Людмила Лаврова
Прими новый день
– Отцепи его! Сейчас же! Изуродует собаку – я не знаю, что сделаю!
И тут, в этой сумятице, раздался холодный спокойный голос Нины:
– Роман, позовите собаку! Дайте команду, живо!
Роман сам не мог объяснить, почему он послушался, но раздался его голос:
– Арго, ко мне!
Пес остановился, последний раз тряхнул головой и в этот момент, Фима, который уже очень устал, услышал, наконец, голос хозяйки:
– Фима, фу! Плюнь эту гадость!
Маленький пес разжал челюсти и упал на землю. Роман подбежал и схватил Арго за ошейник. Видно было, что псу очень больно. Нина подошла к собакам и подняла Фиму с земли. Агро сидел, тяжело дыша и оглядываясь по сторонам. Роман поднял с земли поводок и дернул собаку к себе:
– Идем!
Во двор въехал экипаж патрульной службы, которую вызвали соседи.
Нина Петровна стояла, прижав к себе маленького песика, который дышал еле-еле и гладила его по голове:
– Фима, это было прекрасно! Твои предки, несомненно, гордились бы твоей храбростью! Не посрамил фамилию! Дети, – она повернулась к зареванной Соне и перепуганному Грише, – чай никто не отменял. Идем!
Позже она дала объяснения участковому, правда подчеркнула, что претензий не имеет, а случившееся – вина хозяина, а не собаки.
– А вы не могли бы обязать Романа пройти обучение с собакой? Пес не безнадежен, команды хозяина послушался сразу.
– Официально – нет, у меня нет таких полномочий, но я поговорю с ним. Это просто чудо, что трагедии не случилось!
Участковый наклонился и погладил Фиму, который лежал, уткнув носик в тапочек хозяйки.
–Кто бы мог подумать! Такой маленький и такой герой!
–Фима, конечно, герой, но это случайность, что он смог остановить на минуту такого пса. Я не понимаю, как он достал до морды! Как смог допрыгнуть! Вы же видели разницу в росте! Скорее всего собака при нападении опустила голову, иначе Фима просто не достал бы до носа. Это очень уязвимое и болезненное место. В противном случае, тот пес просто не заметил бы Фиму. Вы же видели, какой он сильный, мощный. Красавец, но очень невоспитанный.
Нина Петровна посмотрела на Фиму. Ей не нравилось, как он выглядел. В ветеринарной клинике сказали, что он не пострадал, но Нина видела, что собаке плохо.
Фима прожил после случившегося два месяца и однажды утром просто не проснулся. Нина Петровна как-то сразу постарела и осунулась. Перестала выходить из дома без необходимости.
– Мама, можно я кое-что попрошу у вас с папой?
– Да, Гриша, что случилось? – Вера перевернула последнюю котлету, вытерла руки и повернулась к сыну.
– Можно, в этом году, вместо подарков на день рождения и новый год, вы дадите мне деньги?
Вера опустилась на стул и повернула сына лицом к себе:
– Почему? Зачем тебе столько денег?
– Понимаешь, мам, тут такое дело…
Вера внимательно выслушала сына и обняла его:
– Гриша, я тобой очень горжусь, сынок! Прекрасная идея!
Накануне Нового года в дверь Нины Петровны позвонили. Она, шаркая тапочками, пошла открывать. В этом году она впервые решила остаться дома на праздники и не поехала в гости к брату. Открыв дверь, она удивленно подняла брови.
– Ого, целая делегация! Добрый вечер!
– С Наступающим, Нина Петровна, вы позволите войти?
– Прошу вас! – Нина пошире распахнула двери, пропуская людей, которые стояли на лестничной клетке. Родители Сони и Гриши, дети, Адель Александровна и еще несколько соседей.
– Мы хотели бы поздравить вас с Новым Годом и у нас кое-что для вас есть. Мы понимаем, что Фиму вам не заменит никто, но…
Гриша шагнул вперед и протянул закрытую корзинку, которую он держал в руках:
– Они родственники. Дальние, но все же одной крови. Помните, вы показывали нам Фимину родословную? Мы с Соней нашли этот питомник в интернете, а родители помогли нам организовать доставку.
В корзинке сидел маленький щенок пекинеса. Забавно наклонив голову, он разглядывал свою новую хозяйку. Нина осторожно вынула его из корзинки и прижала к себе.
– Он – прекрасен! Спасибо!
– А еще, его родной брат теперь будет жить у меня, и, если вам будет сложно, я смогу выгуливать их обоих. – Гриша светился от счастья. Родители все-таки разрешили ему завести собаку.
Нина разглядывала щенка и тихо плакала, впервые в жизни не найдя слов, чтобы выразить то, что сейчас творилось в ее душе.
Она не знала, что все деньги из своих копилок Соня и Гриша потратили на этого маленького песика. Что, конечно, этих денег не хватило, и родители, скинувшись, добавили. Что мама Гриши, встретив Адель Александровну, рассказала ей о том, что Нина Петровна совсем захандрила и о том, что придумали дети. Что соседка, выслушав внимательно, организовала сбор средств вместе с соседями, чтобы купить самого лучшего щенка, которого они смогут найти.
Нина Петровна всего этого не знала… Она просто в этот момент была, впервые за последнее время, безгранично и безусловно счастлива…
Сбрось скорость перед поворотом!
– Да, мама, была. Врач сказал, что заключение будет позже. Ты извини, я за рулем. Да, целую, наберу позже!
Лера отбросила телефон на соседнее сиденье и, сдерживая слезы, стала искать, где можно остановиться. Впереди показалась парковка крупного супермаркета. Лера свернула и припарковалась в самом конце парковки. Уронив голову на руль, она дала волю слезам. Выла в голос, по-бабьи, с причитаниями, тоской и злостью. Злость была на себя, на судьбу, на то, что так несправедливо, отчаянно неправильно сложилась жизнь.
Лерочка родилась в начале девяностых. Родители не планировали ребенка, понимая, как тяжело будет его поднять. Мама – медсестра, папа – водитель, бывший каскадер, после травмы ушедший на более спокойную работу. Жили очень скромно. Но, появившаяся девочка не стала ни разочарованием, ни обузой. Напротив, отец, взяв ее на руки, удивленно сказал:
– Моя! Представляешь, Ленка, моя дочка! Вся, от пяток до макушки!
– Конечно, твоя! – рассмеялась жена. – Надо мной все в роддоме смеялись, что свет еще не видел больше похожей на отца дочери, потому, что от меня там ноль вообще!
Олег качал на руках малышку и разглядывал ее личико.
– Даже не на меня, на бабушку похожа.
– Так это же хорошо! Красавицей будет! – Лена видела фото бабушки Олега, актрисы местного театра. Бесподобной красоты была женщина. Лена ее не знала, той не стало раньше, чем они познакомились с Олегом.
Девочка и правда росла красавицей. Да еще и умницей. Как-то сложилось, что Лера всегда была ближе к отцу, хотя с мамой отношения были хорошими, ровными. С папой же было все легко. Олег быстро разглядел, что дочка у него не кисейная барышня и, в очередной раз снимая ее с дерева во дворе, где та носилась с соседскими мальчишками или переплывая на спор речку, которая текла недалеко от дома, говорил:
– Когда мамка тебя носила, я пацана хотел. Надо было мне быть осторожнее с желаниями.
Лера только смеялась в ответ. С папой ей все было интересно и в радость. Когда он в десять лет посадил ее первый раз за руль на сельской дороге, ведущей вдоль поля, мама возмутилась:
– Ты что, Олег! Она же девочка! Да, до педалей толком не достает даже!
– Ничего, подрастет – достанет. Пусть потихоньку учится, мне спокойнее будет.
Они на пару с отцом пропадали в гараже, и Лера могла уже в четырнадцать перебрать двигатель их старенькой машины.
– Олег, ну не те это занятия для девочки. – Лена пыталась поговорить с мужем. – Ей бы с подружками погулять, сарафан новый примерить. А она в одни штаны влезла и целыми днями с тобой сидит в гараже.
Лера только посмеивалась, «выгуливала» сшитый мамой новый сарафан и снова убегала к отцу, к «железкам».
Неудивительно, что машину она водила как ас уже лет в шестнадцать. Отец научил ее всему, что знал сам. Но, при этом он все время твердил ей:
– Лерка, дорога дураков не любит! А самоуверенных дураков раз в сто больше! Ты можешь, ты знаешь, а на встречке или попутно будет «чайник», балбес, который ничего не может и не знает. Не лихачь, дочь!
Но, кто слушает родителей, когда молодой? Вот и Лерина самоуверенность сыграла с ней злую шутку. Получив права, она прыгала до небес от счастья. Теперь можно спокойно ездить, куда захочется, ведь отец давно сказал, что как права будут – машина ее. Месяц так и было. А потом… В той аварии Лера была не виновата абсолютно. Пьяные парни на хорошей иномарке решили «поиграть» на дороге с красивой девушкой. Лера решила, что легко уйдет от них. Не учла только науку отца. Со встречки вылетел тот самый «чайник», уворачиваясь от машины с пьяной компанией. Будь она чуть осторожнее – ушла бы от столкновения, а так, решила, что проскочит, успеет… Не успела…
Почти неделя комы. Собранная буквально по частям, год она училась ходить, говорить – все заново, как младенец.
Мама уже не плакала, как в первые дни, а стиснув зубы делала все, чтобы ее ребенок снова встал на ноги. На отца было страшно смотреть. Чувство вины, за то, что именно он посадил дочь за руль, сводило Олега с ума. До тех пор, пока Лера, еще не очень внятно говоря, не усадила отца рядом:
– Папка, перестань себя грызть! Ты-то при чем? Со своей стороны, ты сделал все, чтобы я руль держать умела. Так получилось! И ты в этом не виноват. Ведь, если бы не ты, я бы может и не выжила вовсе.
Олег опустил голову и, наконец, заплакал. Все то, что он держал в себе весь год, прошедший с аварии, вымывалось с этими тихими слезами. Он гладил дочку по руке, на которой видны были шрамы, и думал, что сделает все, чтобы она снова стала прежней девочкой, которая любила жизнь так, что дух захватывало.
А Лера, как только встала на ноги и смогла ходить, двигаться почти как до аварии, снова попросила у отца ключи от машины. Старенькую иномарку родители купили на смену разбитой в аварии машине, чтобы возить Леру на процедуры и в поликлинику.
– Ты с ума сошла! – ахнула Лена.
– Мам, если я сейчас этого не сделаю, я всю жизнь буду бояться собственной тени.
Олег внимательно посмотрел на дочь, достал из кармана куртки ключи и обнял жену.
– Дочь…
– Папуль, все хорошо будет. Я в город не поеду, так, по соседним улицам и все. Хочешь – давай со мной.
– Я с мамой останусь. Иди!
Почти час просидела Лера в машине, прежде, чем собралась с силами и завела двигатель.
Постепенно жизнь налаживалась. Лера окончила сначала училище, после того как восстановилась, а позже и медицинский институт, став врачом-педиатром. Работала в детской клинической больнице и там познакомилась со своим будущим мужем, Костей. Тот приезжал проведать племянника. Свадьба, купленная в ипотеку квартира и отчаянное желание иметь детей. Константин вырос в большой дружной семье и мечтал о такой же для себя. Лера смеялась:
– Ну десять детей – это я тебе не обещаю, но мальчика и девочку – да.
Год, два, десять – ничего, а, точнее, никого. Они прошли все обследования, кучу анализов, врачи только разводили руками.
– Никаких противопоказаний, ничего. Вы оба здоровы.
Лера оценила готовность мужа идти с ней до конца. Костя даже слова не сказал, когда она заикнулась об анализах. А ведь она знала, как часто мужчины считают это унизительным. Врач, который ее наблюдал, даже предупредил:
– Если муж откажется… просто сейчас это не редкость, то будем думать, какие варианты у нас есть еще. Но, честно говоря, их немного.
На робкую попытку заговорить о необходимости сдать анализы, Костя лишь обнял Леру:
– Ты что, глупенькая? Конечно! Мы же вместе.
В глубине души, Лера подозревала, что все проблемы связаны с той злополучной аварией, хотя врачи и уверяли, что она восстановилась.
Сегодня она ездила на прием к профессору, которого порекомендовал ее лечащий врач и для нее жизнь остановилась ровно в тот момент, когда он произнес:
– Я сочувствую, но, увы, детей вы иметь не сможете. Медицина тут бессильна.
Он разъяснил еле слышавшей его Лере, что к чему, и та, понимая, что он прав, спросила:
– Никогда?
– Мне жаль!
И вот сейчас она билась в истерике на парковке, понимая, что закончилась не только она как женщина, закончилась и ее семейная жизнь. Костя никогда ее не простит, ведь он так хотел ребенка.
Слезы сдавали позиции, когда зазвонил телефон. Костя! Лера выключила звук и бросила телефон обратно на сиденье. Она не знала, как сказать мужу.
Еще продолжая всхлипывать, она набрала номер отца:
– Лерка! Ревешь… Ты где?
Папа как всегда был конкретен.
– На парковке, возле супермаркета.
– Сейчас буду.
Через полчаса отец уже сидел в машине дочери и обняв ее, гладил по голове:
– Все образуется. Знаю, что звучит это сейчас куце, но так и есть. Лерка – время! Тебе просто нужно время. Косте сказала?
– Нет, я не знаю как.
– Скажи как есть. Он тебя любит. Не заслужил, чтобы ты молчала.
– Пап, я жить не хочу… Я пустышка…
– Ты с ума сошла? А, ну-ка! – Олег рывком оторвал от себя дочь и заглянул ей в глаза. – Я знаю, что тебе сейчас очень больно и очень плохо, но это пройдет. Дай себе год. Вот если через год ты поймешь, что жизнь тебе не мила, тогда и будешь говорить, что она того не стоит, чтобы ее дальше тянуть. Поняла? Понимаю, что жизнь у тебя сейчас поменяется, но не гони пока! Сбрось скорость перед поворотом…
– Поняла, пап.
– И еще. Ты думаешь, что хуже, чем тебе, быть не может. Может, Лер, кому-то может и хуже. У тебя муж, мы с мамой живые и относительно здоровые, ты молодая и сильная. Все наладится, подожди только. Ты сильная, доченька, очень сильная, я знаю.
– Ох, пап…
Они еще долго сидели в машине, пока, наконец, Олег не пересадил дочь на пассажирское сиденье и не отвез ее домой, где уже с ума сходил Константин, который не мог дозвониться до жены. Сдав с рук на руки Леру мужу, он сказал Косте:
– Не сегодня. Не спрашивай, подожди, сама расскажет. Ты понял?
Костя кивнул.
– Я поехал, мать там места себе не находит, уже раз сто звонила.
Костя уложил жену в постель и, заварив чай, присел с чашкой рядом.
– Поспишь?
– Костя… – Лера смотрела в стену, отвернувшись от мужа. – Мы разводимся.
– Лихо! Почему, я могу узнать? Ты изменила мне с Бредом Питтом?
Лера невольно улыбнулась. О ее слабости к любимому актеру муж знал и нередко подначивал ее:
– Может я хоть немного на него похож? Ну, Лерка, смотри, может хоть в профиль?
Она повернулась к Косте:
– Костик, я бесплодна. Детей от меня у тебя не будет.
– Фух! А я-то думал! Умеешь ты, родная, мозг вынести. Пойду-ка я себе тоже чаю сделаю, а потом поговорим.
Лера свернулась калачиком и слушала, как звенит ложечка в чашке у Кости, как ходит по кухне ее любимый и понимала, что вот сейчас он зайдет и все это закончится. И будет тишина…
– Лерка, а ты голодная? Есть будешь? Я плов сделал.
Лера удивленно выглянула из-под пледа, которым укуталась с головой.
– Что?
– Есть, спрашиваю, будешь?
– Костя, ты не понял, что я сказала? Или не расслышал?
– Ну, я не глухой пока. Все я понял.
Костя сел на край кровати и обнял жену, перетащив ее к себе на колени.
– Что ты удумала? С чего ты решила, что я тебя куда-то отпущу?
– Но я же…
– И что? Лера, ты моя жена. Был бы у нас ребенок – я был бы самым счастливым человеком на свете, но я и так счастлив – ты же со мной. А дети… не знаю пока, надо подумать.
– О чем?
– О том, о чем я думал весь последний год. Не все своих растят, Лер.
– Ты о чем?
– Я о том, что может нам на роду написано, своих детей не иметь? Ты знала, что у меня старшие брат и сестра приемные?
Лера удивленно посмотрела на мужа:
– Нет! Ты не говорил, а я бы в жизни не подумала, что они не родные. Мне, кажется, родители Машу вообще больше всех любят.
– Мама Машку у соседки-алкоголички отобрала, после того, как та ребенка на мороз выставила в одних трусах, чтобы пить не мешала с сожителем. А мама с работы шла поздно вечером. Машку бы и не заметила, ту почти замело, если бы не собака наша. Та ее во двор не пустила, кидалась и выла.
– Так вот почему у Маши на руке пальца не хватает?
– Да. И на ногах тоже. Отморозила.
– Господи, ужас какой!
– Ну вот, ее мама в больнице выхаживала, а потом добилась через суд и забрала. Под опеку сначала, а потом удочерила. А через год и Сашку, когда тетку Нюру лишили родительских прав на сына.
– Так они родные брат и сестра?
– Ага.
Они долго разговаривали в тот вечер. Лера постепенно пришла в себя.
«Может, отец прав, кому-то хуже, чем мне?»
Через несколько месяцев, пройдя школу приемных родителей, Лера с Костей готовились взять ребенка из детского дома.
– А это кто? – Лера листала досье детей на сайте.
– Это Наташа. Но… вы на нее не смотрите, там ребенок очень больной.
«Кому-то может и хуже…»
– Что с ней?
– Ей год и два месяца…
– Сколько?! – Лера с ужасом посмотрела еще раз на фото. На фотографии было худенькое тельце, которому едва можно было дать месяца три.
– Там такой букет диагнозов, что вряд ли она доживет до трех лет.
– Посмотрим! – Лера решительно свернула остальные открытые «окна».
Через пару недель, когда все документы были готовы, она первый раз взяла на руки дочь.
– Не дрейфь, маленькая! Мы справимся!
Два года борьбы не то, что за день, а за каждую минуту жизни. Лера ушла с работы и не спускала ребенка с рук. Вечером, едва вернувшись домой, маленькую Наташу принимал Костя:
– Где моя Наталочка? А вот она, моя принцесса!
Первая улыбка, первый раз поднятая без поддержки голова, первая ложка каши, а не смеси, первый шаг…
– Костя…
– Что, родная?
– Смотри!
Лера положила перед мужем на стол распечатку.
– Наташка!
– Нет, это Андрюша, посмотри на данные внизу. Ему восемь месяцев.
– Надо же, как похож на Наталку, когда мы ее первый раз увидели! Я думал, ты мне хочешь показать, как она выглядела. – Костя посмотрела на свою, еще худенькую, но уже румяную дочку, которая вертела в руках фломастер, сидя за столом рядом.
– Что скажешь? – Лера с тревогой посмотрела на мужа.
– Надо брать, скажу. Сколько ему отмеряли?
– Полгода, Кость!
– Ну и какие тогда разговоры могут быть?
Так в семье появился Андрей. К счастью, он оказался более здоровым, чем сестра, только запущенным донельзя. И снова все по кругу.
– Какое же счастье, что ты выбрала профессию педиатра! – Лена взяла на руки внука и покачивая, запела колыбельную. В полтора года малыш весил как пушинка, но прогресс не заставил себя ждать в заботливых руках, и Андрюшка уже пытался вставать на ножки, забавно гукая.
– Мам, если бы я знала, что мне вот это все предстоит, я бы училась получше. Иногда, у меня такое чувство, что я каждый день экзамен сдаю.
– На отлично, доченька, на отлично! – Лена посмотрела на уснувшего Андрюшку и перевела глаза на кроватку Наташи, которая сладко спала, обняв подаренного дедом зайца. – Иди, отец тебя на кухне ждет, что-то спросить хотел.
Лера вышла из комнаты.
– Пап?
– Ну что, заснул?
– Ага, мама качает, ты же знаешь, пока еще не очень хорошо спит, может проснуться, если сразу в кроватку. Ты что-то спросить хотел?
– Хотел. Как жизнь, Лерка?
– Мила, папка, мила, если ты об этом! – Лера улыбнулась, и Олег снова увидел в этой уставшей молодой женщине, свою дочку-сорванца, крутящую ключи от машины на пальце.
Матренин дом
– Машка, ты где? Подь сюда! – Матрена поставила ведро на лавку и вытерла руки.
– Что, мамань?
– Дуй как бабе Зине и попроси у нее соли. Скажи, я потом отдам.
– Сейчас! – Машка, прыгая на одной ноге натянула второй валенок и уже в дверях оглянулась. – Мам, а ты лепешки печь будешь?
– Буду! Вот соль принесешь и буду. И покличь там Васятку со двора. Холодно. Если он с ребятами, то пусть сюда идут и в избе играются.
Машка кивнула и выскочила за дверь.
Матрена огляделась. Вроде все переделала. Еще полчаса и нужно идти. Председатель ждать не станет. Сегодня день тяжелый. В хранилище холодно, а картошка сама себя не переберет. Не забыть бы рукавицы…
– Мама! – Машка влетела в избу, забыв закрыть за собой дверь. – Там такое!
– Марья! Мороз на улице! Дверь прикрой!
– Потом! Мама, да послушай же!
– Ну, что ты кричишь? – Матрена шуровала в печи. Дети уже большие, сами поедят, но лучше поставить чугунки поближе. Как бы не перевернули.
– Там детей привезли!
– Каких детей? – Матрена оглянулась на дочку.
– Таких детей! Эвакуированных. У правления. Целых двое саней! Баба Зина сказала тебя покликать.
Матрена накинула платок и махнула рукой дочери.
– Не ходи со мной! Дождись брата! И не забудь козлят покормить.
– Не забуду!
Матрена бежала по переулку, тяжело переставляя ноги по снежному крошеву. Пропади пропадом эта зима! Ни конца ей, ни краю. Уже и потеплеть должно, а все никак. Матрена вздохнула, на ходу прикрывая рот концом платка. Где-то там еще Федор. И холодно ему, и не способно… Скорее бы уже закончилось это бесконечное горюшко… Сколько извещений принесли за последнюю неделю? Ой, много… Только Матрена, да еще Катя соседка, не получали. Особо страшно было, когда три дня назад бабе Зине принесли снова страшную эту бумажку. Больше носить не будут. Не на кого… Семь сынов и муж… Не должно быть так! Не может баба, родившая столько детей, оставаться одна как перст… Матрена поежилась, вспоминая, как взяла бумажку баба Зина. Никто из женщин даже не решился подойти к ней. С сухими глазами, прямая как струна, она стянула с головы черный платок, и простоволосая пошла по деревне. Страшно… Матрена снова порадовалась, что ее дети еще маленькие. Васятка едва в школу пошел, а Матвейчик еще совсем маленький, только-только два сравнялось. Рожала его Матрена уже без мужа. Младшего сына Федор пока не видал. Ничего! Вот справятся с этой заразой и вернутся домой мужики! Только поскорее бы…
Матрена выскочила к правлению и ахнула. Детишек казалось было гораздо больше, чем влезло бы в двое саней. Махонькие и постарше, они сидели на ступеньках правления или тихо стояли, прислонившись к бревенчатой стене. Никто из них не гомонил. Было очень тихо. Матрена присмотрелась и сердце у нее зашлось. Худющие какие! Аж страшно глянуть! Она окинула взглядом малышей, сидевших на ступеньках и охнула. Пробежав последние несколько шагов, она на ходу подхватила со ступенек маленькую девочку в туфельках, которая уже клевала носом, засыпая и ногой саданула по двери правления, распахнув ее.
– А ну! Быстро внутрь все! К печке! Бегом!
Бегом, конечно, никто не побежал. Сил у детей не было. Они потянулись за старшими ребятами, которые поднимая на ходу малышей, подталкивали их к входу.
– Матрена! Ты что это самоуправничаешь?
– А! Михалыч! Старый ты хрыч! Что это ты детишек на морозе бросил? Чай, не лето на дворе! Совесть есть у тебя, аль нет? Ты посмотри в чем их привезли-то? Это тебе не валенки! – Матрена рывком поставила у печи табуретку и живо стянула с девочки и легкие туфельки, и рваные чулки. Осторожно приложив ножки ребенка к теплой печке, она принялась растирать ручки девочке.
– Моя ты рыбонька! Замерзла?
Девочка подняла глаза на незнакомую женщину, которая так громко кричала. Она была совсем не похожа на маму. Но, что-то в ней было такое, что девочка не стала долго раздумывать, а, уткнувшись в грудь этой женщины, тут же уснула.
– Намаялось дите… – Матрена аккуратно переложила ребенка поудобнее и повернулась к председателю. – Михалыч! Вот ты вроде умный мужик, но как дело людей касается – совсем ума нема у тебя! Это ж дети! А ты их на улице бросил! Пусть замерзают?
– Да что ты мне… – Кузьма Михайлович включил было командный тон, но тут же притих, потому, что Матрена шикнула на него и запричитала, запела колыбельную. Перейдя на шепот, он продолжил. – Ты мне тут не устраивай чего не надо, поняла? Их же только-только привезли. Не успел я еще. Да и глянь на них! Там же караул! Они мылись, небось, последний раз незнамо когда!
– А хоть бы и так! Что ж им теперь на морозе вместе с животностью своей замерзать? Не выдумывай мне! А то сейчас баб покличу, так живо на тебя управу найдем!
– Загрозила! Ты чего пришла-то? В хранилище ж должна быть ужо. Как там без бригадира?
– То и пришла, что Машка прибежала и сказала, что детвору привезли. Кто они, Михалыч? Да откудова?
– Из Ленинграда. – Михалыч понял, что гроза миновала и подошел поближе. Говорил он теперь тихо, так чтобы дети не услышали. Хотя предосторожность эта была и вовсе ни к чему. Детвора, которая намерзлась в дороге так, что ломило руки и ноги, разомлела в тепле и уже большей частью спала, привалившись к теплой печке там, где хватило места, или приткнувшись по углам. – Беда там, Матренушка, беда страшная…
– Что беда, про то я знаю. А куда детвору-то теперь? Родня какая есть у них?
– Да какая родня?! – махнул рукой Михалыч. Ты глянь на них. Половина и имени своего произнести не умеет. Сопровождающие ихние, что везли-то, аккурат все полегли, когда поезд… Детву повыпихивали, кого успели, а сами… Эх! – Михалыч отвернулся, пряча слезы.
Сколько уж они видали этих эвакуированных… Но, раньше-то это были взрослые. А если кто и попадался с ребятишками, то при мамках или родне дети были. А тут хоть плачь, хоть рыдай…
– Что ж делать будем, Михалыч? Глянь, какие они заморенные. Нельзя их дальше отправлять. Не доедут они никуда.
– Что предлагаешь?
– Давай народ собирать.
– Думаешь возьмет кто? Свои по лавкам скачут.
– Или мы не люди? Где свои, там и этим место найдется.
Михалыч отловил соседского мальчишку и отправил его по дворам и в хранилище, где работали сегодня женщины.
– Чего звал, Михалыч? – Катерина, первая певунья на деревне и подруга Матрены, осеклась, шагнув за порог. – Это ж что такое?
– Дети, Катя! Не шуми! – Матрена потрогала пяточки девчушки, которая посапывала у нее на руках и потянула с себя верхний платок.
Катя молча подошла и помогла ей освободить конец, на котором лежал ребенок. Матрена укутала ножки девчушки и кивнула на ребят.
– Видала?
– Страх какой! А худущие! Словно не кормили их…
– Так и не кормили же почти. Они из Ленинграда, Кать.
– Ох, горюшко! И куда их теперь?
– Сама как думаешь?
– Нельзя их дальше.
– Вот и я о чем. Бабы! Что делать будем?
– Деревня у нас большая. По дворам разберем. Только их все равно много. – Мария, соседка Матрены покрутила головой. – Если только по двое-трое на двор.
– Я не возьму! – Капитолина, вдова с другого конца переулка Матрены, покачала головой. – Своих трое, куда мне еще? Не прокормимся.
– Правление поможет. – Михалыч кивнул на вопросительный взгляд Матрены.
– Много напомогаешь ты, Михалыч? Тут до весны бы протянуть…
– Ладно. Давайте так. У кого совсем беда – те пустые. А кто может – те возьмут.
– Ты это затеяла? – Капитолина нахмурилась, глядя на Матрену.
– Жизнь это затеяла, Капа. И перестань тут себя жалеть. Вон сколько тут бабонек и чуть не каждая с такой же бумажкой, как у тебя. Не хочешь – не бери. В твою сторону косо никто не глянет. Все знаем, что еле управляешься.
Девочка всхлипнула во сне и Матрена покрепче прижала ее к себе, покачивая.
– Глянь-ко, в чем я эту пигалицу с крыльца забрала! – Матрена показала Капитолине туфельку. – И чулки как кружево у бабы Зины. Как не поморозилась еще!
Зинаида растолкала баб и наклонилась над мальчишками, которые спали вповалку в углу.
– На Мишаньку моего похож… Возьму его. И вот этих двоих.
Дело пошло веселее. Женщины тихонько будили детей и уводили их по домам.
– Мама! – девочка на руках Матрены вздрогнула и закричала.
– Тихо, тихо, моя рыбонька! Все хорошо будет!
Ребенок рванулся из ее рук. Поняв, что бежать ей больше некуда, девчушка разревелась.
– Ах ты, горюшко мое! Что ж ты плачешь, маленькая?
– Павлиииик… – малышка тянула руки к ребятам, которые столпились в другом углу избы.
– Павлик? Кто такой? – Матрена повернулась к мальчишкам.
– Это я. Она моя сестра.
Невысокий ладный паренек шагнул к печке, и девочка тут же успокоилась.
– Двое вас?
– Теперь – да. Была еще сестра. Да только… в поезде она осталась.
Мальчишка опустил глаза и протянул руки к девочке.
– Куда нас теперь?
– Ко мне пойдете? Матреной меня звать, фамилия – Зотова.
Мальчик поднял глаза, и Матрена ахнула. Такой синевы она никогда не видела. Мальчишка внимательно смотрел ей в глаза и думал. Потом медленно кивнул.
– Пойдем. Спасибо!
– Как звать-то ее?
– Ниночка.
Так дом Матрены пополнился двумя новыми жильцами. После того как Матрена в семи водах отмыла их в бане, махнув рукой на смущение Пашки и вопли Ниночки, оказалось, что кудри у девчушки точно такого же цвета, как косы у Маши, а Пашка хоть и долговязый, но худой настолько, что сквозь кожу видно каждую косточку.
– Что ж вас, совсем не кормили что ли? – подкладывала кашу по мискам Матрена. – Ешьте, никто не отберет. Маша, молочка плесни им еще.
– Кормили. – Павлик ел медленно, хотя больше всего ему хотелось проглотить эту кашу с миской вместе. Ему казалось, что ничего вкуснее он никогда не пробовал. – По норме, как положено.
Он взял нож и отрезал небольшой кусочек хлеба.
– Вот столько давали нам.
Матрена зажала рот рукой.
– Как же ж вы…
– Мама нам свой хлеб отдавала. Только я брать не хотел. А она ругалась…
– Мамка ваша…
– Нет ее. Еще до нашего отъезда не стало.
– А батя? – Маша подвинула Павлику кружку с молоком.
– А отец на фронте… был… в самом начале еще он… – Павлик заплакал, уткнувшись в сложенные на столе руки.
Ниночка, глядя на брата, заревела тоже.
Матрена покачала головой и почти силком подняв голову Павлика, заглянула ему в глаза.
– Не плачь, родный мой! Есть у вас теперь и дом, и родня. Родителей помните своих и чтите, а вот плакать не надо. Отплакались!
Матрена подошла к шкафчику и достала оттуда тряпицу, в которую был завернут сахар. Отколов несколько кусочков, она раздала его детям.
– Посластитесь! И пусть горе подождет за порогом. Не пускайте его в дом.
Дети прижились в семье Матрены. Павлик охотно брался за любую работу, помогая Матрене по хозяйству и охотно занимаясь с ребятами уроками. Маша не уставала удивляться, сколько он знает.
– Папа говорил, что нужно много читать! В знании вся сила! – Павлик объяснял Маше очередную тему, и она ахала, как легко и понятно он это делал.
– Павлик, тебе надо учителем в школе работать.
– Может быть и буду. Но, это очень много учиться надо. А негде пока.
– Ничего, сынок, вот закончится беда эта и будет все. И учиться будешь, и другим ума дашь. У тебя это хорошо получается.
Ниночка, как будто успокоившись, что больше никуда бежать не надо, неожиданно разболелась. Она металась в бреду, сгорая от жара и Матрена тихонько затеплила лампадку, которая осталась ей от бабушки.
– Помоги, Господи! Сколько вынесли эти дети… Спаси и сохрани!
Маша видела, как молится ночами мать, не отходя от кровати, где бредила Ниночка и тихонько шептала следом за ней.
– Помоги…
Почему-то ей совсем не было совестно. Мало ли, что говорили в школе. Мама всегда знала все лучше. И если она так делает, значит это точно поможет. Вот только говорить об этом никому нельзя. Это Маша знала и понимала. Когда-то бабушка сказала ей:
– Не все верят, Машутка. Кто-то считает, что Бога и вовсе нет. Только я тебе так скажу. Коль нет Его, так и волноваться нечего, а коли есть Он там, на небе, так не грех и спасибо сказать Ему, и попросить, о чем нужно. Бог ведь Он такой. Все видит, все знает. И все может. Это ты хорошо помни. А еще запомни вот что. Если ты чего просишь, да не получаешь, не спеши пенять Ему. Может не на добро просила. Мы ведь думаем по-своему, маленьким умишком, а Он-то большим. И видит дальше, и знает больше. Поняла? Я вот тебе расскажу. Была у меня сестра. Ты ее не помнишь, давно это было, еще мамка твоя не замужем была, а махонькой девчонкой бегала. Сестра моя была красивая. Многие ее замуж звали, а только пошла она по любви. Батюшка наш ее сильно жалел и неволить не хотел. Выбрала сама, кого хотела. Да только он ее не выбирал. Уж как она молилась. Ночи на коленках стояла. Вот и вымолила себе того, кого присмотрела. Как уж там получилось, не знаю, а только позвал он ее замуж. Да только хорошего ничего там не вышло.
