Лидия Давыдова
Беги
5
Колокола церкви отбивали привычный утренний ритм. Девять утра. Дети в школе, муж на работе, можно заняться собой. Снежана улыбнулась солнцу, встала на фоне разноцветного клёна и пронзительно яркого неба, проглядывающего сквозь ветви, сделала селфи в «Инстаграм»[1] с надписью «Жизнь прекрасна, la vita è bella».
Строители, копавшие ямы во дворе, восхищённо присвистнули и прокричали вслед:
– Ma che bella sei!
Снежана, привыкшая за десять лет жизни в Италии к постоянным комплиментам итальянских мужчин, закатила глаза, но внутренне усмехнулась. Она знала, что на местных её внешность производила гипнотическое действие.
На телефон пришло сообщение: «Когда увидимся? Я скучаю».
Снежана не ответила. Пусть пострадает.
Любовник у Снежаны появился не сразу, лишь когда дети отправились в детский сад и времени стало больше. Сначала это был не любовник, а ухажёр. Он осыпал её комплиментами, всячески нахваливал. То, чего Микеле больше не делал. Микеле изменился, начал требовать готовить, причём не просто готовить, а, как он выражался, «оптимизировать расходы». Приводил в пример свою маму. Она, мол, всегда готовит из остатков. Что за старческие привычки? – удивлялась Снежана. Вроде состоятельная семья, а оптимизируют. Снежана, выросшая в бедности, наоборот, экономить не хотела. Покупала самые дорогие продукты, часто в кулинарии (здесь это называлось gastronomia) уже готовое, стряпать не любила. Ещё чего, будет она тратить время на готовку, когда вокруг столько интересного.
Снежана миновала кружевную белоснежность собора Дуомо и свернула на Корсо Витторио Эмануэле. Из кондитерских доносились соблазнительные ароматы свежих круассанов, работники магазинов протирали витрины и готовились к очередному рабочему дню, туристы пили неоправданно дорогой кофе за столиками.
Снежана зашла в магазин детской одежды присмотреть мальчишкам школьную форму.
Оба сына пойдут в частную школу – так решил муж.
Лучшую школу в Милане, стоимость года обучения в которой обойдётся в несказанную сумму – годовую зарплату среднего миланского клерка. Зачем такие траты и почему дети не могут пойти в обычную школу, ведь это всего лишь начальная школа, первый и второй класс, Снежана не понимала. Но и не спорила. В конце концов, платит он.
Она пробежала глазами ряды костюмчиков. Надо купить синие штаны, белые рубашки и синие пиджачки, сверху нашить эмблемы школы. Муж подарил ей швейную машинку. Снежана всегда хотела научиться шить и даже метила в престижный Институт Марангони, чтобы стать модельером. Но сейчас, когда детям надо платить столько за обучение, она, пожалуй, перебьётся, да и желание поутихло.
На телефон пришло новое сообщение:
«Аморе, почему не отвечаешь?»
Сколько раз она просила не писать ей на телефон! Снежана кокетливо накрутила локон на палец и ответила, назначив свидание через два часа, пусть сводит её на обед в отель Bulgari. И тотчас стёрла сообщение.
6
Анита проснулась раньше всех, тихо вышла из комнаты, прикрыла за собой дверь в спальню и на цыпочках спустилась на первый этаж. Главное – не разбудить Бруно, у него такой чуткий сон. Она приняла душ, быстро высушила ровное каре феном и довольно разглядела своё отражение в зеркале. Как удачно её подстригли. Волосы Анита носила всегда длинные, но вдруг перед днём рождения захотелось каких-то перемен. Йогиня, она же гуру, она же астролог, решение Аниты не одобрила. По её мнению, женщина, остригая волосы, лишает себя силы. Ну а как по ней, так короткие волосы намного удобней. Анита помотала головой вправо-влево.
Она зашла в детскую и нежно прошептала:
– Котики, пора вставать.
Анита пощекотала розовую пяточку младшего, сын спрятал ножку под одеяло и что-то недовольно промычал. Анита подошла к старшей и поцеловала дочку в тёплую щёку.
Через десять минут уговоров Аните удалось отправить детей в ванную.
Пока те мылись, она накрыла на стол. Сварила кашу, подогрела молоко. Она не признавала сладкого итальянского завтрака, всех этих булочек с печеньями, и старалась готовить как дома.
Угрюмый Бруно зашёл на кухню, промычал «буонджорно» и поставил вариться кофе. Это единственное из домашних дел, которое он делал с удовольствием и регулярно.
– Гугл, включи телевизор, канал уно! – выкрикнул он.
Умный помощник выполнил команду, на экране появились ведущие новостей. Телевизор был включен в доме почти всегда, за завтраком, обедом и ужином. Анита терпеть не могла эти говорящие головы, а для мужа телевизор был такой же частью повседневности, как для многих музыка.
Дети есть не хотели, просили шоколад и ссорились из-за игрушек.
Миша ударил Катю роботом лего, та заплакала. Бруно схватил робота, откинул его и прикрикнул на обоих. Миша показал папе язык, тот приблизил свой указательный палец к раскрасневшемуся лицу Миши и сказал, что в следующий раз язык оторвёт.
Миша заплакал и кинулся к маме жаловаться. Анита пожурила сына, объясняя, что бить сестру нехорошо, стрельнула глазами в сторону удалившегося в ванную мужа – неужели нельзя обойтись без этого «оторву язык»? – но разбираться не стала: детям пора в школу-сад, ей – на работу.
Она помогла детям одеться, сама быстро натянула узкие джинсы и свитер. Ни одна из беременностей не доставила проблем в виде лишних килограммов. Лишь грудь, и без того немаленькая, увеличилась на размер. Не обвисла, всё так же упруго держалась. Бруно всегда говорил Аните, что влюбился в неё из-за «фасада», и дико ревновал, когда она носила слишком глубокое декольте.
Катя всё ещё дулась, Миша хныкал. Анита сунула обоим шоколадное печенье. Помогло.
Анита и дети вышли на улицу. Шёл дождь. Она открыла детский зонтик для Кати, большой для себя, укрыла коляску Миши от дождя, и они медленно двинулись в сторону школы и детского сада. Хорошо, что оба здания находились рядом.
– Мамочка, Люсе тоже нужен зонтик. – Дочка прижимала к груди белого игрушечного кролика с длинными ушами. Кролика звали Люся, так Анита хотела назвать дочку. Но имя Люся на итальянском звучало как Лучия, совершенно не то. Узнав об имени, которое не случилось, дочка назвала любимую игрушку Люсей. Она таскала кролика повсюду, но в школу не разрешали приносить игрушки. Поэтому она отдавала кролика маме, та несла Люсю на работу и приносила вечером домой. А вечером Катя усаживала кролика за игрушечный столик, наливала чай из кукольного чайника и расспрашивала Люсю, как прошёл её день.
Анита оставила Мишу в саду, Катю в школе и дошла до небольшого вокзала. Вот плетётся, как всегда с опозданием, поезд treno nord, упакованный сверху донизу pendolare – так называются те, кто ездит на работу в Милан из пригородов.
Анита вошла в поезд и села у окна. Мелькали кирпичные крыши и нарядный багрянец здешней осени. Пожухлые жёлтые листья не наводили тоску, в них Анита находила поэзию и хрупкую красоту. Ещё большей трогательности добавляли высаженные у изголовья виноградников кусты белых роз. По температуре здешняя осень больше походила на раннее лето в родных широтах. Хотя какие они уже родные. Восемь лет в Италии…
Анита включила музыку и закивала ей в такт. Главное, не оставаться наедине со своими мыслями, иначе придёт она.
Пустота.
Как будто внутри Аниты была дырка, через которую сквозил холодный ветер. Иногда пустота с ней говорила. Анита не всегда этого хотела. Вернее, никогда не хотела. Пустота задавала неудобные вопросы.
Сегодня, например, она не переставала спрашивать, насколько это нормально – не помнить день рождения своей жены. Анита смотрела в окно и вспоминала, как отметила свои предыдущие восемь дней рождения. В первый год Бруно дарил ей подарки. Когда появилась Катя, подарков и внимания поубавилось. Ну, хотя бы цветы покупал. Правда, она напоминала ему заранее и вообще отметила все их дни рождения в семейном календаре. Купила бумажный красочный и повесила на кухонной стене. Не помогло. Вчера он просто забыл. Работал Бруно в компании, которая продавала разную технику, и не то чтобы сильно уставал. Хотя и говорил о постоянном стрессе.
Внутри опять заныло. Анита чувствовала пустоту с самого детства, с того момента, когда не стало мамы. На тот момент Анита была возраста Кати. Шесть лет. Она поёжилась и достала из сумки Катиного зайчика. Провела игрушечными ушами по своей щеке. Какая всё-таки Катя ещё маленькая. Какой же всё-таки маленькой была она…
Полчаса, и поезд прибыл на станцию Гарибальди. Там несколько остановок на метро и сразу офис, возле метро Sant Agostino. Конечно, если по-честному, она не против поселиться где-то здесь неподалёку. Выросшая в городе, Анита оставалась горожанкой, и пусть у неё не было времени на театры и прочие культурные мероприятия, но ей нравилось знать, что они где-то там, на расстоянии вытянутой руки. Это давало ощущение знакомого. Всю жизнь она подшучивала над людьми из провинции и вот сама там оказалась.
Тортона, так назывался квартал, где работала Анита, был и дизайнерским, и модным одновременно. Там находились многочисленные студии и креативные агентства. Весной проходила Неделя дизайна, а осенью и зимой, когда Милан погружался в Неделю моды, здешние улицы наполнялись стильными моделями и продюсерами.
Зато воздух в Милане не ахти какой, а в Брианце у них дом с садом. В Милане они квартиру с садом точно не могли бы себе позволить. Деткам в Брианце раздолье: зелено, много открытого пространства, леса, не то что этот несчастный клочок зелени Parco Solare. Да и дешевле у них там. Коллега снимает квартиру за 1000 евро, они за свою в Брианце отдают 600 евро по ипотеке. Есть же разница.
Внутри кафе «Да Риккардо», куда Анита забегала выпить кофе почти каждое утро, стояло звяканье чашек и пахло свежими круассанами.
Круассаны пекли в соседней кондитерской, на высоких подставках ароматно пахли булочки и пирожные: с абрикосовым, малиновым и апельсиновым джемом, миндальным кремом, пустые, засахаренные. Круглые, рогаликами, квадратиками и треугольниками.
За барной стойкой ловко орудовали двое высоких мужчин, оба в белоснежных, идеально выглаженных рубашках. Первый – хозяин, худощавый загорелый итальянец с едва проступавшей среди чёрных густых кудрей сединой, второй – проворный симпатичный бармен помоложе, отправлявший одну за одной белые чашки гостям:
– Tre capuccino, due macchiati, uno normale.
Посетители выпивали кофе у бара залпом, быстро дожёвывали свои круассаны и убегали на работу. Кое-кто предпочитал спокойно завтракать за столиком, но таких было немного. В основном студенты и пожилые миланцы, случайно попавшие в этот утренний офисный поток.
Анита попросила свой макиато, выпила его в один глоток, положила на барную стойку евро и пятьдесят центов.
– Сдачи не надо. – Она помахала рукой бармену и толкнула дверь, впустив запыхавшуюся блондинку.
– Mi scusi, – произнесла та, нечаянно наступив на ногу Аните.
– Figurati, – ответила она, улыбнувшись, и вышла в дождливый Милан.
