Последние бои на Дальнем Востоке

После первых успешных боев была разработана программа дальнейшей нашей работы на период подготовительный ко второй решительной схватке с красными. Этой программы мы потом почти целиком и придерживались. В общем, было намечено: 1) Генерал Молчанов обеспечивает Спасский район, выведя в резерв возможно большую часть людей. 2) Генерал Смолин к первым числам октября должен очистить свой район от партизан и передать охрану железной дороги пограничникам. В дальнейшем он должен иметь в виду, что его части будут сосредоточены для боя в Спасском районе. 3) Генерал Бородин со своими казаками должен покончить с Анучинской группой красных. 4) Генерал Глебов должен действовать активно на Сучанской ветке и быть готовым в первых числах октября к переброске в Спасский район для участия в общей операции. 5) Флот продолжает свои операции по наблюдению за берегом. 6) Во Владивостоке собирается особая резервная группа из разных мелких частей. Она должна усилиться после объявления призыва в ряды армии военнослужащих; призыв произвести, как только выяснится, что можно рассчитывать на снабжение призываемых оружием. К 5 октября, во всяком случае, группа должна быть готова к смене генерала Глебова на Сучанском направлении, к принятию охраны железной дороги в районе Владивостока примерно до Раздольного. 7) Все должны иметь в виду, что около 5 октября начнется сосредоточение в районе Спасска или южнее всех сил для решительного боя. В тылу не должно ничего оставаться, будет снята даже охрана железных дорог. 8) Забайкальским противобольшевистским организациям указано на желательность немедленного выступления для того, чтобы повлиять на переброски. От Амурской требовалось наблюдение за перебросками и помеха беспрепятственному движению поездов и пароходов. От разведывательных органов потребовано крайнее напряжение для выяснения успеха переброски красных. 9) Всеми способами собирается запас патронов. В этом отношении решено не жалеть никаких средств и идти на все сделки, лишь бы добыть что-нибудь. 10) Создаются запасы продовольствия в районе Никольска на один месяц; принимаются меры для упрощения системы снабжения, благо местные средства позволяли.

Все это имело значение для подготовки к предстоящей операции, но только к операции, а не к войне. Из этой программы остался невыполненным очень важный пункт – уничтожение Анучинского гнезда. Было предпринято наступление, но оно не увенчалось успехом. После многих боевых эпизодов оренбуржцы генерала Бородина вернулись в исходное положение. Партизаны, имевшие в населении своих сторонников, действиями на тыл и фланги наступавших затормозили операцию. Дошло до того, что каждую партию хлеба, патронов, больных приходилось сильно охранять, а группа была вообще весьма слаба. Это была крупная прореха, так как Анучинский район висел над Никольском и железной дорогой Спасск – Никольск. Правда, когда после отхода в исходное положение оренбуржцев и енисейцев красные попробовали захватить укрепленную д. Ивановку, то они были сильно наказаны.

На Хабаровском направлении красные, получив жестокий урок, сидели спокойно, но, имея мост на Уссури в своих руках, смогли направить в Анучинский район до 1000 человек подкреплений. С прибытием этих подкреплений борьба за д. Ивановку одно время приобрела очень напряженный характер, но, в общем, наши с честью оборонялись и даже расходовали мало патронов. Все же нахождение этой группы в районе Ивановка – Анучино имело большое значение для предстоящей операции, так как, с одной стороны, была ею связана часть наших сил, а с другой, она имела возможность помогать наступающим с севера постоянной угрозой нашему тылу войск и разрушением железной дороги, прекращением связи.

Остальное из программы почти полностью выполнено. Особенно нас радовало то, что бывшие весной и летом совершенно небоеспособными забайкальцы на Сучанском направлении начали подавать надежды на поднятие боеспособности. Сначала они сдали часть участка, затем остановились и закрепились, а потом перешли к мелким активным операциям, и притом с успехом. Генерала Дитерихса, конечно, заботило не только то, как пройдут эти операции, а главным образом дальнейшее. Он все еще надеялся, что Приморье удастся удержать.

15 сентября в Никольске собрался национальный съезд. На нем собрались главным образом представители несоциалистических организаций Приморья и полосы отчуждения КВЖД – более 200 человек. Еще больной после поездок на фронт и сельские съезды, генерал Дитерихс на открытии съезда выступил с большой речью. Помещаю почти полностью эту речь, так как она отражает взгляды генерала Дитерихса на положение, а также те шаткие надежды, что удастся поднять всех на борьбу.

«Не много времени прошло с тех пор, когда мною был издан указ о созыве Национального Съезда. Но значительно больше за это время изменилась та обстановка, которая в настоящее время создалась вокруг маленькой, молодой, национальной, антисоветской, Приморской государственности.

Я, господа, прежде всего хочу познакомить вас с этой обстановкой, чтоб в нашей работе, в том, что ждет от вас Приморская государственность, вы не имели решительно никаких сомнений. Если месяц тому назад, с точки зрения политической, экономической, финансовой, с точки зрения житейской, положение Приморской государственности можно было назвать почти безвыходным, то в настоящее время с человеческой точки зрения – оно безнадежно. Международное положение, окружающее Приморье, сейчас складывается из следующих обстоятельств. После долгой борьбы в Японии между ее военной партией и партией дипломатической, последняя восторжествовала и в Чаньчуне начались переговоры с Д.В.Р. и стоящими за ними представителями Советской России. Господа, нам, Русским, совершенно понятно, что ни к чему эти переговоры не привели, но раз они начаты, то, какие бы ни были сами по себе переговоры с господами из Советской России, те, кто переговариваются, все равно пострадают одинаково. Пример этому мы имеем слишком яркий в лице хотя бы Германии. И я говорю, что повторение Чаньчунских переговоров – это есть капитуляция Японии перед политикой коммунистической Советской России.

Последствия таких переговоров мы, господа, тоже переживали, начиная с 1917 года. Результаты этих компромиссных переговоров с антиморальными принципами, с носителями антихристианских принципов мы испытали внутри себя в течение этой гражданской войны. Поэтому мы хорошо знаем, как они были захватывающи, как они были затягивающи. Никакими внутренними, обманчивыми, никакими противосоциалистическими, противодействующими мерами не предотвратить той стране, которая ведет эти переговоры, развала у себя. Будет ли это теперь, будет ли это на месяц позже, будет ли это позже на полгода, но результаты неизбежны и революция постигнет Японию. Я говорю, что Япония в своей политике выдержала большую борьбу тех элементов, которые называются военными и перед глазами которых близко проходила действительно вся картина внутренних причин этой опасности. Она старалась предупредить эту опасность, защитить свою национальную целостность, свою национальную независимость от проникновения этого интернационального течения. И не она будет виновна, если последует то, что мною предвидится и во что я слепо верю. Тот, кто дотронулся до антихристова огня, тот не может не загореться.

Но какие отсюда последствия в ближайшее время ожидают Приморскую государственность. Последствия уже сейчас начинают сказываться, а именно, то, чего не решается произвести Советская Россия, именно снимать войска из Забайкалья, она это начала делать 20-го августа. Начала переброску своих советских войск, а не ДВРовских на Сретенск и Хабаровск. Значит, через месяц на нашем северном фронте будет уже не та численность советских войск, а по крайней мере в два раза больше.

Иные, несколько иные причины влияют на довольно легкое восприятие советского влияния в полосе отчуждения Китая. Западная часть полосы отчуждения от Харбина до Маньчжурии переживает сейчас весьма для нас, антисоветских деятелей, тревожное состояние. Пользуясь внутренней разрухой в Пекине, советские деятели очень искусно, играя на разных сторонах китайских деятелей и китайской администрации, сумели запустить свои щупальца в административную толпу Маньчжурии. Есть много явлений и актов, показывающих на то, что власть на местах далеко не является той координированной величиной, которая могла бы действительно противодействовать серьезно помимо нее проникновению в полосу отчуждения реальных сил советской власти. Помимо сего полосе отчуждения грозит и другое явление и признак тому уже в ней есть. А именно, как вам известно, советская власть, убедившись в невозможности убить в русском народе террором, кровью, голодом – всеми ужасами этой четырехлетней гражданской войны, четырехлетнего ига над русским народом, убить в нем его действительную национально-историческую идеологию, его веру, они прибегали к новому и иезуитскому приему: ввели новую, так называемую «живую церковь», церковь, где центром поставлен не Бог, а человек. И нет никаких границ, чтобы в ближайшее время в полосе отчуждения не появилось нового советского духовенства. Я подчеркиваю нарочно эту опасность для полосы отчуждения, указывая на то, что если нам, Приамурской государственности, с житейской, человеческой точки зрения угрожает, быть может, еще экономическая причина, то там, в полосе отчуждения, безусловно, более близка опасность непосредственного советского воздействия на русские антисоветские элементы в полосе отчуждения.

Финансово-экономическое положение Приамурской государственности – трудно себе представить что-нибудь более тяжелое. Доходность в настоящее время не превышает 400–430 тыс. золотых рублей в месяц. Никаких решительно мало-мальски широких финансовых предприятий или экономических комбинаций сейчас вести или начинать не представляется возможным потому, что никто решительно в этом на помощь не пойдет. Случайные продажи того или иного груза, конечно, не являются нормальным и единственным разрешением финансово-экономической жизни какого бы то ни было государства. Это есть только паллиатив, для того, чтобы прожить данный день, для того, чтобы прожить данный месяц, но мечтать о дальнейшем не приходится.

Господа представители русской интеллигенции, я рассказываю вам об этом так открыто и так искренно не для того, чтобы вас запугивать, и не для того, чтобы в конце концов сказать вам, что делать нам нечего, а надо соображать о том, как быть. Нет. Четыре года антибольшевистские русские элементы боролись не на жизнь, а на смерть. Были в их распоряжении и деньги, были в их распоряжении и выгодные международные политические комбинации, были и люди как вооруженные силы, было и неисчислимое количество всяких боевых и огнестрельных припасов, и тем не менее ни одна из организаций антисоветских не выдержала и погибла в борьбе с Советской Россией. Причина тому – это мое глубокое убеждение и моя глубокая вера, как христианина – не было идеи борьбы. Минувший Земский Собор в Приморье, скажу, что с борьбой, с решительной огневой борьбой, одержал верх. И здесь впервые в нашей непримиримой борьбе с советской властью воздвигнуто знамя светлой великой идеи.

Мы, господа, теперь заняли положение, обратное тем, предшествовавшим нашим белым организациям и государственным образованиям. Мы богаты, мы сильны великой воздвигнутой Земским Собором идеей, но мы совершенно нищие и совершенно беспомощны во всех остальных житейских началах и житейских пониманиях борьбы.

Мне пришлось за эти дни посетить довольно много сел и деревень, освобожденных от советской власти, или от красной власти, вернее сказать, от власти партизан и т. д., и всюду, где бы я ни был, я встречал одно и то же явление: русский народ, русский крестьянин сохранил в себе, несмотря на то что ему пришлось пережить как в смысле террора, так и смысле различных социалистических экспериментов над ним от апологетов советской власти, он сохранил в себе те же великие исторические начала своего бытия и своей государственности, какие были воздвигнуты Земским Собором во Владивостоке. Но, господа, вы, руководители интеллигентной русской массы, – не ждите того, чтобы русский крестьянин или русский рабочий смогли бы начать сами по себе какое-либо движение против советской власти. Нет. Они ждут руководителей, они ждут, чтобы их повели, они в этом нуждаются безусловно, и их вести можете, господа, только вы, вы, русская интеллигенция. Если вы всецело, всемерно проникнитесь одним сознанием, что вы должны стать их руководителями, не только на словах, не только на возгласах, но и на примере, – только живым примером ему вы его поднимете и поведете за собой. Этого-то он от вас и ждет.

Господа, не пугайтесь слов. Не смотрите на мой призыв как на пустое играние фразами и словами. Нет. Раз выдвинута Земским Собором Великая и Святая идея, идея, тесно связанная с религией, исповедуемой нашим народом. Те, кто выдвинул, а выдвинула интеллигенция, мы должны на примере показать, что мы и на деле способны ее поддержать. Иностранцы сейчас смеются над нами, что мы выдвигаем флаг не по силам нам. Неужели же в русской интеллигенции мы не найдем достаточно силы доказать, что русская интеллигенция может и делать. Раз она говорит, то должна делать.

Господа, я собрал вас, чтобы вы разрешили, как русская интеллигенция, практически этот вопрос. Это и есть задача вашего съезда, задача, поставленная мной вам на разрешение. Пора действительно проникнуться всем своим существом, что нам уходить отсюда, из Приморья нельзя. Здесь нам Бог дал этот кусочек земли, чтобы мы могли выдержать экзамен, нам назначенный судьбой и провидением Божьим, выдержать его в полной мере и доказать, что мы действительно сохранили в себе всю силу русских интеллигентных руководителей. Господа, я зову вас всех идти объединенно вместе с нами, с Приамурской государственностью. Покажите вы вашим личным поведением, вашей службой хотя бы в рядах войск, в рядах специальных дружин, покажите пример народу, – он пойдет, поверьте, за вами, но он ждет. Это потому, что его и в 1917 году интеллигенция потащила в пропасть и теперь он ждет, что интеллигенция выведет его из этой пропасти. Раз флаг Святой Великой идеи выкинут, то за ним первыми должны пойти действительно интеллигентские массы России, и вы есть тот небольшой клочок интеллигенции, который остался и который должен показать этот пример. Господа, я повторяю вам слова Минина искренне и чисто: пусть ваши жены идут и на самом деле несут кольца, камни и бриллианты, тогда действительно явятся средства и в этом маленьком Приамурском государстве появятся помимо веры и средства, чтобы это выполнить. Господа – это честь русской интеллигенции перед всем миром, перед Родиной и перед нашей религией Христа».

Речь произвела большое впечатление. Настроение было такое, что чуть ли не сразу начался сбор пожертвований. Но от слов, горячих, искренних, далеко до дела. Съезд выбрал особый Совет обороны, поручив ему практическую работу, обсуждал еще несколько дней положение и меры, и тем дело кончилось. Совет обороны сначала начал присылать для одобрения свои воззвания, а затем занялся вопросом о создании дружин для самообороны. Толку от этого не было никакого. Только немногие, отдельные лица горячо приняли призыв; некоторые пошли в ряды, другие из последних крох приносили пожертвования.

Генерал Дитерихс в своем стремлении найти выход из безнадежного положения, опираясь на те настроения и пожелания, что проявились на съезде, не придавая значения намеченным съездом мерам, решил перейти от слов к делу и потребовал той действительной жертвенности, о которой всеми говорилось. Был объявлен призыв военнообязанных в Никольске и Владивостоке; призываемые срочно должны быть одеты городскими самоуправлениями и отправлены в части войск по особой разверстке не позже начала октября. Города должны дать средства на армию, срочно собрав их и сдав в особый фонд. Города должны создать самоохрану, чтобы можно было вывести в поле в случае необходимости полицию и освободить от всяких караулов все части. Молодежь учебных заведений должна пойти в ряды войск первая. Военные училища перебрасываются в район военных действий. Выполнение всего этого зависело от тех, кто в действительности не хотел прихода большевиков, и если бы желание борьбы до конца было осознано ясно, то появление в рядах наших каппелевских дружин свежих пополнений могло совершенно изменить настроение. А дух в гражданской войне делает чудеса. Когда был отдан этот приказ, во всех дружинах только и разговору было, что они скоро усилятся и пойдут вперед.

Была еще другая часть необходимого для того, чтобы претворить в жизнь намеченное усиление армии, – это оружие и патроны. Чтобы добиться от японцев определенного ответа, генерал Дитерихс послал в Японию хлопотать о передаче запасов, а затем, не дождавшись результатов хлопот, так как время уходило, письменно 4 октября в печати обратился к японскому правительству с требованием определенного ответа к половине октября. Это обращение своим тоном походило на ультиматум и вызвало неудовольствие японских дипломатов, уже решивших предоставить большевикам в Приморье свободу действий.

Ни оружия, ни запасов получено не было. Однако все же пополнения могли сыграть свою роль; но через несколько дней стало ясно, что ничего не выйдет ни с призывом, ни с деньгами, ни с созданием охраны городов. По призыву добровольно откликнулась часть офицеров и солдат, даже из полосы отчуждения; остальных надо было принуждать. Во Владивостоке призванных набралось для организации батальона резерва. На фронт же из Владивостока пришло всего 160 человек, из которых часть сочувствовала большевикам. Никольск дал всего около 200 человек. Ни одеть, ни снабдить их города не смогли, а обратились за помощью к интендантству, которое в это время было богато только ватными штанами, недавно полученными со ст. Пограничная. Вопрос о сборе средств начал обсуждаться, причем начали раздаваться голоса не о том, как собрать, а о том, как избавиться от требований. Одиночные голоса с призывом к сбору тонули в массе противящихся. Для организации самоохраны города ничего иначе не придумали, как объявить о найме желающих, причем заявили, что те, кто пойдет на эту службу, будут освобождены от призыва в войска.

В сущности, после этого нужно было сказать: «Кончено, один в поле не воин». Но как уступить поле вовсе без боя. Ведь закричат все: противники власти о предательстве, о преднамеренности, о трусости и т. д. Свои, пожалуй, тоже осудят, так как давно говорили, что ничего не выйдет из призывов, что надо попробовать одним. Может создаться паническое настроение. И принято решение – попытаться с наличными силами, с теми, что прошли Сибирь, без надежды на помощь приморского жителя, во враждебной обстановке вступить в бой с надвигающимися красными.

К 1 октября мы имели сведения, что в район Хабаровска начинают прибывать новые части из Читы. Через несколько дней они могли быть в районе ст. Уссури. Расчеты, в общем, оправдались. Так как переброска всех войск к северу от Спасска для операций была затруднительна по техническим причинам и, кроме того, жел. дор. и эшелоны почти ежедневно подрывались партизанами, решено было главными силами генерала Молчанова далеко за Спасск не выдвигаться; передовые части должны задерживать наступление наличными силами и отходить примерно до ст. Свиягино, где генерал Молчанов предполагал произвести контрудар по передовым частям противника. К решительному же бою готовиться в районе южнее Спасска, выигрывая время для окончательной подготовки.

Мелкие боевые стычки севернее ст. Свиягино завязались с 1 октября; противник обеспечивал высадку частей в районе ст. Уссури. Мы имели сведения, что с высадкой некоторых эшелонов произошел скандал, так как красноармейцы потребовали выдачи каких-то предметов снабжения.

Операции генерала Молчанова в районе ст. Свиягино 4–6 октября успеха не имели, хотя противник еще не ввел в дело новых частей. После безуспешного слабого удара он перешел к выжидательному образу действий, но и выжидательный бой не дал ожидаемого результата; наоборот, настроение начало падать, так как в этом бою понесли большие потери юнкера военного училища, попавшие под пулеметный огонь при переходе в наступление. В бою обнаружено присутствие читинских частей, но еще не всех, о которых имелись сведения. Несомненен был ввод в бой прибывших конных частей.

После этого генерал Молчанов решил использовать для боя укрепления самого Спасска, которые были построены еще японцами, и перейти в наступление, как только красные ввяжутся в бой за Спасск. 7 октября прошло в подготовке к бою за Спасский район. В этот же день генерал Смолин сосредотачивался в районе ст. Мучная для совместных действий в дальнейшем. 8 и 9 октября прошли в горячих боях за Спасск; красные понесли большие потери, но предполагавшийся генералом Молчановым переход в наступление не был осуществлен; выяснилась угроза правому флангу генерала Молчанова, и он решил отойти на юг.

Одновременно с наступлением на Спасск красные из Анучинского района повели наступление на Ивановку, угрожая при успехе Никольску, который был почти пуст, так как все было направлено к Спасску; создавалась угроза и тылу Спасской группы наших войск, которые могли быть принуждены сойти с железной дороги. Оренбуржцы и енисейцы стойко выдержали новый удар красных, и те после двух дней атак, понеся большие потери, отошли.

Партизаны продолжали рвать железную дорогу. Каждый день начальник военных сообщений докладывал о двух-трех взрывах и о срезанных телеграфных столбах. В день переброски частей генерала Смолина его эшелон наскочил на фугас – были жертвы.

Когда выяснилось, что части генерала Молчанова не в силах не только отбросить противника, но даже задержать его надолго и тем дать выигрыш времени, решено было к 12–14 октября подготовиться к решительному бою в районе ст. Монастырище – Ляличи. На фронте севернее Черниговки был оставлен генерал Смолин со своими частями, а генерал Молчанов отведен в район сосредоточения, чтобы подготовиться и дать людям отдых. Туда же спешно перебрасывались части генерала Глебова и все намеченные для участия в бою.

Бои за Спасский район с противником, еще не введшим в бой всех своих сил, по своим нерешительным или отрицательным результатам были для нас уже показательны. Мы не могли севернее Спасска перейти в наступление, сосредоточив туда все силы, а часть наших сил, имея перед собой приблизительно еще равные силы, начинает сдавать. Раз начались уступки – это уже плохо на войне, а в гражданской в особенности. Преждевременное оставление Спасского района было скверным предзнаменованием, и так как к этому времени окончательно определилась безнадежность положения в тылу в смысле пополнений, сбора средств, настроений, отношений японцев, запаса патронов, то еще 9 октября чуть не был отдан приказ о прекращении борьбы и об отводе войск.

Опять победило то же чувство – как же без боя уйти? Как не попробовать еще раз вводом в бой всех сил повернуть боевое счастье на нашу сторону. А в сущности, даже успех в это время не решал дела, так как он давал только небольшую отсрочку.

Решительные дни падали на 13–14 октября. К 13 октября в районе железной дороги у ст. Ляличи сосредоточились полностью части генералов Молчанова и Глебова с тем, чтобы в этот день перейти в наступление под общим начальством генерала Молчанова. Части генерала Смолина, после боев у Дмитровки и Мучной, были выведены несколько к западу от железной дороги и должны были содействовать наступлению генерала Молчанова нажимом на фланги и тыл противника в направлении на Халкидон. После ночного перехода часть сил генерала Смолина была к утру 13-го еще не готова для действий. Группа генерала Бородина должна была обеспечить правый фланг генерала Молчанова, выдвинувшись из района Ивановки; 13 октября ничего из наступления не вышло. Предполагалось перейти в наступление, как только противник подойдет к переправам в районе д. Ляличи, но он не двигался, видимо выжидая подхода из Спасского района свежих сил. Тогда генерал Молчанов отдал приказ о переходе в наступление на Монастырище.

Во время развертывания и движения вперед забайкальских казаков они попали под пулеметный огонь передовых частей противника и сбились в кучу, потеряв полковника Буйвида¹⁶. Пришлось тратить много времени на восстановление порядка, и только вечером боевой порядок вошел в соприкосновение с противником, занявшим район Монастырище и, видимо, выжидавшим. Генерал Смолин 13-го ничего не мог сделать, так как люди после ночного перехода сильно устали.

Атака противника отложена на утро 14-го. Рано утром узнали, что она была безуспешной; красные сами перешли в наступление, и генерал Молчанов начал отводить свою группу. Отход начался после неудачи в одной из частей группы; кроме того, выяснилось, что генерал Смолин не может продвигаться и даже принужден отходить. Отход же его уже создавал угрозу тылу. Как ни безнадежно мы смотрели на дело, но все же еще были какие-то надежды на отсрочку решения. 14-го утром был положен конец всяким надеждам. Нужно было думать о выводе людей и их семейств.

Вечером 14 октября был отдан приказ о бесцельности дальнейшей борьбы и о прекращении ее. Все действия должны ограничиваться только мерами обеспечения отхода. В приказе было, между прочим, сказано, что генерал Дитерихс не пойдет туда, где японцы; приказ предназначался для фронта, но был передан во Владивосток и создал там много недоразумений, так как был понят как отказ генерала Дитерихса от власти. Прежде всего адмирал Старк, который являлся начальником тылового района, как бы должен был заменить генерала Дитерихса и руководить эвакуацией. Он решил создать особый аппарат для работы – на это начали смотреть как на образование нового правительства.

Затем нашлись люди, которые продолжали мечтать, что еще не все кончено. Чуть ли не пошли разговоры об измене, предательстве и образовании нового фронта у Угольной. Владивосток, по которому свободно прогуливались партизаны, должен был, по их мысли, превратиться в крепость. Недоговаривали только одного: «Они надеются, что японцы останутся в самом городе». После один из мечтающих спрашивал меня, чем объяснить такой отказ от борьбы и отход; я спросил: а если бы до нашего отхода японцы ушли, не пришлось бы вам драться за пароходы или бросаться в воду. Он согласился, что вполне могло создаться такое положение.

Согласно плану эвакуации, японцы совершенно оставляли Владивосток 26 октября. Последние дни они были уже на транспортах и только часть людей на берегу для охраны. Эти данные были отправными для эвакуации, но, конечно, как всегда, кто не верил в окончательный уход японцев, а кто пугал, что они бросят все и уйдут раньше.

16 октября ночью мы вернулись во Владивосток и застали там страшную растерянность. Порядок в городе охранялся офицерским батальоном, полиция уже развалилась. Все тыловые учреждения прекратили работу; начались саботаж, а затем и забастовки. Люди начали заботиться только о том, как бы выбраться или приготовиться к встрече красных войск. А нам нужно было во что бы то ни стало вывезти все семьи военнослужащих, вывезти беженцев, соединивших судьбу с армией издавна, вывезти часть грузов, усилить свою тощую казну, перебросить в Посьет части войск, отходящие на Владивосток и расположенные в городе, вывезти военно-учебные заведения, больных, раненых.

Задачи эти казались непосильными, так как средств для перевозки всего этого не хватало. Да и куда направлять все это в дальнейшем, не имея средств? Вопрос о семьях всегда был самым тревожным. Отцы, мужья были брошены на фронт, а все семьи были сосредоточены во Владивостоке, даже и тех, которые по ходу событий должны были отходить на Пограничную. Перед началом боевых действий в Спасском районе все семьи военнослужащих были переведены во Владивосток и организованны там по группам; каждая войсковая группа имела свою группу семейств со своим заведывающим, а во главе всех семейных групп поставлен был генерал 3., который и был ходатаем по всем их нуждам.

Пока семьи были во Владивостоке, мы, несмотря на скудность средств, могли кормить их и кое-что делать для улучшения положения. Гораздо сложнее и труднее было перевезти их в другие районы и там поддерживать. Мы считали, что из 6 тысяч ртов пойдет из Владивостока не более половины, а заявили желание выехать почти все. Предполагали начать переброску семейств в Посьет, а затем в Ново-Киевск раньше, но все это затянулось до последнего момента. Семьи группы генерала Смолина должны были отправиться на Пограничную, но как раз около 10 октября, после перевозок войск, был сожжен большой мост на 26-й версте; когда мост починили, было уже поздно, так как сообщения с Пограничной были прерваны уже 15 октября.

Генерал Дитерихс приказал нанять для перевозки семей и проч, японские транспорты, но получались неопределенные ответы: то они будут поданы 22-го, то 24-го, а то и позже. Свои плавучие средства были все распределены и заняты. Японское военное командование для своих перевозок имело транспорты, но остерегалось их давать без разрешения из Токио. В конце концов оно сдалось на просьбы, и, кажется, с 20-го числа началась переброска семей в Посьет на японских транспортах. Это было громадной помощью – иначе бы пришлось плохо.

После 14-го наши войсковые группы отходили по тем указаниям, которые были даны. Группа генерала Смолина в район Пограничной; Молчанов и Бородин на Посьет по западному берегу Амурского залива, Глебов на Владивосток. Красные следовали по пятам, но особенно не наседали. По нашим расчетам, около 20-го числа генерал Молчанов должен был быть в районе Славянки, а около 23 – 24-го мог быть в районе Посьета, Зайсановки. К этому времени должна быть закончена переброска семейств, чтобы не вести боев с красными для обеспечения высадки.

Мы предполагали выехать из Владивостока 20 октября, но вечером в этот день поднялась паника, и пришлось остаться. Кто-то пустил слух, что японцы отошли и красные будут впущены в город. На самом деле японцы точно придерживались своего расписания, и когда красные пытались нарушить его, то было принято боевое расположение и красным пришлось ожидать.

21-го вечером мы на маленьком пароходе «Смельчак» выехали из Владивостока и утром были в Посьете. Ночью нас сильно потрепал шторм. Там уже выгружались семьи с японских транспортов. Японское командование помогло перебраться не только семьям военнослужащих, но и просто беженцам. Особенно скверно было положение больных и раненых. Вывозить их, не имея в виду ничего, не имея средств, было не менее жестоко, чем оставлять. Генерал Дитерихс хлопотал о покровительстве Красных Крестов Английского и Американского, но никто из больных не верил в то, что они смогут что-нибудь сделать; все хотели выехать. В невероятно тяжелых условиях они перебрались в Посьет и направлены были потом в Гензан.