов

В противогазах видели не раз,

И будто бы с любовником Петров

Привез на остров …веселящий газ!

Под “highly likly» мир с ума сошёл,

Гулять выходят ночью Скрипали,

Для них всё завершилось хорошо,

Они одни лишь выжить там смогли.

А город-призрак вычеркнут с полос

Газетных, из Сети исчез бесследно,

И невозможно вспоминать без слёз

О горожанах, солсберьянцах бедных…

26. А кому легко?

Баба с возу – и по лугам,

К речке – и поперек течения,

Ни усталости и ни лени,

Видишь, как я к себе строга!

Умный гору пусть обойдёт,

Я ж, пыхтя, прямиком отправлюсь,

И не то чтобы трудности славлю,

Но скольжению будет черёд!

Априори оправдан риск,

Если есть характер и воля,

И не надо про «женскую долю»,

Обгоняю, п-а-а-а-берегись!

27. Выйти из ступора

Всё знакомо, как в Волгу – Ока,

Как восход сопряжен с закатом,

Налетевшего ливня стакатто,

Градом сдобренного слегка.

Всё привычно: терраса, стол,

И умильная морда Барбоса,

К ночи – виски, с утра – рассол,

И опять без ответов вопросы…

Всё постыло, подруги ругань,

Грохот стройки, прораб дурак,

Выйти из колдовского круга? –

Да легко! Вон клюка и рюкзак,

С утреца вышел в чистое поле,

Куда хочет – свернет нога,

И никто вернуться не молит,

Справа – Волга, слева – Ока…

Всё спокойствием, волей дышит,

Артишоком – чертополох,

Небо – синий шалаш без крыши,

Крышу и у меня снесло!

Ветер в спину толкнет упруго,

Солнце выжжет слезу в глазах,

Центробежная сила – из круга,

Помогай ей руки размах!

28. Пандемия

Сдержу себя, натягивая вожжи я,

Всем прихотям дам жесткий укорот,

Ни хворь, ни враг в квартиру не войдет,

Край обороны застекленный – лоджия!

А на площадке, невзирая на запрет,

Гоняют мяч и дисконтом звенят,

Те, кому явно нет семидесяти лет,

Кто опрометчивее и храбрей меня.

Не подступиться к чертенятам Злой Беде,

Не та сноровка у неё и прыть,

Из мельтешащих перед ней людей

Хватает тех, кто утомился жить…

29. Окно, обращенное к небу

На конопляном масле киноварь

Растёрта тщательно, холст загрунтован,

Но пальцы сонные к работе не готовы,

И в атмосфере – всё смывающая хмарь…

Поверх деревьев, крыш и куполов

Я вглядываюсь, жду, когда в оконце,

Образовавшееся между облаков,

Прольется утренняя алость солнца.

Пронзят лучи тумана пелену,

Рождая новый цвет в потоках света,

И я в одно мгновение пойму

Всю фантастичность набежавшего сюжета!

Светло в мансарде станет от лучей,

Я еле сдерживаю пляшущую кисть:

«Схватили, наконец, не торопись,

Но все же и не медли… поскорей!

Мы солнечных возможностей окно

Перенесем с тобой на полотно!"

30. Снежный человек

Всю зиму весна бушевала –

Декабрь и январь, и февраль,

Сугробов нам недоставало

И стужи бодрящей… Так жаль!

Термометры все обнулились,

До срока взревели коты,

Обманчивый запах ванили

О пасхе напомнил… Лишь ты

Хранишь в сердце холод и лед,

Тебя и весна не проймет!

31. Высокогорное

Позирует гора,

открытая ветрам:

– в лучах восхода и заката,

то островерхой, то покатой,

громадой заслоняя небосклон,

или распахивая ширь всех четырех сторон!

Снимают Фудзияму каждый миг,

в нон-стоп режиме, затаив дыхание,

но так никто поныне не постиг,

в чем же горы очарование…

Очерчен конус

спящего Везувия,

с подтекстом прежнего безумия.

Одолевает муравьиный зуд –

вновь толпы по нему ползут,

– в предощущении тех роковых минут,

что лавой всех сомнут и пламенем пожрут?

Но – охладись,

и, замирая, насладись

хоть этим дивным видом из Аляски,

где тишь и гладь, ни пламени, ни тряски!

Холмы закованы во льды

и опрокинуты в безмолвие воды.

– Пространство сопрягая и момент,

простор оглаживает кистью Кент!

Перекликается в Саянах с ним Мешков,

а в Гималаях превзойдет всех Рерих…

Готов я Землю обойти пешком,

вдоль этой горной галереи,

предвидя неудачи и потери.

Но кто же в кисть мою поверит!?.

32. Своя игра

Нарушила все правила игры

И очередность диалога,

Со всеми разругалась вдрызг

И прочь пошла, своей дорогой!

А если честно – бездорожьем,

В неведомую глухомань,

Следы запутать там не сложно,

Почти не надобно ума!

– Как левая нога захочет,

– Как злобный филин напророчит,

– Подскажет леший ближе к ночи,

Так и пойду, зажмурив очи,

(Чума, ну полная чума!)

Тем больше дров – чем глубже в лес,

Лежнёвка в топи провалилась,

Вой волчий слышится окрест,

И, кажется, иссякли силы…

– А кто устои раскурочил?

– Теперь кричишь, что нету мочи?

– Чтоб неповадно было прочим!..

Блеск молний, жутко гром грохочет,

– Страшней свобода, чем тюрьма!

33. Струнный квартет

Духи… жемчуга… настроение,

И выключить телефон, -

Вам перечень этот смешон,

Но как же он полон значения!

Альт, скрипки, виолончель, -

Квартет в молодежном составе,

В активе – ни прессы, ни славы,

Зато есть великая цель!

Они сговорились меня,

Открытую звукам доверчиво,

В них долго и нежно проверчивать,

Смывая все набрызги дня!

Баюкать, пугать, щекотать,

Выматывать боль, всю, до донышка,

– То заговор, то простота,

То словно сияние солнышка!..

И вот этот дивный квартет,

Красавец и барышень трое,

Смогли меня перенастроить

И выпустить снова на свет!

34. Нарушая табу и законы

Я тот, кто первый заточил копьё,

Средь бела дня снял шубу с леопарда,

Прогнал пещерного медведя и жильё

Чужое занял!.. За полмиллиарда

Истекших лет и сумрачных веков

Форсировал пустыни и проливы,

Играл с огнем и побеждал врагов,

И вновь кидался в бой нетерпеливо!

Не все готовы напролом, как я,

На прочность пробуя башку и стены,

Лететь вперед, но тихая струя

Нам не сулит, конечно, перемены.

Разъять молекулу и прыгнуть со скалы,

Ударить в морду подлеца и жлоба,

Стих прокричать, да не боясь хулы,

По-хулигански смело пробуй!

35. Беспутная

Загнать породистого скакуна

или резвиться на перекладных? -

Пойми наездниц юных и шальных,

чудных фантазий голова у них полна!

– Аббат Прево, вы – про кого?

Да будет вам, мне – не впервой!

Неукротима, проповеди – мимо!

Щенячья нота? – Откуда? Кто там?..

Нет тебе места ни в моей квартире,

Ни даже шире – в сумасшедшем мире!

Уж сколько вас рвалось на белый свет! -

Ну, не скули, сказала ж тебе – нет!

Эгоцентрична? – Очень метко!

Ах, эта денежная-снежная метель,

– утроить в покер и спустить в рулетку,

освобожденно выйти на панель!

Кому – мегеру? Кому – нимфетку?

Кому – в пригоршню горьких слёз капель?..

– Но вдруг в толпе бесчувственного люда

отыщется и твой Нехлюдов?

– Помилуйте, да в наши дни – едва ли,

вот только не читал бы он морали!

Манон Леско, твой кавалер -

– плохой пример. Не мой размер!

Последний шанс – Сафронов Никас,

– Меня, голымую, на подиум возьми-ка,

напишешь «ню», и даже, к слову,

Анастасию Волочкову!

Она сама? – Ну что ж, весьма…

А мне опять искать перекладных,

нет горше способа – влачить седые дни!

Я раньше прочих к финишу поспею.

Сворачивай-ка в Темную аллею.

Я приспособиться сумею.

Здесь околею.

36. К читателю

Поверь в меня,

И я в словесных дебрях

Глагол весомый самый отыщу,

В строку его заправлю, как в пращу,

И на орбиту метко запущу!

Поверь в меня!

Эпитетов жеманных

Навязчивый отброшу хоровод,

Нам только самый острый подойдет,

Тот, что как скальпель вспарывает рот!

Поверь в меня!

Я буду смысл искать

В загадочных и путаных явлениях,

А вдруг они – цепи незримой звенья,

И я к открытию в своих стихах близка?

Поверь в меня!

И пусть нескладен слог,

Но я страницы извожу тетрадей

Не пустозвонства суетного ради,

– Пусти меня, читатель, на порог…

37. Та самая самость

У одиночества нет имени и отчества,

Оно как океан безмолвных душ!

Но даже самой маленькой из луж

Сливаться в единении не хочется.

Ведь у нее – свой абрис берегов,

Особый дна рельеф и память о капели,

Во всем величии гирлянды облаков

В ней отразиться сказочно сумели!

Так индивидуальностью греша,

В своей гордыне замыкается душа.

38. Опус тринадцатый

В чистом поле, в дорожной грязи,

На паркете блистательной залы,

Мысль нечаянно поразит

Новизной тебя небывалой!

Скомпонуются складно слова,

Вроде те же, но в новом значении,

Ритм наметится лишь едва –

Повторяй многократно, без лени!

Насладись стиха полнозвучием,

Дай ему в тишине дозреть,

– Может, это не самое лучшее,

Что тебе случалось пропеть?..

А потом проверь на огне –

Хорошо ли будет гореть?

Упаси тебя Бог от греха,

И от плохонького стиха!

39. Я тост скажу

Обступят тени хижину мою,

Рука невидимая тронет полог,

«Встречай! Наш путь извилист был и долог…»

– Я онемела и столбом стою.

Раскинуть скатерть вышитую надо,

Приборами уставить длинный стол,

Чтоб каждый, кто сейчас ко мне вошел,

Почувствовал, хозяйка гостю рада!

И этому, что целовал мне руки,

И скромнику, что глаз не поднимал,

Тому, что радостно делил со мной аврал,

И брал заблудшую овечку на поруки.

Усатый, что ты мнешься позади?

Дай, обниму пропавшего без вести,

Садись к столу с Угрюмым этим вместе,

И ты, Седая Грива, проходи!

Полны бокалы горького вина,

Вот винегрет, селедочка под шубой,

Ах, как мне видеть вас всех разом любо,

Теперь, когда осталась я одна.

Застольную!.. Негромко, но с душой,

Бас, запевай, подхватят остальные!

Как быстро унеслись те времена шальные,

За годом – год, глядишь, и век прошел…

40. Как поэт – поэту

Растает Арктика и Антарктида,

Потоки слёз солёных мир зальют,

Бедой вселенской кажется обида,

Где сердцу раненому отыскать приют?

Поплачь, родная, вот моя жилетка,

Навзрыд, но рифмами заговори,

Стих твой реальность пересотворит,

– Бывало в жизни так уже нередко!

Глядишь, из тупика найдётся выход,

Сумел же в небо взвиться самолёт!

– Ты воспаришь, заложишь петлю лихо,

А твой обидчик пусть… горит смольём!

Ты в петле покачаешься беспечно,

Как на качелях в детстве… А пока,

Давай, раздвинем своды потолка,

Чтобы к ногам твоим прильнул Путь Млечный!

В клубке воображаемых дорог,

Немыслимых восторгов, приключений,

Чтобы услышала ты неземное пение,

В ознобе новизны твой стих продрог!

41. Добрый знак

Декабрьская пора обнимет Землю мраком,

Снег не спешит прикрыть коврами грязь,

Вновь пыточным нытьем вдруг совесть занялась,

А память колесит по старым буеракам…

Унылых дней пунктир в одну черту сольется,

И праздников мне не сулят календари,

В час обозначенный уже не встанет солнце

И ласково не скажет: «Отомри…»

Но вдруг по потолку соседская девчонка

Вприпрыжку пробежит, уронит ловко стул,

Глаза я подниму, ей усмехнусь вдогонку,

– Ешё вернется жизнь, я чую за версту!

42. Инопланетянин

Берлогу ищет абориген,

Лианы сохнут и опадают,

Пора бы рыжей кружить пурге,

И собираться птицам в стаю.

Набухнет влагой сизый мох,

В нем клюквы крупные рубины,

И к дубу припадет рябина,

Чтоб зиму пережить помог.

Но это на планете той,

Другой, где дышат кислородом,

И ходит лось привычным бродом

Под заунывный волка вой…

А здесь, в бензиновых стадах,

Под перебранку злых клаксонов,

Лишь потемневших туч гряда

О смене говорит сезонов.

И здесь я – инопланетянин,

Меня на ту планету тянет!

43. Сбавляя обороты

Говорят: «Ищите – обрящете!»

Для усталого сердца и ног

Темп и ритм подберу подходящие,

Крутизну убавлю дорог.

Нерешенных проблем завалы –

Игнорирую, копятся пусть!

Не до вечности. Дело за малым:

Одолеть бы минутную грусть…

Хоть в движеньях не столь резва я,

Как бывало лет двадцать назад,

Брассом мили свои нарезая,

Я на берег не брошу взгляд.

Где дыхание кончится – финиш.

Не ропщу. Так и быть должно.

Горизонта далекого линии

Нам достичь, знаю, не суждено.

Я со старостью не сражаюсь.

Я со старостью уживаюсь.