Но почему это «дополнительно»? Как будто она и не рассчитывала, что мы приедем.
– Где пятьдесят, там и пятьдесят два, – ответил повар, без паузы переходя к нарезанию сладкого перца.
Да он просто машина! И никакого кухонного комбайна не надо!
Далия тихо шепнула повару:
– И прошу, безо всяких фокусов.
– Разумеется, – мрачно ответил месье Дюбри.
О каких фокусах речь?
Далия вышла из кухни. Из гостиной донесся голос Дмитрия Васильевича:
– Что, опять навещала своего драгоценного повара?
– Я слежу за подготовкой к обеду на пятьдесят персон! – отвечала Далия. – Ты что, ревнуешь?
– Еще чего не хватало, – равнодушным голосом отвечал ее муж.
Далия что-то еще пробубнила в ответ – я уже не расслышала.
Но – пятьдесят? Будет пятьдесят гостей? В моем представлении семейный обед – это нечто гораздо, гораздо более скромное!
Потом я поняла, что таких размеров торт повар не готовил бы для скромного семейного обеда. И не украшал бы его так шикарно.
Да я рядом с этим тортом просто Золушка! Не та, которой уже дали платье и карету, а та, которая чистит казанок, в грязном переднике!
И я даже боюсь подумать, как будут одеты другие гости! Уж наверняка такие торты не пекутся ради непричесанных хиппи в джинсах. Не то что бы я не была причесана, но – никакой укладки, ни лака, ни мусса. Просто длинные, распущенные по плечам волосы.
Может, мне лучше спрятаться где-нибудь в доме и отсидеться там весь обед? А потом выйти под вечер и сказать, что я заблудилась и не смогла найти столовую.
– О чем задумалась? – тихо спросил меня Миша.
Он стоял рядом и протягивал мне тарелку с бутербродом.
– Да так, – сказала я и понизила голос: – Слушай, я ведь совсем не одета для обеда.
– Ну и не раздета же, – засмеялся он.
– Я имею в виду, все, наверное, будут при параде, а я…
– Необязательно, – сказал Миша и улыбнулся: – Да хоть на меня посмотри.
Это да. Миша поехал в джинсах и футболке. Но он-то родной сын. Ему позволительно.
– Пить хочешь? – спросил Миша. – Чай, кофе, воду?
– Чай, если есть, – сказала я, устраиваясь у торца стола на высоком барном табурете.
– Какой? – Повар перестал мешать руками что-то в большой фарфоровой чаше, подошел к раковине и сполоснул ладони. – Я сам приготовлю.
– Зеленый, – сказала я.
Повар поставил перед нами чашки и блюдца, принес фарфоровый чайник и спросил:
– Желаете с ароматами, может быть?
Из носика чайника пошел пар.
Я нерешительно пожала плечами.
Он улыбнулся, провел рукой над чайником и налил чай в мою чашку.
– А вам, Миша? – спросил повар.
– А мне простой.
Повар снова провел рукой над чайником и налил чай Мише. Потом сказал:
– А бутерброды вкуснее были бы с бри.
И вернулся к работе.
Я шепотом спросила Мишу:
– Почему он всюду хочет добавить бри?
– Это его любимый сорт сыра, – ответил Миша, – он поэтому и псевдоним себе такой взял – Дюбри.
Псевдоним?
– Так он не настоящий француз? – спросила я.
– Почему? Настоящий, – удивился Миша и понизил голос: – Ну, по крайней мере, так мама говорит. А уж она-то все о нем разузнала, прежде чем взять на работу, поверь мне.
– А разговаривает почти без акцента, – сказала я. Единственное, что выдавало в поваре иностранца – легкое ударение на последний слог слова. Поэтому во многих словах он делал как бы два ударения – русское и иностранное.
– Ну, наверное, давно живет в России, – сказал Миша.
Я отпила чай. Вкуснотища! Мягкий вкус зеленого чая расцвечивали ароматы апельсина, шоколада, меда и даже чуточку мяты! Мои любимые ароматы. Совпадение, может быть?
Что за пассы руками он производил над чайником?
Я взяла Мишину чашку и попробовала чай. Простой зеленый!
И ведь повар налил чай из одного чайника! Как же у них тут чудесно! Но получается, что мужчины тоже могут колдовать? А Миша говорил…
– Миша, а ты говорил, – шепчу я тихо, – что колдуют у вас только женщины.
– Ну, иногда, очень редко, мужчины тоже рождаются одаренными. Мы их называем шаманами.
– Значит, ваш повар – шаман? – прошептала я.
– Нет, конечно! Шаман не станет заниматься… – он договорил совсем тихо: – …таким скучным делом, как готовка!
– А как же два чая из одного чайника? – не сдавалась я.
– Я думаю, у него просто посуда с фокусами, а все дела.
Может быть, может быть. Повар-фокусник. И Далия почему-то эти фокусы не одобряет – видимо, как и всё, что доставляет радость людям. Типа цветов. Или улыбок.
Мы поели. Миша сказал повару:
– Спасибо за чай, месье Дюбри! – А потом предложил мне: – Пойдем прогуляемся, я тебя кое с кем познакомлю.
7.
Мы вышли из кухни через другие двойные двери и оказались в небольшом со сплошь стеклянными стенами холле. На лужайке позади дома, среди аккуратных круглых деревьев, виднелся белый с золотом прямоугольный шатер.
Через стеклянную дверь мы вышли на улицу.
Перед домом, где был установлен шатер, газон был ровным, а потом полого спускался к небольшому озеру. Ух ты, у них и собственное озеро есть!
Шатер был открытым со всех сторон – шторы-стены были подвязаны к столбам. Внутри стоял длиннющий, накрытый бежевой скатертью стол. Возле него шныряло полтора десятка мужчин и женщин в черно-белой униформе. Они расставляли стулья, тащили пышные букеты, фигурно выкладывали салфетки. Так вот где все слуги!
– Столько слуг! – удивилась я. – Почему же никто из них не помогает готовить вашему повару?
– Потому что Дюбри прекрасно справляется сам, как ты могла заметить. И не терпит посторонних на кухне. Думаешь, стал бы он самолично наливать нам чай? Он просто хотел поскорее от нас избавиться!
Посреди всей этой суматохи стояла, скрестив руки на груди, Далия и наблюдала.
Похоже, этот обед по масштабам близок к празднику в честь Дня рождения английской королевы, никак не меньше.
– Миша, – сказала я, – у вас семейные обеды всегда такие э-э… роскошные?
Миша пожал плечами:
– Когда как.
Рядом со столом возвышался старинный буфет, и женщина брала из него тарелки. Краем глаза я заметила, что буфет будто подвинули. Я повернула голову. Не подвинули! Буфет сам двигался – он послушно, как пес за хозяйкой, семенил на своих коротеньких изогнутых ножках за женщиной, расставлявшей посуду. Ничего себе! Да я словно в сказку попала.
Значит, и служанки у них ведьмы! Ну разумеется! Если бы они были простыми людьми, они бы давно разболтали всему свету, у кого работают. К тому же служанка-ведьма наверняка успевает делать больше работы, чем обычный человек! Ей же не надо бегать к шкафам, например. Она только свистнет – или что там нужно сделать – и шкафы сами за ней бегут.
По вымощенной бетонными плитами дорожке, вдоль которой стояли стальные с круглыми плафонами фонари, мы спустились к озеру. На берегу, в некотором отдалении от воды, на плетеных креслах и диванах сидели и болтали женщины. Миша сказал:
– О, Стрелиция и Акация.
– Что?
– Жены братьев.
– Кто из них?
– Да ладно, потом познакомишься. Те две блондинки, в зеленых платьях.
Я чуть шею не свернула, высматривая их. Блондинки были обе длинные, тощие, с очень смуглой, как после солярия, кожей, и обе в длинных узких зеленых платьях – правда, разного оттенка зелени. Но лиц отсюда было не разглядеть.
Дорожка привела нас к самой воде и побежала вдоль берега. На середине озера плавали утки, они крякали и ныряли, смешно выставив хвостик вверх и становясь похожими на большие поплавки.
– А куда мы идем? – спросила я.
– В гости, – сказал Миша и указал рукой вперед.
Там над деревьями виднелась черепичная крыша. Дорожка уклонялась от озера вправо и дальше шла вдоль белого забора. Мы прошли по ней до калитки, перед которой были две каменные ступени, и вошли в сад.
Крыша принадлежала небольшому кирпичному домику, около которого цвели кусты белых и красных роз. К домику вела выложенная камнем дорожка, а вокруг густо росли деревья и кусты, а среди них сияли красотой самые разные цветы: огненный шафран, бордовые георгины, белые маргаритки, розовые хризантемы. Ближе к домику были разбиты грядки с разными травами.
– А кто здесь живет? – спросила я Мишу, хотя уже догадывалась об ответе.
– Я здесь живу! – раздался внезапно голос, и из зеленых зарослей вышла старушка в соломенной шляпе, зеленой кофте и клетчатых брюках. В руке у нее был секатор.
– Бабуля, привет! – расцвел в улыбке Миша.
– Мишаня! – радостно воскликнула старушка, целуя Мишу в обе щеки. – Сколько ж ты не приезжал!
– Неделю, – сказал Миша.
Неделю! Миша ездил к своим родственникам тайком от меня!
Старушка глянула на мою левую руку и сказала Мише:
– Что же ты молчишь?
Миша улыбнулся:
– Мы помолвились.
– Поздравляю, – старушка расцеловала в обе щеки меня тоже, и снова расцеловала Мишу. Сказала: – Меня зовут Маргарита Петровна.
– А я Вика.
– Знаю, – кивнула она.
Значит, Миша обо мне рассказывал?
– Бабуля – глава нашего клана, – сказал мне Миша.
– Да ладно, – отмахнулась старушка, – не пугай ее так сразу.
– Глава клана? – спросила я.
– Ага, – сказала старушка. – Командую всеми этими недотепами, – она ласково потрепала Мишу по голове.
Миша сказал:
– Бабуля – самая сильная ведьма в семье.
– Это пока, – сказала бабуля. – Но, похоже, пора власть передавать. Просят.
– А вам не хочется? – спросила я.
– Да не то чтобы не хочется. Быть главной утомительно… Только передавать вот некому. Ладно, это старая история, тебе ни к чему. – Потом она спросила: – А дочурка моя – уже всех собак на тебя спустила?
– Н-нет, – замялась я.
– Еще спустит, – сказала старушка, а потом спросила Мишу: – А прадед уже там?
– Не знаю, – ответил Миша.
– Я не видела, – сказала я.
– Естественно, не видела, – сказала старушка. – Но, может, слышала?
– Что слышала? – спросила я.
– Контрабас, – сказала старушка.
Я сказала:
– Я на нем… попробовала играть, но меня смычок побил.
– О, дорогая, он и нам никому не позволяет притрагиваться к контрабасу! Я однажды вытерла с него пыль, так что было! Вредный старикан!
– Старикан? – я ничего не понимала. Но вспомнила, как Далия пообещала воздуху купить новый смычок.
– Миша, – сказала старушка укоризненно, – ты что, ничего девочке не рассказал?
Миша сказал виновато:
– Я не хотел пугать заранее. – И объяснил мне: – Тебя побил не смычок, а прадедушка. Он привидение.
– Да? И он… оно… живет тут… то есть где?
– Будет он здесь жить, как же! Он и при жизни-то все время норовил сбежать от семьи, – с сожалением сказала старушка. – Он прилетает на семейные праздники поиграть в оркестре. А где его носит остальное время – никому неизвестно. Думаю, он наслаждается своими возможностями.
– Так в вашей семье все… потом становятся привидениями? – спросила я.
– Разумеется, нет! Только такие неугомонные люди, как мой папа!
Тут я вспомнила, как Далия разговаривала с привидением и спросила:
– А привидения… они когда разговаривают, это как такое ву-у, ву-у, – я изобразила подвывания.
Миша засмеялся:
– Для людей – да.
– А для ведьм? Они же их как-то понимают?
– Ну да, – сказал Миша. – И понимают, и видят. С помощью ока.
– С помощью чего?
– Перстень такой, – отозвалась старушка. – Гляделка.
И она подняла левую сухонькую руку – на указательном и среднем пальцах сияли два перстня.
– У меня два, – сказала старушка, – потому что я глава клана.
– Если я надену перстень, я тоже смогу увидеть? – спросила я.
– Ты не ведьма, – сказал Миша.
Эх. Жаль.
Издалека, со стороны озера, донеслись веселые крики, визг, смех.
– О, – сказала старушка, – уже играют в плюшки! Значит, все дамы прибыли.
– В плюшки? – повторила я.
– Ну да, – сказала старушка, – кто дальше забросит в озеро плюшку. Но! Без рук! Магией взгляда!
– Как интересно! – воскликнула я и сказала Мише: – Пойдем посмотрим!
– Идите-идите, – сказала старушка. – Ох, я в молодости тоже любила играть в плюшки. Всегда выигрывала, между прочим.
– А сейчас – не любите?
– Сейчас, детка, – сказала она, – я взглядом могу заслать плюшку на Луну. А это уже неинтересно.
Нет, она же образно про Луну, да?
8.
Мы с Мишей пошли к озеру. Издалека на берегу, у самой воды виднелись фигурки в цветных платьях.
Мы подошли ближе. Здесь были дамы самого разного возраста: старушки, женщины средних лет, были и мои ровесницы, а еще – две маленькие девочки.
– Нечестно, Лаванда! – крикнула молодая шатенка. – Мы же видим футбольный мяч!
– И ногу! – сказала другая девушка.
Все захохотали. Мяч? Где? Не было нигде никакого мяча.
У Миши зазвонил мобильный. Он взял трубку. Подакал туда и сказал мне:
– Папа просит проследить за парковкой машин. Ты развлекайся. Игра и правда веселая.
– Хорошо.
Миша зашагал к дому, а я приблизилась к играющим.
В паре метров от воды стоял столик, а на нем – большое блюдо с горой плюшек.
Дамы одна за другой подходили к столику, пристально глядели на верхнюю плюшку, и она вдруг – бац! – взлетала в воздух и летела над озером. Или шлепалась, даже не достигнув воды, в траву.
У одной дамы плюшка долго выписывала узоры в воздухе, пока не приземлилась очень плавно на шляпку другой дамы. Та завопила:
– Ты нарочно, Стрелиция!
Стрелиция! Одна из жен Мишиных братьев. Высокая блондинка в темно-зеленом трикотажном платье.
– Вовсе не нарочно, – ответила Стрелиция. – Это плюшка бракованная! Не идеально круглая!
– Все плюшки одинаковые, – безапелляционно заявила Далия, сидевшая в одном из плетеных кресел. – Жан-Натаниэль измерял их циркулем.
К столику подошла толстая дама в черном платье, черных кружевных перчатках и ярко-розовом газовом шарфе. Может, это тетя Орхидея, которая любит одеваться в черное? И точно, несколько голосов ей крикнули:
– Орхидея, нет, не бросай!
– Но я хочу тоже, – обиженно сказала дама и уставилась на плюшку.
Все остальные отпрянули в разные стороны. Я тоже отступила на несколько шагов, хотя стояла достаточно далеко. Хотя для чего достаточно?
Несколько плюшек поднялись вверх и вдруг – взорвались! Но крошки не полетели в стороны, а остались висеть в воздухе странным облаком, похожим на рой крупных снежных хлопьев.
– А вы боялись! – торжественно сказала Орхидея.
И тут все крошки рухнули вниз.
Орхидея отплевывалась, отряхивала волосы, платье. То же самое делали две дамы, не успевшие отойти подальше. Одна из них сказала:
– Хорошо, что в этот раз они не с повидлом!
– А с чем? – удивилась Орхидея и облизнула губы, к которым прилипла хлебная крошка: – О, с творогом! – И она снова принялась отряхивать волосы: – А к волосам липнут, будто с повидлом!
– Вот всегда ты так, Орхидея! – сказала блондинка в светло-зеленом платье.
А, это вторая невестка! Акация, кажется. Как же они со Стрелицией между собой похожи – как два длинных зеленых стручка фасоли!
Акация подошла к неудачливой метательнице и произвела руками странные движения, будто красила ее волосы невидимой малярной кистью. Крошки поднимались и улетали с волос прочь, будто их уносила струя воздуха.
– Что там, что? – запрыгали девчушки около Орхидеи.
– Пылесос, – сказала Далия.
– Ух ты! – Они захлопали в ладоши и засмеялись.
Пылесос? Это магическое заклинание так называется?
– Разве я виновата, – говорила между тем Орхидея, – если в детстве мне запрещали играть в плюшки!
– Потому что играть с едой нехорошо, – отозвалась сидевшая на диване старушка в лиловом платье и лиловой шляпе.
Орхидея отозвалась недовольно:
– Да, мама. – Потом сказала Акации: – Спасибо.
Старушка в лиловом продолжила:
– Зато я обучила тебя управлять ступой! Сейчас редко кто учит этому детей!
– Потому что редко кто на ступах летает, – сказала Далия.
– А мы вот на ступе к тебе прилетели, – сказала старушка.
– Ну, вам тут рядом совсем, – сказала Далия.
– Только крадут их частенько, – сказала старушка.
– Разве? – без всякого интереса проговорила Далия.
– Ну мою-то еще ни разу, – сказала старушка. – На ней замок. С места не сдвинется, пока ей пару слов особых не скажешь.
– Прям как некоторые мужчины, – тихо бросила Далия.
Тут старушка заметила меня и сказала:
– А это чья деточка?
И все обернулись, чтобы на меня посмотреть. Я подошла ближе и сказала, неловко улыбнувшись:
– Здравствуйте.
– Да она хромая! – восхищенно воскликнула Орхидея.
– И зеленоглазая! – всплеснула руками одна из жен братьев (в светлом, значит – Акация).
– Брюнетка! – сказала другая жена восторженно.
– Кудрявая! – показала пальцем на мою лохматую шевелюру старшая девчушка, у которой и у самой были кудряшки, но светлые.
– Завивка, наверное, – произнес кто-то.
– Свои, – с гордостью сказала я. Похоже, в мире ведьм я была первой красавицей!
– Это подружка Миши, – сказала Далия.
Подружка? Вообще-то невеста. И Далия это знает!
– И она из простых, – сказала, будто припечатала меня к стенке, Далия.
На секунду все онемели. Потом кто-то охнул, а кто-то сказал:
– Не может быть!
Некоторые покосились на мой браслет.
– Ты могла бы сделать внушение Мише, Далия, – заметила мама Орхидеи.
– Я впервые увидела ее сегодня, Сирень Аркадьевна, – ответила ей Далия.
Старушка тоже уставилась на мою левую руку и сказала:
– Так они уже помолвились.
– Как видите, – с пренебрежением глянув на меня, сказала Далия.
Нет, они говорят обо мне так, будто меня здесь нет! Или даже еще хуже: будто я – предмет, а не человек.
– Но я не понимаю, Далия, – сказала одна из родственниц, – зачем ты ее пригласила в «Золотые тополя»?
– Я ее не приглашала, – дернула острыми плечами в синем шелке Далия.
– Как это не приглашали? – возмутилась я. – Мы по приглашению приехали. По вашему!
– М-да? – воззрилась на меня Далия, прищурив глаз. – Какая наглая ложь!
– Вовсе не ложь!
– Тогда покажи приглашение, – сказала она.
Черт. Я же…
– Я его дома оставила, – призналась я.
Кто-то засмеялся неприятным смехом гиены. Другие подхватили.
Девочка с белыми кудряшками крикнула:
– Врушка-простушка!
А другая девочка, помладше, со смешными тоненькими белыми косичками, взяла плюшку и кинула в меня. И довольно прицельно – плюшка угодила бы мне в лицо, если бы я не успела прикрыться рукой.
– Эй! – крикнула я. – Ты чего, малявка!
Но тут и кудрявая схватила плюшку и бросила в меня, а за ней еще одну.
Дамы смеялись. А плюшки стали взлетать и биться в меня сами по себе – видимо, дамы присоединились со своими колдовскими способностями. И кто именно теперь пуляет в меня сдобой, было непонятно. Я попятилась, прикрываясь руками, а потом побежала.
Хорошо, что это были плюшки не с повидлом. И хорошо, что у Далии отличный повар – они были свежие и мягкие.
Я помчалась по дорожке вдоль озера, обратно к дому Мишиной бабули, и мне в спину стукались плюшки. Было не больно, было обидно. И когда я добежала до белого забора, слезы у меня текли в три ручья. Обстрел к тому моменту уже прекратился – то ли плюшки досюда не долетали, то ли дамам надоело швыряться ими.
9.
Когда я приблизилась к калитке, то увидела, что из нее выходит Мишина бабушка. Правда, я не сразу ее узнала: она была в ярко-желтом платье, причем каком-то невероятном, в воланах, стразах и перьях, а еще в изящной белой шляпе с живыми цветками маргариток на полях. В руках старушка держала сложенный зонтик поросячье-розового цвета, с кружевами-оборками по краю.
– Что случилось? – воскликнула она, увидев меня.
– Ну… я… они узнали, что я не ведьма.
– И что же? – строго спросила она.
– Кинули в меня плюшки, – опустила я голову.
Она посмотрела на меня внимательно, потом поднесла ладонь в белой кружевной перчатке ко рту, пробормотала что-то и вдруг – ка-ак! – даст мне этой ладонью по левому уху!
Да так, что в ухе зазвенело. Словно серебряные колокольчики пропели веселый короткий мотивчик.
– Вы что?! – вскрикнула я.
– Ничего, – невозмутимо сказала она, раскрыла зонтик над головой и неспеша направилась по дорожке к большому дому. Потом обернулась: – Там обедать еще не звали?
– Нет, – ошарашенно сказала я.
Она кивнула и засеменила себе дальше.
А я осталась стоять столбом у калитки и только потирала ухо.
И ведь вроде нормальная, казалось, старушка. Или нормальная ведьма – это нонсенс?
И что я тут делаю? Что я потеряла среди этих людей? Зачем мне Мишина семья, когда мне достаточно самого Миши?
Поеду-ка я домой. Из поселка должен ходить автобус. А, может, тут железная дорога недалеко имеется, с электричками.
Я выглянула на дорожку – драчливая старушка уже поравнялась со столиком с плюшками. Около него уже никого не было, зато в шатре и около него мельтешили разноцветные платья. Похоже, все побежали усаживаться за стол.
Утки, громко крякая, плавали у берега, толкались, отщипывали куски от плавающих в воде плюшек, а одна, самая нахальная, вспорхнула на столик и тащила плюшку прямо с тарелки.
Но уток вдруг спугнула стремительно рассекающая волны большая лодка. В лодке сидели трое пассажиров и никто не работал веслами – она плыла сама по себе. Похоже, еще гости. В лодке сидели две женщины и один мужчина в черном костюме. Мужчина держал в руках пышный букет из…кажется, георгинов. Интересно, этот букет Далия тоже выкинет?
Но меня это уже не касается.
Прокрадусь в окружную, за кустами и деревьями, к дому, потом, в обход дома, к главной аллее, там – к воротам, и прочь отсюда.
Ох, я же сумку оставила в машине – с ключами от квартиры, мобильным, деньгами… И косметичкой! У меня ведь после рыданий лицо наверняка стало полосатым, как у зебры!
Ну да ладно – все собираются за столом, а значит, у машин никого нет. Надеюсь, Миша не закрыл «Фольксваген» на ключ.
Я нырнула в кусты и стала пробираться вдоль дорожки к большому дому. Хорошо, что я в кроссовках! Но плохо, что они белые! И всяких сухих веток здесь полно. Кажется, до свадьбы эти кроссовки в новом виде сохранить не удастся. Да и будет ли свадьба? Далия такая авторитарная, что вполне может отговорить Мишу связывать свою судьбу с «простушкой».
Миша, конечно, меня любит, но если вся его семья, все эти тетушки, двоюродные сестры, жены братьев, да еще и мама, начнут настраивать его против, то он вполне может и поддаться. Они ведь его семья, он их любит дольше, чем меня.
Дальше было открытое пространство, деревьев было мало – и были они все аккуратные, с кронами-шарами, так что особо не спрячешься. Но все уже собрались под шатром, только девочки играли на лужайке да слуги сновали от шатра к дому и обратно. Так что вряд ли кто обратит на меня внимание.
И я пошла напрямик. Из шатра слышались голоса, смех. Я бы тоже могла там быть, со всеми этими веселящимися людьми.
Но чего только я не натерпелась от них за это утро: мне пожелали, чтобы я осталась хромой на всю жизнь, прилюдно обвинили во лжи (и совершенно несправедливо!), забросали плюшками и дали оплеуху.
Никто не задержал меня, когда я шла через лужайку. Но когда я приблизилась к углу дома, я услышала Мишин голос:
– Вика!
Я обернулась. Ко мне бежал Миша. А за ним важно ступала Далия Георгиевна.
– Ты куда? – спросил Миша.
Я только неопределенно пожала плечами. Потому что знала: если начну говорить – разрыдаюсь.
– Мама хотела… – виновато сказал Миша.
– Что? – с вызовом спросила я подошедшую Далию.
– Извиниться, – процедила она сквозь зубы.
– И… – посмотрел на мать Миша.
– Пригласить тебя присоединиться к обеду, – сказала Далия, высокомерно глядя на меня.
– Спасибо, – гордо вскинула я подбородок, – я не голодна.
– Вика, – умоляюще произнес мой жених. – Ты правда хочешь, чтобы мы уехали домой?
– Я хочу уехать. Ты можешь оставаться.
– Оставайтесь оба, – нехотя сказала Далия.
– Зачем? – вопросила я. – Чтобы вы и ваши гости снова меня оскорбляли?
– Это было небольшое недоразумение, – нервно сказала Далия. – Такое бывает, когда сталкиваются совершенно разные э-э… слои общества. Это как встреча цивилизации с дикарем.
– С дикарями, – уточнила я.
Далия раздула тонкие ноздри:
– С дикарями?
Миша усмехнулся.
– Хорошо, – сказала Далия, – мы тогда немного… перешли границу, – и спросила нетерпеливо: – Ну так как, остаетесь?
Я собираюсь прожить с Мишей всю жизнь. Мне все равно придется так или иначе сталкиваться с его родственниками. Поэтому попробую наладить какой-никакой худой мир, который лучше доброй ссоры.
Я вопросительно посмотрела на Мишу – он умоляюще глядел на меня своими милыми карими глазами.
– Остаемся, – вздохнула я.
– Тогда поспешите, – сказала Далия и посмотрела на свои наручные часики, – обед начнется через пять минут.
Она бегом процокала по бетонным плитам к крыльцу, а оттуда – по дорожке – к шатру.
И тут Миша, улыбаясь, говорит мне:
– У тебя лицо полосатое.
О боже! Я что, в таком виде разговаривала с Далией?
10.
Миша проводил меня в сияющую, всю в зеркалах, ванную комнату на первом этаже и принес мою сумку. Я смыла размазавшуюся тушь и нанесла новую.
Через минут десять мы зашли в шатер.
Цветные платья разбавились элегантными черными пиджаками – кажется, это были смокинги, у них еще лацканы атласные. (И это все пришли «в чем душе угодно»? Похоже, на обеды к Далии иначе чем в самом парадном не ходят. Одна я тут как не знаю что. Ну и Миша тоже. Может, у него нечто вроде подсознательного бунта против диктата матери? Вот он и не одевается как надо. А может, хозяева вне правил? Вон, Мишин папа, сидит себе как ни в чем не бывало в своем бордовом бархатном пиджаке… А может, я тоже вне правил, ведь я Мишина невеста?)
Мужчин было меньше, чем дам. Во главе стола сидела Мишина бабушка Маргарита Петровна, а справа от нее – Далия.
Мы с Мишей двинулись вдоль стола. К Далии как раз подходили те трое из лодки. Упитанный, седой, лысеющий мужчина, тоже в смокинге, впился в Далию жадным взглядом и говорил, протягивая ей букет:
– Милая Далия Георгиевна, позвольте заметить, как вы прекрасны сегодня… Впрочем, как и всегда…
Далия сжала губы в досаде (не тот ли это сосед, которому она как-то букет на голову нахлобучила? Что ж он так упорствует, снова поднося георгины?)
А сосед, причмокнув губами, сказал:
– Вы уж нас извините, мы, кажется, опоздали.
– Ведь вы нас позвали в последний момент, всего лишь за полчаса, – недовольно глядя на мужчину, стелющегося перед Далией, сказала женщина – по-видимому, его жена.
– Что вы! Вы как раз вовремя, – натянуто улыбнулась Далия.
Девушка, что приехала с ними, скользнула глазами по Мише и будто хотела что-то сказать, но Миша в этот момент здоровался с родственниками и не заметил взгляда.
Интересно, кто эти трое? И почему их позвали в последний момент?
Георгины Далия не выкинула. Она приняла их, морщась, и тут же отдала служанке – с повелением унести.
Мы с Мишей уселись у дальнего конца стола.
Официанты откупоривали вино, гости накладывали себе в тарелки закуски и салаты, а у меня вдруг закружилась голова, снова в ней возник серебряный звон, но в этот раз он становился все громче и громче, и будто звенел уже не только в голове, но разбежался по всему телу. Я сама была колоколом, вся, до кончиков пальцев на ногах. Перед глазами поплыли разноцветные клубы тумана, фигуры дам вдруг стали казаться огромными цветками: ирис, ромашка, сирень, роза – разные цветы, будто в хороводе, собрались под шатром. А сам шатер был теперь вовсе не из белого с золотыми узорами полотна – над головой моей сплетались виноградные лозы, слегка шевелились от ветра резные листья, тяжело свисали иссиня-черные гроздья.
Потом вдруг шум исчез, все вокруг стало выглядеть, как раньше, и по всему моему телу разлилось приятное согревающее тепло, словно я выпила ликера.
Нервы, подумала я. Надо же, до чего меня эти ведьмы довели! Пойти на кухню и спросить валерьянки, что ли.
Хотя бокальчик вина тоже неплохое средство.
– Белого, – сказала я официанту, и он налил из светлой бутылки.
Я поднесла бокал ко рту, но выпить мне не удалось. Потому что бокал в моей руке вдруг превратился в белую розу. У них что, бокалы заколдованные?
Я оглянулась – у других гостей были бокалы как бокалы, люди спокойно из них пили красное, белое или розовое вино.
Я повернула розу туда-сюда, укололась пальцами о шипы, ойкнула тихо и положила розу на стол рядом с тарелкой. Из бутона соскользнуло несколько капель росы на скатерть. Или это вино? Я наклонилась над скатертью, понюхала. Роза пахла розой и вином одновременно. Вкусное сочетание, между прочим.
– Ты чего? – раздался над моим ухом голос Миши.
Я распрямилась:
– Ничего.
Миша взял мою тарелку и стал класть туда салаты.
Кончиком пальца я украдкой взяла каплю росы с белого лепестка и лизнула. Хм, вино!
Может, это кто-то пошутил надо мной? Я стала всматриваться в лица. Никто и не глядел на меня. Все жевали, пили, разговаривали.
Ну ладно. Даже если это шутка, она довольно милая.
Миша вернул мою тарелку, наполненную разными вкусностями. Я и не пробовала никогда таких интересных закусок. Желейные квадратики с овощами, карамелизованные кусочки мяса и фруктов, рулетик из теста. Знакомая еда тоже имелась – винегрет, оливье, морковное хе. И это было приятно. Надо же, французский повар, а умеет готовить русские (или чьи они? Ну, наши, в общем, салаты). Может, он и пельмени умеет делать и подаст их на горячее? Обожаю пельмешки…
Что это? Вместо разнообразия салатов на моей тарелке дымилась гора пельменей. Даже сметанка была сверху добавлена. И пельмени – ну точь-в-точь какие мы дома на Новый Год делаем: маленькие, из тонкого, прозрачного теста.
Обалдеть. Я снова быстро зыркнула глазами по сторонам. Но, елки, если это чья-то шутка, то этот кто-то сумел прочитать мои мысли!
– Миша! – толкаю я Мишу под руку и рулетик падает с его вилки.
– Чего тебе?
– Ведьмы умеют читать мысли? – торопливо шепчу я.
– Только этого не хватало!
– Значит?..
– Не умеют, конечно! Иначе я бы тут вообще не выжил!
И он снова утыкается в еду.
Но кто же превратил салаты в пельмени? А бокал в розу? Ну не я же сама! Хотя… Если ведьмы не читают мысли, откуда бы они узнали про пельмешки?.. Так это я, что ли, колдую?! Колдовство – оно что, заразно?
Оплеуха! Мишина бабушка что-то прошептала в ладонь, а потом ею меня стукнула. Значит, можно превратить человека в ведьму? Вот так просто? Не может быть!
Так. Ладно. Если я умею колдовать, то… Я сжала вилку, внимательно поглядела на нее и про себя сказала: «Превратись в ложку» (ну, чтобы не привлекать особого внимания, если фокус удастся). Ничего не произошло. На меня спокойно продолжали глядеть четыре зубца.
Хорошо. Может, вопрос в том, кто кого переупрямит? Я уперлась взглядом в блестящую сталь, нахмурила брови, мысленно прибавила строгости в голосе: «Превратись в ложку!» Откуда-то всплыла фраза, сказанная тонким детским голоском: «Вилки нет, Нео». Но я отогнала ее, сосредотачиваясь на нужном мне приказе.
А вилка взяла и согнулась, мало того, качнула головой туда-сюда и только потом застыла. Ура! Я могу колдовать! Я могу превращать предметы… ну, в гнутые предметы.
Я колдунья. Я колдунья. Я никак не могла осознать этот факт. А вдруг это на время? На какое время? А может, навсегда? Мишины родственники примут меня в семью! И я теперь буду делать все, что захочу! Но Миша… Он же не хочет жениться на колдунье. Он хочет обычную жену. Ох… Я совсем растерялась. Наверное, пока лучше никому ничего не говорить. И как-то обуздать это безудержное, само собой происходящее волшебство. Я вздохнула. От пельменей поднимался такой аппетитный аромат. Поем пока. И подумаю.