Анна Тищенко
Волшебные приключения в мире финансов. Тайна заброшенного города
Каникулы Рудольфа
В детстве Клаус слышал от мамы поучительную историю о человеке, отправившемся в дальнее странствие в поисках истинной любви. Объехав целый свет, он ничего подходящего не нашёл и вернулся к своему дому и соседской девушке, на которой благополучно женился. Когда мама закончила рассказ, маленький Клаус подумал, что, наверное, этот неудачник чувствовал себя дурак дураком – потратить столько времени и сил, чтобы вернуться к тому, от чего так старательно бежал. И вот сейчас он испытывал те же эмоции, входя в «Банк «Джаспер». Рудольфа он на парковке оставлять уже не решился, попросил подождать прямо у здания банка.
Олень облюбовал аккуратно подстриженный газон, над которым склоняли узловатые ветви райские яблони. Утомлённый дорогой, он улёгся прямо на зелёную траву и собрался вздремнуть, но не тут-то было.
– По газону ходить не положено! – рявкнул неприветливый голос.
Рудольф нехотя приоткрыл один глаз, сочтя, что открывать оба будет ниже его достоинства. Прямо над ним стоял пожилой тролль в фартуке садовника, вооружённый лопатой и граблями.
– Не видишь, что ль? – тролль указал на вбитую в землю табличку, где сияли бронзовые буквы: «По газонам не ходить».
– Читать не умею, – меланхолично ответил олень. – И я не хожу, а лежу.
Тролль счёл аргументы убедительными.
– Ну, тогда ладно, – буркнул он и отправился ухаживать за клумбами.
А в это время Клаус встретился с банкиром. Мистер Джаспер принял своего клиента так же радушно, как отец блудного сына. Улыбнувшись (что с ним случалось нечасто) и даже предложив чаю (что случалось совсем уж редко), он просмотрел принесённые Клаусом документы, которые были необходимы для получения кредита.
– В целом, всё в порядке, – банкир сделал небольшую паузу, – но, понимаете, мне всё же нужен какой-то залог.
– Понимаю, – вздохнул Клаус, – но дом у меня уже заложен, сани забрали за долги, только и остались олени.
Оба взглянули в окно, где на газоне развалился Рудольф. Ошибочно полагая, что его никто не видит, бессовестное животное занималось тем, что жевало райские яблоки со склонённого над ним дерева. Подвигая копытом гибкие ветки, он брал мягкими губами маленькие, уже тронутые первыми заморозками и оттого прозрачные плоды. И даже глаза закрывал от удовольствия.
– Собственно, почему бы и нет? – задумчиво пробормотал гном.
– Вы серьёзно? – Клаус поднял брови. – Возьмёте в залог вот это толстое, ленивое, дремучее животное?
– Ну, – засмеялся банкир, – если в итоге Вы не сможете выкупить его обратно, ещё не известно, кому придётся хуже.
– А я смогу продолжать использовать оленя для работы? Я слышал, что при залоге такое разрешается.
– В Вашем случае, – банкир задумчиво посмотрел на оленя, – я думаю, мы для большей надежности возьмем его в заклад, то есть оставим у себя.
– А он Вас не разорит? Ведь Вам понадобится столько вёдер какао и шоколадного печенья, и еще у него тяжёлая степень зависимости от джема.
Но как ни крути, это был единственный выход, и Клаус согласился. Оставалось урегулировать дипломатический вопрос с самим рогатым «залогом в форме заклада», и Клаус, всё ещё раздираемый сомнениями, пошёл на лужайку. Едва за ним закрылась дверь, портьера у стены отодвинулась, за ней открылась небольшая ниша. За столом, заваленным книгами и скупо освещённым восковой свечой, сидел Эдвард.
– Папа, а если мистер Клаус не сможет с тобой рассчитаться? Если его бизнес не принесёт денег, и он не сможет вернуть кредит, что тогда? Ты ведь оленя взял в залог, чтобы помочь мистеру Клаусу и чтобы он думал, что всё идёт, как положено?
– Да, – улыбнулся мистер Джаспер, – оленя можно было оставить у мистера Клауса, даже взяв его в залог. Но где наш молодой бизнесмен найдёт столько какао и пирожных?
– Но если он всё же не сможет рассчитаться?
Мистер Джаспер молчал. В памяти всплыл Рождественский вечер, бывший много-много лет назад. Ему семь лет, он стоит перед большой, красиво украшенной Рождественской ёлкой. Брат и сестра уже достали из полосатых носков, повешенных над камином, свои подарки, и теперь они с восторгом обнимают куклу и плюшевого медведя. А ему страшно. Он так мечтал получить в подарок динозавра! Резинового или пластмассового – всё равно. Главное, чтобы был как живой, с клыками и когтями. Лучше тиранозавра или кого-нибудь не менее серьёзного. И родителям много раз на это намекал, но разве они поймут? Мама всё причитала: «Такая страшная игрушка, она повредит психику ребёнка», а папа всё покупал полезные, развивающие игры и книги. Такие скучные! Как плохо быть старшим – все от тебя чего-то требуют и ждут. Вот бы Санта Клаус услышал и подарил динозавра!
Дети бегают вокруг ёлки, пахнет хвоей и мандаринами, горят восковые свечи, белые, как снег. Все уже открыли свои подарки, а он всё медлит. И носок кажется совсем пустым, а вдруг в нём уголёк? Всем известно, что детям, которые плохо себя вели, Санта Клаус вместо подарка кладёт в носок уголёк. Но вместо уголька на ладонь падает открытка, на ней стрелка вниз, к его ногам, где стоит большая коробка, обёрнутая блестящей красной бумагой. А в коробке он, пахнущий новой резиной и красками, большой свирепый динозавр! И где-то в вышине, в морозном ночном небе весёлый смех и перестук оленьих копыт, высекающих звёзды. Санта Клаус тогда услышал, исполнил заветную мечту маленького гнома.
– Знаешь, сынок, – мистер Джаспер выпрямился во весь свой небольшой рост, – если что – я заплачу за него собственные деньги.
Уговорить Рудольфа пожить некоторое время в семье гномов оказалось так же легко, как уговорить тигра питаться салатами. Клаус исчерпал все доводы, даже такие серьёзные, как то, что у миссис Клаус закончились запасы шоколада. Но Рудольф был непоколебим.
– Руди, ты пойми, ну это же ненадолго. Мистер Джаспер обещал, что у тебя будет всё, чего душа пожелает. Ты ведь нам веришь?
– Нет.
– Но пойми, это единственный выход! Нам нужно начать бизнес, а больше деньги взять просто неоткуда. Неужели ты не хочешь спасти светлый праздник Рождества?
– Нет.
– А как же твоё чувство долга? Разве ты не хочешь помочь…
– Нет.
Но внезапно мрачный и оскорблённый до глубины души Рудольф вскинул голову, задвигал ушами и глубоко втянул носом воздух.
– Запах, – прошептал он и блаженно закрыл глаза. – Чудесный.
К ним спешила полненькая гномиха в уютном клетчатом платье, поверх которого был надет белоснежный фартук. В руках она несла поднос, на котором поблёскивал начищенными боками медный котелок, распространявший вокруг себя восхитительный запах свежесваренного какао. И к этому котелку Рудольф устремился всей душой.
– Я миссис Джаспер, – приветливо представилась она Рудольфу. – Попробуешь, милый? Я приготовила специально для тебя.
– Необычный! – Рудольф ещё раз глубоко вдохнул аромат. У него мелко задрожали уши.
– Я добавила тёртый горький шоколад и корицу, – улыбнулась миссис Джаспер.
Олень перевёл умоляющий взгляд на Клауса.
– Хозяин! – прошептал он полным восторга голосом, – согласен! Остаюсь. Буду отдыхать, нагуливать жирок.
– Куда тебе ещё!? – ужаснулся Клаус.
Прощание было недолгим. Олень с неожиданным для его весовой категории проворством отбыл вместе с миссис Джаспер на кухню, а его хозяин украдкой вытер непрошеную слезу и направился домой.
Впервые за многие годы ему предстояло воспользоваться общественным транспортом. С тяжёлым сердцем и не менее тяжёлым мешком, набитым новенькими золотыми монетами. На стоянке было пустынно – семь вечера, все спешат с работы домой, и потому на парковке Клаус не нашёл ни кареты, ни приличной лошади. Собственно, он был уже согласен и на неприличную, но увы. Весь транспорт, имевшийся в наличии, был представлен мрачным, облезлым медведем и ещё более мрачным троллем с большим двуручным топором. Как тут же выяснилось – тролль оказался кассиром, распорядителем и охранником в одном лице. Клаус уплатил одну серебряную и две медные монеты, получил мятый и пыльный билет, а также инструкцию: «Берни ничо, нормальный такой медведь. Только староват, склероз у него. Это ничо, ты ему только напоминай иногда, куды ехать-то надо».
«Иногда» оказалось примерно раз в пять минут. Наверное, в молодости Берни был весьма силён и развивал хорошую скорость. Но те годы прошли и прошли давно. Добрались до дома к ночи, Клаус принёс страдавшему одышкой медведю – пенсионеру воды, а затем отправил одного из оленей проводить беднягу обратно. С такой памятью ещё заблудится чего доброго.
Хмурое утро
Когда дети вспоминают Санта Клауса (а случается это обычно в канун Рождества), они представляют себе уютную комнату, почтенного старика с белой, как снег, бородой, вальяжно сидящего в кресле на фоне наряженной ёлки, свечи и печенье на столе, приятный полумрак… Старик этот облачён в красную шапку и кафтан, подбитый белым мехом (хотя, на мой взгляд, надо быть большим оригиналом, чтобы сидеть у себя дома в шубе и шапке). На лице его благожелательная улыбка… Заглянув этим утром в гостиную Санта Клауса, дети очень удивились бы.
Злой, небритый, с покрасневшими от бессонной ночи глазами, Клаус ходил по комнате, как лев по клетке. Одетый в старые джинсы и футболку с логотипом любимой футбольной команды, он пил уже третий кофейник, который заботливые брауни только что сварили. Непрестанно ероша короткие чёрные волосы, Клаус в сотый раз перечитывал мятый лист бумаги, украшенный кофейным пятном.
Всю ночь он с Ричардом составлял так называемый бизнес-план. Необходимая вещь для тех, кто только начинает бизнес. Ведь чтобы предприятие успешно заработало, нужно многое учесть, поставить цели и четко расписать пути их достижения. Иногда, подсчитав на бумаге, сколько денег уйдёт на закупку материалов, зарплату рабочих и аренду помещения, понимаешь, что такой бизнес и начинать не стоит.
И выходило из этого бизнес-плана, что денег мало, проблем много, цели понятны, а вот пути их достижения – не очень.
– Видели б тебя дети сейчас, вот бы испугались! – улыбнулся Ричард, поглядывая на Клауса, мрачно раскладывавшего на столе папки с чертежами игрушек. – Похлеще Джека – Тыквенной головы выглядишь. По крайней мере, у него нет таких кругов под глазами.
– Для детей и стараюсь, – огрызнулся Клаус и с грохотом вывалил на стол схемы хлопушек.
– Давайте о деле, – примирительно заметил отчаянно зевавший эльф, а лепрекон согласно закивал.
Клаус собрал их на рабочее совещание ни свет, ни заря, и теперь участники этого совещания пребывали не в лучшей форме. Эльф сидел за столом, уронив на руки светловолосую голову, лепрекон отчаянно клевал носом, а тролль и вовсе бессовестно храпел, развалившись в кресле. Один Ричард был бодр, свеж и полон деятельного энтузиазма.
– Нам придётся заново заключить договоры на поставку речного песка, металлов, тканей и всего прочего, что нужно для производства, – Ричард ходил по столу взад и вперёд. – Я тут смету составил – сколько чего нам нужно закупить, сколько денег уйдёт на зарплату, сколько на налоги.
Он продемонстрировал мелко исписанный лист, где были перечислены необходимые материалы, их количество, стоимость, расходы на оплату работников и прочее.
– Кто такие налоги? – насупился тролль. – Таких зверей не знаю. Кусаются?
– Это не звери! Но обычно они действительно кусаются, – расхохотался ворон. – Налоги платятся с прибыли.
– А прибыль это кто такая?
– Прибыль – это то, что ты заработал. А налог – это процент с прибыли, который ты должен отдать государству. Если налог, например, двадцать процентов, то это значит, что, заработав десять монет, две ты платишь в казну.
– Не нравится мне это, – заворчал тролль. – А можно не платить?
– Нельзя. Не заплатишь – нарушишь закон.
Пока они препирались, Клаус внимательно рассматривал разложенные по столу чертежи. На мягкой желтоватой бумаге ещё при дедушке чья-то талантливая рука создала подробные схемы рождественских игрушек. Вот тряпичные зайцы с пуговицами вместо глаз, вот пряничные домики, украшенные глазурью и серебряными звёздочками, ёлочные шары на лентах, деревянные паровозы, мешочки с разноцветными леденцами. Всё такое привычное, такое знакомое… Слишком привычное и знакомое.
– Нам нужно придумать и сделать новые, совершенно другие игрушки. Такие, каких ещё никто не видел. Иначе никто их не купит, – неожиданно для самого себя вдруг произнёс Клаус.
Воцарилась тишина, которую поэт назвал бы гробовой. Тролль случайно раздавил сахарницу, лепрекон продолжал лить сливки в кофе, хотя чашка уже была наполнена до краёв, а Эрих задел локтем чернильницу, и теперь чертёж хлопушки с сюрпризом заливало чернильное озеро.
– Но… Клаус, как? – эльф начал поспешно заваливать чертёж салфетками. Теперь озеро превратилось в штормовое море с салфеточными волнами. – Кто всё это придумает, нарисует? Нам нужен художник и талантливый. Где мы его возьмём?
Лепрекон смущённо откашлялся.
– Проходил я тут (конечно, совершенно случайно) мимо офиса «Джек – Тыквенная голова», – начал он, устремив взгляд в потолок. – И опять же, совершенно случайно зашёл к ним в офис. У них та-а-акой дизайнерский отдел! Главный художник, очень милая тёмная эльфочка, кстати, придумывает концепцию. То есть, как игрушка выглядит. А дизайнеры чертят, как её сделать. Ну, мы могли бы кого-нибудь из них пригла…
– Нет! – страшным голосом закричал Клаус. – Никакого Джека! Они наши конкуренты, ясно? Вот как мы поступим. Дадим объявление в «Утренний рассвет». Объявим конкурс среди дизайнеров, пусть пришлют нам одну игрушку, которую они сделали. А мы выберем лучшую, и автора пригласим к нам работать. Эту газету читают все, так что мы очень скоро найдём талантливого художника.
– Тогда и в «Ночную мглу» давай дадим объявление, – внёс рациональное предложение лепрекон. – Среди тех, кто работает ночью, а спит днём, тоже полно талантов.
– Что-то тебя тянет в последнее время не туда, – разозлился Клаус. – Как, скажи на милость, ты оказался у офиса Тыквенного Джека? Нет уж, нам с ночным народом не по пути. Это недобрые создания…
Он хотел сказать что-то ещё, но тут раздался звон разбитого стекла. Люси уронила свою фарфоровую чашечку, и теперь осколки лежали в кофейной лужице, похожие на крошечные конфетти.
– Босс! Как вы могли!
Громко рыдая, она вылетела из комнаты.
– Что? Как? – растерянный Клаус обернулся к ворону, ища поддержки. – Почему Люси обиделась?
– Потому, что она далрон. Ночной эльф. Она столько лет у тебя работает, а ты и не знал? – Ричард покачал головой.
– Не может быть! У далронов чёрные волосы, а наша милая Люси шатенка.
– Она их красит. Как и многие женщины.
– А ногти? У далронов длинные чёрные когти.
– Ну а Люси предпочитает цвет «розовый перламутр», как и я, – вклинилась в разговор миссис Клаус, демонстрируя свой безупречный маникюр.
– Хорошо бизнес начинаем, уже секретаря лишились, – подытожил Ричард, роясь в чертежах.
– Вот что, – Клаус резко поднялся из кресла, – вы тут объявление о конкурсе пишите, а я пойду извинюсь.
– И ничего у тебя не выйдет… – донеслось из кучи чертежей.
Клаус только отмахнулся и вышел из комнаты. Эрих проводил его сочувственным взглядом. У него была жена и две дочери, и он хорошо знал, как непросто вымолить прощение у обиженной женщины. Он подтянул к себе свежий пергамент и обмакнул перо в чернильницу.
– Я напишу рекламное объявление, а ты, Ричард, отнесёшь в обе редакции. Фред прав – нужно искать талантливого мастера везде.
С камина донеслось презрительное карканье. Ричард аккуратно заложил книгу закладкой и откашлялся.
– Ну, сейчас начнётся… – простонал тролль и демонстративно закрыл уши диванными подушками.
Не помогло. Резкий, пронзительный голос ворона проникал через красные, украшенные снежинками подушечки, которые мама Клауса когда-то сшила собственноручно.
– Ты что же, Эрих, одно объявление для двух газет собрался писать? Одинаковое?! – для большего выражения презрения ворон даже голову под крыло спрятал.
– Уже написал, – смущённо отозвался эльф, – вот, послушай: Внимание, конкурс! Ищем талантливого художника для создания эксклюзивных игру…
Гордон закашлялся, подушки от ушей убрал и строго посмотрел на эльфа.
– Зачем же ругаться? Нельзя неприличные слова в объявлениях!
Эльф слегка опешил.
– Это какое же я неприличное слово сказал?
– Известно, какое, – тролль понизил голос до шёпота, воровато оглянулся на миссис Клаус, листавшую очень старый журнал парижской моды, и прошептал: экс-клю-зивный, во!
– Это значит – единственный и уникальный, безграмотное ты болотное создание, – отмахнулся Эрих и продолжил, – … для создания эксклюзивных игрушек. Конкурсные работы присылать по адресу… Дальше наш адрес… Победитель будет принят на работу в корпорацию «Санта Клаус и компания».
– Восхитительно! – захлопала в ладоши Молли.
– Отвратительно! – вынес вердикт ворон. – Ты пойми, Эрих, у этих газет совершенно разная целевая аудитория. «Утренний рассвет» рассчитан на существ добрых, милых и светлых. «Ночная мгла» – на практичных и деловых. Но ты не огорчайся, для начала сойдёт. Что у тебя там? Будет принят на работу. Так, теперь пишем дальше для «Утреннего рассвета». Пиши, Эрих: «Герой! Твой талант поможет подарить детям счастье! Без твоих игрушек не зажгутся огни на ёлке и улыбки на лицах детей!»
Так он распинался минут двадцать. Тролль захрапел в кресле, брауни успели помыть полы, и не только помыть, но и натереть пчелиным воском, отчего они заблестели, как зеркало.
– Ричард, милый, а не длинновато объявление? – с тревогой спросила Молли, поглядывая на мелко исписанный пергамент, который уже свесился со стола.
– Пожалуй, достаточно, – милостиво согласился ворон. – А теперь, Эрих, начнём писать объявление для «Ночной мглы».
– Пожалуй, я вначале передохну и добавлю чернил, – эльф заглянул в опустевшую чернильницу.
– Да там всего четыре слова, – успокоил его ворон. – После «принят на работу» пиши: «Высокая оплата, гибкий график».
– И всё? – поразился Эрих. – И никаких уговоров и мотивации?
– Для них деньги – лучшая мотивация, – веско возразил ворон.
– Для меня тоже, – тихонько проворчал лепрекон, огорчённо рассматривая свой заштопанный плащ.
Клаус обошёл весь дом, но Люси нигде не обнаружил. Значит – она в саду. А значит – совсем обиделась. Обычно, когда у Клауса с секретарём случались недолгие размолвки, она всегда пряталась где-то поблизости, чтобы дать ему шанс помириться как можно скорее. Но не в этот раз. Клаус даже в пудреницу жены заглянул, но безрезультатно. Несколько минут он постоял в нерешительности, затем вышел в сад. Так и не придумав, как будет извиняться.
В сад он не заглядывал уже две недели – не до того было. Но и две недели не такой уж большой срок, чтобы всё настолько изменилось. Прохладный осенний ветерок гнал по дорожке жёлтые листья вдоль клумб, прежде засаженных фиолетовыми и тёмно-красными астрами. Теперь же за поросшим мхом каменным бордюром Клаус увидел огненно-рыжие тыквы. Куда же делись астры? Когда он подошёл ближе, из земли взметнулись длинные узловатые стебли, тыквы шевельнулись и вдруг оскалили рты, снабжённые острыми клыками. Не ожидав такой активности от своих овощей, которых несколько дней назад и в помине не было, Клаус попятился и врезался спиной во что-то мягкое. Между ветвей дуба была раскинута пышная сеть паутины. Только сейчас Клаус заметил, что белоснежными нитями заткан весь сад. Она свисала длинными каскадами с кустов омелы, ползла по траве… В буквальном смысле. Он едва успел отдёрнуть ногу, и сплетённое из серебристых тончайших нитей щупальце промахнулось и оплело ветку жасмина. Что происходит?! Вместо скромных маргариток на газоне подняли бархатные головки розы. Украшенные бриллиантами росы и чёрные, как уголь.
Из кроны остролиста на обескураженного хозяина сада ринулась громадная летучая мышь, а до плеча дотронулись влажные, холодные пальцы. Клаус резко обернулся. Мощный ствол тысячелетнего дуба, посаженного ещё дедушкой Клауса, оплетала ядовито-зелёная лиана, усыпанная странными плодами. Они были похожи на прозрачные розовые каплевидные груши в кружеве траурных лепестков, только в отличие от обычных груш эти не свисали вниз, а напротив, поднимались вверх. Лиана нежно сжала плечо Клауса, свободным побегом оторвала розовую грушу и протянула ему.
– Нет-нет, спасибо! – Клаус поспешно высвободился из зелёных объятий и сделал шаг назад.
Лиана разжала побег, и прозрачная груша медленно полетела вверх, как миниатюрный воздушный шар, теряя по дороге ажурные лепестки. Растение опустило яркие, будто лаковые листья и прошипело:
– Ж-ж-жаль…
Это переполнило чашу терпения Клауса, и он почти бегом устремился по садовой дорожке к пруду, где в тени раскидистого дуба стоял маленький, потемневший от времени домик садовника. Пруд выглядел не лучше. Вместо привычных кувшинок и ряски теперь вся поверхность пруда была покрыта огромными, светящимися изнутри красными водяными лилиями.
Не успел Клаус полюбоваться обновлённым пейзажем, как из чащи выпорхнула бабочка. Она заскользила над водной гладью, то поднимаясь вверх, то почти садясь на роскошные, сладко пахнущие лилии. Идиллическая, летняя картина, достойная кисти художника. Клаус умилился. Бабочка опустилась ниже… И вдруг лилия подпрыгнула, раздался звук, похожий на лязг челюстей, лепестки охватили беспечную летунью и затолкнули внутрь цветка. Послышалось чавканье.
– Грин! Грин! Это что такое у нас творится?! – Клаус тряс дверь сторожки.
Дверь домика распахнулась, и на пороге появился заспанный садовник, который отчаянно зевал и тёр глаза. Наконец он пересилил себя, посмотрел вперёд и просиял:
– Ну надо же! Уже расцвели! А только вчера посадил.
– Я спрашиваю, – прошипел Клаус, обвиняющим жестом указывая на пруд, – что это такое?
– Плотоядные лилии, – сверкнул белоснежной улыбкой Грин.
Всё остальное у него было зелёным. Волосы, одежда, умные лукавые глаза. Садовник был, по сути, членом семьи, никто уже не мог вспомнить, когда он поселился на берегу лесного пруда и начал заботиться о саде Клаусов. Может, это было при прадедушке Клауса, а может и раньше. Столь долгое сотрудничество давало повод Грину закрывать глаза на отсутствие зарплаты, а Клаусу на неуёмную страсть садовника к экспериментам.
Садовник нашёл союзника в лице Молли и ежемесячно «радовал» хозяина новыми приобретениями. То купит африканские кактусы, а потом вместе с Молли мучает Клауса возмутительными просьбами как-нибудь не морозить клумбу в восточной части сада, в другой раз завёл лигару. Первые два года на лигару не могли нарадоваться. Похожее на большой трухлявый пень растение быстро передвигалось по саду с помощью корней-щупалец, вырывая с корнем и поедая сорняки, культурные же растения лигару бережно пропалывал. Но потом он постарел, начал путаться – жевал любимые белые розы Молли, бережно пропалывал лопух. Выгнать пенсионера из сада рука не поднялась, пришлось построить ему отдельный домик, выгуливать на поводке и кормить аккуратно нарезанным бурьяном – половины зубов у него уже не было.
– Я не спрашиваю, как эти монстры называются, – Клаус кивнул в сторону пруда, где две плотоядные лилии гонялись за насмерть перепуганной лягушкой, – я спрашиваю – что они вообще тут делают?
– Ах, это… – садовник скрестил руки на груди и устремил взгляд в небо, чёрное от стай летучих мышей.
Так он делал всегда, когда предстоял спор с хозяином. Всегда заканчивавшийся победой садовника. Они вошли в домик.
– Неделю назад нашёл под дверью, – садовник поставил на дощатый, грубо сколоченный стол пустую коробку из чёрного бархата. К алой ленте была прикреплена записка:
Подарок от Джека – Тыквенной головы!
Преобрази свой сад совершенно бесплатно!
На правах рекламы, образцы не для продажи.
– И ты превратил наш сад в наглядную рекламу Хеллоуина? – Клаус потрясённо смотрел на предателя.
– Да при чём тут реклама? – садовник уже хлопотал у печи, наполняя позеленевшие от времени серебряные кубки. – Бесплатно такие удивительные семена подарили. Вот, попробуй, ледяной тыквенный сок, – Грин подал Клаусу кубок, наполненный ароматным соком.
– Это из тех, клыкастых? Ни за что.
– Напрасно, он восхитительный. И всегда холодный. А паутину пробовал? Она из сахарной ваты и растёт, как на дрожжах.
– Это точно, – каркнул Ричард, влетая в дом. – И эти розовые летающие груши просто великолепны.
Только теперь Клаус заметил, что клюв Ричарда перепачкан чем-то розовым и блестящим.
– Они называются «Слёзы ночи», – нежным голосом сообщил садовник, читавший список семян из коробки.
В самом тёмном углу кухни, куда не проникал солнечный свет, послышался тихий шорох. Грин метнулся к щербатому глиняному горшку, наполненному чёрной влажной землёй, из которой торчало наполовину погружённое семя. Ярко-зелёное, шипастое, оно напоминало молодой каштан. Семя шевельнулось, вздрогнуло и вдруг треснуло по всей длине. Из него выбрались глянцевые плотные листья, поднялся гибкий стебель, верхушка которого на глазах увеличивалась, превращаясь в нечто среднее между экзотическим цветком и головой бульдога. Цветок зевнул, показав два ряда острых треугольных зубов.
Раздался громкий стук в оконное стекло. Створка распахнулась, и на стол вползла лиана, усыпанная розовыми плодами.
– Это называется – реклама! – упрямо повторил Клаус, снял с полки увесистый том «Энциклопедии садовых вредителей. Краткий курс по быстрому уничтожению».
Примерившись, он хлопнул энциклопедией лиану по побегу, который она подняла вверх, точно ядовитая кобра. «Слёзы ночи» зашипели и уползли обратно в сад.
– Реклама – это когда ты можешь узнать фирму, которую рекламируют, – заспорил ворон, крепко сжимая лапой розовую грушу, которую успел оторвать.
– Ну, Джека – Тыквенную голову мы все узнали. А теперь, благодаря тому, что наш сад превращён в постоянную выставку, его будет знать всё королевство! – Клаус шипел не хуже лианы.
– Но ведь непонятно, что именно они рекламируют, – оправдывался Ричард.
– Ну отчего же? Джек и об этом позаботился, – ядовито возразил Клаус и указал в окно. Над садом медленно проплывала стая мышей, тащивших в своих когтях длинный транспарант, гласивший: «Счастливого Хеллоуина! Наши товары приобретайте по адресу: Гиблая пустошь, замок Мордрейн. Открыто круглосуточно! А в твоём шкафу ещё нет скелета? Купи один— второй получишь бесплатно!».
– А ещё рекламируемый товар должен запоминаться, – невнятно пробормотал ворон.
Говорить ему было трудно – клюв был набит сладкими «Слезами ночи».
– Я это никогда в жизни не забуду, – прорычал Клаус. – Убери всю эту нечисть из моего сада, пока она нас не сожрала.
В комнату боком заполз старенький лигару, осторожно потрогал корнем Грина за рукав.
– Кушать хочешь, мой хороший? – ласково спросил его садовник. – А я уже приготовил.
Погладив лигару по высохшей, растрескавшейся коре, Грин поставил перед ним деревянное ведро, доверху наполненное аккуратно нарезанными астрами. Так вот куда они делись.
Пока лигару с восторгом уплетал любимые астры Клауса, ныне превращённые в салат, а Грин с восторгом смотрел на своего любимца, мысль Клауса лихорадочно работала. Как помириться с Люси? Ответ напрашивался сам собой.
Все смотрят на мир через призму своей профессии. Покажи цветок ромашки художнику – он восхитится и сделает рисунок, ботаник опишет его свойства, фармацевт сделает из него настойку, ну а мохнатый Рудольф с удовольствием слопает. Поскольку профессией Клауса было радовать детей подарками, а женщины, по его мнению, от детей отличаются не слишком, то путь примирения был очевиден. Да, но вот какой подарок можно раздобыть в саду? Рассеянно скользя взглядом по книжным полкам садовника, Клаус вдруг заметил старинный фолиант. На истёртом, порыжевшем от времени корешке было написано: «Флориография». Язык цветов! В Англии во времена королевы Виктории было модно дарить букеты, в котором каждый цветок значил какое-нибудь слово. Эдакое цветочное письмо, с помощью которого можно было признаться в любви или, напротив, оскорбить. А это неплохой способ извиниться!
Клаус снял книгу с полки и начал листать. Конечно, нужно принести извинения, для этого в букет следует включить маргаритку, потом выразить надежду… Какой цветок означает «надежда»? М-да. «Птицемлечник арабский».
– Грин, слушай, у нас в саду есть м-м-м… Птиц… Птице – млеч – ник?
Садовник удивлённо вскинул зелёные брови, потом громко расхохотался.
– Шутите? Он в Африке и Марокко растёт, а у нас тут, мягко говоря, холодновато.
Ладно. Клаус стал искать дальше. Нужно просить её проявить добродушие… Добродушие символизировал коровяк. Одно название чего стоит, а уж вид у этого метрового бурьяна и вовсе не радует взор. «Мы нужны друг другу» – капуста. Клаус живо вообразил, как преподносит Люси в качестве букета кочан капусты. Однако, надо же ещё и габариты дамы учитывать, подбирая букетик.
Полчаса мучений, ползания под кустами ежевики, постыдное бегство от маленьких, но очень кусачих летучих мышат, которых он потревожил, пытаясь сорвать плющ, символизировавший по утверждению книги «доверие», и букет был готов.
Люси нашлась довольно быстро – она лежала на облаке «Зловещего мха» и предавалась размышлениям. Довольно красивое иссиня-чёрное растение с блестящими ягодами слегка двигалось, покачивая фею, как колыбель. Люси мечтательно улыбалась, но увидев Клауса, поспешно приняла обиженный вид.
– Люси! А у меня для тебя подарок.
– Правда? – от неожиданности маленькая фея растеряла свой вид «жестоко и несправедливо обиженной».
Её взгляд смягчился, на личике засияла улыбка.
Однако, когда Клаус торжественно протянул её букет, состоявший из корявой грушевой ветки (дружба), печально обвисшего плюща (доверие), колючего репейника и прочего символического бурьяна, взгляд маленькой феи снова стал суровым.
– Это язык цветов, – поспешно пояснил Клаус, поскольку личико Люси любви и всепрощения не сулило. – Репейник означает благодарность, а вот эта коряга… Это, кстати, ветка миндального дерева…
– Босс, Вы МНЕ собираетесь рассказывать о цветах? – оскорблённая в лучших чувствах, Люси взмыла вверх и любовно рассматривала страшноватый букет. – Я фея и об этом знаю всё!
Она внимательно рассмотрела каждый цветок.
– Ладно, мир.
И поцеловала начальника в щёку.
