Любовь Абрамова
На другом берегу
Длинный мост пересекал реку Чудинку недалеко от места ее впадения в озеро Неро: простой, крепкий на вид, балочный, с двумя опорами.
Лика остановилась, облокотилась на перила и принялась рассматривать окрестности. Озерная поверхность была абсолютно гладкой, без ряби. Она отражала редкие облака и, уже ставшие красноватыми, солнечные лучи.
Скучать Лике пришлось не долго. Вскоре к ней пришли ученики. Вторая команда тоже не заставила себя ждать. А вот третьей все не было и не было.
Лика устала стоять на месте, и принялась прохаживаться из стороны в сторону. Жара наконец спала, запах воздуха переменился. Стал более свежим, не таким густым, не таким горячим. Лика привыкла к летним вечерам в городе, к запаху остывающего асфальта, пыли, озона. Здесь, в деревне, пахло иначе: травами и дымом. Солнце садилось, вода стала чуть ли не розовой и Лике стало тревожно. Несмотря на неподвижность воздуха, казалось, что вот-вот задует ветер – как перед грозой.
Лика повернулась лицом к мосту. На другом берегу – рощица, тропка терялась среди деревьев. В прогалины между ними уже вползала темнота. За рощей маячил остов колокольни. Верхний ярус, а может и несколько, явно обрушились. Колокольня была похожа на циклопа: пустой проём арки, в которой должен был чернеть колокол, казался бельмом на единственном глазу великана. Рядом с колокольней, едва показываясь в прогалине между берёзами, виднелся одинокий купол без креста.
– Ты чего здесь, дочка? – раздался позади скрипучий голосок и Лика подпрыгнула от неожиданности. Со стороны деревни к ней незаметно подошла сухонькая старушка. На ней был белый платок, теплая вязаная кофта на пуговицах, валенки с галошами и шаль.
– Что это у тебя с волосами? – бабушка ткнула узловатым пальцем в Ликину импровизированную бороду. Лика смутилась, стащила резинку, но "борода" спуталась и никак не хотела расправляться. Когда Лика победила волосы, солнце уже почти скрылось, стало ощутимо темнее и прохладнее, появились комары, они тоненько жужжали, кусали Ликины голые ноги. «Нужно было одевать не Ксенины шорты, а штаны» – подумала Лика.
– Ты что такая зеленая? – не отставала бабулька.
Лика вздохнула. Она решила покараситься в синий после получения результатов экзаменов. Терять было нечего: отец итак разочаровался, куда уж сильнее. Лика купила осветляющую пудру и краску на последние деньги. Но волосы, вместо синих, стали бирюзовыми и это было еще полбеды. После нескольких помывок головы, Ликины кудряшки вовсе позеленели. Проклятая зелень никак не хотела смываться. Ксеня предлагала закрасить все сверху темно-русым, но Лика побоялась остаться лысой после таких экспериментов. Да и отца знатно перекашивало при виде Ликиной прически. Что, определенно, было плюсом. Объяснять все это незнакомой бабушке Лика не собиралась, поэтому просто молча прихлопнула очередного комара, присосавшегося к руке.
– На вот, дочка, а то совсем зажрут. Комариный час начинается.
Лика послушно взяла бабулину шаль, тяжёлую, пахнущую шерстью и лавандой.
– Какой час?
– Комариный! Эти зверюги вылезают точно перед закатом. Сущие ампиры.
– Кто? – снова спросила Лика, чувствуя себя полной дурочкой.
Бабулька отмахнулась.
– Ты что тут стоишь, дочка?
– Мы играем, ну, школьники. Вы знаете? В лагерь к вам приехали.
– Ай?
– В вашу школу! Ученики! На лето! – Лика постаралась сказать погромче.
– Не голоси, я не глухая! Знаю, что в школу приехали. Вся деревня вас ждала. Так ты-то что, дочка? Заблудилась? Ты с какого класса?
Лика подумала, что бабуля, наверняка, подслеповата, раз не поняла, что Лика – не школьница.
– Я куратор, – пояснила Лика.
– Кто? – опешила бабушка, – кур кормишь что ли?
– Да нет, слежу за учениками.
– Ааа, – протянула бабулька, – ты вожатая!
– Бабуль, а что это за церковь, там, за лесом? – Лика решила перевести тему и махнула рукой в сторону Длинного моста.
– Церковь? – переспросила бабушка и подошла ближе, от нее тоже пахло лавандой, – в Поречье церковь. Колокольня там. Красивая! Её из любого места видать.
Бабушка повернулась к Лике спиной и показала в сторону Поречья.
– Не та, что в Поречье, а в другой стороне, за лесом, – поправила Лика.
– В другой стороне? То в Вексицах! Георгиевская.
– Нет, – Лика начала раздражаться, – в Вексицах колокольни нет. Я говорю вон про ту церковь.
Лика повернулась лицом к Длинному мосту и указала на колокольню за лесом. Бабуля взяла Лику за руку, притянула ближе к себе, посмотрела в лицо.
– Туда не ходи, нечего тебе там шастать.
После этого сурового высказывания бабушка повернулась в сторону озера, солнце почти село.
– Пора мне, дочка.
Лика принялась поспешно выпутываться из уютной шали, благодаря которой ее почти перестали кусать "вампиры-комары".
– Оставь, потом отдашь. А то зажрут.
– Бабушка, а куда вам пора? – спросила Лика.
– На холм пойду, дочка. Я каждый вечер выхожу, на холм иду, смотрю на наше озеро.
Бабушка запустила руку в складки юбки и извлекла на свет огурчик, протерла его о подол, сунула Лике.
– Каждый год по одной прибавляю и обязательно на закате, – доверительно сказала бабушка, развернулась и побрела в сторону холма.
Лика покрутила головой. От нечего делать откусила кусок огурца. Комары жужжали, путались в волосах. В окнах школы начал зажигаться свет. Лика поняла: в команде Арагорна всё-таки нашелся школьник, знавший Сильмариллион наизусть.
Глава 3. Отражения.
Лика проснулась от истошного писка Ксениного будильника. Ксеня вскочила с кровати раньше, чем Лика успела понять, где находится. Солнце светило на Ликино одеяло, влажное от пота. В утренних лучах плавали тучи пыли – Ксеня встряхнула тонкое коричневое покрывальце и застелила им узкую постель перед тем, как запереться в душевой. Лика искренне считала, что Ксеня просто боится опоздать с зарядкой, пока не поняла истинную причину спешки – горячей воды в бойлере хватало только на одного человека. Лике же пришлось мыть голову в ледяной воде, хотя она и не была фанаткой такого рода закаливаний.
Ксенин спортивный костюм оказался тесноват, но выбирать не приходилось. В коридоре было тихо, ученики ещё спали, не зная, что с минуты на минуту их покой нарушит громкий Ксенин голос. Колесников выглянул из комнаты, едва заслышав раскатистое "Подъё-о-м!" Он почти потерялся в толстом домашнем халате. Взъерошенный больше обычного, позевывающий, Колесников выглядел мило и по-домашнему. Ему не хватало только чашки со свежесваренным кофе в руках. Вместо утреннего капучино, Колесников держал волейбольный мяч.
– С вашего позволения, Ксения, я откажусь принимать участие в зарядке, – сказал он и захлопнул дверь.
Ксеня бодро зашагала к лестнице на первый этаж, Лика уныло поплелась за ней, думая о том, как бы не вывихнуть челюсть при очередном зевке.
На улице еще пахло ночной прохладой, мокрой травой и, едва уловимо, свежей выпечкой. Ксеня повела носом, как собака, учуявшая вкусности. И принялась командовать. Запустила детей на корт, построила их в шеренгу, начала разминку. От Лики требовалось только одно – повторять движения Ксени да демонстрировать нечеловеческий энтузиазм. С повторениями все было неплохо, а вот энтузиазм подкачал. Очевидно, от внимания Ксени не укрылось, что молодежь ленится и засыпает. Она эффектным жестом подняла ногу к голове, показав вертикальный шпагат. Девчонки ахнули, парни раскрыли рты. Кто-то присвистнул. Это был Стрешнев, Лика не заметила, как он подошел. Стрешнев стоял позади школьников, сложив руки на груди, и наблюдал за ходом зарядки. Ксеня зарумянилась, изобразила ласточку. Эти движения Лика, при всем желании, не смогла бы повторить. Да и не нужно было: Ксеня достигла, чего хотела. Дети явно взбодрились. После игры в вышибалы Ксеня отпустила всех переодеваться к завтраку.
Как оказалось, Колесников запланировал экскурсию в Ростов Великий. После завтрака Ксеня объявила, что поедет на машине. Лика сразу осознала – спорить бесполезно.
– Ксюха, а ты уверена, что снова не потеряешься в полях? – спросил Стрешнев. Ксеня покраснела. Лику тоже беспокоил этот вопрос, но она решила не подливать масла в огонь и заявила:
– Зато в полях не будет тебя, чем плохо?
Едва начавшийся спор прервал Колесников, возникший на крыльце трапезной.
– Разве я могу препятствовать вашему желанию путешествовать на своей машине? – улыбнулся он, – только прошу вас ради моего спокойствия на обратном пути ехать строго за автобусом. Как вы уже могли убедиться, дороги здесь довольно специфические.
Солнце уничтожило остатки утренней прохлады, вездесущие лучи пробрались даже в тенистые дворики домов на Мастеровой улице. А над мастерской снова клубился густой дым.
На площади ребят уже ждал желтый автобус. Колесников отмечал всех детей по списку, Лебедь и Стрешнев тоже заняли свои места. Ксеня достала из кармана ключи от Нексюши, принялась нервно крутить их на пальце.
– Где тут эти ваши гаражи, – спросила она у Майи.
– А, ты поедешь на “нексии”? Пойдем, провожу вас, я все равно не собиралась в город.
– А ваш дядя Митя очень строгий? – аккуратно спросила Лика у Майи.
– Он хороший! – махнула рукой Майя, – просто любит машины как своих детей, и не даёт их в обиду.
Ксеня нервно засмеялась.
У гаражей царила своя атмосфера. Вдоль дороги стояли разные машины: старенький шевроле с проржавевшими насквозь порожками, внедорожник, бок которого был изрядно помят в какой-то аварии, пассажирская газель, обклеенная выцветшей рекламой «Yupi». Ксеня высматривала Нексюшу, но ее здесь не было. На лавочке, сделанной из двух покрышек и прибитой сверху доски, сидел крепкий бритоголовый мужик средних лет, высокий, рыжебородый, одет он был в заляпанный мазутом комбинезон. Пахло машинным маслом и сигаретным дымом, Лику моментально замутило – мужик задумчиво курил, держа сигарету между большим и указательным пальцами. Ксеня тяжело вздохнула. Увидев Майю, мужик выбросил сигарету в ведро из-под краски, очевидно служившее пепельницей, поднялся на ноги, улыбнулся и зычно прокричал:
– Майя пришла!
Из дальнего гаража вышел мужчина, естественно, рыжий, в клетчатой рубашке, застегнутой на все пуговицы и джинсах с невероятным количеством карманов. Он вытирал руки тряпкой, не менее чумазой, чем его одежда. Похож он был скорее на ученого, чем на механика. Круглые очки с толстыми стеклами, глубокая морщина поперек лба, седина в волосах, тонкие черты лица, абсолютно интеллигентный вид.
Мужчина сунул тряпку в один из своих необъятных карманов, Майя попыталась его обнять, но он легонько удержал ее:
– Ну что ты, испачкаешься!
Он улыбнулся Майе и Лика заметила, что у него на щеках появились милейшие ямочки. Но когда он перевел взгляд на Ксеню, его лицо приняло суровое выражение:
– Вы – хозяйка “нексии”, я полагаю?
Ксеня захлопала ресницами. И перевела взгляд на бородатого верзилу.
– Девочки, это дядя Митя, – представила интеллигента Майя, – наш машинный доктор.
– Да, очень приятно. Я – Ксеня, это – Лика. Скажите, а где моя машина, что-то я ее не вижу.
– У вашей машины изношено сцепление, Ксения. Я, конечно, не проводил диагностику без вашей санкции, но это и без того очевидно, – дядя Митя нахмурился ещё сильнее, – возможно, в скором времени потребуется замена. Если вы не побережете его.
Ксеня вскипела: залилась краской, ноздри раздувались при каждом вдохе.
– Могу я забрать машину?
– Конечно, можете. Она за гаражом, Макс отогнал туда, чтоб не мешала, – дядя Митя показал на дальний гараж и Лика, наконец, углядела серебристый бок.
– Спасибо, – ответила Ксеня и хотела было пойти к машине, пока дядя Митя больше ничего не сказал, но не успела.
– Советую вам в будущем приобрести машину с коробкой автомат.
– Автомат для слабаков, – выпалила Ксеня.
Не сказать, чтобы дядя Митя улыбнулся, но ямочки снова появились на его щеках. Механик, который больше смахивал на викинга, молчавший на протяжении всего диалога, одобрительно засмеялся.
– А вы не ищете лёгких путей, – сказал дядя Митя, – вам помочь выехать?
– Не надо, – гордо отмахнулась Ксеня.
Она вскинула голову, не попрощавшись, забралась в кабину Нексюши, Лика развела руками и последовала за ней. В машине все ещё воняло, а Ксеня никак не могла попасть ключом в замок зажигания. Пальцы у нее мелко дрожали. Лика огляделась. Кажется, Ксеня зря отказалась от помощи, машина стояла на узенькой площадке за гаражом, справа – толстоствольный дуб, слева – задняя стенка гаража, сзади – угол другого. А впереди – заборчик и двор жилого дома. Худо-бедно, с нескольких попыток, Ксеня выбралась из закутка за гаражом. Майя, дядя Митя и незнакомый механик наблюдали за маневрами.
Но, они не успели отъехать от гаражей: машина начала вести себя странно. Кондиционер перестал работать, на приборке загорелась красная лампочка, изображающая батарейку.
– Руль нифига не крутится, – пробормотала Ксеня, растерянно окинула взглядом приборную панель, заглушила машину, но снова завести не смогла. Нексюша выглядела абсолютно мертвой.
Дядя Митя и его подручный-варяг обнюхивали Нексюшу со всех сторон. Ксеня нервно расхаживала из стороны в сторону, Майя пыталась как-то успокоить её, а Лика нагло полезла исследовать гараж. Чего там только не было. Сменные покрышки, инструменты, разнообразные запчасти, назначение которых оставалось для Лики загадкой, два старых велика в дальнем углу, – все это вполне вписывалось в Ликины представления о гаражах и автомастерских. Но вот пучки засушенной лаванды да крапивы, развешанные над воротами, вызвали недоумение. Между ними протянулась своеобразная гирлянда из тонких мелких полупрозрачных пластинок, похожих то ли на кошачьи когти, то ли на рыбьи зубы. Лика поморщилась и отошла к дальней стене. Там на скотч была приклеена фотка со свадьбы: красивая рыжеволосая женщина в простом белом платье обнимала мужчину, в котором легко узнавался дядя Митя. Те же круглые очки, ямочки на щеках, точно такая же прическа, только без седины. Но на фото дядя Митя был черноволосым.
Лика вышла из гаража, дядя Митя разговаривал с Ксеней.
– Извините, – вклинилась в их беседу Лика, – а почему вы – рыжий?
– Простите? – переспросил дядя Митя.
– У вас в гараже висит фотка со свадьбы, на ней вы – брюнет. А сейчас вы – рыжий.
Майя, Ксеня и дядя Митя молчали. Даже рыжебородый механик замер на месте. На скамейку запрыгнул рыжий кот, уселся поудобнее и уставился на Лику.
– Волосы выгорели на солнце, наверное, а ещё, я поседел, – машинально погладив кота, ответил дядя Митя.
– Но это же невозможно, – возразила Лика, – если волосы выгорели, у корней они все равно должны быть черными.
Дядя Митя равнодушно пожал плечами.
– Лик! Ну ты нашла время! У меня машина сломалась! – завопила Ксеня.
– Извини, – пробормотала Лика.
– Вы можете мне верить, – дядя Митя продолжил прерванный диалог, как ни в чем не бывало, – я закажу необходимые детали и поставлю вашу машину на ход. Деньги переведете, как приедете в Москву.
Лика подошла к Майе и тихонько спросила:
– Дядя Митя – твой родственник?
– Ну да, он женат на маминой сестре.
Это был не совсем тот ответ, на который рассчитывала Лика: женитьба на Майиной тетке никак не могла объяснить наличие у дяди Мити их фамильной рыжины. Солнце припекало все сильнее, приближался полдень и у Лики то ли зазвенело в ушах, то ли цикады опять подняли стрекот. Лика посмотрела на дядю Митю. За его спиной, на той площадке, где Макс оставил Нексюшу, в тени деревьев стоял человек. Лику будто обдало волной жара, а сердце застучало как-то неровно, судорожно.
Ксеня с раздражением потянула Лику за рукав:
– Идем отсюда.
Лика сглотнула, голова кружилась, Ксеня упорно тащила ее прочь от гаражей. Незнакомца нигде не было.
– Лик, что с тобой не так? – Ксеня практически шипела, – ты спрашиваешь людей, почему они – рыжие!
– А тебя не волнует то, что они, так сказать, поголовно рыжие? – спросила Лика, не вполне понимая, что Ксеня от нее хочет.
– Я бы не сказала, что этот умник дядя Митя прям рыжий. Скорее каштановый с проседью.
Лика прищурившись посмотрела на Ксеню. Неужели это месть за то, что Лика уделила недостаточно внимания сломанной машине? Отрицать очевидное!
– Знаешь, в чем самое западло? Теперь мы не сможем отсюда уехать, когда захотим. Ни в город, ни домой, – сказала Ксеня и Лика вздрогнула, – на экскурсию не попадаем, до обеда еще далеко.
– В библиотеку? – вздохнула Лика, – хотя, есть другая идея: пока я вчера торчала у моста, видела на другом берегу речки заброшенный храм. Можем сходить посмотреть.
– Такая себе идея, Лик. Сто пудов там борщевик выше головы. Да и не горю я желанием провалиться под пол или получить камнем по голове, знаешь.
– Ты же историк, разве тебе не интересно? – Лика неожиданно для себя крепко ухватилась за идею осмотреть храм.
– Охраняемые памятники – это одно, а обоссанная заброшка – другое, – Ксеня поморщилась.
– Не думаю, что туда кто-то из местных ходит ссать, – возразила Лика. Ей казалось очень важным убедить Ксеню, – слушай, я притащилась сюда потому, что ты не хотела ехать одна. Теперь твоя очередь.
– Отлично, – сдалась Ксеня, – тачку сломала, теперь и кирпичом по башке не жалко.
Борщевика вокруг храма не было и в помине. Только полусухие жесткие стебли высоченной полевой травы. Ни забора, ни решеток, ни табличек. Когда Лика с Ксеней поднялись по протоптанной неизвестно кем дорожке на невысокий холм, Ксеня отвлеклась от причитаний по поводу машины и присвистнула. Колокольня вблизи показалась огромной, она горой нависла над девушками. Лика остановилась чуть поодаль, чтобы рассмотреть массивные колонны первого яруса: по две с каждой стороны пролета. По углам – четыре башни с круглыми отверстиями окон. Побелка расползлась пятнами, обнажив красные язвы кирпича, площадка над ярусом поросла кустарником. По низу колонн тянулись полоски щербин, на земле – кирпичное крошево.
Но запустение лишь добавляло колокольне величественности. Она с укоризной смотрела на Лику мертвыми глазами пролетов, будто спрашивая: "Где мой колокол в полсотни пудов? Где чернобородый звонарь, тяжело поднимающийся по лестнице? Где переливчатый звон мой, разносившийся по всей округе? Где люд православный, спешивший ко Всенощной? Нет ничего, ничего уже нет, только карканье ворон, только прорастающая сквозь плоть трава, только забвение". Лика тряхнула головой, потянула Ксеню за руку. Лике хотелось пройти внутрь, под свод, но Ксеня высвободила пальцы из Ликиной пятерни и сложила руки на груди.
– Вот он, тот самый момент, когда нас убивает камень, – Ксеня покачала головой.
– Ну и стой тогда, – отмахнулась Лика.
Колонны первого яруса высотой в два Ликиных роста остались позади, все кругом было завалено обломками кирпича. Лика подняла голову – над ней синело небо, верхний ярус и купол, если он и был, явно обрушились. А по внутренней стороне толстой кирпичной стены чернела длинная трещина похожая на молнию.
– Лик! – позвала Ксеня.
– Не ори! – тут же откликнулась Лика, ее голос гулким жутковатым эхом отскочил от колонн, лестниц и заполнил собой все пространство внутри колокольни. Лике показалось, что кирпичи дрожат, а темнота в трещинах шевелится. С возмущенным щебетом вверх поднялась стая мелких птичек. Лика, оступаясь на кирпичных обломках, поспешила прочь.
Храм не рассыпался на куски, как колокольня, но оказался в весьма плачевном состоянии. Кирпичные ступеньки едва проглядывали сквозь густые заросли тысячелистника и крошились под ногами. Наружные двери были давным давно сняты с петель, а внутренние оказались открытыми. Лика перешагнула через порог в прохладный полумрак. Сквозь узкие окна световых барабанов проникали полоски солнечных лучей, освещая высоченный резной иконостас, в котором вместо ликов зияли провалы. Дерево давно прогнило. Фрески на стенах почернели то ли от плесени, то ли от пожара, так, что невозможно было даже представить их изначальный вид. Остались фрагменты. Только голубой цвет: неба, одеяний? Только узкие руки, дающие благословение или обращённые открытой ладонью к тем, кто пришел. Только глаза, спокойные, мудрые, не знающие, что у них уже нет лиц.
Отсюда явно вынесли все, имевшее ценность, храм был пуст. Не было здесь и привычных для заброшек осколков стекла от пустых бутылок и граффити на стенах. Ощутимо пахло озерной сыростью.
– Надо же, не обоссано, – прокомментировала Ксеня.
Но Лика не слушала ее. Через тонкую подошву балеток она чувствовала рельефные орнаменты на металлической плитке, сквозь стыки которой проросла вездесущая трава. От стен расползался холод, каждый звук, даже самый тихий, множился и разбегался по всему храму: отскакивал от пола, гудел под лестницей, бежал по деревянным гроздьям винограда, украшавшим пилястры, и, наконец, поднявшись под самый купол, носился и гремел, звеня остатками выбитых стекол.
Лика не удержалась и погладила морду неизвестного науке зверя, расположившегося на двери. Он охранял замочную скважину исполинского размера. Лика представила многоголосый колокольный звон, мельтешение свечного пламени, пение хора. Ей показалось, что она слышит чистые высокие голоса и видит блеск золота иконостаса. В Ликином воображении храм заполнился людьми, у фресок снова появился сюжет, а святые обрели лица.
– Печально, – резюмировала Ксеня, – интересно, какой год постройки?
– Надо будет спросить у Колесникова, он, наверняка, в курсе.
– Пойдем, а? Как-то уныло смотреть на этот труп, – сказала Ксеня, она обхватила себя руками и поежилась.
После полумрака храма солнечный свет слепил. Перед глазами тут же поплыли черные круги. Ксеня прищурилась, приставила ладонь козырьком ко лбу, и спутилась по ступенькам. У Лики закружилась голова, она на мгновение остановилась и услышала позади себя, внутри мертвого храма, звук шагов: мягких, осторожных. Лика напряженно всмотрелась в темноту, но солнце мешало разглядеть что-либо.
– Там кто-то есть, – пробормотала она онемевшими губами.
– Что? – Ксеня быстро поднялась и заглянула за дверь, – я никого не вижу. Но давай-ка валить отсюда.
Ксеня слов на ветер не бросала, она неслась так быстро, насколько позволяли ее длиннющие ноги. Уже на другой стороне реки Лика впервые оглянулась. Над колокольней блеснул золотом тонкий шпиль. Лика сглотнула. Когда она наглоталась маминых таблеток после похорон, ей тоже мерещилось разное. Врачи сказали отцу, что последствий не будет. Неужели, все-таки ошиблись?
– Ваше отсутствие заставило меня изрядно поволноваться, – покачал головой Колесников, он рассаживал учеников по пластиковым стульям на палубе прогулочного катерка, который рыбаки пригнали из Поречья. Ксеня смущенно потупилась. А Лика себя виноватой не чувствовала: машина сломалась, телефоны в деревне не ловили, оставалось только ждать возвращения желтого автобуса, что они и сделали.
Когда все заняли свои места, катерок с тихим гулом сдвинулся и стал быстро удаляться от берега. Ветер завыл в ушах, многие ребята потянулись за пледами. Мужчина, управлявший катером, решил провести собственную экскурсию:
– Озеро у нас большое, самое большое в области. Вон туда – аж тринадцать километров, да! Тринадцать на восемь. Только купаться тут нельзя.
– Почему? – тут же встрял Стрешнев.
– Так ил. Дно все покрыто толстенным слоем ила. Сапропель называется. Водички тут метра полтора максимум, а дальше – ил, метров на пятьдесят будет. Запутаешься ногами и утащит тебя, парень, пиши пропало.
Мальчишки разочарованно надулись, а девчонки, вцепившиеся было в свои стулья, и не рискнувшие подходить к ненадёжным бортам катера, явно расслабились. Но импровизированный экскурсовод решил не сдаваться:
– Только не везде так, озеро изрыто желобами и там как раз большая глубина, это каждый наш рыбак знает. Потому что щука лучше клюет на желобах.
– Откуда столько ила? – спросил Стрешнев. Водитель хитро прищурился, поднял палец вверх. Ребята навострили уши.
– Много разного на этот счёт поговаривают. Говорят, в древности наше озеро было меньше, а потом раздвинуло свои берега. Тому много доказательств. В старые времена дорога на Ростов была в другом месте, через Поречье и Угодичи, там и был город, восточнее нынешнего.
– И куда же он делся? – заинтересовалась Ксеня.
– Как куда? Под озером город, старый Ростов. Отсюда и пошли рассказы о Китеж-граде.
– Разве Китеж не в озере Светлояр? – спросила Лебедь.
– Э, нет. Там как город мог под воду уйти? Доказательств нет. А у нас – запросто. Потому, что река Сара, которая теперь впадает в озеро, и Вёкса – та, что вытекает, давным-давно это все была одна речка, ее прежнее русло и образовало желоба на дне озера. А город-то на реке стоял.
Лика оглянулась, Колесников благодушно улыбался и молчал. Наверняка потом заставит учеников припоминать все эти сказки, анализировать, откуда что взялось, проверять, так сказать, по достоверным источникам.
– Виктор Николаевич, это правда? – не унималась Лебедь.
– Ну, – развел руками Колесников, – вообще, есть кое-что странное. Первые летописные упоминания о Ростове Великом, действительно, не соответствуют археологическим находкам в том месте, где сейчас стоит город. Но, чтобы подтвердить эти гипотезы, нужно проводить раскопки на дне озера, а это, как вы понимаете, трудно выполнимо, из-за сапропеля.
– Да ничего там не откопать, – отмахнулся водитель, – под илом-то много всякого: золото, утварь церковная. Ростовчане все свои богатства попрятали от татар, отвезли на лодках подальше, скинули в ил – и поминай, как звали. А достать – никак. Китайцы приезжали, знаю, хотели озеро очистить. Такой уговор был, они ил выкачивают, а что найдут – себе забирают. Но ежели не будет ила – и рыбы меньше будет, и огороды Поречские такие овощи давать перестанут. Огурцы уже ели? Ну чистый сахар! Немного бы только расчистить, чтоб озеро не заболачивалось, но кто ж этим заниматься станет? Кроме китайцев некому, а тех что-то не устроило. Не договорились они с администрацией. Так может, оно и к лучшему, у озера много своих секретов. Еще бабка моя рассказывала, что в войну дрова-то рубить запретили и топить нечем стало, так мужики с Поречья по мелководью заходили в озеро и выкорчевывали оттуда огромные корни. Росли когда-то деревья. Там, где сейчас ил да вода.
Водитель умолк, он явно был доволен произведенным эффектом. Теперь ребята смотрели на озеро по-другому: всматривались в воду, очевидно, пытаясь увидеть следы старого Ростова, корни вековых деревьев, глубокие желоба и золото.
Они обогнули дельту Чудинки, с озера заброшенный храм смотрелся так, будто стоял на воде. Колесников попросил ненадолго остановить посудину, мотор перестал надрываться, ветер немного утих.
Лика встала, подошла к бортику. Вода не двигалась, не было волн и даже мелкой ряби, ни птиц, ни других лодок, ни водомерок, ни мелких рыбёшек, не было и запаха пресловутого ила. Поверхность озера казалась абсолютно гладкой, в ней отражались кусочки пушистых белых облаков да полоски солнечного света. Лика вспомнила, как однажды разбила больничный градусник и помогала медсестре убирать раскатившиеся по углам горошинки ртути, всасывая их маленькой спринцовкой, а потом случайно надавила на неë: на полу оказалась большая, качающаяся, дрожащая капля, в которой виднелись отражения больничного пола, ножек кровати, даже Ликиных пальцев. Вода в озере Неро была очень похожа на ртуть, только не цвета фольги, а голубую, блестящую, но тянущуюся, как карамель, казалось, если дотронуться пальцем – прилипнет.
Где-то вдалеке, наверное, в Поречье, зазвонили колокола: большой, гулкий «бом», а следом россыпь маленьких, тонких, переливчатых, и снова «бом». Лика прислушалась: звук шел будто бы из-под воды, словно озеро было окном, за которым находилась звонница, а Лика прижалась носом к стеклу. Колокольня отражалась в воде, снова что-то блеснуло золотом над ней. «Китеж-град», – подумала Лика.
Колесников встрепенулся, посмотрел на часы.
– Ой, мы сильно задержались! – сказал он и велел править к пристани.
Глава 4. Искры в темноте.
Лика быстро привыкла к расписанию школы. До обеда Колесников с Профессором проводили лекции и семинары. Кураторы в это время создавали реквизит для разнообразных вечерних квестов, воплощая плоды неиссякаемого воображения Колесникова. В качестве ведущих приходилось изображать то аргонавтов, то средневековых рыцарей, то монахов из северного русского монастыря, даже мифических чудовищ. Однажды Колесникову захотелось устроить день археологических раскопок и Ксеня с Ликой стёрли руки до волдырей, закапывая на поле за спортплощадкой черепки, любезно выделенные мастерской. Неудавшиеся изделия керамистов играли роль древних сосудов и предметов быта. На археологов пришла посмотреть вся деревня, а рыжих детей было едва ли не больше, чем приезжих.
В общем, Лика была постоянно занята и это ей нравилось. Только спалось в Чудиново плохо. Окно Ксени и Лики выходило на солнечную сторону, с рассветом в комнате не оставалось ни одного темного уголка. Кроме вездесущего светила спать не давали комары. Если девушки не успевали закрыть окно до начала комариного часа, а не успевали они регулярно, потолок покрывался мириадами мелких жужжащих тварей, от которых не спасали даже фумигаторы, привезенные Колесниковым. Ксеня легко решила эту проблему: по ночам она накрывалась одеялом с головой. Лика так сделать не могла: это вызывало навязчивые ассоциации с тем, как в больнице умершим накрывали лица простыней.
Поэтому Лика просыпалась на рассвете, когда солнечные лучи принимались ползать по лицу, а уснуть уже не удавалось, ведь на вахту заступали комары: как только к Лике приближался Морфей, в ухе раздавалось тоненькое, гадкое «зь-зь-зь».
Лика не жаловалась: из-за ранних побудок она успевала попасть в душ до того, как Ксеня истратит всю горячую воду, да и по вечерам быстрее засыпала: можно было не ворочаться часами в тщетных попытках прогнать из головы грустные мысли.
Вот и сегодня Лика проснулась гораздо раньше будильника, ей снова снилось озеро, густая зеркальная вода, трава, которую приминал то ли ветер, то ли течение. А еще – шпиль колокольни на другом берегу Чудинки. За окном вовсю щебетали утренние пташки, Ксеня спала, намотав одеяло на голову и вытянув тощие ноги. Лика почувствовала запах, обычный для московской многоэтажки, но не типичный для Чудинова. Сигаретный дым! В деревне часто пахло дымом: от коптилен и костерков, из дворика мастерской, но это был другой дым.
Лика решила, что кто-то из учеников втихаря курит на пожарной лестнице, встала, быстро натянула Ксенин спортивный костюм, сунула ноги в тапочки и вышла в коридор, там было прохладнее, чем у них в комнате, окна в торцах – открыты, между ними спокойно гулял ветерок, не ведая, что к нему привязался компрометирующий табачный запашок. Хорошо, что выход на пожарную лестницу находился максимально далеко от комнаты Колесникова. Сдавать курильщика в Ликины планы не входило.
