Любовь Агеева
Стенка на стенку. Казанский феномен подростковых группировок
Глава 2
Мы хотим вас слышать. И не слышим
Удивительно, но читатели «Вечерней Казани», которые были приучены к активному обсуждению городских проблем, о подростковых группировках, о массовых драках в редакцию не писали. Эта тема долгое время вообще не присутствовала в редакционной почте. Ни в первые пять лет, когда люди писали в основном про бытовые неудобства, плохую работу транспорта, жаловались на врачей, продавцов, ни позднее, в годы перестройки, когда редакция провоцировала важные общественные дискуссии.
В 1982 и 1983 годах редакция вместе с горкомом КПСС проводила акцию «День открытого письма», замеряя барометр общественного мнения по наиболее актуальным вопросам двух больших районов Казани – Московского и Кировского. И на этих собраниях тема подростковых драк не звучала.
Стоит заметить, что писем приходило в «Вечерку» много, наша газета этим отличалась. В конце года мы публиковали анкету – просили читателей подсказать, какие проблемы им кажутся наиболее важными,
а в январе следующего года обобщали предложения и замечания. Но до 1986 года ни в одном читательском письме не было речи о подростковой вражде.
А в это время город уже будоражили слухи о дерзких дворовых компаниях. Порой самые фантастические. Как вспоминает бывший командир ОКОД Казани, руководитель прессслужбы МВД республики Анвар Маликов, весной 1984 года педагогическая общественность и родители были в панике из-за готовящегося нашествия… «панков». Они должны были приехать в день Пасхи из западных городов Советского Союза. Защитить город от панков обещали группировщики. Перед лицом внешней угрозы они якобы собрались выступить единым фронтом.
«Сначала власть отмахивалась, но под давлением директоров учебных заведений даже КГБ был вынужден заняться поиском распространителей слухов, – вспоминает А. Маликов. – Мне удалось встретиться с одним из «источников» в подпольном (в прямом смысле слова) тренажерном зале. Этот «качок» рассказал, как повстречал на вокзале человек двадцать панков из Киева. После моих подробных расспросов байка рассыпалась.
ОКОД
(Оперативный Комсомольский Отряд Дружинников) – оперативный комсомольский отряд, созданный при каком-либо вузе в СССР для охраны общественного порядка в помощь милицейским патрулям.
Какая глубинная задача была у распространителей этого слуха, осталось загадкой. Но факт – в вечер перед Пасхой город обезлюдел. Улицы патрулировались всем личным составом милиции и сотнями окодовцев. То и дело в дежурную часть звонили граждане, сообщая о появлении больших групп молодежи. На самом деле это были окодовцы… В эту ночь не было зафиксировано ни одного уличного преступления. Естественно, никаких «панков» и в помине не было.
Мне показалось, что именно с этого времени наступил коренной перелом в сознании властей. Начали проводить совещания, осмысливать явление. Сначала накручивали правоохранителей, потом педагогов, затем стали взывать к общественности».
Все чаще журналистам приходилось писать о массовых драках, избиениях и их последствиях, о работе ИДН и судебных процессах, когда на скамье подсудимых оказывались ребята 14–17 лет. И только в 1986 году эта проблема вышла на первый план. Тогда большая группа родителей (300 человек) обратилась в ЦК КПСС с просьбой навести в городе порядок. Положение с группировками уже ни для кого в Казани не было секретом – публикации в местных газетах шли одна за другой.
К началу 1986 года в моих блокнотах было много самых разных историй о группировках и мотальщиках. Появилась возможность для анализа ситуации, и я по просьбе секретаря горкома КПСС по идеологии Ф. Зиятдиновой написала сразу четыре статьи. Писала о трех массовых драках: в микрорайоне Горки-2, во Дворце культуры имени Урицкого и Дворце культуры строителей, побывав на судебных процессах. Меня особо не интересовали подробности мордобития – кто начал драку, чем дрались, кто пострадал? Я попыталась ответить на другие вопросы: почему драки стали одним из способов общения подростков города? что происходит с нормальным, по мнению родителей и педагогов, ребенком, когда он попадает в дворовую компанию? как можно предотвратить драки, если принимаемые меры не помогают?
Но секретарь горкома партии неожиданно публиковать мои статьи запретила. Слишком неприглядной получилась картина. Редактор «Вечерней Казани» А. Гаврилов умел убеждать, и после вмешательства первого секретаря горкома партии М. Сухова спустя почти два месяца после написания статьи были опубликованы: «Словно на разных языках» – 6 июня; «Воспитание наказанием» – 7 июня; «Этот неслучайный случай» – 8 июня; «Спроси с себя» – 9 июня.
Должна заметить, что о судебном заседании по драке в ДК имени Урицкого написала и корреспондент «Комсомольца Татарии» Светлана Бессчетнова. Ее материал с названием «Потеря» был опубликован 23 марта. Света сообщила некоторые подробности: сломано 14 стульев, разбиты 5 деревянных столов, железные погнуты, разбито 42 кв. метра стекла, около 20-ти человек в этот день обратились в соседний травмпункт. Начинающая в то время журналистка, она попыталась обобщить увиденное и услышанное и пришла к выводу, что массовые драки – от безнаказанности.
К разговору о трех драках наша газета вернулась в октябре. Публикуя цикл статей о подростках, мы, конечно, не переоценивали силы печатного слова. Увы, те или иные жгучие проблемы решаются не на страницах газет, а в реальной жизни. Но все-таки была надежда, что наш призыв к казанцам осознать причастность каждого к проблемам воспитания детей будет услышан. Вот почему мы с таким нетерпением ждали читательских откликов и официальных ответов.
Первая реакция обнадежила. Статьи читали в трудовых коллективах, их обсуждали на представительных собраниях и совещаниях. К этому времени в редакцию пришли официальные письма, сообщающие о принятии мер. Это была примечательная советская традиция: любое критическое выступление в печати замечалось, принятие мер контролировалось отделом агитации и пропаганды горкома партии. На этот раз ответы редакция получила из городского отдела народного образования, республиканского Управления профтехобразования, городского Управления внутренних дел, некоторых школ и ПТУ. Изучение официальных ответов убедило нас в том, что осознания беды не случилось. Я назвала обзор почты соответствующе – «Статьи обсудили. Что дальше?» (Вечерняя Казань, 1986).
Фото Олега Климова
Читательские письма оставили неоднозначное впечатление. В них было больше вопросов, чем ответов на уже поставленные газетой вопросы. Мы нашли немало сообщений о гопниках и массовых драках, о преследовании подростков, не желающих быть в группировках. Небольшая часть откликов была опубликована в декабре («Все они – наши дети…». Вечерняя Казань, 1986). Написали нам даже подростки из 8-го микрорайона Горок (письмо, конечно, было без подписи), участвовавшие в драке. С гордостью сообщали, что это они, а не группировка 10-го микрорайона, победили в этой драке. Горожане требовали перейти наконец от слов к делу.
Примечательно, что об этом же писал бывший «трудный», рассказывая, как на дискотеках они «бились так, что страшно вспомнить – хотелось острых ощущений, хотелось побед». Он предлагал работникам правоохранительных органов решительно ломать дикие традиции. Однако большинство наших читателей были убеждены, что ситуацию в городе можно поправить лишь общими усилиями. К сожалению, как это сделать, авторы писем не знали. Это и не удивительно: ведь написали нам, в основном, воспитатели-непрофессионалы – родители, прохожие, видевшие стычки на улицах. И не было в почте ни одного учительского отклика из школы или профтехучилища.
Отмечу особо, что анализ подростковых проблем редакция вела с привлечением горожан. Публиковались десятки интервью со специалистами, отчеты с официальных заседаний, проводились круглые столы, журналисты были участниками публичных дискуссий и встреч со старшеклассниками и учащимися ПТУ. Газета печатала как пространные аналитические материалы, так и короткие письма наших читателей. Настроение почты зависело и от особенностей момента, от того, что творилось в городе и как это воспринималось далеко за его пределами, и от опубликованных ранее материалов (на каждый было очень много откликов, их публиковали в рубрике «Резонанс» или на полосе «Почта «ВК», цитировали в обзорах), и от того, как происходящие события касались людей лично. С каждым годом влияние подростковых группировок на жизнь в городе росло. Сначала писали папы и мамы жертв гопников, потом, когда суды стали отправлять подростков в воспитательно-трудовые колонии, пошел поток писем от их родителей.
Пришлось прочитать сотни, а может, тысячи писем читателей «Вечерки». Обобщая почту за несколько лет, нельзя было не уловить какие-то закономерности. Это были как бы два потока, которые порой пересекались, но чаще уводили в разные стороны. Первый поток – письма взрослых, в том числе родителей, второй – письма самих подростков.
Если вначале в письмах взрослых преобладали эмоции: гнев против хулиганствующих подростков, некоторая растерянность перед неожиданным злом, то с течением времени стали звучать более спокойные, конструктивные размышления. Взрослые пытались давать оценку событиям с высоты своего житейского опыта, своих представлений о добре и зле. Они не учитывали, что наши дети жили уже в другое время. Тем не менее, в письмах можно было почерпнуть немало дельных советов и предложений.
Редакция часто приглашала читателей обсудить конкретные ситуации, ответить на конкретные вопросы. Чаще всего это случалось перед августовским педсоветом. Например, в августе 1987 года Л. Колесникова спрашивала у горожан, что мешает взаимопониманию учителей и родителей, почему меры, принимаемые в городе для организации досуга подростков, не дают должного эффекта? Но читателей эти вопросы не волновали. Их беспокоили массовые драки. Каждый горожанин, конечно же, опасался за своего сына или внука, и люди понимали, что для их безопасности нужны какие-то меры общего характера, для всего города.
Довольно много матерей писали в редакцию, чтобы отвести беду от своих сыновей, попавших в милицию. Помню, одна женщина умоляла меня помочь ей уговорить сына уехать в другой город, чтобы он, наконец, порвал связь с этой «чертовой конторой»: «Его силой затащили в группировку, уговорили пойти на эту драку». А в «этой драке», между прочим, был убит один из ее участников.
Я встретилась с подростком в изоляторе временного содержания для несовершеннолетних. Мы говорили тет-а-тет. Не помню, как его звали – записей не вела, поскольку обещала матери, что публикации не будет. С такими просьбами ко мне часто обращались. Поначалу подросток, действительно, походил на маменькина сынка, но по мере разговора, вспоминая драку, он так вдохновился, что я поняла: не его, а он сманивал сверстников в группировку. Как я потом узнала, семья все-таки уехала из Казани.
Сильно осложняло диалог с подростками то, что дружное осуждение взрослыми дворовых компаний не находило поддержки у старшеклассников и учащихся ПТУ. Многие находили в «конторах» немало привлекательных моментов. Мало того, одна девочка с завистью писала в редакцию, что не может себе позволить жить так свободно, как ее сверстники в группировках – им не надо врать и изворачиваться, они всегда и везде могут быть самими собой.
Попытки как-то разговорить самих подростков успеха не имели. Может, они нашу газету не читали, а, может, не было у них желания вступать с нами, взрослыми, в диалог. Совершенно неожиданно после публикации исповеди Валерия «Чужой среди «своих» (Вечерняя Казань, 1987), подготовленной к печати Л. Колесниковой, всегда немногочисленные в редакционной почте письма подростков вдруг резко увеличились. Видимо, исповедь Валерия чем-то зацепила ребят. Кто-то его поддерживал, кто-то с ним спорил.
Л. Колесникова подготовила к печати несколько больших подборок под рубрикой «Читательский совет». Частично письма были опубликованы в книге «Казанский феномен: миф и реальность», некоторые воспроизводятся в новом издании. Первая подборка писем была опубликована под заголовком «Мы в тревоге за вас, ребята!», вторая – «Почему бы нам не встретиться?», третья – «Мы должны выслушать друг друга». Это был своеобразный портрет подростков, нарисованный ими самими.
Многое из того, о чем писали наши читатели, комментируя послание Валерия, нам было известно. Но в «портрете» появилась и неизвестная многим краска: впервые речь шла об «общих девочках». Одни девушки писали, что гопники нравятся им больше других сверстников, другие рассказывали невеселые истории о том, как над ними надругались.
«Молодые читатели (80 процентов откликнувшихся – подростки) убедили нас в том, что редакция поступила правильно, дав возможность высказать свое мнение на газетных полосах многим их сверстникам», – писала Л. Колесникова в комментарии к третьей подборке писем. Она обсудила письмо Валерия с подростками Советского района во Дворце культуры строителей. Вместе они попытались ответить на вопрос, почему школьные спортзалы пустуют, мальчишки предпочитают им подвалы.
«Мы должны выслушать друг друга, – написал шестнадцатилетний Олег М. – Должны наконец прийти к какому-то единому решению и покончить с нелепой враждой между улицами и микрорайонами».
Эта мысль звучала почти в каждом письме. И было хорошо заметно, что, давая оценку группировкам, ребята с помощью газеты искали между собой единства мыслей, взглядов, убеждений, интересов. В 14–17 лет человеку вообще очень важно, чтобы многие его сверстники сходились во взглядах на важнейшие, по их мнению, вопросы.
Еще Макаренко заметил, что несовершеннолетним все равно, воровать ли яблоки в чужом саду или охранять его, важно наполнить жизнь сильными впечатлениями. И их антисоциальные поступки – не столько проявления недостатков и трудного характера, сколько отражение серости окружающей жизни, показатель родительских ошибок и просчетов в воспитании.
Это мы поняли. Поняли, что в обществе уже давно нарастало ощущение неудовлетворенности тем, чем и как мы живем. И что острее всех на него реагируют подростки. Все эти «конторы – своеобразный знак протеста. Этим объясняется не только уход из родительского дома взрослеющих детей в «конторы», но и преднамеренное выключение их из всех сфер жизни, организация антисоциальных групп и течений типа «хиппи», «панков».
…Образно говоря, лес рук взметнулся в ответ на предложение подростков одной из группировок обсудить условия перемирия между «конторами» (их письмо было опубликовано в подборке «Почему бы нам не встретиться?»). Так сказать, «спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Судя по редакционной почте, подростки тоже давно поняли, что в городе сложилась нездоровая обстановка. Вместо того, чтобы работать и учиться, с пользой проводить время, 14–17-летние по чьему-то нелепому приказу сидят вечерами у себя в «коробках», зорко высматривая «чужака», бьют, калечат друг друга, в результате оказываются на скамье подсудимых. Поэтому в девяноста пяти процентах писем, пришедших на этот, заключительный, совет, звучало резкое неприятие утверждения о преимуществах «контор» перед обычными подростковыми коллективами»
Людмила КолесниковаВечерняя Казань, 11 августа 1987 года
Письмо Валерия прокомментировал сотрудник лаборатории психологических проблем высшей школы КГУ Сергей Петрушин, который заметил, что одна из причин подростковых отклонений – ранняя акселерация. Наши дети рано взрослеют, а мы этого не замечаем и пытаемся по-прежнему водить их на помочах. Потом психолог не раз публиковал в «Вечерке» советы подросткам, которые не знают ответа на некоторые специфические вопросы своего возраста.
Мы встретились с одним очень интересным явлением: авторы некоторых посланий представлялись в образе другого человека. Одна девочка (ее потом вычислили) вообразила себя проституткой; молодой человек представился гопником, хотя явно не входил в группировку; взрослый человек писал от имени 16-летнего подростка. Некто Ильдар, изображая себя суперменом с ножом в руках, просил защитить от группировщиков своего младшего братишку. Мнимый гопник писал о том, что в их «конторе» любят рок-музыку, а мы хорошо знали, что гопники и «металлисты» – недруги.
Пытаюсь понять, с чем связаны эти мистификации – и прихожу к выводу, что таким странным образом читатели реагировали на наш пристрастный интерес к группировкам. Им, видимо, казалось, что в таком случае к их предложениям точно прислушаются. Ильдар, например, предлагал «разогнать все эти ПТУ», другой подросток 16-ти лет советовал милиции «засылать в группировки своих агентов».
В какой-то момент редакция почувствовала силу ребячьего доверия и решилась прямо призвать подростков к «замирению». Но подростки написали, что вожаки группировок на мировую не пойдут – тогда «конторы» просто потеряют смысл.
В декабре 1987 года редакция организовала сеанс «прямой связи» с подростками. Эта идея была в одном из писем: «Если бы можно было поговорить с вами по телефону, мы бы рассказали о себе куда больше, чем сообщаем в письмах» («Почему бы нам не встретиться!»). Ребята сами определили будущих собеседников. На вопросы отвечали два психолога: Сергей Петрушин и Александр Лилин, руководитель спортивного клуба «Титан» Николай Ильин, руководитель трудового отряда «Спарта» Николай Попов, директор Дворца культуры имени Урицкого Владимир Батраков, молодой депутат горсовета Александр Харитонов. Прокурору отдела по надзору за исполнением законодательства о несовершеннолетних Владимиру Логинову позвонило 18 человек. В полезности разговора с комсомольскими работниками подростков пришлось убеждать – они не видели в этом большого смысла. В редакцию пришли секретари горкома ВЛКСМ Андрей Фролов и Любовь Никонова. Увы, комсомол к 1986 году уже не имел в среде учащейся молодежи большого авторитета. Хотя номинально комсомольская организация присутствовала в каждой школе и каждом ПТУ.
Звонков в редакцию было много. Мои коллеги фиксировали двусторонние диалоги читателей с нашими гостями, мы с Л. Колесниковой сидели у телефонов, поскольку могли быть вопросы и к нам, как авторам публикаций. Но звонили в основном взрослые. Полоса с подробной стенограммой «прямой связи» вышла 3 января 1988 года. Разговор еще раз убедил нас, сколь серьезна проблема, вставшая перед городом.
Нашему диалогу с подростками наверняка помешало убийство Саши Степанова на улице Побежимова в сентябре 1987 года. Жертвой огромной толпы пацанов группировки «Огонек» стал глухонемой мальчик 14-ти лет, который не ответил на традиционный вопрос «Ты за кого мотаешься?» – он его просто не слышал. Его били, топтали ногами, дважды ударили железным прутом по голове. Потом в суде один из активных участников избиения оправдывался, что они ошиблись, думали, что пацан из враждебной группировки Соцгорода, с которой они шли драться, а он оказался чушпаном. Значит, в его представлении чужака с другой территории убить было можно. На скамье подсудимых оказались 19 человек, реально свободы лишились только трое.
Журналист Л. Колесникова, заместитель начальника УВД Р. Сафиуллин и руководитель ИДН Московского РОВД И. Гарифуллина встретились с теми, кто учился с убийцами шестиклассника – учащимися 9А и 10А классов школы № 115, с педагогами ПТУ‐58, где на первом курсе учились выпускники этой школы – мотальщики из «Огонька», а также с семьями подсудимых (некоторых родителей хорошо знали в ИДН Ленинского района). Результат этих встреч был предсказуем – злодеями участников драки никто не считал.
«Пройдя по цепочке «семья – школа – училище», выслушав мнение многих людей, невольно приходишь к выводу: винить-то вроде бы и некого. Один из участников убийства «просто бежал в толпе», второго «втянули», третий «не мог это сделать», четвертый… Чем это объяснить? Стремлением оправдать преступление рядом объективных причин? Годами застоя, элементарным человеческим равнодушием?» – писала Л. Колесникова.
«– А может, хватит нам заниматься социальной арифметикой, щелкать как на счетах: минус школа – плюс группировка, минус замотанный мастер – плюс соседский мальчишка, оказывающий дурное влияние? Не пора ли понять главное: одной милиции с подростковыми группировками не справиться? И самое страшное то, что, как видим, не дебилы, не отпетые хулиганы оказались замешанными в столь жестоком преступлении – нормальные ребята, каких у нас сотни, тысячи».
После очерка журналистки об этом преступлении (Людмила Колесникова. «Обвиняются в убийстве». Вечерняя Казань, 1987) была опубликована подборка писем, которая зафиксировала резкую смену общественных настроений. Если раньше люди больше думали, как оттащить подростков от пропасти, теперь они требовали ужесточить их наказание. Город стал напоминать плохую мать, которая вдруг, увидев, что ребенок отбивается от рук, не нашла ничего умнее того, чтобы регулярно стегать его ремнем. Как будто сама не имела никакого отношения к формированию характера дитяти.
В это время в стране шло обсуждение проекта Основ уголовного законодательства СССР и республик, и редакция по традиции подключила казанцев к этому важному разговору. Ожидаемо в Казани, где криминальная тема была в центре внимания, больше всего говорили о борьбе с преступностью несовершеннолетних. Общие настроения хорошо выразили предложения горожан, которые удивляли своей жестокостью. Круг наказаний, предлагаемых для подростков, был широкий – от резиновых дубинок и ружей, заряженных солью, на вооружении милиционеров до содержания в колониях, похожих на концлагеря. Писали даже о необходимости публичных судебных процессов.
Чтобы как-то утихомирить волну агрессии, мы попросили прокомментировать письма читателей доктора психологических наук Рафаила Шакирова («Самое надежное средство – перестройка». Вечерняя Казань, 1988). Но было уже поздно. Ниточка нашей связи с подростками прервалась. Какие-то всплески в читательской почте после отдельных материалов на темы воспитания бывали, но цельного среза общественного мнения в подростковой среде уже не получалось. Если и приходили письма, то не гопников, а их сверстников, поведение которых не внушало взрослым тревоги.
5 июля 1989 года газета опубликовала письмо ученика школы № 122 И. Сидорова, который по-взрослому дал несколько поручений органам правопорядка и культпросветработникам. Единственное, что, по его мнению, могли сделать сами подростки, «все вместе, дружно, так это сформировать вокруг наших гопников общественное мнение, порицающее их существование, изредка подежурить в ДНД». Девятиклассник не был одинок в убеждении, что решать проблемы подростков должна только милиция. Об ошибочности такой позиции написал в комментарии к письму заслуженный юрист ТАССР Иван Матвеев.
Но не все подростки думали так, как И. Сидоров. В то время в городе уже обозначилась активная оппозиция группировкам. Значительная часть подростков состояла в молодежных отрядах, которые помогали милиции поддерживать порядок в микрорайонах. Например, при райкоме комсомола Ленинского района отряд «Каскад» организовал с единомышленниками бывший «афганец» Валерий Лукоянов. Если верить письмам в редакцию, в некоторых микрорайонах появились, если можно так сказать, контргруппировки, которые создавались для защиты от гопников.
Письма некоторых подростков заставили нас обратить внимание на тех, кто не мотался. Они чувствовали себя в городе неуютно. Мы своими публикациями усугубляли их ощущение беззащитности перед дворовыми компаниями. После этого в газете стали появляться материалы о нормальных детях, про которых мы тогда практически не писали. Например, редакция заметила, что в комплексе МЖК, в обычной квартире, открылся дворовый клуб «Радость», в котором собирались любители рок-музыки («Чужих нет, все свои», Вечерняя Казань, 1986). Важно было показать, что в подростковой среде есть совсем другие отношения, совсем другая жизнь.
Посещение этого клуба, которым руководила Людмила Файзуллина, заставило меня задумываться над тем, что мы ошибочно воспринимаем подростковые группировки как угрозу только для тех, кто не хочет мотаться. Ведь абсолютно все казанские подростки в то время знали, что может случиться с чужаком – чужими были для них все городские дворы, кроме своего. Чужака могли избить и в школьном дворе, и даже в школе или ПТУ. Дворовые «качалки» создавались только для своих – группировщики в школьные спортзалы не ходили. Но там не особо ждали и других подростков. Дискотеки и видеосалоны, пользовавшиеся большой популярностью у подростков и молодежи, были под контролем группировок, и ходить туда обычным ребятам было небезопасно. Чужими подростки чувствовали себя и там, где не было власти группировок. Их, на всякий случай всех, не пускали в учреждения культуры, в специальные молодежные кафе.
Отряд «Каскад». Кадр из фильма «А у Вас во дворе»
(1987 г.), режиссер Валентина Кузьмина, оператор Алекс Привин. Из фонда ГБУ «Государственный архив РТ»
Кадр из фильма «А у Вас во дворе»
(1987 г.), режиссер Валентина Кузьмина, оператор Алекс Привин. Из фонда ГБУ «Государственный архив РТ»
Если бы не я, не попали бы в клуб «Радость» несколько мальчишек, которых я встретила во дворе МЖК. После того, как они ушли из клуба, девочки попросили Людмилу Васильевну их больше не пускать – они чужие, и клуб «Радость» не для них.
Мест отдыха для подростков и молодежи в Казани тогда было не очень много. Помню, зарубежные журналисты, приезжавшие в наш город в 1989 году, сильно удивились, когда увидели, как мало у нас культучреждений, кафе, спортивных залов и как неравномерно разбросаны они по городу – их совсем не было в огромных «спальных» районах Ленинского, Московского, Советского и Приволжского районов. Зато было много в центре, что делало Бауманский и Вахитовский районы местом опасных встреч враждующих группировок.
Не хватало и танцплощадок. Самой популярной, но и самой опасной, была дискотека в Молодежном центре, куда стекалась молодежь со всего города. Летом все предпочитали танцверанды Центрального парка культуры и отдыха имени Горького и парка возле Дворца культуры имени Ленина. Где-то в середине 1980-х годов, когда город окончательно поделился на «конторы», подростки могли ходить только в те учреждения культуры, которые находились в их микрорайоне или на территории группировок, с которыми был «мир». Да и там не всегда было безопасно.
– Вот вы тут пишете, спорите о подростках, – голос в телефонной трубке был явно раздразнен. – Сходили бы лучше на танцплощадку, полюбовались, что там творится.
Действительно, а что там творится? И вот воскресным вечером мы в Центральном парке культуры и отдыха имени М. Горького.
– «Калуга» идет. А это «Грязь» приехала. Смотри-ка, даже с «Каравайки» прикатили, – лениво перекидываются репликами ребята на скамейке у танцверанды.
Площадка заполняется. Образуется один круг танцующих, второй… Танцуют молча, сосредоточенно, будто заняты какой-то неинтересной работой. Предпочтение отдается «рыцарским полонезам»: жесткий ритм, понурые головы, руки за спину, магический круг, внутрь которого «чужой» не имеет права войти. Похоже, и танцы стали «серьезным мужским делом».
Девушек очень мало, у них свои «хороводы». Те же непроницаемые лица. «Прекрасная половина» углублена в тщательное пережевывание резинки.
И вдруг со сцены – в микрофон:
– Прекратите эти безобразия! Если вы не будете танцевать нормально, как положено, мы закроем дискотеку!
– Разве это танцы? Ну почему они так танцуют? – сокрушается заведующая отделом культуры горисполкома Д. Пирожкова.
В качестве наказания – медленный танец. Площадка моментально пустеет.
А что значат эти пресловутые круги на танцплощадке? Ответ ребят в основном такой:
– Не знаем, не нами это придумано. Сейчас все танцуют своими компаниями в кругах.
«Круги – это своеобразный ритуальный танец, как у первобытных людей. И смысл его – сколачивание группировки, подготовка к драке», – таково мнение А. Авдеева, заместителя начальника УВД города.
…И снова грозный окрик из микрофона:
– Если кто будет курить – музыку выключаем!
Чувствуется, парадом сегодня командует не только диск-жокей.
Взрослых – а это все должностные лица – на дискотеке много. Конечно, не желание потанцевать привело их сюда. Частые стычки на танцевальных площадках города – вот причина их беспокойства. Круги у взрослых симпатий не вызывают. Но можно ли рассматривать их в отрыве от общих проблем казанских подростков?
…Раскачивание кругов приобретает угрожающий характер. Кажется, достаточно одной искры… Впрочем, вот и она. Кто-то кого-то задел, не так посмотрел. Вспыхивает потасовка. Но перерасти в драку ей не дают быстрые действия милиции.
Гузель Подольская, Марина Сажина.«Рыцарский полонез» на казанской танцплощадке».Вечерняя Казань, 29 октября 1987 года
Ильшат Ракипов, в то время студент отделения журналистики КГУ, подрабатывавший диск-жокеем, видел не одну драку на дискотеке. Ему лично эти потасовки не угрожали, поскольку музыкальная станция всегда стояла на сцене. Если в зале не было милиции, успевал убежать. Но однажды чуть не оказался в роли жертвы.
«– Такое было впечатление, что они приходили на танцы, чтобы подраться, – вспоминает он. – К началу драки мог привести самый невинный повод. Гопники чувствовали себя на дискотеке «королями». И не дай бог с таким «королем» встретиться глаза в глаза. Однажды я вел дискотеку в клубе одного крупного завода, где сцены не было. Не было и милиции. Но все было пристойно. Видать, чужаков не было.
Вдруг подходит ко мне один из гопников:
– Поставь…
Уж не помню, что он хотел заказать. Но у меня, как на грех, этой мелодии не было. Вы бы видели в этот момент его кулаки!.. Я почувствовал, что меня ждет разборка по окончании дискотеки. Пришлось сбегать через служебный вход».
Журналистам категорично советовали не писать о дискотеках. Спустя годы, пытаюсь понять, чем так пугала взрослых дискотека. Причем такая картина наблюдалась не только в Казани. Но если в других регионах ответственные за молодежный досуг в комсомоле, профсоюзах, учреждениях культуры к запретам не прибегали, пытались как-то облагородить новомодные дискотеки, мягко повлиять на отбор звучащей там музыки, то в Казани новые ритмы сразу отнесли к нежелательным проявлениям молодежной активности. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Поскольку дискотеки стали местом тусовок подростковых группировок.
Дискотека «по-пацански» – это два или три круга на танцплощадку, в которые мог зайти только свой. Девчонок, даже «общих», в круг не пускали. У них бывали свои круги. Все остальные любители танцев терпеливо стояли по стенкам, ждали, когда гопники освободят пространство. Достаточно было нарушить границу круга, даже нечаянно, локтем, начиналась драка. Несмотря на то, что на каждой дискотеке дежурили работники милиции, гопники чаще всего успевали определить, кто на дискотеке круче.