Лилия Фандеева
В плену у прошлого
– Оставайтесь. Дня три я потерплю твое присутствие, если ты меня сейчас поцелуешь, – сказал он и, получил жаркий поцелуй. – Ты даже не можешь себе представить, как я рад твоему прилету. Дунаева, я такой старый дурак, что не сказал тебе этого шесть лет назад: родная моя, я тебя очень люблю. Это так трудно носить в себе и молчать. Теперь ты это знаешь и сама можешь принять решение, что со мной делать.
– А мой прилет не может заменить решение и ни о чем тебе не говорит? Как трудно любить и молчать я знаю, но теперь между нами все прояснилось и мы можем начать все с чистого листа, если ты не против этого, – говорила Марина, держа его руку в своих ладонях. – Да и что, собственно начинать, ведь мы с тобой женаты.
– Я от тебя ни за что не откажусь добровольно. Ты нужна нам с Лизой. Думаю, я найду общий язык с твоими сыновьями и мамой. И начнем с того, как и где вас устроить, – нажимая кнопку вызова, сказал он.
Появившаяся медсестра, выслушав пациента, обещала все устроить в течение часа. Рассказав, что гостиница находится рядом. Там можно не только жить, но и питаться, при ней есть обменный пункт и даже детская комната. Это удобно для тех, кто прилетает с детьми. Марине предложили даже чашечку кофе, от которого она не отказалась.
– Марина, раз уж ты здесь, тебе придется познакомиться с моими родителями. Я рассказал, что ты была замужем, у тебя два сына, один из них приемный. Лиза наш общий ребенок. Могут тебя с Лизой пригласить на обед или ужин. Двадцать пять лет, которые они прожили здесь, наложили свой отпечаток, и вытеснили русское гостеприимство. Они живут в Эйн Карем. Отец работает здесь в клинике в отделении гинекологии. Зовут его Андрей Зейдман. Он взял фамилию мамы. В свои шестьдесят пять он выглядит молодо.
– Что говорят доктора? Ты второй раз оставляешь мой вопрос без ответа.
– Не волнуйся, со мной все в порядке. Боль снимают, колют от души. Осложнений нет. Время покажет. Через пару недель буду, как новый. Недель через шесть обещают выздоровление. Ты сама не передумала определять меня на постой?
– Не надейся. Я уже предупредила Третьякова, что нашла ему соседа. Нашей клинике до этой, как до луны, а вот кофе подали плохой.
– Марина, я думаю, когда выпишусь, полечу сразу в Москву. Определюсь с больничным листом, а нет, оформлю очередной отпуск. Что скажешь?
– Ты знаешь, что я редко меняю свои решения. К тому же, ты будешь вынужден лететь через Москву, прямого рейса к нам нет. Сделаешь все свои дела, а мы будем тебя ждать столько, сколько потребуется.
Через полтора часа, разбудив Лизу, Марина с ней покинули клинику до завтра, а еще через час, уже пообедав, отдыхали в уютном номере, разложив свои вещи в шкафу. Следующие три дня полетели незаметно. С утра, позавтракав, они час гуляли, пока у отца Лизы были процедуры, потом навещали его в клинике, где проводили часа два. Гуляли, обедали, отдыхали и шли навестить Воронцова. Принося ему фрукты и соки. В первый рабочий день Марина познакомилась с отцом Виталия Андреевича, и он любезно пригласил их с Лизой на ужин. Она познакомилась и с матерью. Сестра Воронцова жила недалеко, но в другом городе и пообещала сама связаться с Мариной. Девятнадцатого числа, придя навестить больного, они застали его на ногах. « Лед тронулся, – сказала она, целуя Воронцова в щеку. – Ты у нас большой молодец».
– Мама, папа опять может ходить. Тепель он поплавится, и сам плилетит к нам в большой дом.
– Обязательно, Лизонька, прилечу. Будем Новый год отмечать вместе, – говорил отец, присаживаясь рядом с ней на кровать.
– Ты не торопишься давать обещания? – обнимая и целуя его, говорила Марина. – Для начала, папочка, восстановись процентов на пятьдесят-семьдесят.
– Хорошо. Пусть это будет Новый год по старому стилю, – не сдавался Воронцов.
Марине удалось поговорить с доктором Воронцова. Выслушав все ее вопросы и узнав, кто она по профессии, доктор доступно и просто сказал:
– Вы зря так переживаете. Да, есть некоторые неудобства для него, но это пройдет. Черепная коробка с мозгами, не брюшная полость с внутренностями, а мы туда проникли, как вы при ваших операциях. Пройдет реабилитацию и все функции восстановятся. Он еще оперировать сможет. Вопрос только в том: как скоро?
Марина с Лизой провели небольшую экскурсию по святым местам, и познакомилась с сестрой Воронцова накануне своего отъезда. Она и посоветовала, что привезти в качестве подарков членам семьи и коллегам. Сладости, сушеные фрукты, орехи, вино и косметику. Марина купила подарки всем, включая Варвару с мужем. Домой они с Лизой вернулись двадцать первого.
Утром двадцать второго Марина Егоровна вышла на работу, а домашние начали подготовку к Новому году. Через неделю в отделении организовали маленькую встречу Нового 2017 года, а последствия, которой нужно было устранять Марине Егоровне, выручая коллег. На следующий день она провела обход за троих и теперь сидела с историями болезни. Впереди были выходные дни и это ей над было учесть. Марина понимающе относилась к данной ситуации, ведь коллеги тоже ей шли, последнее время, на встречу. Время близилось к полудню, когда они, входя по очереди в ординаторскую, глядя на нее, улыбались. Закончив записи и убрав истории болезни в папки, она прямо спросила:
– Что сегодня, дорогие коллеги, со мной не так? Вы вместо благодарности, решили посмеяться? И что нашли смешного?
– Марина Егоровна, там к Вам очень странный посетитель, а мы раздумываем: впускать его или нет?
– Наш больной? – спросила она, не чувствуя подвоха.
– Не наш – это точно, скорее Ваш.
– Клоуны, а не мужики. Устраиваете цирк. Вам вчерашнего не хватило? Пусть войдет.
Дверь открылась, а на пороге она увидела Воронцова.
– Ты? Тебя выписали? Ты когда прилетел? – спрашивала она на ходу, вставая из-за стола и идя навстречу. – Как твои дела? – Она подошла совсем близко.
– Все хорошо, ты не волнуйся, – сказал он, сделав шаг ей на встречу и крепко обнял, не стесняясь присутствующих. – Я от этих шутников тебя забираю. Весь мой оставшийся мозг вынесли за час, – улыбался, глядя на нее Воронцов.
– Ты здесь уже час? Эти тунеядцы обо всем знали и молчали?
– Представь себе. Эти две наглые физиономии развлекали меня и ждали, пока ты закончишь заполнять истории болезни их больных, – говорил он, глядя на бывших коллег, с которыми проработал ни один год.
– Тогда мы уезжаем, Виталий Андреевич, а самые грамотные остаются до конца смены еще на час. Попробуйте пожаловаться на меня Морозову. С наступающим Новым годом вас всех!
Она переоделась, и они спустились к машине, по дороге забрав его сумку с вещами.
– Ты так и не сменила машину? – бросив сумку на заднее сидение и садясь на место рядом с ней, спросил он.
– Зачем? Мой «Ярик» меня не подводит, и мы живем с ним в согласии. Я ему меняю масло и резину во время, а он исполняет свою работу и не подводит. Мы с ним понимаем друг друга.
– Послушай меня, Марина, может мне сразу ехать в квартиру к Третьякову, а завтра наведаться к вам. Есть хороший повод.
– Не выдумывай. Борис Романович дал мне понять, что я живу в доме ни как бывшая жена его сына, а как дочь его жены. Будет неуютно – съедешь. В доме есть комната для гостей. Разговора между вами, в любом случае, не избежать, а Лиза тебя заждалась.
– Ты забыла, что у меня в городе не только квартира, но и тетя, которую в скором времени навестят мои родители. Загорелись прилететь в Сибирь. Говорят, что соскучились. Но я думаю, что причина в другом. Сгорают, скорее всего, от любопытства: как и где, устроился их сын? Что за семья у невестки? Что ты им там наговорила?
– Ничего лишнего. Рассказала без прикрас обо всем и всех. А еще, поговаривают, что у вас со Стрельниковой общий ребенок, которому около шести лет. Тебя там тоже ждут? Она, в мой отъезд, интересовалась твоим здоровьем.
– Марина, ты в праве мне не верить, но Лариса Стрельникова никогда не вызывала у меня не только желания, но и интереса. Дело в том, что она, мягко говоря, никогда не была разборчива в связях, а я этого никогда не принимал, хотя себе позволял многое. Слух, думаю, она же и распустила, не рассчитывая на мое возвращение. У тебя нет повода мне не доверять. Я думаю, как меня встретят?
– Ты надолго? Не думай о том, как тебя встретят, а подумай, что ты будешь делать дальше.
– Больничный лист у меня до двадцать пятого января, потом, при необходимости, я могу оформить отпуск. За это время мне нужно найти работу.
– Собираешься вернуться сюда? Ты обо всем и всех хорошо подумал? А как же Москва?
– А ты против моего возвращения? А эти слова в лифте? А твой прилет в клинику? Все это было из сострадания?
– Все было, Воронцов, от чистого сердца. Немного зная тебя, я могу предположить, заметь, только предположить, что пока ты не встанешь крепко на ноги, ты не поведешь меня под венец. А я не хочу долго ждать.
– Тебе не придется ждать. Я откровенно поговорю с твоей семьей и думаю, мы найдем компромисс. А в каком городе мы будем жить, теперь зависит не только от меня.
Была бурная встреча отца с дочерью, гулявшей во дворе с дедом Пашей и наряжавшей елку, растущую за домом. Были показательные выступления съезда с ледяной горки и экскурсия по саду и двору, которая плавно перешла на показ комнат в доме с короткими комментариями, знакомство с игрушками и книжками, доставшимися ей в наследство от Дениса. Только через полчаса Лиза позволила отцу познакомиться с хозяйкой дома и членами семьи, которые наблюдали эту картину. «Не трогайте ее. Стрекоза скоро угомонится», – говорила Ольга Сергеевна внукам.
Воронцов познакомился с хозяйкой и Денисом. Пожал руку Родиону, с которым был уже знаком.
– А я Вас помню, – сказал Денис, ответив на рукопожатие. – Вы приезжали к нам в деревню. Ваша машина мне казалась такой большой, блестящей и красивой. Мы с Вами еще на речку ходили.
– Хорошая у тебя память. Шесть лет прошло. Как учеба? Как с хоккеем?
– В школе без троек, а хоккей можете оценить уже третьего числа. У нас городской чемпионат будет проходить. Придете?
– Раз приглашаете, приду обязательно. Я не особый знаток, но поболеть люблю.
Воронцов, держа Лизу на коленях, проговорил с ребятами минут сорок, отказавшись от кофе и чая.
– Лиза, покажи папе, как и где ты устроилась, – попросила Марина дочь, и теперь следовала за ними в спальню. – Здесь было раньше, что-то вроде кабинета, но при строительстве, я думаю, предполагалась детская комната. Это очень удобно, пока ребенок маленький. Ну как?
– Как в замке принцессы. Тебе, дочка нравиться?
– Мне очень нлавится. На кловати я сплю, а на диванчике мы с мамой и бабушкой читаем сказки. Ты видишь, папочка, сколько у меня новых иглушек. Мне их подалили Лодя и Деня. А еще у меня есть наш планшет, там много игл и мультиков. Я сейчас плиду.
– Марина, Лиза нашла со всеми общий язык?
– Нашла. Она дружит даже с Варварой и ее мужем, но тебя ждала с нетерпением. Скажи откровенно: тебе спокойнее будет жить в этой комнате или в гостевой?
– Я с удовольствием бы поселился рядом с тобой, но давай подождем решение твоей семьи. Я такой счастливый, Маринка, девочка моя. Неужели и на моей улице наступит долгожданный праздник? А какой я гордый. Мужики, рассказывая о твоей работе, называли тебя «второй Воронцов». Меня прямо распирало от гордости, – говорил он, обнимая Марину.
– Смотри не лопни, – шутила она. – Мне мужики тоже многое поведали, правда, с большим опозданием. Не надо на меня так смотреть. Я теперь точно знаю, за чей счет училась и кому обязана теплым местом. Спасибо тебе. Ты придумал хороший план, но не продумал его до конца. Шесть лет – это тебе наказание за твою оплошность в расчетах.
Глава 11
Вернувшийся с работы Невский, познакомившись с Виталием Андреевичем, пригласил его в кабинет. Он не знал, что скажет гостю конкретно, не зная о его планах, но поговорить им было необходимо.
– Виталий Андреевич, как выше здоровье? Я хочу, чтобы Вы были со мной предельно откровенны.
– До полного восстановления мне нужен месяц, два. Сейчас у меня больничный лист, потом отпуск. За это время я должен найти себе работу. Хочу вернуться в профессию, но не знаю, смогу ли. В отношении Марины у меня самые серьезные планы. Только она ждать не хочет, а я не могу свалить свою неустроенность ей на плечи. У меня есть хорошая квартира в городе, но я не знаю, когда ее могут освободить. Она шесть лет эксплуатируется моей тетей. Я не могу нарушать идиллию в вашей семье, а как мне по-другому поступить не знаю.
– Марина хотела съехать из этого дома, но я уговорил ее остаться. Уедет она, забрав Дениса, а следом съедет Родион. Съедет не к матери и деду, а к ним. Оленька не оставит мальчишек, значит, будет разрываться между мной и ими. И что это будет за жизнь? Теперь Лиза. Она привязана к тебе, но она и Марину полюбила. Как с этим быть? Ты думаешь, мы не сможем ужиться одной большой семьей в этом доме? Гордость и гордыня, разные понятия.
– Вы говорите искренне? Вы не против того, что я буду жить с вами под одной крышей? Это, как-то неправильно, мягко говоря.
– Ты думаешь, я бесчувственный чурбан и многого в жизни не понимаю? Когда Марина уехала к тебе в Москву, у нас, наконец, появилась возможность сделать ее жизнь в этом доме уютной, не напоминающей о прошлом. Она вернулась в совершенно другую комнату. Мы вынесли не только вещи, но и часть мебели. Ей стало проще. Теперь я о ней думаю, как о дочери любимой женщины и хочу, чтобы она была счастлива сейчас, а не через сорок лет, как мы с ее матерью. Илья не сделал Марину счастливой. Не будь тебя, возможно, появился бы кто-то другой через год, два. Она, как никто, заслуживает счастья. Раз все так сложилось, а ты приложил к этому руку, вы спокойно можете жить здесь вместе с нами. Во-первых, вы по документам женаты, во-вторых, так будет лучше для всех. Ты можешь относиться ко мне, как к ее отчиму. Разве я много прошу?
– Вы меня удивили. Я рассчитывал на тяжелый и трудный разговор. Готовился, по меньшей мере, к негодованию, обвинению, а нашел понимание и участие. Спасибо. Я очень постараюсь Вас не разочаровать, а Марину и ребят сделать счастливыми. А как ко всему этому отнесутся и что подумают Ваши знакомые, друзья, партнеры?
– Мне глубоко наплевать, что они подумают или, что могут сказать. Чтобы не происходило в моей семье, всегда найдутся сторонники и противники. Я слишком долго жил по правилам, пора жить так, как велит душа и сердце. Настоящих друзей я потерял давно, а партнерам нет дела до моей семейной жизни, если она не касается бизнеса. Работа и семья теперь для меня, как мухи и мед. Виталий, мне скоро шестьдесят лет. Даже, если я проживу еще лет двадцать и успею дождаться правнуков, я не дам страдать ни одному члену своей семьи, кто бы это ни был. Чувства ни письма, ни фото, их нельзя удалить одним нажатием клавиши. Их нельзя запретить, их надо беречь, ими надо дорожить. Ты взрослый мужчина, воспитывать тебя не нужно, сам все понимаешь. Идем, попробуем донести это до нашей молодежи.
За ужином, дождавшись чая, Невский Борис Романович, глава семьи, попросил Варвару забрать Лизу в помощники.
– Вы ребята взрослые люди и разговор будет у нас с вами тоже взрослый. Я не знаю, чем и о чем думал наш доктор, когда все затевал, но раз так все сложилось, нам с вами нужно принять одно решение. По закону, всем бумагам, он муж Марины, и мы должны либо принять этот факт, либо обосновано отрицать. Его отношения к вашей матери очень серьезные и он этого не скрывает. А ваша мама хочет стать его женой, как можно быстрее. Я ничего, Марина, не перепутал?
– Вы все сказали правильно. Я хочу, чтобы Виталий стал моим мужем, и вы приняли его в нашу семью, – сказала Марина, глядя на сыновей.
– Дедушка, я лично не против того, чтобы Виталий Андреевич жил с нами, – сказал Родион. – К Лизе мы уже привыкли и даже подружились.
– Я тоже «за», но у меня только одно условие: я буду называть Вас по имени отчеству, а не дядя, – сказал Денис.
– Постарайся, Виталий Андреевич, сделать мою младшую дочь счастливой, – попросила Ольга Сергеевна. – Мы должны доверять друг другу. Ложь в этом доме больше не живет.
– Видишь, доктор Воронцов, все не так страшно, как тебе представлялось. Отныне, считай себя членом нашей семьи. Только хочу тебя предупредить: хозяин здесь я, но все важные решения мы принимаем вместе, сидя вот за этим столом. Ты имеешь право голоса, как мы все.
После ужина Денис и Родион поднялись к себе.
– Дунай, чем ты не доволен? – спросил Родион. – Он тебе не нравится? Что в нем не так?
– Нормально все и я всем доволен. Почему мне чужой мужик должен нравиться? Пусть он маме нравиться, а я переживу.
– Ты посмотри на это с другой стороны. Марина молодая и она, возможно, спустя время вышла бы замуж за другого. Ты же не будешь отрицать такую возможность? Молодец! – сказал Родион. – А ты уверен в том, что другой будет лучше этого? Воронцов любит Марину, а значит, не обидит, и не сделает больно. Ты от меня тоже не в восторге, но мы, мирно живем. Принимай его ни как мужа матери, а как отца Лизы. В отцы он нам набиваться не будет, он мужик взрослый и понимает, что нам это не нужно, и любить тебе его необязательно. Мы можем просто относиться к нему, как к другу, приятелю. Будет жить с нами, будем знать, что за человек.
– Отец жил с нами. Много ты о нем узнал?
– Много! Так много, что на двоих хватило бы. Он не всегда был таким, и ты это знаешь. Не надо помнить только плохое, было между нами много хорошего. Я хочу, Денис, чтобы Марина была счастливой, чтобы улыбалась, радовалась, шутила, а не ходила, как тень.
– Извини. Я не хотел тебя обидеть. Само вырвалось.
– Ты, Дунай, дурак! Тебе достались такая мать и бабушка, что позавидовать можно. А ты, вместо того, чтобы видеть счастливыми одну и вторую, ищешь все время причину и сомневаешься. Или ты мать ревнуешь ко мне, к Лизе, теперь к Воронцову? Тогда ты, ДЕД, дважды дурак. Она может любить нас всех одинаково, но дороже для нее все равно ты. Если ты этого не понимаешь, значит, не дорос еще. Лет через пять, будешь как я, думаю, дойдет.
– Не заводись. Я думаю о маме и хочу, не меньше тебя, чтобы она была такой, как раньше. Она уставала, много работая, мы жили проще и скромнее, но у нее всегда было хорошее настроение, мы все время что-то придумывали, шутили, смеялись. Мы дружили, и у нас не было тайн друг от друга. Я не против того, что Виталий Андреевич будет ее мужем. Может он сможет сделать нашу маму счастливой.
Уложив Лизу спать, прочитав ей сказку на ночь, Воронцов прикрыл дверь в ее комнату и взглянул на Марину, лежавшую в кровати.
– Чего я себя лишил шесть лет назад? – говорил он, ложась рядом. – Не надо думать о времени, которое бежит слишком быстро, не надо обнимать подушку, которая еще хранит твой запах, а можно просто обнять любимую женщину, зная, что она будет рядом каждый прожитый день.
– Я тоже виновата и поступила глупо дважды. Первый раз, когда позволила тебе уехать, промолчав о своих чувствах. Второй раз, когда вышла замуж за Илью. Если бы он так не спешил с браком, возможно, я сумела бы разобраться в себе и в нем. Мы с ним встречались всего четыре раза до трагедии. Потом наезд, страх, операция, реабилитация. Меня сразу оберегали, чувствуя некую вину, потом отвергали, так как потеряли интерес, – говорила Марина, положа свою голову на грудь Воронцова. – Я сама искала причины столь быстрой смены в отношениях и не находила. Я была уже здорова, но к этому времени мне нашли замену. Потом я узнала о болезни Ильи, Борис Романович сам мне рассказал, и мне стало страшно. Так что брак мой был обречен с самого начала и конец был предсказуем. – Марина коротко рассказала о жене и сыне Невского.
– Ты боишься за наследственность Дениса? Не переживай. Денис мальчик, а это случается чаще с девочками, если болен отец. Мы можем все обдумать, чтобы узнать правду, не посвящая Дениса в детали. Марина, ты будешь счастлива, я тебя очень люблю. Мы с тобой продолжим начатое и наверстаем упущенное, а ты помни только хорошее и все плохое прости. Я всегда мечтал о большой и дружной семье, и очень боялся: справлюсь ли? Теперь я уверен в том, что все осилю. Обещаю.
Он осыпал поцелуями ее тело, и она вспоминала, что такое уже было, когда это были не просто отношения между мужчиной и женщиной, а нечто большее. Когда не только тело, но и ее душа стремится к нему, когда хочется раствориться в этом человеке и стать с ним единым целым…
Встреча Нового 2017 года была веселой и шумной. Потом прилетели родители Воронцова. Они остановились у сестры отца, но дважды посетили дом Невских. В это же время у ребят были городские соревнования по хоккею, в которых они заняли второе место. На матчи ходили болеть всей семьей. Отношения между Денисом и Воронцовым стали ровными. Он не давил на подростка, не заискивал перед ним, был готов помочь, но помощь свою не навязывал, говоря: – «Обращайся, если будет нужна помощь. Вместе осилим». Проводив родителей, Воронцов занялся поисками работы. Он побывал в медицинском университете, встретился в своей бывшей клинике с коллегами, бывшими сокурсниками. Были предложения достойные и не очень, но все упиралось в заключение комиссии, которую назначили на семнадцатое феврале. Ему нужно было знать, какой вердикт вынесут доктора, для окончательного принятия им решения. Небольшие денежные сбережения у него были, и сидеть на шее жены он не собирался. Всеми финансовыми вопросами, по ведению домашнего хозяйства, занималась Ольга Сергеевна, и он решил эту проблему с ней.
Виталий Андреевич, находясь в очередном отпуске, летел в Москву в середине февраля на комиссию, где решался вопрос о его профессиональной пригодности. Он очень волновался. И волнение это было вполне объяснимо. Больше двадцати лет он проработал хирургом, и в свои неполные сорок четыре года не знал, как сможет обходиться без этого. Вопрос с работой на кафедре в медицинском университете был практически решен, но ему хотелось надеяться на возвращение в операционную.
Он вернулся в город девятнадцатого февраля довольный собой и своей жизнью. Теперь все зависело только от него. Воронцов уже не сомневался в том, что есть некая третья сила, подтолкнувшая его позвонить Дунаевой, и которая так распорядилась его судьбой. У него есть большая семья, в которой, если кто и не любит его, то проявляет уважение. Есть жена и дочь, есть названые сыновья, есть даже теща и тесть. А главное, есть взаимная любовь. Полтора месяца, прожитые им в семье, оказались самыми счастливыми за последние десять-пятнадцать лет. Он уже не мог представить свою жизнь вне этого дома. Самолет доставил его в аэропорт в пять утра в воскресенье, и он приехал к дому, когда еще спали даже Варвара с мужем. Запертую калитку ему отворила жена, которая пять дней с нетерпением ждала его возвращения.
– Всего один вопрос: какой вердикт вынесла комиссия? –
спросила нетерпеливо Марина.
– Здоров, как племенной бык, отсюда все потребности, а все подробности после душа с тобой…
Теперь они тихо переговаривались в кухне за чашкой кофе, плотно прикрыв дверь столовой, давая возможность домашним выспаться.
– Как все прошло? – спросила Марина. – Не томи, говори.
– Все хорошо. Я могу оперировать, могу руководить, могу все. Я уволился с прежнего места работы, но квартиру не продал, она Лизина, и прописка у меня и Лизы осталась московская.
– У меня для тебя новость. Наш Морозов уходит начмедом. Пойдешь работать в отделение?
– Пойду, но не в наше отделение. У меня для тебя тоже есть новость. Я отказался от должности заведующего отделением. Пусть Игорь растет, а мне предстоит сделать выбор.
– А ты, Воронцов, молодец. Поступок достойный. И, как ты себя будешь чувствовать в роли подчиненного?
– А кем я работал в Москве? Доктор медицинских наук еще не значит хороший практик. Среди них много теоретиков. Начнем мы, Дунаева, с первого марта работать в одной клинике, но в разных отделениях. Буду либо в нейрохирургии помогать Шилину, либо приму должность главного врача. Тебе что больше нравиться?
– Выбирать тебе, дорогой мой. Я рада, что тебя оценили по достоинству, но в любом случае, предупреждаю: твоих былых похождений не допущу.
– И что ты сделаешь? – улыбнувшись, спросил Воронцов, обнимая жену.
– Разведусь!
– Не переживай. Седина у меня появляется, но бесов я давно изгнал. Еще там, на святой земле, я дал себе слово: никогда тебя не огорчать, не обижать, беречь и любить. Я хочу быть счастливым, я уже счастлив и буду в этом состоянии находиться оставшиеся годы.
– Твои родители пригласили Невских в гости.
– Ты серьезно? Позвонили и пригласили? Этого я от них не ожидал. И что думают по этому поводу Невские?
– Борис Романович уговаривает маму поехать, а она, как всегда, сомневается. Бережет семейный бюджет. Да, я подписала документы об отказе от наследства в пользу отца Ильи. Родиона до совершеннолетия взял под опеку он.
– Марина, а почему Родион остался с вами, а не с матерью?
– Он переехал в этот дом, когда был на год старше Лизы, здесь и вырос. Сначала с няней, потом с отцом и дедом. Илья сразу усыновил мальчика. Он очень был привязан к отцу, а я боялась, что он окажется «мажором», но нет, ни малейшего намека на такое воспитание. Илья и Борис Романович сумели воспитать приличного парня. Узнав нашу историю, отношения с матерью стали еще сложнее, и когда стал вопрос выбора, он выбрал его. У нас с ним были доверительные отношения, мальчишке явно не хватало тепла, с Денисом он был знаком, и жили мы дружно. Он очень переживал о том, что случилось, и я сама предложила ему остаться. Юридически он Борису Романовичу внук, мне, вроде как, пасынок. Он сам сделал свой выбор, а его мать не возражала.
– Еще бы она возражала после того, что натворила.
– Эта тема в доме закрыта. Виновны в трагедии оба. Да, ты не удивляйся, если Борис Романович предложит тебе воспользоваться машиной Ильи. Для меня она тяжелая, а он пользуется служебной. Пылиться и место в гараже занимает. Захочешь купить по бросовой цене, не стесняйся.
– Марина, а ребята не хотят поехать с Невскими в Израиль на весенних каникулах? – спросил Воронцов, словно не слыша сказанного.
– Виктор Степанович, второй дед Родиона, предложил ему, после поступления в вуз, поездку вдвоем в любую страну. Родька отказался ехать без Дениса. Дед сам мне звонил и интересовался тем, как я отношусь к данному вопросу. Родион не определился еще с вузом, но есть возможность подать документы, ни в один, а в два, три.
– Это хорошо, что мальчишки дружат. Разница в возрасте пять лет, дает Родиону возможность оценивать все по-взрослому. Надо мне поговорить с Ольгой Сергеевной и Варварой Степановной, если ребята надумают поехать. Ведь если наш педагог уедет, Лиза останется на ней. При этом едоков станет меньше, а грязнуля останется всего одна.
– Не наговаривай на дочь. Она молодец. Начинает читать уже бегло. В своей комнате соблюдает порядок, глядя на ребят. Кушает хорошо, не капризная, умеет сама себя занять и помочь старается. У меня к ней претензий нет, и я ее к тебе не ревную.
Дождавшись прихода Варвары, чтобы не смущать ее своим присутствием, ушли к себе и начали с разбора сумок, привезенных Воронцовым с вещами, оставленными на консервации.
За завтраком Виталий Андреевич рассказал присутствующим о своих новостях и поинтересовался планами ребят на весенних каникулах.
– Не хотите полететь вместе с бабушкой и дедушкой? Это не будет развлекательная поездка, но для знания истории и культуры познавательно. С арабской страной вы уже знакомы, возможность познакомиться с Израилем появилась. Подумайте.
– Маме понравилось, правда, времени у нее было мало. Я поеду и посмотрю на Мертвое море, а Родион пусть любуется океаном, – говорил Денис, глядя на названого брата.
– Ничего подобного. Мы все вместе посмотрим на Мертвое море. Вы возьмете нас с собой, дед? А вот, если сам в университет поступлю, тогда поговорим об океане, – ответил Родион. – Я не буду учиться платно. Мне не денег жалко, у меня их нет, а вот напрягать дедов, и при этом платить без конца не буду.
В этот же день Марина поговорила с Борисом Романовичем.
– Если ребята решат поехать с вами, сделайте так, чтобы Денис прошел там обследование. Я после Вашего рассказа о болезни Ильи, все время сомневаюсь в его наследственности. Мне ничего не приходит в голову, но это нужно сделать. Я с ума сойду.
– Не беспокойся, я все сделаю.
Представлять главному врачу Воронцова коллегам не было надобности. Большинство работали с Виталием Андреевичем со дня основания клиники и до его отъезда. Передача дел и ввод в курс дела заняли больше недели. Воронцов был хорошим доктором, но плохим финансистом и посредственным администратором. Этому нужно было научиться. Первое, что он сделал, оставил «старую» секретаршу. Малахов был удивлен таким выбором, но в душе порадовался. Его соратница и верная помощница осталась при деле. Бойко Светлане Федоровне было пятьдесят лет, она работала четырнадцатый год в клинике. Была хорошим специалистом, исполнителем, а главное порядочным человеком. Со вторым было немного труднее. Он начал изучать финансовые документы самостоятельно, чаще всего консультируясь с Борисом Романовичем, чтобы не выглядеть в глазах коллег «двоечником». С того времени, как Воронцов принял должность и начал работать, он стал чувствовать себя в большой семье увереннее. Отношения с хозяевами дома и детьми стали родственными и теплыми. Окончив третью четверть, ребята полетели с Невскими в Израиль. Родион оказался понятливым, и после разговора с дедом предложил Денису:
– Дэн, составишь мне компанию в обследовании. У нас город хотя и большой, но я хочу это сделать втайне от всех, даже от матери. Я не знаю, кто мой биологический отец. Может он алкаш, наркоман или, того хуже, психопат. Да и наш отец, если бабка наградила чем, мог тебе передать по наследству невесть что. Он был не настолько пьян, когда душил мою мать. Не хочешь, я все равно пойду один. Страшно конечно, но я буду уверен: здоров я или болен. Чего надо опасаться или быть спокойным за свое поколение, – говорил он, уже сомневаясь в своей наследственности.
– А как мы объясним деду с бабушкой свое отсутствие и где возьмем деньги? – спросил Денис. – Я пойду с тобой, если ты сам придумаешь, как оправдаться.
– Деньги у меня есть, а что сказать я придумаю.
Путешественники вернулись первого апреля. Денис сам не удержался и рассказал о своих тестах и анализах матери, при этом, не упоминая Родиона. Через два месяца Родион успешно сдал ЕГЭ, отметил свой выпускной, куда пригласил мать, Марину и двух дедов. Мать отказалась, и он понял причину отказа, но не смог не пригласить Марину. Он подал документы в два вуза сразу на три факультета.
