Людмила Колесова
Стокгольмский калейдоскоп
Клад Старого Города
Как утверждают шведы, во всей Европе не найти большего средневекового центра города, чем Гамла Стан. Уже одно это утверждение вызвало у меня, с детства помешанной на Средневековье, жгучий интерес.
Средневековый город я представляла себе по школьному учебнику и книжкам одно-, двухэтажным и фахверковым. Однако фахверков в Стокгольме никогда не строили. Да и многоэтажность Старого Города меня сильно озадачила. Я стояла, задрав голову, и разглядывала пяти- и шестиэтажные дома с остроконечными крышами, с банками, ресторанами и магазинами на первых этажах. Всё выглядело вполне респектабельно. Никакого тринадцатого-пятнадцатого века (как известно, Средние века закончились в пятнадцатом веке). От силы семнадцатый-восемнадцатый век.
Действительно, домишки классического Средневековья, времён основателя Стокгольма Биргера Ярла, которые я жаждала увидеть, давно уничтожили пожары, бушевавшие, к слову, не раз. В одном из пожаров сгорел даже королевский дворец. Последний раз город был отстроен, как я и подозревала, в семнадцатом-восемнадцатом веках, причём из камня и по генеральному плану. Так что, говоря о средневековом центре, имеют в виду только те, прежние, границы города.
Тем не менее, три-четыре столетия – тоже почтенный возраст, при том, что дома находятся в хорошем и очень хорошем состоянии. А это объясняется тем, что в середине прошлого века разбогатевшее государство вложило в реконструкцию Старого Города немалые средства. И это было единственно верное решение, ведь колыбель Стокгольма стремительно ветшала, превращаясь в криминальные трущобы.
И вот дома были реконструированы. В них провели все необходимые современные коммуникации, нарастили мансардные этажи. А на просторы мансардных этажей из-за океана перекочевал стиль, именуемый "лофт", и, скрестившись со знаменитым скандинавским стилем в интерьере, превратился в скандинавский лофт и стал не менее модным и знаменитым. Кстати сказать, мансардные окна – это такая фишка Стокгольма, о которой мы знаем с сопливого детства. Где жил Карлсон? В домике на крыше. Мансардные окна из-за частых осадков оформляются в Швеции в виде таких маленьких домиков.
Итак, реконструкция Гамла Стан обеспечила жителей исторического центра вполне респектабельным жильём, а также привлекла туда толпы туристов со всего мира. Так что затраты на реконструкцию окупились за несколько лет.
Примечательно и замечательно также то, что Гамла Стан расположен на небольшом островке Стадсхольмен (хольмен – по-шведски остров), и такое островное, обособленное расположение, возможно, и помогло ему сохраниться как единому целому, без современных вкраплений. Стокгольм разрастался вширь и вдаль на других, более просторных островах, оставив Гамла Стан в неизменном виде. А теперь современный городской ритм с его оживлённым трафиком не достигает старинных улочек, обтекая их с востока по набережной, а с запада – по туннелю. Так что остановившееся здесь время течёт также неспешно и в той же сказочно-игрушечной тесноте и тишине, что и несколько веков назад.
Следов той крепости, что защищала город с тринадцатого века, тоже не найти. О её границах напоминают лишь две улицы, проложенные когда-то вдоль западной и восточной крепостных стен.
Улица Вестерлонггатан – действительно вестер, то есть западная, и действительно лонг, то есть длинная, точнее, самая длинная в Гамла Стан, в настоящее время служит Главным Променадом Старого Города. Здесь домики тесно лепятся один к другому, надёжно защищая от неласковых ветров. А ширина улочки, точнее, узина, позволила протянуть поперёк неё, от дома к дому… нет, не верёвки с бельём, а рождественские гирлянды. Под ними непрерывным потоком движутся разноязыкие толпы туристов, и я с удовольствием пополняю их нестройные ряды.
У первой же сувенирной лавочки продавец с выдающимся пивным животом жизнерадостно демонстрирует футболки со шведской символикой: “Absolut Sweden”, “I love Sweden”. Толпа смеётся на его шутки, свежий балтийский ветер весело развивает над головами шведские флаги под цвет футболкам. Общий настрой передаётся и мне, и я заражаюсь беззаботностью и весельем. Конечно, это не бразильский карнавал, однако ощущение праздника жизни витает в воздухе.
Толпа влечёт меня мимо многочисленных сувенирных лавочек, бутиков, ювелирных и артсалонов, кафе и ресторанчиков, расположенных в нижних этажах зданий. У очередной витрины кто-то лишь замедляет шаг, кто-то замирает, разглядывая выставленные товары, часть толпы перетекает в магазинчик, вытекает наружу, снова вливаясь в общий поток. И я, как часть этого общего, подчиняясь его ритму и любопытству, то останавливаюсь у новой витрины, то брожу по магазинчику.
Ассортимент сувениров примерно одинаков в каждой лавочке. В одной из них мне в голову приходит настоящее открытие: самый интересный способ изучения истории и культуры страны – через знакомство с её сувенирами. Жаль, что оно не тянет на нобелевку, и не видать мне королевского поздравления, и не ощутить мне королевского рукопожатия, и не осветит меня монаршая улыбка.
Вот эпоха викингов предстаёт многочисленными фигурками, бородатыми и рогатыми, а также их ладьями с лебедиными шеями. Туристы с внешностью мачо прицениваются к бутафорским мечам, примеряют рогатые шлемы и сразу преображаются. Суровые предки были у шведов, а также отважные мореплаватели. Однако те жестокие времена за давностью лет романтизированы, а сувениры по большей части с оттенком комизма. Читала даже, что рогатых шлемов викинги не носили. Ни одного такого не найдено археологами. Это всё придумки киношников и иллюстраторов. Пусть так, но рогатых шлемов у предков шведов уже не отнять.
В одной из малюсеньких витрин выставлены медные женские украшения – красивые серьги ручной работы. Такие носили шведки в Средние века, когда в Швеции открыли богатые медные месторождения. Однако теперь покупать такие серьги никто не спешит, медь всё-таки есть медь. У ювелирных салонов намного оживлённее. Публика там всё больше почтенная, не первой молодости, студенты в ювелирные магазины не заглядывают. Помимо золота и серебра, много балтийского янтаря. На шведских берегах сосны тоже плачут.
Шерстяная одежда ручной вязки – дань суровому и сырому климату. В старину бедные шведки вывязывали эти узоры, снежинки и оленей, на одежде для мужей и сыновей. Теперь традиционный шведский орнамент вошёл в моду, и вещи стоят очень даже прилично. Надо полагать, современные вязальщицы не бедствуют.
Среди сувениров много подсвечников, серебряных и под серебро, чугунных и под чугун, для свечей парафиновых, гелевых и электрических – к ним у шведов особое отношение, это непременный атрибут в каждом доме.
И всюду рогатые лоси-сувениры, лоси-игрушки, лоси большие, лоси маленькие. Лось – символ Швеции, и шведы с удовольствием изображают его в качестве сувенира, стилизуя на все лады. Для меня это стало ещё одним открытием.
А вот Россию, хоть европейцы и сравнивают с медведем, мы сами, однако, с этим зверем не ассоциируем. Ну, разве что в карикатурах. Олимпийский мишка – не в счёт.
Во многих магазинчиках у самого входа вывешены сияющие открытки с портретами шведской королевской семьи. Потрясение! В сказочном городе сказочный королевский двор. Благородство и сдержанность, поистине королевские туалеты и драгоценности, замечательный дизайн открыток. Наши поп-звёзды с их фарфоровыми улыбками и вульгарностью меркнут при сравнении. Однако в умах российских обывателей их свадьбы, скандалы, крестины и разводы, приправленные пошлыми откровениями и бахвальством, давно подменили царскую династию.
Разглядываю сувенирный фаянс с видами шведской столицы и прикидываю, какой "кусочек" Стокгольма мне хочется увезти с собой. Чтобы каждое утро, попивая кофе из кружки с Сити Холлом или с видом Гамла Стан, вспоминать этот прекрасный город и заряжаться хорошим настроением на новый день.
Больше всего меня заворожили декоративные изделия из чугуна и под чугун: разнообразные подсвечники, как для загородного дома, так и для улицы. Такой ажурный шар на цепи с гелевой свечкой внутри я бы повесила в своей беседке. Интересно, сколько он будет весить, а вместе с ним – и мой чемодан на весах в аэропорту…
Оторвавшись от витрины, я вдруг наткнулась на коротышку викинга в рогатом шлеме по самый нос. Заметив моё замешательство, какие-то студенты радостно отвесили по его шлему звонкий щелбан, и стены древних домов эхом отразили их молодецкий смех. До меня, наконец, доходит, что это кукла-завлекалка в сувенирную лавочку. Я щёлкаю по курносому кукольному носу, торчащему из-под шлема, и тоже смеюсь. Смеюсь вместе со студентами. Смеюсь на забавного викинга. Смеюсь на то, что нет у меня беседки, где можно повесить шар со свечкой. Зато у меня есть Стокгольм, огромный и прекрасный, пока ещё неизведанный.
Кукол-завлекалок, подобных этому викингу, немало на торговых улицах. Словно швейцары, они несут вахту у дверей магазинов и ресторанов. Запомнился длинноносый гоблин с огромными босыми ступнями на заиндевелой брусчатке, но, правда, он на другой улице. А здесь у ресторана изогнулась в услужливой позе не первой молодости официантка с отбитой рукой. По соседству с этой Венерой Стокгольмской у конкурентов стоит толстый, но невыразительный повар в колпаке и явно проигрывает Венере.
Кафе так много, что запах кофе витает над всей Вестерлонггатан. Внутренности кафе хорошо видны через большие незанавешенные окна, а посетители, сидя за столиками, разглядывают пешеходов. В одном из кафе кирпичные стены. Здесь специально сняли несколько слоёв штукатурки, обнажив для обозрения древнюю кладку.
Когда во второй половине двадцатого века реконструировали дома, то под полом в одном из них нашли приличный клад – восемнадцать серебряных предметов: блюда, подносы и прочий столовый крупногабарит. По документам определили, что там проживала многодетная и в то же время небедная семья. Видимо, приберегли серебро на чёрный день. Времена-то были неспокойные. Однако чёрный день так и не настал. Чтоб нам так жить!
На Рождественские каникулы туристы слетелись в Гамла Стан со всего мира. Такого многолюдия, как в эти дни, я потом здесь больше не видела.
Полуголые европейцы, все как один в джинсах и чёрных бушлатиках, с посиневшими носами, громко переговариваются и весело смеются.
Тепло укутанные руссо туристо дисциплинированно ходят толпами за гидом, внимательно слушают, переговариваются тихо-тихо и задумчиво озираются. Молоденькие девушки ковыляют по обледенелому булыжнику на шпильках, а шведы таращат глаза на их диковинные меха.
Китайцы и японцы увешаны дорогой оптикой. Китайцы ходят группками и очень любознательны, суют нос и свои "фоторужья" с длиннющими объективами во все щели и подворотни.
Щупленькие кубинцы прибыли в Стокгольм с официальной делегацией и контрастируют с бледными аборигенами своим загаром.
Упитанные индусы фотографируются в обнимку по несколько человек, перегородив улицу, и беззаботно хохочут. Говорят, они котируются как классные программисты.
А крупногабаритные и громогласные американцы с их женщиной, скупавшей самые дорогие сувениры ручного изготовления, уже пропали в каком-то кафе.
Дойдя до конца улицы, я провожаю своих случайных попутчиков взглядом. Пусть их, идут дальше через мост и Риксдаг в центр города. И пусть будут всегда такими же весёлыми, счастливыми и беззаботными.
Русские секс-бомбы в шведском ресторане
В тот день Ника и Лана собирались в ресторан. Пригласил их Кристиан и, естественно, на вечер. Но сборы начались задолго до назначенного часа. Прямо с утра в доме царило небывалое возбуждение. Подруги, обмениваясь шуточками о предстоящем вечере, колдовали над причёсками. Яркая блондинка Лана навертела крупные локоны и стала ещё ярче. Ника покрыла лаком свои асимметричные пряди и сразу "выпрыгнула" из подросткового возраста.
И девушки перключились на макияж. У Ники в санузле два зеркала, одно напротив другого. И вот пригодились оба сразу. Две полуодетые красавицы, стоя спиной друг к другу, с упоением занимались макияжем, на несколько часов заблокировав туалет. Они наштукатуривали лица тональным кремом, наносили тени и румяна, подводили стрелки и, вытаращив глаза, наяривали кисточками ресницы.
Проходя мимо открытой двери, я наблюдала за их священнодействиями то с кисточками, то с карандашами, то с губной помадой. Всё проделывалось с необыкновенным азартом и энтузиазмом, какой появляется при коллективном творчестве.
В России Ника успела окончить курсы визажистов, о чём свидетельствовали огромные красные корочки диплома, пылившегося на антресолях, а также её страсть к экстремальному макияжу. Но в тот день, вдохновляемая соперничеством с подругой, она превзошла самоё себя. При этом она делилась своим опытом и познаниями с Ланой. Подруга оказалась тоже не лыком шита, имея богатый опыт сценического макияжа, так что у них нашлись общие интересы.
Как известно, сценический макияж должно быть видно с последних рядов зрительного зала. Процесс его нанесения оказался не из быстрых. Когда я уходила на прогулку с Веселинкой, он был в самом разгаре. Когда вернулась через два часа, дело, наконец, близилось к завершению. И вскоре девушки предстали перед моими очами, гордые и довольные собой. Я не могла найти слов. Веселинка рядом со мной на ковре перестала играть и, вынув игрушку изо рта, подняла глаза на маму и тётю. Она не протянула, как обычно, к маме ручонки, а молча уставилась на неё, пустив слюнку из раскрытого рта.
– Супер! – нашла я нужное слово. И это было самое точное определение их боевому раскрасу. К тому же, оно отвечало их ожиданиям.
Девушки расхохотались и сделали перерыв на лёгкий обед по стакану молока.
Затем перед огромным зеркалом в золочёном багете, что висело между прихожей и гостиной, начался процесс примерки нарядов.
Лана выбрала платье без особых мук, благо чрево её чемодана не было необъятным. Это маленькое чёрное платьице с серебряным логотипом Шанель она, видимо, и прихватила для подобного случая. Тонкий трикотаж подчеркнул как её выдающиеся формы, так и балетную стройность – редкое сочетание.
Ника перебрала с пяток разных нарядов и тоже остановилась на чёрном платье. Но оно было ещё меньше, чем Ланино. Микроюбочка открывала её ноги чуть ли не от самых ушей, а глубокое, глубочайшее декольте – её потрясающий бюст. Он был потрясающим сам по себе. Но благодаря осанке бывшей гимнастки он затмевал всё вокруг. А ещё у Ники был гордый поворот головы и взгляд, который как бы говорил: "Вы ещё не в восторге от моей фигуры? Тогда умрите!" В этом чёрном платьице она убивала наповал всех без разбора: и тех, кто уже в восторге, и тех, кто с восторгом припозднился. К счастью, Ника поняла, что переборщила, и прикрыла декольте маленьким чёрным болеро.
В ответ Лана надела пурпурные колготки, а к ним такого же цвета бусы, до самого пупка. Хотела написать "нитку бус", однако это могла быть только верёвка. Иначе как, скажите, могли на ней удержаться стеклянные шарики размером с грецкий орех? Я непроизвольно охнула.
Ника натянула чёрные ботфорты.
Лана задорно улыбнулась и с видом факира, достающего зайца из цилиндра, вытянула из чемодана красные замшевые полусапожки. Это было настоящее произведение искусства. Наверняка их создал поклонник Фаберже. По бокам голенищ этого чуда сапожного искусства блистали крупные "брильянты" и развевались атласные банты. Кажется, я открыла рот и, спохватившись, снова закрыла.
– Что, перебор? – спросила Лана.
Я кивнула.
Пурпурные колготки обиженно трыкнули, и вдоль стройной Ланиной ноги быстро пробежала стрелка. Участь пурпурного чуда была решена решительно и бесповоротно. Лана поменяла колготки, сняла и верёвку с бусами. С чёрными колготками и без папуасских бус красные полусапожки смотрелись потише, если можно так выразиться.
С балетной грацией Лана удовлетворённо повертелась перед зеркалом и, закутавшись в норковое манто, отправилась вслед за Никой курить на лоджию.
Вскоре пришёл Кристиан. Когда он увидел преображённых подруг, глаза у него вылезли из орбит, как у диснеевского грызуна Рокфора при виде сыра. Девушки намеревались сразить своей красотой весь ресторан, и Кристиан пал их первой жертвой.
Когда они ушли, я кормила Веселинку ужином и пыталась представить, как себя чувствовал Кристиан в окружении русских секс-бомб.
А потом мы с Веселинкой долго смотрели на вечерние огни Стокгольма за панорамными окнами гостиной. Огни завораживали не только малышку, но и меня: шаровидные фонари вдоль тротуаров, жёлтая иллюминация на деревьях в сквере, повторявшая рисунок сучьев и ветвей, красные габаритные огоньки автомобилей и маячки велосипедистов, светофоры, огромные светящиеся автобусы-гармошки. Огни текли вдоль улиц, вращались вокруг сквера, перемигивались, выключались и загорались, останавливались и снова двигались, подчиняясь ритму неслышной мне музыки. Казалось, это был танец огней на волшебном балу, танец стокгольмских вечерних огней.
Следующее утро было посвящено воспоминаниям о ресторане и выплеску эмоций. Возмущениям, какой плохой сервис у этих шведов, явились для меня полной неожиданностью.
Оказалось, все официантки при виде наших девушек разбежались. Одна заявила, что у неё рабочий день закончился, другая – что этот столик не её, третья куда-то запропастилась, чтобы не обслуживать русских "олигархов".
– Олигархов?
– Да, да, я слышала, как они шептались и обозвали нас олигархами, – рассказывала Ника.
– Нас мурыжили почти полчаса, – добавила Лана.
Я не верила своим ушам.
– Да, да, – убеждала меня Ника, – Мы пересели, и опять никого. Кристиану пришлось требовать администратора. Он нас и обслуживал.
– Когда мы вошли, – подхватила Лана, – все головы повернулись к нам. Они даже жевать и говорить перестали. Ну и дикие эти шведы!
– Все шведки сидят в джинсах, как одна, – продолжала Ника, – взглянуть не на кого. Впрочем, как всегда и всюду. А мы пошли к столику, и все головы поворачивались за нами. В полной тишине! Ты представь себе такое! Смотрели на нас, словно на экзотические существа.
Так я поняла, что шведов с их стремлением быть как все, удивить совсем не трудно.
Провалившись во времени
Чтобы ощутить ауру средневекового Стокгольма, надо прогуляться по Престгатан – улице в Старом Городе.
Здесь нет ни магазинов, ни туристов. Я иду по Престгатан в полном одиночестве, и стены древних домов эхом отражают стук моих каблуков по гранитной брусчатке. Эта улочка настолько узка, что так и представляется средневековый всадник с копьём поперёк седла, проверяющий расстояния между домами. Вдруг на соборе, где-то совсем близко за моей спиной, начинают бить древние куранты. Их мелодичные раскаты немного отстают от моих шагов, и мне кажется, что я провалилась во времени.
Улочка изгибается дугой, поэтому не проглядывается сразу полностью, открывая взгляду лишь несколько ближайших домов и оставляя в тайне то, что ждёт меня впереди. И кажется, что из-за поворота сейчас появится либо монах в рясе, либо торговка с корзиной, либо пробежит вприпрыжку шустрый подмастерье.
На Престгатан начинаешь снова замечать особенности архитектуры. Здесь ничто не отвлекает моего взгляда от массивных дверей, каждую со своеобразным украшением, с замысловатыми арками. На Вестерлонггатан я потом встречу входные группы даже с более интересным декором, но в первую поездку не разглядела. А на Престгатан я прихожу в восторг от старинных ставенек и засовов, чугунных вывесок и фонарей. Только зелёные гирлянды, то тут, то там украшающие подоконники и двери, заверяют меня в том, что жители не покинули эту улицу когда-то давным-давно, а продолжают на ней жить и сейчас.
Окошки выглядят вполне ухоженными, обжитыми и обитаемыми. Стёкла располагаются не в нишах толстых стен, как в России, а на одной плоскости со стенами, словно в дачных домиках. И никаких пластиковых стеклопакетов, нарушающих целостность архитектурного облика. В каждом окошке – по рождественскому семисвечнику. Дань традиции, а традиции в Швеции нерушимы. Семисвечники светят и для тех, кто идёт по улице. На улице я одна, и, несмотря на одиночество, мне становится по-рождественски тепло и светло на душе. Спасибо жителям!
Неожиданно Престгатан расступается, и я оказываюсь перед громадиной Немецкой церкви. От её мрачных стен из тёмного кирпича веет холодом. Задрав голову, я разглядываю острые башенки, часы с чёрным циферблатом, узкие высокие окна и не без содрогания – водоотводы в форме драконов, расправляющих свои крылья под самым шпилем.
Построили эту церковь немецкие купцы, которые издавна обосновались в Стокгольме. У них был свой торговый двор, на котором хранился товар, а также дом, в котором собиралась немецкая гильдия, как, впрочем, и у русских купцов, у финских и, возможно, других национальностей. Одно слово – портовый город. Однако благодаря тесной торговле с Ганзейскими городами немцев было особенно много. В четырнадцатом-пятнадцатом веках немецкие купцы составляли четверть городского населения, а в магистрате они занимали добрую половину мест и таким образом оказывали влияние на принятие важных решений. Коренное население называло такое положение дел засильем немцев и недолюбливало их. И потому свою церковь им долго не разрешали построить. Возвели её сравнительно поздно, лишь в семнадцатом веке. Но зато готический силуэт её колокольни, видный со всех сторон, теперь неразрывен с образом Гамла Стан и, превосходя по высоте даже собор, возносится над крышами Старого Города из самого его центра.
Миновав микроскопический скверик у Немецкой церкви, я увидела на Престгатан первые живые души. Это были русские туристы, столпившиеся у того места, что искала и я, а именно узкий проход между домами. Из-за них я не могла разглядеть его и сфотографировать. А туристы внимательно слушали гида.
"Эта улочка самая узкая в Стокгольме, – рассказывала гид, – ширина её всего девяносто сантиметров. Часть её занимает лестница из тридцати шести ступенек. Улочка названа в честь немецкого купца Мортена Тротцига, жившего здесь в шестнадцатом веке и имевшего свою лавочку. Когда его лавка стала приносить хороший доход, Мортен расширил свой "бизнес", занявшись экспортом железа и меди, которые добывались в Швеции. Металлы взвешивали перед погрузкой на корабли как раз на соседней Железной площади".
И гид пригласила свою группу спуститься на Железную площадь по Mårten Trotzigs gränd, то есть по переулку Мортена Тротцига. За то, что она называла его улочкой, я ответственности не несу. Возможно, для большего контраста с его шириной. И туристы начали просачиваться в этот переулок, по одному. Просачивались, фотографировались и просачивались.
Процесс затягивался и, чтобы не терять времени, я решила прогуляться по оставшейся части Престгатан. Кстати, название этой улицы, тоже переводимо и означает Пасторская улица. К тому же, в северной части улицы, которую я давно миновала, жил шведский пастор, и она называлась Svenska Prästgatan, то есть Улица Шведского Пастора. В южной части, куда я как раз добралась, жил немецкий пастор, и она называлась соответственно Улица Немецкого Пастора. Существует легенда, что небольшой кусочек между этими улицами отвоевали себе… черти, и назвали его Хелветесгрэнд – Адский переулок. Именно там жил и палач. Но говорят, его дом заколдованный, с первого раза ни за что не найти. Наверное, именно поэтому я забыла поискать этот переулок, когда проходила мимо. Черти не дремлют, однако!
Вдруг моё внимание привлекают распахнутые двери, старые и ужасно обшарпанные. За ними спускаются вниз тёмные кирпичные ступени, и на каждой из них по горящей свече. Лестница закручивается спиралью и завлекает, манит меня вниз. Ах, как жаль, что у меня нет лишних денег, чтобы зайти в эту романтическую таверну-погребок! Я прохожу мимо, но по непостижимой логике (женской, однако) решаю отыграться: обязательно найти Хелветесгрэнд и дом палача.
Когда я возвращаюсь к переулку Мортена Тротцига, последняя парочка туристов всё ещё фотографируется между двух ободранных стен. Наконец, и они исчезают в щели. Я тоже фотографирую эту облупленную щель между двумя домами, по которой можно спуститься с Престгатан на знакомую нам Вестерлонггатан, в том месте, где она вытекает из Железной площади. Эти улицы идут не просто параллельно, а с двух сторон одного и того же ряда домов. Дома же стоят сплошной стеной. Так что переулок Мортена Тротцига – одна из немногих "перебежек" с одной улицы на другую и фактически представляет собой каменную лестницу, зажатую с двух сторон домами. Конечно, рассказ гида, старинные фонари, ставенки на оконцах Тротцига прибавляют этой лесенке романтики. В отличие от безлюдной Престгатан здесь всегда кто-нибудь да попадается навстречу. В зависимости от комплекции встречного, сосредоточенно расходимся, иногда втянув животы, а то и размазавшись по стенкам.
Однажды в российской передаче "Что? Где? Когда?" был задан такой вопрос. Почему переулок Мортена Тротцига в Средние века очень любили мужчины и не любили их жёны?
Верный ответ оказался таким. Мужчины любили за то, что могли пропадать в питейном заведении Мортена Тротцига, сколько хотели. Их жёны не любили это злачное место, потому что у них не было возможности прийти туда и увести мужей домой по той простой причине, что не могли втиснуться в узкий переулок из-за своих широких кринолинов.
В правильности ответа можно не сомневаться, потому что в уважаемой передаче все вопросы и ответы проходят серьёзную экспертизу. Заодно мы получаем ответ и на вопрос, чем же торговал Тротциг в своей знаменитой лавочке, позволившей сколотить состояние и стать одним из самых богатых купцов в городе. Но богатство не спасло его от преждевременной смерти. Поехав по делам своего бизнеса, Тротциг пал от рук бандитов. Теперь его имя носит не только переулок, но и кафе на Вестерлонггатан, расположенное, как я поняла, в его бывшем доме.
Поистине, история – странная дама: одних предаёт забвению, других увековечивает абсолютно ни за что.
А дом палача я так и не сумела найти!