Лилия Фандеева
В плену у прошлого
Глава 10
Самолет взлетел точно по расписанию. Родион, устроившись в кресле, уснул, а Марина, прикрыв веки, мысленно вернулась на шесть с половиной лет назад, в середину две тысячи десятого года. « Почему я не сказала ему о своих чувствах, а он скрыл свои? Мы могли попробовать быть счастливыми, и он не уехал бы. А как бы я поступила, находясь в отношениях с Воронцовым, встретив потом Илью? Господи, как же все сложно в нашей жизни. Делаешь один неправильный выбор, опираясь не на чувства, а на разум, сама при этом оправдываешь себя, страдаешь и вновь повторяешь ошибку. На этот раз, поддавшись чувствам, полностью отключив разум. Где та золотая середина?» – думала Марина. Рейс в столицу прибыл по расписанию. Взяв такси на стоянке аэропорта, они ехали по адресу, названому Мариной. Столица уже проснулась, ярко горели фонари, а зимнее солнце еще не взошло.
– Почему он нас не встретил? – сонно зевая, спросил Родион.
– Может, чувствует себя неважно, может просто боится этой встречи. Разберемся на месте.
– А можно мне, пока вы будете разбираться, и решать свои дела, я погуляю по городу?
– Можно, соблюдая два условия: не есть ничего на улице. Для этого есть кафе, пиццерия, ресторан. Запомнить хорошо название ближайшей станции метро. Мы с тобой, сын, живем в миллионном городе, но в сравнении с Москвой, он глухая провинция. Помни об этом. Телефон есть, звони. Надумаешь, что приобрести, сделаем это завтра.
В квартире их встретила немолодая женщина, у которой на лице было выведено крупными буквами: «Я вас боюсь».
– Вы Марина Егоровна? – спросила она, уверенная, что это она. – Проходите. Виталий Андреевич будет не раньше девяти, а Лиза еще спит. Вы в это время уже завтракаете? – суетилась она. – Меня зовут Галина Ивановна.
– Галина Ивановна, не волнуйтесь Вы так, – сказала Марина, снимая верхнюю одежду. – У нас с Родионом нет причин для ссор и скандалов. Мы приехали с миром. Если Виталий Андреевич не будет возражать, мы решим все бумажные дела и вернемся через день назад домой вместе с Лизой. Пока он поправится, девочка поживет с нами. Вы думаете, мы поступаем неправильно?
– Делайте так, чтобы девочке было хорошо. Лизонька чудо ребенок: хорошая, добрая, самостоятельная и умная, – говорила она, приглашая гостей к завтраку. – Она днем в саду, я здесь на хозяйстве. Он справляется сам. Утром завозит ее в сад, потом едет на работу, а после работы забирает, и возвращаются домой. Ночую, когда ее отец дежурит. Он очень ее любит. Кто же мог знать, что в их жизни так все обернется. Здесь оставлять ее не на кого, а там есть у нее бабушка, дедушка, тетя. Другой вопрос: нужна ли она им будет?
– Значит, он не собирался оставлять Лизу здесь?
– Была у него такая мысль, да после разговора с адвокатом, он от нее отказался и Вам позвонил. Вы завтракайте, пока все не остыло. – Она начала свой рассказ, начиная с момента рождения Лизы, закончив сегодняшними днями. О том, что Лиза любит, чем увлекается, чем играет и как питается. Никто из троих не заметил, как на пороге появилась Лиза, которая кулачками терла глаза.
– Вы кто? – спросила она сонно, а увидав лицо повернувшейся Марины, прошептала: – «Мама». – Мамочка, ты плиехала? – она уткнулась лицом в плечо сидевшей на стуле Марины.
– Я приехала, доченька моя, – еле сдерживая слезы, сказала Марина, беря ее на руки, прижав к себе и целуя в голову. – Прости, что так долго задержалась. – Она не испытывала к этой девочке пока материнских чувств, но она не могла позволить себе омрачить искреннюю радость ребенка, который дождался свою маму. Они так и сидели, обнявшись еще минут пять.
– Я сегодня пойду в садик? – спросила Лиза, глядя на мать.
– Я тебя туда отведу сама, а заберу сразу, как только закончу в городе все свои дела. Ты знаешь, что папе нужно уехать на время?
– Знаю. Он хочет заблать меня с собой, а я хочу остаться с тобой. Можно?
– Можно, я тебя в обиду, как старший брат, не дам, – сказал Родион. – Дом у нас большой и там еще живут Денис, дедушка и бабушка. Полетишь с нами на самолете туда, где зима настоящая и снега много? Где мороз за щеки щиплет, а во дворе ледяную горку можно построить. У нас во дворе елка настоящая растет, а еще есть большая, но умная собака.
– Настоящая? А как ее зовут? Папа не оголчится? Он нам все это лазлешит?
– Собака настоящая и зовут ее Динар. Вы подружитесь. Папа будет скучать, но обязательно разрешит. Я сама с ним поговорю, – целуя Лизу, говорила Марина. – Умывайся, завтракай и покажешь мне свой сад.
– Я обед и ужин приготовила, – сказала Галина Ивановна. – Вам его только разогреть. Можно, я зайду в субботу проститься с Лизой? Детский сад рядом, Лиза знает дорогу. Вещи ее все в шкафу. Она Вас так ждала. Вы уж простите Виталия Андреевича за обман. Отец хорошо, но всем детям нужна мама.
– Заходите ближе к вечеру, чтобы застать нас дома. К Вам, наверняка, останутся поручения от Воронцова. Спасибо Вам. – Пойдем одеваться, принцесса, – обратилась она к Лизе, а войдя в комнату к ней, увидела большие фотографии в рамках. На нее смотрели Воронцов и она сама. Это было фото, обрезанное, но увеличенное с группового снимка. Ее портрет, стоявший рядом, тоже был сделан подобным образом, но с фотографии годичной давности. Наряд и прическа напомнили ей о регистрации брака с Ильей. – Давно они здесь стоят? – спросила Марина вслух сама себя, открывая шкаф с вещами Лизы. Окинув полки и плечики шкафа, узнала, что из вещей есть у нее. – В нашем небольшом коллективе есть агент. А иначе, откуда у него это фото?
Детский сад находился в пяти–семи минутах ходьбы от дома. Марина попросила приготовить документы Лизы и написала заявление на двухмесячный отъезд по семейным обстоятельствам. Теперь ей оставалось посетить детскую поликлинику и загс. Но прежде всего, поговорить с Воронцовым. Марина опять вернулась в квартиру, а Родион ее покинул, обещав при этом быть хорошим парнем. Воронцов переступил порог своей квартиры в девять двадцать. Марина притаилась на кухне, сердце почти выскакивало из ее груди. Он снял куртку, под которой прятал розу, снял обувь и только после этого направился в кухню.
– Марина, ты здесь? – спрашивал он на ходу.
– Я здесь Виталий Андреевич, – ответила она, прислонившись к косяку двери.
– Это тебе, – протягивая ей розу, сказал он. – С приездом. А где Денис?
– С прилетов, – принимая цветок, поправила она его и обняла за шею. – Мы одни. Я прилетела с Родионом, со своим старшим сыном. Он в городе. Здравствуйте, доктор Воронцов.
– Здравствуй, Дунаева, – ответил он, обнимая и робко целуя ее. – Дай, я на тебя посмотрю. – Он заглянул ей в глаза и опять поцеловал. Этот поцелуй, словно разбудил Марину, и она ответила на него. Какая-то неудержимая страсть охватила обоих. Встречаясь целый год они не испытывали ничего подобного друг к другу. Они провели прощальный вечер, который был для них страстным. Но это было совсем другое, новое необъяснимое чувство нежности и нужности, которое переполняло их и не поддавалось контролю…
– Что это было, Дунаева? – спросил он, переведя дух спустя время. – Я ожидал всего чего угодно: упрека, обиды, сострадания, а начало вышло многообещающее. Неужели не сердишься? Почему?
– А ты не догадываешься? – без всякого стыда, спросила Марина, подперев голову рукой и глядя ему в глаза. – Ты очень изменился внешне, и возраст здесь не причем. Это болезнь или депрессия на тебя действует так?
– Ты тоже. Стала уверенной в себе, решительной, имидж сменила, а вот искренность в чувствах и желании остались прежними. Спасибо, что прилетела. Странно, впервые за все наше знакомство, я услышал от тебя «ты». Кто дал тебе право называть меня на «ты»? – прижав женщину к себе, спросил Воронцов.
– Ты сам его и дал, тайно женившись на мне. Или ты забыл, что женат? Теперь я догадываюсь откуда пошло высказывание: «Без меня, меня женили».
– Я все помню. Нет у меня депрессии. Был один нерешенный вопрос, но мы его решим, раз ты прилетела? Ты не сердишься на меня за эту авантюру? Что теперь собираешься предпринять?
– Я хочу забрать Лизу с собой, – положив ему голову на грудь, сказала Марина. – Все домашние согласны, Лиза тоже соглашается на переезд. От тебя мне нужны две вещи: разрешение на выезд за рубеж, поездки по стране. Понадобиться оно или нет, но я хочу, чтобы оно было. И назови мне адрес ближайшего загса.
– Зачем тебе это? Не проще дать разрешение на ее выезд. Она для тебя чужая, Лиза тебя не знает.
– А ты спроси у Галины Ивановны, как Лиза меня встретила, тогда поймешь, почему я настаиваю. Девочка дождалась маму. Ты попробуй ей объяснить, что я уеду без нее. Мне будет непросто, я это знаю, но я справлюсь. Думаешь, у нас ей будет хуже, чем там? Она одинаково незнакома ни с моей семьей, ни с твоей. Я хочу закончить все формальности, не уповая на авось. Пусть твои родители занимаются своим твердолобым сыном.
– Почему это я твердолобый?
– Хорошо, будь толстокожим, несговорчивым, упертым, но Лизу мы забираем.
– Дунаева, ты решила меня пожалеть и помочь, так сказать, по старой дружбе, невзирая на обман? – спросил Воронцов, глядя на Марину. – Ты сможешь полюбить моего ребенка? Подумай. Может так случиться, что тебе придется воспитывать ее долгое время. Ты к этому готова?
– Я, Воронцов, за шесть лет слегка прозрела, поумнела и моя женская интуиция подсказывает, что я поступаю правильно. Моему пасынку семнадцать лет и мы нашли с ним общий язык. С Лизой будет проще. Она ждала маму и дождалась. Я не могу обмануть ее ожидания. Если ты со мной не согласен, обоснуй. Если дело в доверии, то будь спокоен, вся семья согласна с тем, что вернемся мы домой с Лизой.
– Пусть так и будет, – целуя Марину, согласился он…
Сил для разговора не осталось, и они оба лежали и молчали, пока Марина не услышала ровное, спокойное дыхание Воронцова. Как Марине не хотелось оставаться рядом с ним, она заставила себя подняться. « Укатали Сивку крутые горки. Дежурство, нервное напряжение и я, со своим желанием. Пусть отдыхает, а я займусь делами», – думала она, покидая спальню и прикрывая туда дверь. Приняв душ, выпив кофе, она нашла свидетельство о браке и свидетельство о рождении Лизы. Оделась, закрыла входную дверь на ключ, оставленный Галиной Ивановной. И начала с похода в загс. Выслушав рассказ и просьбу Марины, вопросов не возникло. Ей поставили в паспорт штамп и вписали в него Лизу. В детской поликлинике она забрала медицинскую карту Лизы и позвонила Родиону. Выслушав его доклад, сказала: – «Я в городе буду часа два-три, но основное уже сделала. Заберу Лизу из сада и вернусь. Воронцов отдыхает. Что купить вкусного к ужину?» Она взглянула на часы и поняла, что времени для посещения магазина детской одежды у нее достаточно, чтобы успеть забрать Лизу из детского сада и зайти в супермаркет. Она давно не покупала детские вещи, а для девочки не покупала вообще и понятия не имела, что и сколько стоит. Часа через полтора-два, обойдя отделы магазина, она уже имела представление о наличии товара и его стоимости. «Проведу ревизию, и завтра придем сюда с Лизой», – подумала она, покидая магазин. С пакетом из супермаркета и Лизой она поднималась в квартиру в начале пятого после полудня. Воронцов был в квартире.
– Держи разрешение, как ты просила, – он протянул Марине бумагу, заверенную нотариусом. – Что у тебя нового?
Марина протянула ему свой паспорт.
– А где предыдущий штамп? – спросил он удивленно.
– Вдове не делают отметку в паспорте о прекращении брака. Нет такого в нашем законе. Ты можешь, если хочешь, до конца своих дней оставаться в браке. Поэтому, пришлось свой паспорт «постирать» и получить новый. Теперь все документы в порядке. Я, в свое время, все сделала правильно.
– Я в воскресенье улетаю. Не обедал, тебя ждал. Лизок, дочка, обедать будешь с нами, – спросил Виталий Андреевич.
– В садике мама меня заблала, когда мы кушали. Я буду с вами ужинать, мне нужно соблать иглушки, котолые я повезу с собой, – ответила она, видимо понимая, что ни мама, ни папа не исчезнут сегодня.
– Ты почему меня ни о чем не спрашиваешь? – задала вопрос Воронцову Марина.
– Я многое о тебе знаю, а о чем захочешь, расскажешь сама.
– И что же ты знаешь?
– Что после гибели отца, ты переехала в город с мамой и сыном, что в связях, порочащих тебя, замечена не была, что бралась за любую возможность подработать. Трудно пришлось? Как вы встретились с Ильей?
– Квартиру купил папа в новостройке без отделки лет за пять до гибели. Нам с мамой выплатили долю в фермерском хозяйстве, и я уже самостоятельно взялась за ремонт. Через год мы переехали в город, продав свой дом и небольшое хозяйство. Денис пошел в первый класс. Четыре года жили тихо и мирно, пока скорая помощь не доставила подростка с признаками острого аппендикса. Этим парнем оказался приемный сын Ильи. Я сразу его узнала, только времени на разговоры не было. На следующий день он уже знал, что Денис его сын. Как все сложилось между нами дальше и чем все закончилось, ты в курсе? – спросила Марина, глядя ему в глаза. – Морозов еще тот Штирлиц, но я ему благодарна за помощь и информацию, не нужно повторяться. О твоей афере он тоже в курсе?
– Нет. Он знает о том, что я женат и воспитываю дочь. Мне ума хватило сохранить все втайне. Один человек в курсе. Мне нужен был помощник, человек с некоторыми связями. Это Фридман. Он тоже считает меня авантюристом, но криминала в этом не видит. Если мне не доверяют одному воспитывать дочь, я имею право, во благо ребенка, нарушить некоторые правила или изменить их. Да, я нарушил закон. Но, кому от этого стало хуже? Не случись того, что случилось, этого никто бы и не узнал, – говорил он ни то с вызовом, ни то с болью.
– Что с настроением, Воронцов? Что-то не так? Послушай меня внимательно и услышь. После клиники мы ждем тебя у себя дома. Это будет, скажем, в конце января. У меня в городе есть своя квартира. Там сейчас живет мой однокурсник Третьяков. Помнишь копну рыжих волос? Вдвоем вам не будет тесно. Ты должен сам пройти этот путь. Да, он трудный, но при желании преодолимый. У тебя нет проблем, нет повода раскисать. О Лизе не беспокойся. Я в обиду ее не дам. Захочешь вернуться сюда – вернешься. Захочешь остаться – останешься. Я не буду тебя утешать и успокаивать, как не буду больше возвращаться к этому разговору. Мы с тобой взрослые люди и понимаем, что многое, если не все, зависит от нашего настроя. Ты сам учил меня этому. Не забыл? У тебя есть стимул и характер. Будешь собирать вещи, вспомни, какие у нас зимы. Хочешь, я помогу тебе собрать все в дорогу? У меня в планах на завтра, поход с Лизой в магазин. Ей нужны теплые вещи и обувь.
Чтобы как-то отвлечь и отвлечься, они начали ревизию вещей. Было принято решение, разделить все на три части: в поездку, с собой и на консервацию. Вещи, в большинстве летние, легли в пакетах на антресоли шкафа. Ужинали вчетвером, дождавшись Родиона. Марина собрала все документы Воронцова, которых оказалось ни мало, сказав при этом: – «Так будет надежнее. А то вернешься ни документов, ни квартиры». Сумки были в дорогу упакованы, а вещи перебраны.
– Я завтра машину продаю. С утра займусь оформлением. Эту квартиру оставляю на Галину Ивановну, а та, что в нашем городе, давно эксплуатируется тетей. Родион, посмотри технику, может, заберете. Планшет, ноутбук, смартфон жалко оставлять чужим, а у вас семья большая, может кому-то пригодится. Марина, карта с цифрами 2010, – говорил он. – Купишь Лизе все, что нужно. Вы мне дочь особо не балуйте.
– Мне Борис Романович тоже перечислил деньги на карту с теми же пожеланиями. За месяц, мы Лизу не успеем испортить и избаловать. Завтра мы с ней все успеем сделать.
– Пожалуйста, позвони мне завтра, как закончите с Лизой свои покупки. Мне нужно в городе сделать одно важное дело, и оно требует твоего присутствия, – попросил Марину Воронцов.
Нагруженные объемными, но легкими пакетами из детского магазина, они втроем посетили ювелирный салон, где Виталий Андреевич купил два обручальных кольца и одно из них подарил Марине, надев его ей на палец прямо в магазине.
– Теперь все формальности соблюдены. Прости, что кольцо подарил с опозданием, – говорил он. – Теперь наш брак почти настоящий. Отметим это дело за ужином.
Поздно вечером Воронцов провожал их на пороге своей квартиры. Марина наотрез отказалась от его поездки в аэропорт, сказав: – «Займись собой. Твой рейс через пять часов из другого аэропорта». Родион уже отнес две сумки с вещами и вернулся за третьей. Взяв Лизу за руку, которая обняв отца, поцеловала его, прощаясь, свою сумку перекинул через плечо и, подхватив третью, вошел в лифт. Воронцов и Дунаева остались на площадке одни.
– Все, о чем не договорили, доктор, продолжим после твоего возвращения. Мы будем тебя ждать. Ты должен очень постараться. Я не хочу становиться вдовой второй раз, – сказала Марина, обнимая и целуя его.
– Дунаева, я тебя люблю, – сказал Воронцов негромко ей в след.
– Я знаю,– ответила она, входя в лифт и ставя сумку на пол. – Твоя любовь, на этот раз, взаимная. Помни об этом. Удачи тебе.
Двери лифта сошлись и он «понес» ее вниз. « Господи, почему я не сказала ему всего? Я люблю тебя, Воронцов, очень люблю», – думала она. Такси доставило их в аэропорт к началу регистрации.
– Марина, а он Вас любит, – сказал Родион, держа на руках засыпающую Лизу.
– Ты так думаешь? – спросила Марина, все еще думая о словах Воронцова.
– Он смотрит на вас так, как смотрел отец, когда Вы только встретились в клинике. Он справится с болезнью?
– Если верить статистике, может попасть в число восемьдесят процентов. Здесь важно не опустить руки после. Для него уход из профессии может повлиять гораздо сильнее. Справится, найдет себя в другом деле, жизнь для него не закончится. Твой отец очень быстро разлюбил меня, это плохой пример.
– Этот справится. Ради Вас и Лизы он справится. Вы видели свой портрет в комнате Лизы? Получается, что он все эти годы Вас не забывал. А зачем помнить о человеке, которого ты не любишь?
– Ты у меня такой взрослый и умный, что я порой боюсь показаться глупой мачехой не способной к диалогу с тобой.
Уже утром четвертого декабря они были дома. Лизу устроили рядом со спальней Марины. Импровизированный кабинет стал детской комнатой, куда поставили кровать, шкаф и полки Дениса, привезенные с квартиры Третьяковым. Марина была рада тому, что все вещи Ильи, таинственным образом, исчезли из шкафа. В этот же день Марина за ужином высказала свои опасения по поводу всего случившегося за последние три дня.
– То, что Лиза по документам моя дочь и обратное доказать сложно – это я принимаю. Но получается парадокс: будучи замужем за Воронцовым с две тысячи четырнадцатого года, я умудрилась выйти замуж за Илью в две тысячи пятнадцатом. Это уже нарушение закона и пахнет административным наказанием, в лучшем случае, меня могут обвинить и в мошенничестве. Данные паспорта мои, фото чужое, а значит все фиктивное. Все: брак, удочерение и здесь уже пахнет криминалом. Что будем делать?
– В том, что вы с Воронцовым женаты, ничего удивительного нет. Какая кому разница, когда это было сделано? Может вчера. Кому ты паспорт свой предъявляешь? Пройдет год, два и об этом уже ни у кого не будет вопросов: поженились вы в четырнадцатом или шестнадцатом году. Ты в Москве была? Была. Девочку Лизу забрала? Забрала. Можете позже заменить ей свидетельство, а можете все оставить, как есть. У тебя паспорт настоящий, у него тоже. Свидетельство о браке, где предъявляют? Нигде. Чего ты паникуешь. На сегодняшний день, у нас нет ни каких проблем. Но для твоего спокойствия, мы можем всем говорить, что ты вышла замуж и привезла дочь нового мужа, которую удочерила. Как вы, ребята, согласны? – спросил дед внуков. – Тебя могут осуждать за то, что, не успев похоронить одного мужа, ты вышла сразу замуж. Но и это не велика беда. Поговорят и забудут.
– Дедушка, проблем нет, – сказал Родион. – Ты Дэн понял, что наша мама вышла замуж и теперь у нас есть сестра?
– Понял. Ты же называешь маму Марина.
– В школе для всех Марина моя мать, а не мачеха. Мою мать в школе в лицо никто не видел, а нашу видели. Вопросы есть?
– Нет вопросов, мой старший брат, – улыбаясь, ответил Денис. – Был в семье один ребенок, теперь семья многодетная. Мам, ты не переживай, все, что не делается, все к лучшему. Отец Лизы скоро поправится. Дедушка тебя выручит, будут проблемы. Правда, дед?
– Правда, Денис. Но я надеюсь, что все будет хорошо.
В понедельник, прямо на пятиминутке, Марина попросила слово.
– Чтобы не возникало лишних вопросов, скажу откровенно: мы с Воронцовым зарегистрировали брак, его дочь я забрала к себе, пока он будет лечиться. Возможно, мне придется вылететь туда, будьте к этому готовы, друзья мои.
– Ты не поторопилась, Дунаева? Блефуешь?
– Показать штамп в паспорте? Кто бы мне отдал девочку, если все было по-другому? Пахнет похищением. Есть и свидетельство о браке, и разрешение на выезд девочки за рубеж, подписанное ее отцом, заверенное нотариально, есть даже новое обручальное кольцо. Ну, а то, что траур не выдержала, так не по кому, и вы об этом хорошо знаете.
– Молодец, Марина Егоровна. У него все будет хорошо. На какой день назначена операция? – спросил Морозов.
– Дату он скрывает, но звонить обещал через день.
– Передавай привет от нас всех и не раскисай. Если все пройдет без осложнений, минимум через три недели он будет дома, а через шесть недель поправится окончательно, – успокаивал ее Шилин. – Как домашние отнеслись к твоему новому браку?
– Без предрассудков. Они считают, что он помог нам, а мы теперь должны помочь ему. Брак, скорее всего, они считают фиктивным и не исключают возможность моего второго вдовства, а я не пытаюсь их переубедить ни в первом, ни во втором. С Лизой подружились и хорошо. Отношения у девочки и с мальчишками, и со старшим поколением хорошие.
– Марина Егоровна, пока Вы были в Москве, заходила доктор Стрельникова, – говорила операционная сестра Катерина. – Ходят слухи, что ее сын от Воронцова. Спрашивала о причине Вашего отъезда и о здоровье Виталия Андреевича.
– Я, Катюша, ни всем слухам верю. Поправится, пусть сам разбирается со своими детьми. Он попросил помочь, и я помогла. А что касается Ларисы Анатольевны, то все может быть. Она за шесть лет не только умудрилась дважды выйти замуж, но и приняла отделение. Я таким женщинам, честно сказать, завидую. Конечно же, они тоже страдают, но быстро находят в себе силы, живут дальше, меньше всего думают, что скажут окружающие, снова влюбляются и живут счастливо. А я, похоронив неверного мужа, и выйдя фиктивно замуж, страдаю от того, что приходится всем и каждому объяснять причину своего поступка. Хотя, кому, какое дело до моей личной жизни?
– А что будет, доктор Дунаева, если Воронцов поправиться и приедет к своей жене и дочке? Траур к тому времени пройдет, и Вы можете с ним быть вместе.
– Мечтать, Катенька невредно. Я бы с удовольствием с тобой помечтала, но у меня обход, извини.
Девочка адаптировалась очень быстро. Познакомившись со всей семьей, она называла Невских – бабушка и дедушка, а Варвару с мужем – бабушка Валя и дедушка Паша. С Родионом она была знакома и называла его Лодя, а Дениса – Деня. В сад ее не стали устраивать и оставили на Ольгу Сергеевну. Она с удовольствием взялась за воспитание нежданно обретенной внучки. Мальчишки ходили с начала учебного года в одну школу и одну хоккейную секцию, а Марина и Борис Романович на работу. Воронцов звонил через день по нечетным числам, такова была договоренность. Он не говорил о возможной дате операции, но голос его был бодрым. Когда он не позвонил тринадцатого числа, Марина сделала это сама. Ей ответил немолодой женский голос, говорящий с акцентом: – «Господина Воронцова прооперировали вчера, двенадцатого числа. Операция прошла без осложнений. Состояние стабильное. В данное время он находится в реанимационном отделении. Три дня, извините, Вам придется общаться со мной. После всех инъекций он будет больше спать. Всего доброго». Что такое эндоваскулярное лечение и эмболизация Марине объяснять было не нужно.
– Анатолий Платонович, мне нужны всего два-три дня в счет отпуска. Я понимаю, что сажусь Вам уже не на шею, а на голову. За полгода работы от меня одни проблемы, – взволновано говорила она. – Если я вылечу рано утром семнадцатого, то уже днем буду в Тель-Авиве, а двадцатого вернусь назад.
– Что у тебя с дежурствами и операциями?
– Суточное дежурство двадцать пятого числа. В четверг одна операция, есть дежурство в ночь шестнадцатого, но я поменяюсь на пятнадцатое с ребятами.
– Летишь с Лизой? Как она перенесет перелет? А, если погода нелетная? – задавал вопросы Морозов. – Когда провели операцию?
– Двенадцатого числа. Говорят, все прошло без осложнений. Сейчас в реанимации. Прямого рейса нет, а с учетом пересадок, четыре часа лета до Москвы, столько же от Москвы до Тель-Авива.
– Выходные дни они твои, а с понедельника до среды напиши заявление и объясни мужикам все сама. Иди.
– Спасибо.
Она поговорила с коллегами, объяснив свое решение. Теперь это решение нужно было объяснить еще и дома. Она уже знала, что поступит именно так, как решила, но поговорить с семьей было необходимо. Марина не стала медлить и за ужином рассказала о том, что Воронцову сделали операцию вчера, и находится он сейчас в реанимации.
– Можно мы с Лизой полетим дня на два-три к нему? Я знаю и понимаю, что это неразумно и накладно. Но разум говорит, что это нужно ему, ей и мне, а деньги у меня есть, их оставил ее отец.
– Ты должна это сделать, Марина, – сказал Борис Романович. – Только бы погода не подвела. Рейса прямого, я думаю, от нас нет. Значит, летишь до Москвы. Вы с Родионом посмотрите расписание и выберите минимум времени скитания по аэропорту. Брать билет туда и обратно. Деньги нужно брать в валюте. Узнать, что там за погода. Я тебе, Марина, давно хотел сказать одну вещь. Ты, дочка, запомни одно: наш дом держится на твоем присутствии. Уйдешь ты, и я останусь совершенно один, не считая Варю с мужем. Если тебе неуютно жить в доме бывшего свекра, представь, что живешь ты в доме своего отчима. Так будет со всех сторон правильно.
– Спасибо, Борис Романович, – сказала Марина, целуя его в щеку. – Мне действительно так будет гораздо проще.
Учитывая, что в Израиле рабочая неделя начинается только с воскресенья, Марина с Лизой вылетели в Москву рано утром в субботу и в середине дня были в аэропорту Тель-Авива. Проблем с получением визы в Бен-Гурион не было. На такси из аэропорта они добрались до клиники Хадасса. Воронцову о своем прилете не сообщали. Они шли по коридору в сопровождении медсестры.
– Вам сюда, – сказала она, показав на дверь палаты.
Марина тихонько приоткрыла двери палаты и заглянула внутрь. Палата была одноместная и Воронцов, как будто спал.
– Лизонька, ты помнишь, о чем мы с тобой говорили?
– Помню, мамочка. Клепко не обниматься, гломко не говолить и не суметь. Пойдем уже к нему.
Пока первые три дня после операции ему делали уколы от боли, он большую часть времени спал. Боль стала слабее, дозу препаратов снизили, и он часами, закрыв глаза, лежал и думал. Это все, что ему позволено было делать. Приходил отец, навещала мать и сестра, а он все ждал Марину. Слова, которые она сказала в лифте, позволяли ему надеяться на взаимные чувства. «Если бы ты только прилетела, я, наконец, решился тебе признаться во всем, а там будь, что будет. Ты даже не догадываешься, когда я тебя заметил, но не думал, что позже влюблюсь, как мальчишка. Да, ты была мне симпатична, и я решил тебе помочь. Не прошло и полгода, когда я понял, какая женщина мне нужна. Только ты так любила свое прошлое, что не замечала ничего вокруг, или не хотела замечать, не веря в серьезность моих намерений. Я думал, что мое решение уехать, что-то изменит между нами, но нет, и мне пришлось уехать. Я не мог тебе сказать всего и в твой прилет, не зная, чем закончится моя поездка сюда. Конечно, я поднимусь и без твоего присутствия, но у меня прибавилось бы сил, окажись ты ненадолго рядом, появился бы огромный стимул сделать это быстрее. Как же я тебя люблю, Дунаева. Этот безрассудный поступок, в свое время не казался мне таким абсурдным. Теперь я понимаю, что сделал глупость. Сорок лет – ума нет, это про меня. Как там моя принцесса? Марина ее не обидит, а другие члены семьи? – думал он, проваливаясь в сон, а просыпаясь, продолжал думать о том же. Ему показалось, что он видит Марину, стоявшую рядом и державшую Лизу за руку. Не открывая глаз, он прошептал: – Не уходи. Побудь еще немного рядом со мной, пожалуйста», – и тут же ощутил присутствие рядом с собой Лизы.
Они тихо вошли в палату, и Лиза тут же забыла все наказы матери. Она подошла к кровати, посмотрела на отца, который открыл глаза и с удивлением смотрел на нее, залезла на кровать и положила ему свою голову на грудь.
– Пливет. Я знала, что ты не спишь, а обманываешь меня.
– Лиза, дочка, как же я по тебе скучал, – гладя ее по голове, говорил отец. – Как же я рад вас видеть обоих. Присаживайтесь, девочки мои и рассказывайте мне обо всем. Марина, ты решила заняться шоковой терапией? Тебе это удалось. Господи, я даже не предполагал, что ты можешь решиться и прилететь, но честно скажу: я очень ждал тебя.
– Лизок, пойдем, помоем лицо и руки. Ты видишь, какая здесь чистота? А мы с тобой с дороги. У папы могут быть неприятности.
– Неплиятности нам не нузны. А у тебя есть сладенькое? Мы можем с мамой купить, – говорила она возвращаясь. – У нас есть флукты, йогулт, печенье. Ты будешь кушать?
– Ты голодная?
– Нас в самолете колмили и мама с собой брала пелекус, – ответила она и начала свой рассказ обо всех членах семьи, включая и Варвару с мужем. Минут через десять-пятнадцать уже потеряла интерес к происходящему, улеглась рядом с отцом и уснула.
– Не обижайся. Лиза устала от перелета. Без малого девять часов в воздухе, двухчасовое ожидание пересадки. Я молилась, чтобы погода не подвела. Как ты себя чувствуешь?
– Вы что из аэропорта прямо сюда? – удивленно спросил ее Воронцов. – А где ваш багаж?
– Мы из аэропорта прямо к тебе. Решили, что устроимся после посещения тебя на пару-тройку дней. Да мы и ненадолго, у нас билеты обратно на двадцатое число. Из багажа у нас всего одна сумка, мы ее оставили внизу.
– Дунаева, твое место рядом со мной, голову свою лечить, – говорил он, сжимая ее ладонь в своих руках.
– Вижу, ты идешь на поправку. Так может нам сегодня, и улететь назад? – спрашивала она, улыбаясь. – Повидали тебя, а претензии выслушивать, я не рассчитывала.
