О чём это говорит? Мы видим классическую историю нарцисса: сначала она меня идеализировала, а других обесценивала. В дальнейшем каждого, кто сначала покажется ей идеальным, она через некоторое время непременно обесценит. Здесь ЭОТ помогает нам своим быстродействием: часто удаётся получить нужные результаты и завершить терапевтические отношения до того момента, как клиент решит обесценить вас.
Опыт обычно помогает мне предвидеть ситуацию возможного обесценивания, и я делаю профилактику. В ответ на слова о том, какой я уникальный психолог, я отвечаю: «Это очень странно, что вы меня выделили как особого терапевта и не смогли найти кого-то в своём городе. Я не бог». Когда мы с клиентом доходим до понимания истоков идеализации, я объясняю: «Вы находитесь в поисках идеальной матери, а я не могу ею быть. Как только вы поймёте, что я вам не мать, весь ваш гнев обрушится на меня». Я считаю, что это нужно объяснять всем, кто остался в длительной терапии. А шизоиды обычно ходят долго, присматриваются, пока не почувствуют доверие, особенно люди параноидного склада. Да и быстрых результатов с шизоидами не бывает. Этот случай не стал исключением.
Что же происходило в эти три года до нашей новой встречи?
После нашего первого сеанса у клиентки наладилась сексуальная жизнь, но всё это время муж не был готов стать отцом. То есть её бессознательный страх прошёл, потому что эту проблему решил муж: секс есть, а детей не будет. Можно не бояться забеременеть, обо всём позаботится муж. Однако спустя какое-то время муж обратил внимание на то, что все его друзья уже обзавелись детьми, и согласился на ребёнка. В этот момент у клиентки начались психосоматические проявления. Она почувствовала себя больной, что, естественно, стало препятствием для занятий сексом и беременности. У неё появились боли в желудке, невозможность проглатывать пищу, потом добавился цистит, зуд в паховой области, приступы удушья и панические атаки.
Обратите внимание на то, что пострадали органы пищеварения, выделения и половые органы (оральные и генитальные проявления). С этими симптомами клиентка пришла на терапию через три года, и на их проработку, на разбор защит ушло семь или восемь сеансов. А когда телесные проявления отступили, мы увидели, что на первом плане оказалась злость, которая жила внутри. Как тут стать матерью?
Кстати, всплыла одна интересная деталь: ни женщина, ни её муж не хотели иметь дочерей, считая их вторым сортом.
О раннем детстве клиентки известно, что её родители развелись, когда дочери был год, а ещё через год мама вышла замуж, забеременела и родила сестру. В четыре года (эдипальный период) девочка решила, что она должна быть для мамы лучше сестры. Но опередить требовалось не только сестру. Для мамы надо было стать лучшим мужчиной, чем папа-отчим, который оказался маменькиным сынком и вёл себя как большой ребёнок. Также она рассказала, что в детстве, когда играла с сестрой, часто замечала, что папа мастурбирует на диване (субъективно ужасный момент для клиентки). Отчим не приставал и не демонстрировал свои действия, но она всегда замечала, чем он занят под одеялом. И это оставалось для неё закрытым переживанием, ужасной тайной историей. Но эта тема вторична по отношению к формированию шизоидной проблематики.
Вернемся к образу змеиного клубка (он здесь самый важный).
Терапевт. Змея, скажи, а из-за кого ты сама страдала? Из-за кого ты теперь хочешь страданий для других?
(Тут мы переходим в ключевую ситуацию.)
Клиент. Это мама. Она всегда была раздражённая, уставшая, мои проблемы её не интересовали. Нужно было только одно – вести себя хорошо и не мешать.
Теперь мы знаем, что причина страданий – холодность матери, которая не обращала на дочку внимания. Поэтому первое, что мы делаем, – ресурсируем змею. Выражаем ей добрые чувства. Раз она холодная – делимся теплом. После этого змея сразу превратилась в девочку с короной. В дальнейшем диалоге с образом выясняем: этой девочке грустно, потому что мальчишки всё равно лучше девчонок. Мальчишкам повезло. (По Фрейду, это зависть к пенису и одновременно примитивная зависть.) В конце клиентка вспомнила, как в четыре года сообщила своим родственникам, что она мальчик, а они её не поняли. И снова прозвучало: «Тупые. До сих пор злюсь, что не могу объяснить».
Отмечу, что у клиентки и во взрослом возрасте были на тот момент проблемы с самоидентификацией, несмотря на наличие семьи и женскую профессию (парикмахер). Она носила длинные волосы, пыталась создать женственный образ, но при этом всё равно оставалась мужеподобной.
Получается, что наша девочка хочет быть мальчиком. Но почему? В том числе и потому, что мальчики не рожают! Если она родит ребёнка, все сразу поймут, что она девочка – второй сорт. Значит, нужно болеть, лечиться и не беременеть во что бы то ни стало.
Основная стратегия работы – принять внутреннюю девочку. Когда клиентка пыталась соединиться со своим внутренним ребёнком, мы не получили полной идентификации. Образ девочки оказывался только на коленях, не сливаясь с клиенткой. В этот момент была обозначена цель терапии: перестать быть мужчиной.
У клиентки немедленно проявился страх: «Если я перестану быть мужчиной, от меня уйдёт муж. Мне важно быть мужиком, быть круче, чем он. Иметь над ним власть. Ему это тоже нравится». Вот и оказалось, что, согласно половой идентификации, в семье двое мужчин: латентный гомосексуалист живёт с мужеподобной женщиной. Именно поэтому оба они терпеть не могут девочек и не хотят их рожать.
Проработав реакции асоциального и нарциссического типа, мы подошли к истинно шизоидной проблематике – страху поглощения своей семьи. Клиентка живёт с мужем, но его мать постоянно приходит к ним в дом и влияет на их жизнь.
Клиент. Я чувствую страх.
Терапевт. Кто боится?
Клиент. Кто-то лиловый, который боится квартиры.
(Квартиру купила свекровь.)
Клиент. Боюсь чёрного нечто, пыльной темноты.
(Образ свекрови.)
Терапевт. Почему?
Клиент. Боюсь, что она меня поглотит.
(Свекровь здесь – пожирающая мать.)
Терапевт. Разреши пыльной темноте поглотить самоё себя.
(Приём ЭОТ. Я попросила клиентку представить, как эта темнота заворачивается внутрь и сама в себя входит.)
Клиент. Теперь там капкан.
(Темнота сменилась более осязаемым образом.)
Образ капкана наглядно демонстрирует страх поглощения, свойственный шизоидам.
Кроме того, клиентка показала паранойяльную симптоматику: «Теперь у меня ничего не болит, но я боюсь: вдруг все начнётся опять» (недоверие к реальности, подозрительность).
Вспомним, что работа начиналась с психосоматики: это третичное нарушение, верхний слой, который вывел нас к более глубоким шизоидным слоям и к ядру личности.
За три года до этого результат был получен за один сеанс. Это говорит о том, что в тот момент для неё были актуальны другие факторы, защищающие её от ядерной проблематики. Но как только защиты были ослаблены, всё вернулось. В ядре – шизоидное состояние, на которое наслаиваются различные защиты: внутренние (например, «боюсь, что люди нападут на меня») и внешние («эта ситуация меня не затрагивает, она не актуальна»). Но как только ситуация становится актуальной, её реакции проявляются снова и снова. Так будет продолжаться, пока эта женщина не вырастет из своего шизоидного состояния.
Теперь давайте коротко обобщим различия между четырьмя шизоидными состояниями.
Нарциссы и асоциалы всегда переживают внутреннюю пустоту. Этим они схожи, но нарциссы стремятся к совершенству и ждут одобрения. Получая одобрение от терапевта, нарцисс будет посещать такого специалиста как можно чаще, особенно когда ситуация вовне становится для него сложной, разрушающей. Нарциссическую личность интересует только укрепление своей Персоны (Юнг). Всеми силами нарцисс поддерживает привлекательный фасад личности, внутри которого пустота. На это укрепление нужно много ресурса, вот почему нарциссы готовы ходить на сеансы часто и подолгу.
Чтобы не «подкармливать» эту адаптацию, я устанавливаю со всеми клиентами одно и то же правило: ни с кем не встречаться чаще раза в неделю. Нарцисс хочет получать внимание и эмоциональные поглаживания, а не терапевтические изменения. Меня же не удовлетворяет работа без реальных изменений и видимого завершения. Поэтому я сразу информирую о том, что являюсь представителем метода эмоционально-образной терапии, который ориентирован на получение ощутимого результата. Если я не вижу у клиента продвижения, не могу разобраться в том, чего он хочет, куда движется, – я сообщаю: «Вам нужно, чтобы вас кто-то поглаживал. Это вас не вылечит и не поможет развитию вашей личности. Вы приходите сюда за очередной порцией приятных ощущений, а это попытка слияния с терапевтом». После этого клиенту приходится решать, остаётся ли он работать или идёт на поиски очередного поглаживающего терапевта. Шизоиды достаточно наивны и внушаемы. Нарциссы и шизоиды сливаются с чужим мнением, так как у них нет своего, и заполнить эту пустоту довольно легко.
Асоциалы стремятся вызвать у мира те чувства, которые непонятны им самим, через отреагирование. Если нарциссы боятся не соответствовать идеалу, то для асоциалов характерно тревожное чувство, которое они стараются подавить. Для того чтобы люди не заметили их слабости, асоциалы выдают гневную реакцию. Мужчины ведут себя более агрессивно, могут пустить в ход кулаки. В отличие от мужчин, женщины чаще соматизируют гнев, удерживая его в себе. Главный посыл в гневе: «Пусть тебе будет больно, чтобы ты знал, как больно мне».
Цель асоциалов – всемогущий контроль, ведущая потребность – обретение власти. «Все должны делать так, как я хочу». Из присущих этому типу черт мы можем упомянуть отсутствие совести, дефицит супер-Эго, бесстыдство, намеренное использование других людей.
Шизоидные шизоиды используют изоляцию, чтобы не попасть в зону внимания, спасаются в мире фантазий. Это тихие незлобливые люди, которые боятся поглощения. Их мучает тревога по поводу базовой безопасности, и они танцуют свой вечный танец – «близость-дистанция». Им плохо в одиночестве, но и нахождение рядом с кем-то бывает для них невыносимо.
Параноики собственные негативные чувства (у них много зла и гнева) отрицают, проецируют их на мир и повсюду видят врагов, которые стараются причинить им вред. Все эти «вражеские нападки» – отражение их собственной агрессии, адресованной материнским фигурам. Получая в ответ своё собственное спроецированное зло, они тем самым подкрепляют искажённую картину реальности.
Параноики могут проецировать свои чувства на конкретного человека (Иван Иванович меня ненавидит) или на абстрактные объекты – например, на правительство, всемирный заговор и т. п. Асоциальное поведение среди людей этого типа чаще встречается у мужчин. Довольно много параноидных можно увидеть в политике.
Они также бывают склонны к гомофобии, являясь при этом латентными гомосексуалистами. Если они приходят к терапевтам-мужчинам, то очень быстро возникает сексуальный перенос, и их скрытая гомосексуальность расцветает пышным цветом. Сначала будут подозрения и провокации: «Вы на меня так смотрите. Что-то имеете в виду, наверное?», а потом начинается блаженная фаза любви. Поэтому важно быстро сориентироваться и поскорее закончить работу с этим клиентом, чтобы не иметь дело с переносом. И вот здесь быстродействие ЭОТ окажется очень кстати.
В работе нужно учитывать, что проецирование – бессознательный процесс, и сами параноики о таком своём способе воспринимать мир не знают. Привести их к базовому доверию может оказаться непростой задачей, потому что все собственные негативные чувства они отвергают, приписывая их внешнему миру, и ждут ударов. Главное в терапии параноидных клиентов – прийти к объяснению, что зло, которое несёт им мир, – их собственное.
Все типы шизоидной адаптации несут в себе травмы орального периода.
Из четырёх видов шизоидов нарциссы и собственно шизоиды в лёгкой степени неплохо поддаются терапии. С асоциалами работать сложнее. Асоциальные невротики могут принести в качестве запроса свою психосоматику, а вот их асоциальность вы, может быть, обнаружите на десятом сеансе. Что касается параноиков, то они в принципе никому не доверяют. С чего бы им доверять, например, терапевту-женщине? Поэтому огромные усилия придётся вложить в создание доверительного альянса.
Делать вывод о характере адаптации по одному проявлению нельзя. Например, вы заметили в группе человека, который стремится контролировать посещаемость, журит за пропуски и всячески старается объединить членов группы. Может ли он оказаться шизоидом? И да, и нет. Обычно шизоиды не проявляют высокой активности, такое поведение бывает скорее у контролирующего депрессивного. Но после многолетней индивидуальной терапии и шизоид может включиться в группу. Однако для шизоида такое поведение в группе говорит о сомнениях и неустойчивости. Он наконец столкнулся с реальностью, и это вызывает у него большое напряжение – надо уметь быть спонтанным, реагировать на других людей, на ситуацию, действовать самостоятельно. В такой ситуации попытки объединить группу и поддерживать порядок скорее продиктованы желанием удержать его новый хрупкий расползающийся мир.
Шизоиды очень разные. И для того, чтобы увидеть специфику возникновения и развития шизоидной адаптации, важно понимать, в слиянии с какой матерью находился ребёнок в ранние годы жизни.
На бытовом уровне матерей можно определить так: хорошая, плохая и никакая. Мать может проявлять к ребенку положительное отношение, и тогда, если остальные факторы не подкачают, это будет вариант здорового развития. Мать может относиться к ребенку негативно, разрушая его. И третий вариант – мать, которая не замечает своего ребенка, относится к нему безразлично.
Если отношение к ребенку «нулевое» (никакое), «ноль» становится центром мира этого ребёнка. Отсутствующая, относящаяся к ребёнку как к вещи, безразличная мать создаёт вокруг него эмоциональный вакуум. Для многих женщин такое материнство, к сожалению, в порядке вещей.
Когда вокруг ребёнка пустота – его не замечают, нет ощущения, что к нему направлено тёплое принимающее внимание матери, которое связано с её присутствием, то он не знает, существует ли он. Чтобы понять, что он существует, и в конце концов отделиться от матери, он должен слышать от неё: «Ты мой хороший… Моя сладкая… Какие у нас ножки, какие ручки… Ах ты ж моя радость…» Вот так на первых порах дети узнают о своём существовании от матери. Не имея этого постоянного свидетельствующего присутствия, сам ребёнок не догадывается, что он существует.
В атмосфере, где его принимают, дают понять, что он хороший и желанный, что ему здесь рады, у ребёнка появляется ощущение «я есть». Назовём это ощущение «плюс».
Если же не говорят ничего, не проявляют чувств, то пустота вокруг порождает состояние «меня нет». Из состояния «я есть» зарождается наше «Я», которое в дальнейшем крепнет и становится зрелым. А когда внутри «ноль», то остаётся сомнение – есть ли я, существую ли я, живу ли.
Появившись на свет, ребёнок настроен на приём и ожидает, что его будут кормить во всех смыслах. Он голодный, ему необходимо поглощать и расти, а «нулевая мать» окружает ребёнка бесчувственностью. И он вынужден поглощать эту пустоту, которая со временем становится его центром. Эту безжизненность шизоиды впитывают в себя, потому что им больше нечего впитывать: вокруг больше ничего нет. Они становятся ею. Безжизненность хорошо просматривается в образах шизоидов: холод, ледяная пустыня, чёрные дыры, космос, растворённость в земле (отсутствие какого бы то ни было центра).
Что ему делать дальше с этой пустотой? Единственный способ выжить (быть, состояться) – населить эту пустоту несуществующими объектами. От матери, из внешнего мира идут очень скудные стимулы. Пустота впитана, но насыщения нет. Защищаясь, ребёнок начинает фантазировать: раз ничего нет, я придумаю объекты, и они будут жить в моём мире. Появляются воображаемые друзья и т. д.
Поскольку навык общения с другим человеком – матерью – не развился, то и с другими детьми ребёнок не сможет установить удовлетворительный контакт.
Сензитивный период, когда ребёнку необходимо иметь возможность откликаться на обращение к нему, проходит. И далее внутренняя картина взаимодействия шизоида с миром складывается примерно так: я – никому не нужный, не ощущающий полностью своего присутствия в этом мире, я учусь жить в этой пустоте, находиться сам с собой. Если я и выхожу к людям, то у меня всегда сомнения – заметят ли они меня, увидят ли. А если меня увидят, то это ещё страшнее. Каким я окажусь для них? Я-то ведь не знаю, какой я. Когда они познакомятся со мной, неизвестно, что они про меня скажут.
Избегающий паттерн при шизоидном расстройстве – следствие того, что не было принятия, свидетельствования и подкрепления факта рождения. Проще говоря, тебе не рассказали, что ты появился, что ты есть.
Другие взрослые своим добрым отношением к ребёнку могут скомпенсировать нулевую мать, но он неизбежно будет проваливаться в состояние опустошённости и отчуждения, потому что мать – основной свидетель его рождения и существования. Компенсация компенсацией, но тоска по материнской фигуре есть всегда.
С этой тоской связано понятие «пожирающий ребёнок» – словосочетание, которое как нельзя лучше передаёт характерное состояние человека с таким типом адаптации. «Пожирающим ребёнком» шизоид становится в фазе мании. Получив когда-то пустоту вместо эмоционального «молока», пребывая в одиночестве и неудовлетворённости, такой человек рано или поздно попытается эту пустоту наполнить, поглощая любые внешние объекты в режиме пылесоса. Таким образом повторяются детские попытки впитать материнское участие, и всякий раз они приводят к разочарованию. Эти попытки – в сложных случаях – только подкрепляют ощущение бессмысленности любых усилий.
Люди с избегающим паттерном поведения хотя и стремятся установить близость, не способны воспринять другого как отдельный объект. Им недоступен диалог на основе понимания, и единственной приемлемой формой близости остаётся слияние.
Согласно Мелани Кляйн, на оральной фазе ребёнок считает: я – равно грудь, я – равно мать. Применительно к шизоиду это выглядит так: я – равно пустота, потому что мать и грудь – это пустота. Я – пустое место. Ощущение пустого места травматично, болезненно. Я не хочу с ним сталкиваться, отрицаю боль этой пустоты внутри себя, поэтому я придумываю себе свой собственный мир либо занимаюсь отвлечёнными идеями, которые не связаны с живыми людьми.
Абстрактное мышление – конёк шизоидов, они могут прекрасно анализировать и рассуждать о глубоких вещах, очаровывая терапевта своими способностями. Это очарование терапевты отмечают у себя в контрпереносе. Здесь есть опасность заиграться в игру «Ах какой умный человек! Как прекрасно он разбирается в таких сложных темах! Надо его послушать».
Но у терапии другая задача – вернуться к болезненным переживаниям клиента, который страдает от ненужности и одиночества, от ощущения, что его никто не встретил в этом мире. И если удастся выстроить терапевтическое доверие – стать тем человеком, который его видит, не боится его внутренней пустоты, выдерживает её боль, – то постепенно можно проложить путь к наполнению этой пустоты реальностью. Наша цель – помогать шизоиду заполнять то, что в этой пустоте должна была заполнить мать.
В терапии прежде всего требуется много работы с телом, учитывая, что тело у шизоидов гиперпроницаемо и телесные воздействия создают им физический дискомфорт. Если вы захотите обнять шизоида, он будет отбрыкиваться (ну или как минимум постарается отстраниться). Почему? Потому что поверхность тела не является для него границей. Если вы его обнимаете, он воспринимает это как будто вы обнимаете его «насквозь», и это может быть болезненно. Ему сложно почувствовать тело как границу. Наверняка вы знаете людей, которые не любят и не хотят обниматься. И если депрессивный направится к шизоиду с распростёртыми объятиями, тот может ретироваться.
У ярко выраженных шизоидов с избегающим паттерном отмечается характерное ощущение, которое можно описать так: тот, кто направляется ко мне, – это кто-то похожий на мою мать, от своей матери я не жду ничего хорошего; всё, что приближается, проваливается в меня, и это плохо.
Осознание тела, телесных границ – это то, что им больше всего нужно. Но в терапии всегда так: то, что нам нужно, – болезненно, и мы сопротивляемся.
Безопасная тема в работе с телом, с которой можно начать, – это обнажённые фото. Разумеется, делаются они при полном доверии к фотографу, нарушения границ не должно быть ни в коем случае. Рассматривание этих фотографий даёт возможность познакомиться с собственным телом как с каким-то неизвестным объектом; клиент учится воспринимать своё тело – руки, ноги и т. д. Есть ещё один несложный приём для работы с телом: человек ложится на пол, и его силуэт обводят, а потом спрашивают, что он видит, как он это видит и что при этом чувствует.
Степень выраженности шизоидной адаптации зависит от того, насколько опыт безразличного отношения к ребёнку был частым и регулярным. Иногда личность имеет так называемые шизоидные анклавы (части). Если таких шизоидных анклавов много, то у человека теряется внутренняя связанность. Как образуется шизоидный анклав? Например, мать какое-то время уделяла ребёнку внимание, а затем пропала – уехала или заболела. Потом вернулась, но опять что-то произошло, и она исчезла из жизни ребёнка. Дальше ребёнка отдали в ясли и т. д. То есть со стороны матери периоды, когда она замечала ребёнка, сменялись периодами нулевого участия. Так образовался один шизоидный «закуток», за ним другой, но во внутреннем пространстве между ними нет связанности. Человек ощущает распад на части внутри себя, не может собраться, ощутить внутреннюю целостность. Однако если при выраженной шизоидности превалирует ощущение «меня нет», то в случае с анклавами ситуация более благоприятна, поскольку присутствуют сомнения: то ли я есть, то ли меня нет.
Среда, в которую попадает ребёнок, может оказаться не только безразличной (нулевой), но и негативной (минусовой). Здесь ребёнок сталкивается с пугающей, нападающей – плохой матерью.
Мать пугает: слишком громко разговаривает, не заботится о стабильном климате вокруг ребёнка, пропадает, кричит, неожиданно хватает. Есть матери, которые не просто пугают, но и разрушают – нападают, бьют.
В этом случае вместо эмоционального вакуума ребёнок получает отрицательное воздействие и впитывает это воздействие внутрь себя.
Такой тип шизоидов внутри вместо пустоты ощущает отсутствие собственной ценности, никчёмность, ничтожность. Каким образом этот минус проявится в дальнейшем? Во что выльется ничтожная внутренняя идентичность и принятые в себя разрушающие мотивы? В проекции.
Параноики свои униженные, ничтожные части проецируют на других людей. У них есть содержание, воспринятое от разрушающей матери: «Кто ты такой? Что это за урод? Хоть бы тебя не было!» Параноик тоже использует избегающий паттерн поведения, но свою никчёмную часть он помещает во внешний мир и находит её вовне. Срабатывает механизм проекции: «Что за уроды окружают меня?» Если, например, его упрекали в бездарности, то в своём мире он будет окружён бездарностями.
Ещё одно чувство, свойственное параноикам, – ревность. Фрейд, например, соотносил ревность параноиков с латентным гомосексуализмом.