Внутри плещется радость и удивление от внезапного появления мужчины, стоящего напротив меня. Он озорно улыбается мне, вызывая в очередной раз странное чувство близости с ним. Я знала его. Я помню его. Нет, моё сердце помнит, а вот разум нет. Но я очень скучала по нему.
– Хей, наверное, ты считаешь меня невероятно глупой, да? Я сказала тебе, что уезжаю, а ещё здесь. Дело в том, что автобус будет проезжать город только утром, и я была в баре с братом и его друзьями. Меня сегодня принял за любовницу брата его друг, а потом он же решил флиртовать со мной. Идиотизм, правда? Боже, что я говорю? – Сокрушённо прикладываю ладонь ко лбу и ненавижу себя за это.
Ну почему? Почему я становлюсь такой дурой рядом с ним?
Мой незнакомец смеётся и садится рядом со мной, расстёгивая пиджак. Он сегодня выглядит потрясающе. Хотя и в обычной футболке он был шикарным, но в классическом костюме и галстуке буквально может сойти за какую-то знаменитость.
– Мне интересно всё, что ты говоришь. Вообще, сам факт этого меня очень радует. А то, что ты здесь, превращает меня в очень счастливого придурка, – хихикаю от его слов и смущённо поправляю прядь волос, заводя за ухо кудряшку.
– Как ты узнал, где я? – Интересуюсь я.
В глазах мужчины вспыхивают игривые искорки.
– Я был на встрече в ресторане, – он поворачивает голову, показывая на само место через дорогу, о котором говорит. – Увидел тебя через окно и закончил встречу. Я не мог упустить такой возможности. Не хочешь прогуляться немного? А то на нас так странно смотрят, это некомфортно.
Оглядываюсь по сторонам. И, правда, многие уставились на нас, словно мы пришельцы. Они шушукаются, указывая на нас.
– С радостью. Ненормальные здесь люди, обожающие сплетни, – благодарно киваю ему и поднимаюсь с места. Он делает то же самое.
Мы быстро проходим площадь, и мой незнакомец выставляет руку, когда мы оказываемся у дороги, таким образом, защищая меня от машин. Это так мило. Господи, я веду себя, как дура. Хватит уже. Но эта забота безумно приятна, хотя он не берёт меня за руку. Он, вообще, не контактирует со мной. Не думала, что наступит время, когда я захочу, чтобы кто-то сам взял меня за руку.
Оказавшись на тихой улице, мы идём уже медленнее. Мне всё равно, куда мы идём. Мне просто нравится идти рядом с ним. Мне двадцать пять лет, а я как идиотка улыбаюсь, бросая на него косые взгляды.
– Знаешь, я спрашивала о тебе у Сью-Сью, – произношу я. Мужчина удивлённо приподнимает брови и ожидает продолжения.
– Она тебя не распознала, а я даже имени твоего не знаю. Но я помню, ты говорил, что мы были знакомы. Ты учился здесь? – Интересуюсь я.
– Нет. Я учился не здесь, а в Сиэтле. Но я родился здесь и вернулся сюда, когда получил образование, – чётко отвечает он.
– Понятно, поэтому она тебя и не знает. Она знает всех. Буквально всех и они знают её. Это ненормально ведь, да? Должны же быть у людей какие-то секреты, что-то новое в жизни?
– Секреты есть у каждого. Внешность лишь оболочка, причём зачастую обманчивая, – поворачиваю заинтересованно к нему голову.
– Ты тоже не веришь всем на слово?
– Нет. Я давно уже никому не верю. А ты?
– Тоже. Я перестала доверять людям. Кажется, я никогда им и не доверяла, потому что постоянно боялась… – осекаюсь, прикусывая язык.
Незнакомец переводит на меня заинтересованный взгляд, ожидая продолжения.
– Чего боялась?
– Хм, это личное. Я никому не рассказывала, – кривлюсь я. Хотя бы сейчас мой мозг начал работать. Слава богу.
Он мягко улыбается мне и кивает, понимая, что я не готова таким делиться.
– А ты почему перестал доверять людям? – Спрашиваю его.
– Меня обманули. Близкие мне люди. За несколько минут я узнал, что моё прошлое было фальшью. Я был счастлив, жил в неведении, потакал всем капризам, мирился со многим, а потом мне причинили сильную боль. Очень сильную. Меня предали. Вся моя семья предала меня, – его голос хрипит от грусти. Я вижу, как он сглатывает горький ком в горле, а потом нервно и быстро улыбается мне.
– Но я смирился с правдой. Смирился и страдаю дальше.
– Почему страдаешь, если смирился?
– Потому что это нечестно. Я не простил их и никогда не прощу. Не могу простить, потому что причин для этого нет. Они не заслужили прощения. – Тихо вздыхаю, шокированная такими похожими чувствами.
– Как я тебя понимаю. Моя мать… знаешь, когда-то я мечтала о встрече с ней. Я молилась Богу, чтобы она приехала и обняла меня. Я грезила ей довольно сильно, а потом до меня дошло – я ей не нужна. И вот спустя столько лет, сломленных лет моей жизни, она снова вернулась в неё. Нет, даже не так, она вынудила меня приехать сюда, выслушать полную чушь о причинах, почему она не могла найти минуту для звонка, и надеется на прощение. Но я знаю, что она выгораживает себя. Она нашла себе оправдание, а я вот ей нет. Сегодня был паршивый день, потому что я тоже осознала, что не могу простить её. Из-за действий одного человека пострадали трое. Я виню только её. Наверное, я предвзята, но мне очень больно, – из меня льются эти слова. Это признание абсолютно незнакомому человеку. Я открываю ему свои самые ужасные стороны, а в его глазах блестит огонёк сочувствия.
– Я знаю это ощущение. Знаю, что такое одиночество и злость.
– О-о-о, да. Злости во мне достаточно. Я наговорила ей много плохого. Я оскорбила её не самыми красивыми словами. И я не стыжусь этого. Простите, конечно, но не встречаться со мной из-за чёртовых выдумок ребёнка? Из-за того, что этому ребёнку не хватало её внимания, заботы, любви и ласки? Серьёзно? Да пошла она, – рыча, пинаю камушек, и он звонко летит вперёд.
– Значит, ты уезжаешь из-за неё? – Пожимаю плечами.
– Наверное. Я просто не представляю, как нам сосуществовать рядом, когда я её ненавижу. Клянусь, было бы что-то под рукой сегодня, я бы швырнула это в неё, чтобы она поняла, что такое больно, а не её фальшивые слёзы. Она ни черта не знает, каково это – задыхаться от рыданий из-за проклятой боли и обиды в груди. Она не понимает, что такое кричать, орать внутри, а внешне оставаться спокойной, когда ты видишь, как из школы забирают детей оба родителя, как они приходят на их праздники и снимают на камеру каждый их шаг и достижение, а на тебя никто не смотрит. Ты всё делаешь в пустоту. Когда мамы готовят своих дочек к выступлению, а ты идёшь туда с ужасной копной спутанных волос, потому что папа опаздывал из-за работы и абсолютно не знал, что нужно расчёсывать девочек, заплетать и хотя бы купить нормальный гребень.
– Да, у тебя достаточно причин её ненавидеть, – замечает он.
– Точно. Поэтому я хочу уехать отсюда, а, с другой стороны, здесь мой брат. Он прекрасный человек. Он старается заботиться обо мне. Он так нервничает постоянно, чтобы мне всё понравилось. Он ищет причины, чтобы я осталась, чтобы стала снова частью его жизни. Она и ему жизнь сломала, понимаешь? Ему тоже. Не только меня заставила страдать, но и его. Это вызывает невероятную ярость, – зло цежу я.
– Так почему бы тебе не остаться из-за него и из-за меня? Нас уже двое из тех, кто никогда не причинит тебе вреда. – Озадаченно останавливаюсь и смотрю в его улыбающееся лицо.
– Мы даже имён друг друга не знаем.
– Тогда скажи своё. Я ждал его двадцать с лишним лет, – предлагает он.
– Айви, – протягиваю руку, но он игнорирует это, хмуря брови.
– Айви. Точно, Айви. А я всё думал, что же мне шепчет плющ. Айви. Я забыл его. Оно просто вылетело из головы или не слышал его. Я не помню особо, – бормочет он себе под нос и трёт переносицу.
– Мой отец меня классифицирует, как и плющ. Это то ещё удовольствие, я скажу тебе.
Усмехаясь, мужчина склоняет голову набок.
– Плющ ядовитый, не так ли?
– Именно. Постоянно, когда я что-то требую, он называет меня так. Это бесит. Я же не растение, а живой человек. Но нет, он всегда меня сравнивает с ним и припоминает, что я такая же буйная, как мои волосы. Вот, понимаешь? Вот это я постоянно слышала в своей жизни, – указываю пальцем на волосы в знак доказательства.
– Буйная? Что за чушь? Ты удивительная, Айви. Даже если у тебя и непослушные волосы, то они придают тебе только изюминку, а не доказывают, что у тебя скверный характер. Делать вывод о человеке из-за волос это оскорбительно.
– Точно! Именно так. И я постоянно это слышала, понимаешь? Меня водили к психотерапевту, и папа говорил: «Угомони свой „ядовитый плющ“, Айви. Мы же не хотим снова вернуться к твоим особым проблемам». Проблемам! Представляешь? Детские забавы они оценили, как дурные проблемы характера. И это заставило меня постоянно выпрямлять волосы. Мне казалось, что если я этого не сделаю, то всё, я пропаду. У меня ничего не получится, я что-то брошу, так и не закончив. Да я даже на лысо побрилась в тринадцать вся в слезах, когда услышала, как отец говорит моему классному руководителю, что всё дело в волосах. Они такие же ненормально буйные, как и я. Они сделали из меня психопатку, а я была лишь активным ребёнком, который хотел любви. Чёртовой любви. Идиоты. Теперь отца я тоже ненавижу. Он своими каждодневными намёками на то, что у меня торчат волосы, добил гвозди в мой гроб. Но разве дело в волосах? – Эмоции кипят в моей крови, и я всплёскиваю руками.
– Нет, дело не в волосах. Знаешь, что, вообще, мне сказала мать? Что я пыталась покончить с собой из-за выдуманных друзей. Я! Да я не верю в это. Надо было следить за мной, а не пропадать на работе. Это был детский протест. Я сейчас учитель младших классов, и я много изучила психологических методичек о поведении детей. Я в детстве просто требовала внимания и не было у меня никаких выдуманных друзей, из-за которых меня забрали отсюда и отдали лечить голову. А они исчезли. Ну вот как такое может быть? А я отвечу, это всё ерунда. Она врёт. И отец её поддерживает. Он выгораживает её, понимаешь? Это так обидно. Родители выставили меня какой-то помешанной, – задыхаюсь от своей речи и только через секунду осознаю, что всё выплеснула вслух мужчине, который, вообще, не должен знать обо мне такое.
Чёрт.
Но он выглядит задумчиво и в его глазах нет отвращения или же страха. Он просто осмысливает мои слова, внимательно разглядывая моё лицо.
– Прости. Я обычно не такая эмоциональная. Алкоголь, наверное. Выпила два бокала вина́, и я…
– Айви, тебе не следует извиняться за то, кто ты есть. Ты не можешь всю свою жизнь прятать себя настоящую за собранными волосами. У каждого человека есть эмоции и это нормально злиться, когда тебе причиняют боль. Твою жизнь разделили на несколько этапов и каждый из них был сложным. Так что я тебя прекрасно понимаю. Моя жизнь тоже разделилась на до и после, – спокойно произносит он.
– Спасибо, что не счёл меня идиоткой.
– Никогда такого не подумаю. Ты вызываешь у меня только желание защитить тебя и улыбаться, – и он улыбается мне, отчего я хихикаю.
– Так ты назовёшь своё имя? – Интересуюсь я.
– Я ждал твоё имя слишком долго, поэтому спроси меня через двадцать лет.
Смеюсь и качаю головой.
– Это ненормально, ты же понимаешь? Ты заигрываешь со мной, но не хочешь сказать даже своё имя, – мягко упрекаю его.
– Именно так. Интригую тебя. Я заигрываю только с тобой, и мне это нравится. Я давно уже не флиртовал ни с кем. И я наслаждаюсь каждой минутой, – он делает шаг ко мне, а в моей груди всё спирает от приятной волны, прошедшей по всему телу.
– Так, значит, я тебе нравлюсь? – Его глаза вспыхивают ярким светом.
– Очень. И твои кудряшки тоже, – он поднимает руку, чтобы коснуться моих волос, и я задерживаю дыхание. Но он только проводит в воздухе их очертание и улыбается.
– Пойдём дальше? – Мой незнакомец делает шаг в сторону от меня, а я разочарованно понимаю, что я нравлюсь ему не настолько, чтобы он захотел даже коснуться меня. Может быть, это потому, что я отпрянула от него, как ошпаренная ранее? Чёрт. Сама себе испортила первый поцелуй, которого очень ждала.
Мы идём медленно и молчим. Я хочу его спросить о многом, но в голове нет ни одного стоящего вопроса. Вообще, ни одного, я просто наслаждаюсь его присутствием.
– Ты здесь один? Я имею в виду, ты живёшь один? – Осторожно интересуюсь я.
– Абсолютно один и уже долгое время. Порой мне кажется, что слишком долго и это сводит с ума. Не с кем даже поговорить о чём-то интересном. Некому рассказать о том, что меня волнует. Некому открыться. Никто меня не слышит, словно меня нет, – печально отвечает он.
– Как так получилось? Ты очень симпатичный мужчина, – удивляюсь я.
– Потому что не каждый человек готов открыть своё сердце мне. Я предпочитаю одиночество, но и в нём стало очень душно. У меня нет друзей. Нет никого рядом. Есть ты, чему я безумно рад. С тобой я чувствую, что снова живой, – он бросает на меня странный взгляд, и я давлюсь воздухом. Мои ноги заплетаются. Я неожиданно даже для себя спотыкаюсь о них. С писком лечу вперёд и выкидываю руки в стороны. Они цепляются за лацканы его пиджака. На секунду на его лице появляется шок, но он обхватает меня за талию и не даёт расшибиться.
Всё происходит быстро. Ещё минуту назад я шла нормально, а сейчас вишу в воздухе и моя опора это только его руки и прохлада вокруг.
– Господи, прости. Я никогда не была такой неуклюжей…
– Невероятно, – шепчет он, перебивая меня. Он ставит меня на ноги, но его руки до сих пор на моей талии.
– Боже мой. Я касаюсь тебя, Айви, и это самое прекрасное, что было со мной за всю мою жизнь, – он настолько восторгается этим, как будто до этого он не мог прикоснуться ни к кому или же просто никто ему это не позволял.
– Эм… почему? Что в этом такого? Я вот не люблю, когда меня трогают, – его руки ослабевают на мне. Он вот-вот отпустит.
– Нет! – Выкрикиваю и крепче цепляюсь пальцами за его пиджак. – Мне нравится, когда ты меня трогаешь, но обычно мне не нравится, когда незнакомые люди целуют меня в щеку или обнимают. Для меня это ненормально. Зачем трогать людей, если можно просто кивнуть, правда? Зачем пачкать друг друга? Но ты меня пачкай. Ты можешь меня пачкать… господи, закрой мне рот, а?
Хнычу, осознавая, что снова меня повело не туда. Но, видимо, мой идиотизм школьницы ему очень нравится. Он смеётся. Он так громко и задорно смеётся, обхватывая мою талию, и кружит меня. Охая, изумлённо замираю, пока он не ставит меня на ноги.
– Это непередаваемое чувство, Айви. Я живой, понимаешь? С тобой я живой, – шепчет он. Его руки проходят по моей спине. Он щупает меня. Его пальцы касаются моих волос, и он дёргает за кудряшку.
– С первого взгляда хотел это сделать и посмотреть, как она подпрыгнет, – он с таким трепетом наблюдает за моими волосами, что это немного напрягает. Он очень странный, но его улыбка заразительна, и я непроизвольно тоже улыбаюсь.
– И ты не можешь меня лишить этого. Попросту не можешь, Айви. Останься здесь со мной. Останься, и я буду к тебе прикасаться. Сейчас я тоже это сделаю, потому что мне очень хочется узнать… вспомнить. Я поцелую тебя, – с этими словами он обхватывает моё лицо ладонями и впивается в мои губы.
Мои ноги от неожиданности подкашиваются. Я сейчас рухну в чёртов обморок от того, как же прохладны его губы и настолько же приятны. Боже мой…
У меня было много поцелуев. Они все были такими скучными. Два раза я ударялась лбом. Один раз я прикусила свой же язык. Ещё раз я просто ждала, когда всё закончится. Но никогда моё тело не отзывалось всеми проклятыми ионами наслаждения на прикосновения губ к моим губам. Я не знаю, что мой незнакомец делает со мной, но я не хочу, чтобы он останавливался. Но именно это и происходит.
– Не могу поверить, – выдыхает он. Его лёгкое и прохладное дыхание делает со мной что-то жуткое. Я в шоке смотрю на него.
– Я хочу снова.
Мужчина сгребает меня в охапку, и я позволяю ему это сделать. Он целует меня. Так жадно. Его губы двигаются на моих. Он покрывает поцелуями моё лицо и снова возвращается к губам, чтобы провести по ним языком. Меня дёргает от вспышки возбуждения внизу живота. Тихий стон срывается с моих губ, а глаза закатываются. Я приоткрываю рот, и он медленно, аккуратно и безумно эротично скользит в него языком. Меня ударяет снова огнём изнутри. Мои пальцы скользят по его плечам, и я зарываюсь ими в его густые волосы. Сначала всё происходит так размеренно. Мы пробуем друг друга на вкус, но потом, как с цепи срываемся. Его руки крепче стискивают меня и поцелуй становится настолько горячим и возбуждающим, что впору вызвать пожарных для меня. Я таю в его руках, позволяя давить на мои губы, обхватывать их и посасывать, как в жутком порно. Но это так замечательно. Я не помню, сколько проходит времени прежде, чем он отрывается от моих губ, а я задыхаюсь изнутри. Его счастливые глаза и широкая улыбка в который раз рождают внутри меня тепло. И это не вульгарное тепло, а настоящее.
– Столько лет я не чувствовал себя таким живым. Разве это не причина, чтобы ты осталась со мной? – Жарко шепчет он, гладя моё лицо.
– Но это… безумие. Тебе не кажется?
– Ни капли. Я снова постараюсь тебя убедить.
Он набрасывается на меня, как голодный волк. Господи, можно ли умереть, всего лишь целуясь с мужчиной? Не знаю, но, вероятно, скоро проверю, потому что моё тело всё зудит. Оно требует большего. Он толкает меня спиной куда-то, и я путаюсь в ногах. Они подкашиваются, но ему, как будто, это только и надо. Мы плавно опускаемся на землю в высокую траву, прячущую нас от любопытных глаз, если бы они были. Он не перестаёт меня целовать. Его тело накрывает моё и я умираю. Боже мой, глотаю ртом кислород, а его губы скользят по моей щеке. Жар моего тела и его прохлада буквально делают меня безумной. Я растворяюсь в его руках, ласкающих мои бёдра. Он спускается ниже, к моей шее и прикусывает немного кожу, вырывая из горла низкий стон. Он снова возвращается к моему лицу. Облокачиваясь на локоть, он смотрит на меня, а я на него через приоткрытые веки. Он нежно проводит ладонью по моей щеке и, наклоняясь, оставляет на губах очередной поцелуй.
– Это не безумие, Айви. Это нечто куда более жестокое, – шепчет он.
– Ты собираешься причинить мне боль? – Так же спрашиваю его.
– Нет. Нет. Ни в коем случае. Просто жизнь ко мне очень жестока. Она забрала всё у меня. Сделала меня ничтожеством. А потом появляешься ты, и я снова хочу жить. Хочу, понимаешь? Я так много желаю сделать. Так много. Чувствовать твою кожу под своими пальцами это подарок для меня. А целовать тебя? Я готов заставить солнце встать раньше, чем обычно, чтобы увидеть, какая ты при свете дня в этот момент. Безумие? Нет. Это новый шанс, чтобы жить.
– Почему ты так говоришь? Что с тобой случилось, раз ты не жил всё это время? – С болью спрашиваю его.
– Долгая история и я тебе её расскажу в следующий раз. Ещё одна причина, чтобы остаться, не так ли? – Игриво прищуривается он.
– Ты очень хитер, – журю его я, тихо смеясь.
– Нет, я просто узнал, что меня не жалит ядовитый плющ, он ко мне благосклонен, – он проводит пальцем по моим губам и моё тело вновь вспыхивает.
– Но он может ужалить, – замечаю я.
– Может, но он не сделает этого, потому что он единственный, с кем я могу быть живым. Он знает все мои тайны, и я дал ему обещание. Он хранит его верно, но он же и подарит мне шанс вырваться из этих оков прошлого. Айви, я даже подумать не мог, что нужно двадцать лет для этого. Я бы тогда ждал дольше. Ещё одну вечность, но только знать, что будет шанс иметь возможность касаться чувственной кожи и наслаждаться этим тёплом. Ты согреваешь моё сердце, – он постоянно гладит моё лицо. Его пальцы бегают по коже, вызывая мурашки на ней.
– У тебя холодные пальцы, а на улице душно, – замечаю тихо я.
Он резко замирает и в его глазах появляется страх.
– Вообще, ты весь холодный, словно у тебя внутри личный кондиционер, – добавляю я. Его лицо заметно бледнеет. Мужчина сглатывает и убирает руку, отодвигаясь от меня. Чёрт, ну что я за дура?
– Это болезнь, – едва слышно он выдавливает из себя.
– Ты болен? – Чуть ли не взвизгиваю испуганно я.
– Не смертельно. У меня с рождения плохая циркуляция крови. Болезнь Рейно. Она постоянно возвращается. Она поражает в моём случае иногда всё тело, иногда только руки. Всё идёт от сердца, – сдавленно признаётся он.
– О, Господи, – с ужасом вставляю я.
– Из-за сильных эмоций идёт нагрузка на сердце, отсюда и более выраженные симптомы. Это не заразно. Некоторые излечиваются, но не я. Для тебя это проблема, Айви? – Он бросает на меня напряжённый взгляд исподлобья.
– Нет-нет, что ты, – быстро мотаю головой и немного привстаю на локтях. – Она доставляет тебе дискомфорт?
– Нет. Я не замечаю даже этого. Уже привык быть холодным большую часть своей жизни. У многих пропадает чувствительность, но не у меня. Наоборот, ощущения от прикосновений ещё ярче, иногда даже болезненны. Поэтому я стараюсь никого не трогать. Но не с тобой. С тобой я ощущаю жар и словно моя кровь бурлит. Давно не чувствовал нечто подобного. На самом деле даже не помню, когда я что-то, вообще, чувствовал. Я был безразличен ко многому. Я не испытывал желания улыбаться или смеяться. Это так, словно ты просто стоишь, а вокруг тебя ходят люди, не замечая тебя. Сначала ты хочешь, чтобы они тебя заметили, а потом привыкаешь и живёшь таким образом. Ты отдельный мир, где нет никого, кроме тебя.
– Но почему? Что заставило тебя так категорично отстраниться от людей? Только болезнь? Они высмеивали тебя, да? – Сочувственно вглядываюсь в его лицо. Слабая и грустная улыбка касается красивых губ.
– Они просто не хотели меня видеть. Они сами отвернулись от меня, а я пытался. Айви, ты не знаешь, сколько раз я пытался пойти на контакт с ними. Они меня забыли, исчезли, выбросили. И мне пришлось принять это, но не смириться. Как тебе. Мы очень похожи. Нас обоих вышвырнули из жизни близкие люди, словно мы не живые, а вещи, в которых больше не нуждаются. Это жестоко. Я пытался их понять. Пытался, но не смог.
– Такое не прощается, – с болью шепчу я. Сама тянусь к его лицу и провожу по мягкой щетине ладонью. Он улыбается мне и прижимается к моей руке, как будто ищет тепло, в котором его ограничивали. Теперь я понимаю почему. Большинство людей испугаются, когда коснутся его, посчитав, что он заразный или что это ненормально. Но это всего лишь небольшое отклонение, которое не должно лишать его возможности жить.
– Нет. Не прощается. Предательство сложно простить, и хоть люди говорят, что принимаю это, прощают и живут дальше, но они всегда помнят про то, что им вонзили нож в спину. Они ждут каждый день очередного укола боли. Они создают свою клетку, из которой нет пути.
– Кто с тобой это сделал? Твоя семья? – Шепчу я. Он жмурится и дёргается назад, падая на спину. Его губы сжимаются в тонкую линию. Мне не нужны слова, я и так поняла, что права.
– Хочешь, мы сменим тему? – Предлагаю я, теперь лёжа на боку рядом с ним.
– С радостью, – мягко улыбается он. – Расскажи мне, какой была твоя жизнь? Ты с кем-то встречаешься? Ты помолвлена с мужчиной? Замужем?
– Думаешь, что если бы я с кем-то встречалась или была замужем, то целовалась бы с тобой? – Изгибаю вопросительно бровь, ожидая, что он рассмеётся, но он очень серьёзен.
– Даже кольцо на пальце не повод, чтобы люди отказывали себе в минутных слабостях. Я это видел и часто, – глухо отвечает он.
– Видимо, у тебя и, правда, было много в жизни предательства, но на мой счёт можешь не волноваться. Я ни с кем не встречаюсь, а последние серьёзные отношения у меня были ещё в университете, но мы расстались. Ему нужно было уделять слишком много времени, а я старалась получить больше хороших рекомендаций, чтобы найти приличную работу, за которую платят нормально, а не гроши. Потом у меня были свидания. Первое после расставания с бывшим прошло ужасно. Это был отец одного из моих подопечных. Он ухаживал за мной и был вдовцом. Ужин шёл великолепно, пока в ресторан не заявилась его живая, как узналось, жена и не устроила скандал. Я сбежала оттуда и на следующий день меня попросили уволиться по собственному желанию. Это перечеркнуло все мои труды. Все. Я зареклась больше не встречаться с мужчинами, а сконцентрироваться на работе. Но всё же ещё три раза ходила на свидания после того, как убедилась, что они не женаты. Ничего не вышло. Абсолютно ничего, потому что я думала абсолютно о других вещах. В общем, я свободна и, если честно, то не задумывалась о браке и о постоянных отношениях. Боюсь, что сломаю жизнь какому-нибудь бедняге, как сделала моя мать с отцом. Я трудоголик, а мужчинам нужно внимание, иначе они идут искать его на стороне.
– Снова нахожу в тебе себя, Айви. Я тоже был трудоголиком. Я старался заработать себе хорошую репутацию, учился каждую свободную минуту, чтобы быть лучше и лучше. А в итоге ни к каким хорошим результатам это не привело, – мы понимающе улыбаемся друг другу.
– То есть мы два неудачника, – тихо смеюсь я.
– Никогда так не говори. Нам, наоборот, повезло, понимаешь? Это не неудача, это огромное везение что-то изменить, что-то сделать иначе, начать жить. Это должно заставить увидеть правду о тех, кто нас окружал и о нас самих. К примеру, ты, Айви. Неужели, ты хочешь прожить свою жизнь, как твоя мать? Постоянно быть зацикленной на работе и потом, в один день, встретить свою дочь, которая будет тебя ненавидеть? – Охаю от его вопроса в лоб.
– Нет… конечно, нет, – шепчу я.
– Поэтому начинай делать что-то иначе сейчас. Поверь мне, малышка, иногда может быть такое, что не будет времени. Ничего не будет. Ты не успеешь улыбнуться. Не успеешь насладиться прикосновениями. Не успеешь попробовать ананас. Не успеешь купить себе трусы в горошек, потому что для других это смешно и тебе становится стыдно из-за этого желания, но они тебе так нравятся. Не успеешь увидеть то, что за холмом. Не успеешь полюбить. Не успеешь подарить внимание тому, кому хочешь, потому что он ведь будет и завтра рядом. Но нет, слышишь? Нет. Такого может не быть. Люди умирают. Люди уходят. Люди остаются в одиночестве, потому что гнались за чем-то, что не было настолько важным. Хорошие рекомендации недолго будут греть тебя ночью. Ты сожжёшь их, чтобы горел костёр, но они закончатся. А вот чувства заставят тебя взять себя в руки и искать тепло снова и снова, не сдаваться. Не надеяться на какие-то бумажки, которые сгорят быстро. Ты не будешь ждать, когда тебя найдут, ты сама найдёшь выход. Понимаешь? – Он заводит за ухо прядь моих волос, а я чувствую, как он прикасается не только ко мне, но и к чему-то очень глубокому. К моему сердцу. Его слова это как воздух. Свежий воздух, а не душный кислород для меня.
– Тогда почему ты сам не можешь простить, раз это потеря времени? – Интересуюсь я.
– Для меня уже поздно, Айви. Слишком поздно, – горько отвечает он.
– Но не для тебя. Для тебя не поздно. Я не говорю о том, что ты должна простить свою мать и cделать вид, как будто всё хорошо и тебе не больно. Забудь об этом. Забудь о том, что тебя угнетало. Открой глаза и посмотри, сколько вокруг тебя возможностей. Ты можешь касаться людей, ты можешь смеяться, ты можешь знакомиться с новыми людьми, ты можешь двигаться дальше. Разве важно, что твои волосы кудрявые и кто-то когда-то считал, что это делает тебя буйной? Да к чёрту их. Будь собой. Будь полной эмоций. Кричи. Смейся. Бегай. Злись. Люби. Целуйся. К чёрту страхи тех, кто подавляет тебя. К чёрту их слова о том, что ты должна быть другой. Кому должна? Им. Нет. Это не их жизнь, а твоя. Только твоя. И в ней ты хозяйка. Ты можешь выбирать то, что хочешь ты, а не они, – он перекатывается, и я оказываюсь снова на лопатках. Его ладони обхватывают моё лицо, и он крепко меня целует. Охаю от неожиданности и закрываю на секунду глаза, обнимая его за шею.
– Вот… вот об этом я говорю, – шепчет он, потираясь носом о мою щеку. – Нужно делать то, что прямо сейчас хочется. Мне, так не выпускать тебя из своих холодных рук, потому что я боюсь, что завтра у меня не будет такой возможности. Завтра я лишусь снова шанса целовать тебя, говорить с тобой и видеть тебя. Надо жить прямо сейчас. Чувствовать, потому что в одиночестве так страшно, Айви. Страшно быть одному. Страшно кричать и видеть, что твой крик никто не слышит. Никому нет дела.
– А если страшно, что будет больно? Снова больно, потому что ты будешь ждать этого человека, а он не придёт? Он опять, как и другие, выбросит тебя, – с придыханием произношу я.
Он приподнимается и улыбается мне.
– Тот, кому ты дорога, будет ждать тебя вечность. Он никогда не уйдёт, Айви. Он будет всеми силами цепляться за эту жизнь, чтобы встретиться с тобой. Если человек что-то хочет, то он делает это, а не ищет себе оправданий. И надо рисковать. Надо пробовать. Надо учиться. Пусть иногда мы доверяем не тем, но всегда приходит время, когда ожидания оправдываются. Я ждал тебя двадцать лет, и теперь я не собираюсь тебя отпускать. Не отпущу, потому что ты мой шанс, наконец-то, стать свободным, – в его глазах сверкает невероятная сила и даже безжалостная уверенность в своих словах. Меня это пугает и восхищает одновременно. Я никогда не верила в любовь с первого взгляда и даже сейчас отношусь к этому мужчине с опаской, но он всегда говорит такие мощные вещи мне, словно знает всю мою душу. Это подкупает и довольно хорошо.
– Ты не обманешь меня? – Провожу ладонью по его волосам.
– Никогда. Я держу тебя и мои пальцы не разожмутся. Ты будешь чувствовать мои прикосновения даже тогда, когда меня не будет рядом. А я буду ждать, когда снова тепло проникнет в мою грудь и ночь будет казаться днём. Ярким и безоблачным днём, где я буду смеяться искренне, – улыбаюсь ему, и он мне тоже. Наклоняясь, он целует меня, а я отдаюсь его губам, словно цветок, поглощающий солнечный свет в морозное утро.
– Айви! Айви! – Дёргаюсь от полного паники крика где-то очень близко. Мой незнакомец отрывается от моих губ и недоумённо поворачивает голову. Шуршание гравия и звук работающего мотора машины приближаются.
– Чёрт, это мой брат. Он до сих пор считает, что мне пять лет. И лучше, чтобы он тебя не видел, – кривлюсь я и отталкиваю от себя мужчину. Он перекатывается на спину, но хватает меня за руку. Его пальцы настолько холодные, что у меня стынет кровь. Даже передёргивает от этого. Видимо, его сердце работает сегодня на износ. Он очень взволнован, даже напуган, раз температура его тела опускается всё ниже и ниже.
– Ты останешься, Айви? Ты же не заставишь меня караулить тебя у дома, а потом лечь на дорогу, чтобы не дать автобусу ехать дальше? – Прищуривается он.
– Хм, это слишком драматично для меня, но довольно мило, поэтому не будем разрушать психику пассажиров…
– Айви! Чёрт возьми! Айви! – Орёт брат.