Людмила Колесова
Стокгольмский калейдоскоп
Вступление
Однажды моя подруга, вернувшись из тура по Скандинавии, взахлёб делилась своими впечатлениями. Действительно, не трудно было захлебнуться, ведь ей без конца приходилось повторять один и тот же рефрен: "Не помню, где, но кажется, в Стокгольме… или в Хельсинки, ну, в общем, не важно…"
В Стокгольме бывали многие, но в мимолётных турах одни мало что видели, другие мало что помнят, как моя подруга. Мне же посчастливилось провести в Стокгольме три месяца. У меня было время, возможность и желание изучить этот город, и мои впечатления оказались несопоставимо глубже и шире. Поэтому, без ложной скромности, я решила, мне есть что рассказать об этом городе.
Так что приглашаю желающих окунуться в ауру современного Стокгольма. А чтобы лучше понять современность, заглянем и вглубь веков. Даже не представляете, какие тайны и загадки хранит шведская история и какие нити тянутся в наши дни. Проследим, как тени прошлого наслаиваются на настоящее, а порой омрачают отношения с нашей страной.
Познакомимся с теми, кто творил шведскую историю. У нас они по большей части малоизвестны. Однако остросюжетная литература бледнеет на фоне их невыдуманных приключений и тайн.
Наконец, мы сможем просто подышать балтийским ветром на набережных, полюбоваться достопримечательностями, заглянуть в некоторые музеи и лавочки, посидеть в баре Старого Города.
Прошу читателей, которые уже бывали в Стокгольме, отнестись с пониманием к тому, что вначале придётся прогуляться и по избитым туристическим местам. Как бы ни хотелось быть оригинальной и открывать только новые места и страницы для продвинутых читателей, танцевать полагается от печки, ради тех, кто Стокгольма ещё не видел. Однако я искренне пыталась сделать пробежку по исторической колыбели Стокгольма интересной даже для тех, кто уже в теме: либо заглянуть поглубже, либо откопать что-то малоизвестное, либо… ну, не буду раскрывать все секреты.
Предупреждаю: все персонажи, за исключением исторических личностей, являются плодом авторской фантазии. Любое совпадение с реальными людьми, событиями их жизни или местами проживания является совершенной случайностью. Даже главная героиня – это не совсем я.
Любовь с первого взгляда
Поезд выскочил из туннеля метро и помчался по мосту. В неожиданной вспышке света мелькнул такой вид за окном, что захватило дух. На гранитной горе каскадом высились и громоздились башни терракотового замка. И его воинственно-сказочный силуэт повторялся в стальной глади вод. Видение потрясло и тут же исчезло из виду. За окном замелькал перрон. "Гамла Стан", – услышала я мажорный голос дикторши, что означало "Старый город", и, оторвав взгляд от окна, поспешила к выходу. Сейчас я всё это рассмотрю своими глазами!
Поезд остановился, но двери почему-то не открывались. По российской привычке ожидая подвоха и неприятностей, я уже успела запаниковать у закрытых дверей, в то время как шведы спокойно поднялись с сидений и по стоящему вагону не спеша подтянулись к дверям. Вот тогда-то двери и распахнулись. Позднее мне ещё не раз придётся убедиться, что жизнь потомков викингов с нордическим характером максимально лишена всякого экстрима. Боже упаси, при торможении транспорта вставать и пробираться к дверям. Они успеют это сделать после полной остановки, не рискуя здоровьем.
Стокгольмское метро неглубокое. А эта станция вообще на мосту. Всего несколько ступенек вниз с перрона, затем снова вверх, и вот я на гранитной мостовой Старого Города. Я делаю глубокий вдох. Ах, какой воздух, невозможно надышаться!
Я впервые в центре и одна. Впереди целый свободный день, а в отдалённой перспективе – целых три месяца. Три месяца – будет ли этого достаточно, чтобы залечить мои раны? Чтобы подумать о будущем и решить, как мне жить дальше? И, наконец, чтобы посмотреть Стокгольм. Вот для последнего, пожалуй, трёх месяцев должно хватить. Всё остальное в тумане.
Оглядевшись и увидев тот же замок за проливом, я устремилась к набережной. Моему взгляду открылась такая панорама, что снова захватило дух. Высокий холм противоположного берега являл собой красивый хаос из старинных и современных зданий, больших и маленьких, светлых и тёмных. Город-хаос глядел на мир удивлёнными глазами мансардных окон на изломанных крышах, поддерживал низкое небо на своих плечах, утопая в облаках куполами церквей. Он то карабкался вверх по холму, то сбегал вниз к воде брусчаткой причудливо изогнутых улочек. Большие дома нависали над маленькими, маленькие устраивались над большими. И невозможно было найти во всём этом какое-либо присутствие первоначального плана застройки, какой-либо симметрии и упорядоченности.
Постепенно из хаоса стали вырисовываться отдельные здания. Самым замечательным из них по-прежнему казался терракотовый замок в окружении жилых домов. Словно вассалы, эти дома и домики жались к замку снизу и с боков, робко повторяя черты его силуэта. Главную башню замка гордо украшал воинственный купол, напоминавший знаменитый стальной шлем германского канцлера Бисмарка. В похожие шлемы со шпилями, только поменьше, рядились и крыши домов-вассалов. Мощный медный шпиль главного купола безжалостно вонзался в бесцветное небо, вырывая из него седые космы тумана, тотчас же уплывавшие вдаль над озером Меларен.
Я шла по набережной навстречу балтийскому ветру, не в силах оторвать восхищённого взгляда от города за проливом. Пять мостов неслись к нему с обеих сторон от меня и, приближаясь, нестройным веером сходились в узком местечке, перекрещиваясь меж собой в разных плоскостях, как по вертикали, так и по горизонтали.
Там, где заканчивались мосты и начиналась пристань, преобладали здания прошлого века из стекла и бетона. Они глядели сверху вниз огромными глазами-окнами на корабли и кораблики, прогулочные катера и пароходики с чёрными трубами. И сами эти прозрачные здания походили на огромный пассажирский паром “Silja Line”, отчаливший от пристани. Их отражения в воде можно было принять за нижние этажи, и казалось, здания тоже скользили по волнам вслед хрустальному парому со светящимися каютами.
Из отрицания всякой упорядоченности и симметрии здесь родилась своя неповторимая гармония – гармония Слюссена. Так называется этот район на холме за проливом. И сам этот холм, выглядывая то тут, то там своими крутыми гранитными боками, на которые город не смог взгромоздиться, тоже являлся элементом архитектуры. Местами отесанный и облицованный, с гротами, то ли декоративными, то ли настоящими, он потрясающе вписывался в городской пейзаж. Для меня, равнинной жительницы, видевший гранит лишь в виде сваянных скульпторами памятников, этот природный гранит в таком изобилии был уже достопримечательностью.
***
Как лучше ознакомиться с незнакомым городом? По старинке бегая за торопливым гидом? Но, как правило, таким образом либо чего-то не разглядишь, либо, разглядывая, чего-то не услышишь. Ведь главная цель большинства гидов – провести экскурсию как можно быстрей. А я, прежде всего, визуал. Но история мне тоже интересна. Так что вариант экскурсии с гидом мне категорически не подходил.
Поэтому, перед тем как отправляться в исторический центр Стокгольма, я "облетела" его при помощи Google Earth, почитала об истории города то, что нашла в Интернете. И решила в свою первую экскурсию просто обойти остров Стадхольмен, на котором расположен Гамла Стан (Старый Город), а под конец посетить Королевский дворец. Разглядывая карту и многочисленные фото, я мнила, что теперь не смогу увидеть чего-то нового и неожиданного.
Как я просчиталась, однако! Я не представляла себе, что значит, обойти этот остров по набережным. Потому что не могла представить, какой потрясающий вид откроется с первой же его набережной. А за каждым поворотом, на новой набережной – новые открытия, новые потрясения. Не успела я повернуться спиной к Слюссену, как передо мной раскинулся другой пролив и вид на другой остров, остров Шепсхольмен с адмиральским замком и пришвартованным парусником. Неважно, что этот романтический корабль служит ночлежкой, причём самой дешёвой в Стокгольме. В тот момент я этого не знала. А дальше-то, насколько глаз хватало – новый остров или острова, или уже материк, не поймёшь. Там центр Стокгольма, это сразу понятно по оживлённому движению, по великолепным зданиям. Но всё это не описать вот так сразу. И не буду забегать вперёд. Я приехала в Старый Город и собиралась начать знакомство именно с него. А виды с набережных – это уже не сам остров, а отдельная песня, точнее, песни, причём очень красивые.
Вот так, с первых мгновений я поняла, что уже влюбилась в Стокгольм, даже не успев его как следует рассмотреть. С первого взгляда.
Рождество в Стокгольме
Сделаем небольшой перерыв, и я расскажу, как оказалась в Стокгольме.
Мы сидели с двоюродным братом Юрой на его просторной ухоженной кухне в добротной сталинке. Ненастным осенним вечером я пришла к нему впервые после развода, разделившего мою жизнь на до и после.
Его жена Тамара, накормив нас ужином, ушла выгуливать йорка Лёлика.
– Слушай, Лора, а к моей Нике в Стокгольм ты бы не хотела съездить? – спросил Юра, после того как наедине обстоятельно расспросил меня о жизни.
– Конечно, хотела бы, но теперь мне не до жиру.
– Я не о том. Дочь с детьми не то чтобы не управляется, но устаёт. Больше морально, как я понимаю. Но Тамара, ты ж её знаешь, больше недели с ней не выдерживает. И Ника думает взять няню. Чтобы было с кем малышку оставить. А самой развеяться хоть иногда.
Фото четырёхмесячной Веселинки дважды дедушка Юра продемонстрировал мне сразу, как только я к нему пришла. Чудесная жизнерадостная малышка, похожая на своего российского деда.
– Но ты же знаешь, с маленькими детьми у меня никакого опыта.
– Не велика наука, – поморщился Юра. – Ника объяснит и покажет. А родной человек, я думаю, всё ж лучше, чем чужая тётка. Посмотришь Стокгольм, развеешься. Что ты тут потеряешь, кроме этой твоей работы, – он покачал головой и многозначительно хмыкнул. – Надо было сразу ко мне обратиться. Ведь ты же классная переводчица, со стажем. У одного моего сотрудника жена в переводческом бюро то ли соучредителем, то ли совладелицей. Ну, не знаю, как правильно сказать. А работа у них есть всегда. Но это, когда вернёшься.
Юра уже решил за меня, что я еду. А я и не возражала. И даже не стала ему объяснять, что на зарплату переводчика теперь не проживёшь. Разве что на доходы соучредителя. Тем более, немецкий язык уже никого не интересует, а с английским у меня масса конкурентов. И сценарии не прокормят, это даже не подработка, а скорее хобби.
Юра работал начальником проектного бюро, всю жизнь занимался неспешной работой и обзавёлся привычкой жить, говорить и думать спокойно, не спеша, но обстоятельно, вникая в детали. За ожирение и букет сопутствующих болезней он был обязан этому своему спокойствию и не в последнюю очередь – сидячей работе. Да и с кем ещё могла бы ужиться его жена со своим взрывным темпераментом.
Вернулась с прогулки Тамара.
– Лора согласна! – доложил ей Юра.
– Я не сомневалась, – буркнула Тамара, раздеваясь в прихожей. – Лентяй твой братик, – продолжила она без перехода. – Купила ему собаку, чтоб он её выгуливал и жир протрясал, а он и это дело на меня свалил.
– Хорошего человека должно быть много, – попыталась я вступиться за Юру.
Но Тамара, недослушав меня, грубо рявкнула на Лёлика:
– Марш в ванную, грязнуля!
Вышколенный Лёлик, поджав хвост и повесив нос, покорно засеменил в ванную вперёд хозяйки.
Я распрощалась с Юрой. Мы обнялись в прихожей, я прижалась к его большому и мягкому плечу и чуть не разревелась.
Как хорошо, что у меня есть двоюродный брат! Как хорошо, что я не одинока и могу опереться на его надёжное плечо.
Через месяц после того разговора я уже оформляла визу, и через два месяца отправилась в Стокгольм.
***
И вот, по воле Вероники, а по-семейному Ники, я в стокгольмском аэропорту Орландо. После моргающей, бормочущей и бьющей по глазам рекламы в Шереметьево его голые стены с чёткими указателями оказались первым приятным впечатлением. Полупустые залы и отсутствие московской сутолоки даже удивили. А тоже ведь столица!
За окном автобуса такой же снежный пейзаж, как и под Москвой. Но вот замелькали заснеженные скалы с корявыми сосёнками и берёзками, и я ощутила себя, наконец, на скандинавской земле.
Чем дальше от Орландо удалялись мы с Никой, тем меньше встречалось людей. В пригородах ни души. Машины только на автостоянках. Замершие на праздники заводы. На одном заборе по-шведски написано от руки: "За социализмом – будущее". Интересно, что представляет собой шведский социализм, плавно выросший из капитализма без революций и потрясений?
Пригороды незаметно перешли в один большой жилой массив. Скромные домики, домики и домики. Ника называла их виллами. Они выглядели в основном, как наши дачки восьмидесятых годов с ломаными крышами. Надо полагать, на подобной вилле однажды поселилась Пеппи Длинныйчулок.
Вот он, Стокгольм двадцать пятого декабря. Пустые тротуары, пустынно, куда ни глянь, словно после нейтронной бомбы. Изредка проезжает по одной машине и ещё реже, словно летучие голландцы, проплывают пустые автобусы-гармошки. В наших городах, за исключением Москвы, такие монстры давно перевелись. Их заменили юркие газели да тесные пазики.
Выйдя из автобуса, в котором всё же было несколько человек, мы оказались в абсолютно безжизненном городе. По переменке мы тащили за собой чемодан, и его ролики в тишине прямо-таки громыхали по брусчатке, посыпанной битым гранитом.
Из широченных окон Никиной квартиры на девятом этаже я пыталась наблюдать за жизнью Стокгольма, но почти никакой жизни так и не увидела ни двадцать пятого декабря, ни двадцать шестого, ни позже. И вдруг в новогоднюю ночь вся панорама, доступная глазу на десятки километров, расцветилась фейерверками. Часов в десять вечера, словно сказочные тролли вылезли из гранитных скал, устроили фейерверки чуть ли не на каждой вилле в течение четырёх часов, и снова спрятались под толщей гранита.
А виллы начинались сразу за Никиным домом и тянулись на север, запад и восток до самых окраин города. Некоторые без причуд украшены скромными жёлтенькими гирляндами. На узеньких улочках, петлявших между виллами из-за неровного скалистого рельефа, тоже не было ни души. Нет, это не Рио-де-Жанейро. Что за деревня? Куда я попала? Где хвалёное скандинавское Рождество?
Жизнь закопошилась ближе к восьмому января. Но это в "спальных" районах.
Как я потом поняла, в Стокгольме вообще многолюдно только в центре, в туристических местах или в торговых кварталах.
Также и в Рождество, в центре, как на другой планете, жизнь била ключом. На украшенных улочках Гамла Стан (Старого Города) толпы туристов из Европы и России. В универмагах не протолкнёшься – началась рождественская распродажа и скидки от тридцати процентов.
Однако праздничная иллюминация весьма и весьма скромная. Рождественского декора, как в голливудских фильмах, нет и в помине, всё намного скромней. Скромность и бережливость – черты шведского национального характера.
Но нет правил без исключений. И это исключение потрясло меня до глубины души. То была красная ковровая дорожка (точнее, суконная) вдоль Дроттнинггатан – улицы Королевы. Как можно было топтать грязными подошвами этот поистине королевский рождественский подарок жителям и гостям города! У меня нога не поднималась на неё ступить. Однако после недолгих колебаний тоже приобщилась. Вот она, королевская щедрость и роскошь под моими плебейскими ногами!
Ника
Итак, Ника встретила меня в аэропорту. Я не видела её, по крайней мере, лет пять. Тем не менее, узнать её не трудно. Передо мной стоял всё тот же трудный подросток, каким она уехала из России.
– Что у тебя за стрижка! – не удержалась я чуть ли не сразу после объятий.
– У нас так модно, – гордо тряхнув ассиметричными прядями, отвечала Ника. – И эти гольфы – она перехватила мой недоумённый взгляд на её гольфы из грубой шерсти, торчавшие из голенищ сапог, – последний писк.
Писк-то писком, но стиль, однако, каждый выбирает себе сам. Несмотря на второго ребёнка, наша девочка-эмигрантка так и осталась той восемнадцатилетней авантюристкой, какой она уехала в Стокгольм на туристическом автобусе, и, встретив там своего будущего мужа, домой не вернулась. О том, что её родители сходили с ума, ей, наверное, и в голову не пришло.
С родителями Никины отношения не ладились лет с тринадцати. Папа ей казался слишком занудливым, а мама – слишком властной. Она находила места и компании, где было весело и никто не давил на неё, как дома. Понятно, что эти компании родителям понравиться не могли.
Несмотря на то, что Нике достались от родителей неплохие способности, с учёбой её отношения тоже не сложились.
– Улицу будешь мести! – кричала на неё мама Тамара.
– Ну и что, – равнодушно пожимала плечиком Ника и, выдув из жвачки пузырь, громко хлопала им, доводя мамулю до белого каления. А Юра, слушая их частые перепалки, хватался за сердце и искал корвалол.
Но вот пролетели пятнадцать лет. За это время Ника вышла замуж, родила дочь, получила гражданство, развелась, окончила Стокгольмский университет и родила вторую дочь. А между делом посмотрела весь мир и сменила в Стокгольме несколько квартир.
Дорога из Орландо была долгой: автобус, поезд и снова автобус.
– Расскажи про малышку. Ей уже полгодика? – попросила я.
– Да уже почти семь месяцев. Спокойный ребёнок. Ты с ней не будешь мучиться, – махнула она рукой, словно закрывая тему.
– И ты уже собираешься выходить на работу?
Ника кивнула, тряхнув своими ужасными прядями.
– Думаю. Но посмотрю ещё. Что шеф предложит. А если меня это не устроит, то поищу новую работу, пока я в декрете и ты с ребёнком.
– А что ты ждёшь от шефа?
– Сейчас новые заказы. Шеф спрашивал, не выйду ли я на работу. Если он повысит зарплату, то выйду. А если нет, то посижу ещё. Восемнадцать месяцев декрета – моё право.
– А на декретные деньги можно прожить?
– Ну, конечно, не так, как хотелось бы. Ведь это же всего восемьдесят процентов от зарплаты.
– У тебя маленькая зарплата?
– С чего ты взяла! У меня из моей университетской группы самая высокая зарплата – сорок шесть тысяч.
Я мысленно умножаю на четыре и прихожу в восторг.
– А-а, ну… хорошо. И муж работает, да?
– Мужа у меня нет, – Ника гордо вздёрнула голову.
– А-а…
– С Веселинкиным папой мы не расписаны. Но он, конечно, помогает.
Я с облегчением кивнула.
– И даже не обручены.
– Что так?
– По крайнеё мере, легче выгнать, когда надоест, – засмеялась Ника, сверкнув отбеленными зубами, прозрачными, как горный хрусталь.
Улыбка осветила её лицо, словно луч яркого солнца, пробившийся сквозь тучи, и разительно преобразила её. Вот она, неземная Тамарина красота, изрядно попортившая жизнь моему брату. Над огромными раскосыми глазами дуги бровей взлетают двумя арками и переходят в остренький лисий носик. Красивый насмешливый рот и длинная шея. От трудного подростка не осталось и следа. Гадкий утёнок превратился в лебедя.
Мне не терпится увидеть Швецию, но за окном, то вымершие на праздники пригороды, то заборы предприятий, то перелески на скалах.
– Хочешь жвачку? – предлагает мне Ника. Я отказываюсь, а она бросает подушечку в рот и начинает жевать. И снова превращается в подростка.
Я спрашиваю Нику о старшей дочери Анжелине. От Юры я знаю, что она живёт на два дома: неделю у папы, неделю у мамы. Так положено по шведскому законодательству после развода родителей. В Швеции равноправие полов.
– Как Анжелина относится к такому кочевому образу жизни?
Ника небрежно пожимает плечом.
– Нормально.
– Не пытается играть на ваших противоречиях?
– Ещё как пытается. Но я её попытки быстро пресекаю. А она, чуть что не так – уходит к папе. Ну и скатертью дорога. Да только и там долго не задерживается. Возвращается как миленькая. Там у отца Вера, с ней не побалуешь.
– Кто такая?
– Новая жена. Так что возвращается Анжелка как шёлковая.
Я вздыхаю. Тяжёлый, какой тяжёлый вопрос – развод родителей. Лишать ребёнка одного из них – очень плохо. Заставлять жить на два разных, зачастую враждебных дома… Это разве лучше? Разве это выход?
Пытаюсь сменить эту тему. Вспоминаю, что почему-то не знаю Никину специальность.
– Ника, где и кем ты работаешь?
– В одной известной компании по информационной безопасности. Системным аналитиком.
Я открываю и закрываю рот. И глупо моргаю.
– Что это такое?
– Мои обязанности: анализ предметной области и формулирование требований к информационным системам, оптимизация бизнес-процессoв и моделирование данных, – отчеканила Ника, ни разу не споткнувшись, даже несмотря на жвачку во рту.
И, насладившись моим замешательством, пояснила нормальным языком:
– Я вытягиваю из заказчика, что им требуется для бизнеса, и формулирую задачи тем ребятам, которые разрабатывают для них сайт. Ну, и многое другое. Короче, работа в ай-ти.
– Что?
– IT – информационные технологии.
Ника искоса смотрела на меня с весёлой и доброй насмешкой. Вот тебе и трудный подросток, гадкий утёнок. Стокгольмский университет – это звучит. Мою альма матер – Нижегородский Лингвистический Университет – знают и ценят только профессионалы. А Стокгольмский университет – во всём мире.
Ника жила в новом, двенадцатиэтажном доме со стеклянной входной дверью. Мрамор и никель на узенькой лестнице, откидной настил для колясочников. В зеркальном лифте поднимаемся на девятый этаж. Открываем дверь лифта, и на площадке тут же автоматически загорается лампочка. Площадка такая маленькая, что если открыть двери соседних квартир одновременно, то они стукнутся одна о другую. Но ведь такое случается крайне редко. Экономия на том, на чём можно экономить. Зато идеальная чистота. На этом не экономят. Улыбчивую уборщицу я буду встречать довольно часто.
А вот и Никина новая квартира. На входной двери вместо номера – её имя и фамилия. Через символическую прихожую сразу попали в широкую просторную гостиную. Четыре окна вдоль большей стены наполняют её светом и воздухом, открывая широчайшую панораму. Это было первое впечатление от её квартиры, перехватившее дыхание от восторга. Как я потом убедилась, так же действовала Никина квартира и на всех остальных, включая саму Нику, когда она только пришла её смотреть.
На огромном белом диване у окна сидели дети. Четырнадцатилетняя Анжела, уже красавица с карими глазами и тёмно-шоколадными локонами, кормила с ложечки свою сестрёнку. Анжела поздоровалась со мной за руку. Помнила, видимо, она меня плохо. Малышка же во все глаза разглядывала новую тётку. Но главное, без страха. И вот уже, с улыбкой во весь беззубенький рот, протянула ко мне свои ручонки. Вылитая дедушка, то есть мой двоюродный брат.
Посреди гостиной – чей-то не полностью распакованный чемодан. И на ручке детской коляски аэропортовский ярлык.
– Вы куда-то ездили? – я перевожу удивлённый взгляд на Нику, и только теперь до меня доходит, что у неё на лице не тональный крем, а южный загар.
– Да, мы отдыхали в Испании. Вчера вечером прилетели. Извини, ничего не успела купить к обеду. Из-за каких-то неполадок с шасси наш самолёт кружил целый час над аэропортом – вырабатывал топливо, и дома мы были очень поздно. Так что разогрею полуфабрикаты, какие завалялись в морозилке.
Мой самолёт вылетал из Москвы в девять, и в Орландо из-за разницы во времени прилетал тоже в девять. До меня дошло, что Нике пришлось рано вставать, а после собственного перелёта это было вдвойне нелегко.
– Ерунда, – отмахнулась она на мои предположения.
Потом мне придётся много раз удивиться, насколько Ника легка на подъём и вынослива.
– Как отдохнули?
– Прекрасно. Я так хорошо себя чувствую там, где солнце и тёплое море. Была б моя воля, я бы сюда и не приезжала, в этот хмурый город.
– А как путешествовалось с малышкой?
– Нормально, – Ника пожала плечом, – разве по ней не видно?
Малышка в доказательство жизнерадостно улыбалась.
Пока я распаковывала свой чемодан и доставала скромные подарки, Ника рассказывала о курорте. Разговаривая, она извлекла из холодильника какие-то замороженные полуфабрикаты и сварганила из них в микроволновке нехитрый обед: тефтели, похожие на каштаны, и картофель с луком, который, был заморожен в готовом виде.
После обеда я разместилась в своей комнатке. Этот квадрат три метра на три Ника отгородила от кухни, без ущерба для последней. Просто кухня осталась без столовой зоны, и в квартире прибавилась четвёртая комната. А что касается обеденного стола, то для него достаточно места в просторной гостиной.
Оказалось, с Веселининым папой познакомиться сегодня не удастся.
– Он сегодня ночует у себя.
– То есть?
– У него есть своя квартира. И он там отдыхает. От меня, А я здесь. От него, – хохочет Ника, красиво закинув голову. – Но, если серьёзно, я сказала, что приедешь ты, и что мне будет не до него. Так что он придёт завтра.
– Ты на курорт одна ездила?
– С детьми. А у него работа.
– А, понятно. Ещё не виделись после приезда?
– Нет, конечно.
Глядя на Анжелу, я не могла не вспомнить Никиного первого мужа. Дочка унаследовала не мамину, а папину красоту. Красивая была пара – её родители. Лет десять назад, когда они вышли из такси напротив моего дома, мои соседки вывалились из окон, а потом замучили вопросами, что за артисты ко мне приезжали. Как многое с тех пор изменилось…
Дурацкое это занятие, тонуть в воспоминаниях и жалеть о прошлом. Ника, похоже, такой ерундой не занимается. Она позвала меня с собой за продуктами, и мы отправились в соседний торговый центр. На сей раз племянница надела не бесформенный пуховик, а приталенное красное пальтишко с рыжей лисой и превратилась в элегантную леди. И этим невероятным превращением снова меня удивила. Никины рыжеватые пряди удивительно сочетались с ассиметричной шкуркой, обвившей её шею, и я мысленно представила, какой классный мог бы выйти портрет.
Пока мы спускались в лифте, Ника по-деловому, и в то же время деликатно, обсудила вопрос оплаты моего труда. И это была уже совсем другая Ника. Она так поразительно менялась, что я уже не могла удивляться. Оплата меня устраивала. Тем более, посмотреть Стокгольм и не просто пару дней, а пожить в нём, да на всём готовом, – для меня это уже огромная награда. А на тот случай, если Нике вдруг взбредёт в голову разыгрывать в отношении меня сценарий "госпожа и прислуга", у меня был неприкосновенный запас в кронах на обратный билет.