– А вот ты сейчас убедишься, что это просто кукла!.. – говорил он и в то же время, прежде чем Ваня успел сказать что-либо, подскочил к черному человеку и изо всех сил ущипнул его за ногу.
Черный человек ожил мгновенно. Короткий, резкий крик огласил комнату. Черная, словно вымазанная сажей, нога приподнялась и одним хорошим пинком поддала Мартына так, что тот сразу очутился в противоположном углу комнаты и растянулся во всю длину.
Лежа на полу, Мартын с глуповато-растерянной улыбкой смотрел во все глаза на черного человека и говорил с самым сконфуженным видом:
– А и впрямь живой… Живой и есть, коли лягается…
– Я говорил, я говорил тебе! А ты не слушал! – чуть не умирая со страха, лепетал ему, стуча зубами, младший брат. – Побежим-ка отсюда скорее, а то он, кто его знает, начнет лягаться снова. Только надо пробежать мимо так скоро, чтобы он не успел схватить нас…
И оба мальчика со страхом посмотрели в сторону черного человека. Но тот уже снова точно окаменел и не обращал на них ни малейшего внимания. Только черные, как угольки, и круглые, как вишни, зрачки ходили по белому полю глазного яблока, подобно часовому маятнику, да алые губы оттопырились еще больше в веселую насмешливую улыбку.
– Вишь ты, смотрит! – подталкивая Мартына, прошептал Ваня.
Ничего, не бойся! А мы все-таки пробежим! – также шепотом отвечал тот. – Только смотри, не зевай. Раз, два, три! – отсчитал Мартын.
– Три! – эхом повторил Ваня. – И, не чуя ног под собою, оба мальчика бросились во всю прыть мимо черного человека, перескочили порог и ворвались, как ураган, в следующую горницу.
– Чего вы испугались? – послышался за ними голос черного человека. – Я такой же человек, как вы, только кожа у меня черная, потому что я родился в стране, где солнце очень припекает. Я – арап государыни…
Но мальчики не слышали его слов и бежали без оглядки.
Отчаянный вопль и звон чего-то упавшего на пол остановил бежавших мальчиков. Перед ними предстало испуганное насмерть лицо старого камердинера. У ног последнего лежало опрокинутое блюдо. Все его содержимое валялось на полу, распространяя вокруг себя теплый пар и удивительно приятный запах.
– Что вы наделали, ваши сиятельства! – с отчаянием лепетал камердинер. – Вы изволили наскочить на меня и сбить меня с ног, пока я нес любимое жаркое государыни… И теперь его нет! Что мне делать! Что мне делать! Если б вы только знали, что ожидает меня за это!
Но мальчики и не слышали этих жалоб: они так и замерли от неожиданности перед лежащим у ног их куском дичи, распространяющим вокруг себя чудесный запах.
Особенно Мартыну пришелся по вкусу этот аппетитный запах. Он подмигнул брату и, прежде чем камердинер императрицы мог остановить его, бросился на пол по соседству с опрокинутым блюдом и принялся уплетать его с жадностью проголодавшегося волчонка.
Ах, что это была за странная картина!
Мартын подхватывал обеими руками горячие, обильно смоченные каким-то темным, необычайно вкусным соусом, куски жаркого и проворно отправлял их в рот.
Вскоре его нарядный кафтан, лицо и даже парик покрылись темными пятнами, которых он и не заметил, но которые придавали ему вид какой-то пестрой зверюшки.
Ваня, с завистью поглядывая на брата, с аппетитом уплетающего за обе щеки, долго крепился. Наконец не выдержал, и сам, бухнувшись подле него, стал поглощать не хуже Мартына вкусное жаркое.
Увлекшись своей работой, они и не заметили, как целая толпа лакеев окружила их и очнулись только тогда, когда громкий хохот раздался за их спинами. Один только старый камердинер, тот, который нес злосчастное блюдо с жарким, не смеялся и весь бледный от волнения с сокрушенным видом смотрел на размазанное на полу кушанье.
– А все-таки, ваши сиятельства, вы должны пожаловать к обеду. Так велела государыня, – говорил один из лакеев.
– Ну что ж, пойдем, если непременно хотят, чтобы мы еще покушали! – весело произнес Мартын.
Лакеи опять расхохотались.
Оба мальчика встали красные, перепачканные до неузнаваемости, но бесконечно довольные своим неожиданным угощением.
– Ваши сиятельства, господа графы, не угодно ли будет помыться и переодеться? – предложил братьям один из лакеев, едва удерживаясь от смеха при виде их запятнанных, перепачканных физиономий.
– Если новый костюм будет так же хорош, как этот, переодевайте нас сколько угодно, – отвечал спокойно Мартын, облизывая себе пальцы.
– Но надо торопиться, ваше сиятельство: скоро доложат, что пора обедать! – ввернул свое слово другой лакей.
– О, что касается этого, то обедать я не хочу! Мы уже отлично закусили с братом! Не правда ли, Ваня? – подтолкнул брата Мартын.
Четверо лакеев почтительно взяли мальчиков под руки и повели в приготовленные для них апартаменты. Там обоих мужичков-графов вымыли, пообчистили и переодели в новое платье.
Мартын был очень доволен новым костюмом, а еще более – случайным пиршеством, наделавшим столько хлопот, но пришедшимся ему как нельзя более по вкусу.
– О, что за прелестные мальчики! Настоящие картинки! Как приятно иметь подле себя таких куколок! – раздавались льстивые восклицания в огромном обеденном зале, наполненном нарядною толпою статс-дам, придворных в золотом вышитых мундирах, в ту минуту, как оба вновь приодетые и принаряженные графчика появились на пороге.
В конце зала в большом кресле сидела полная темноглазая дама, возле которой с одной стороны стояла нарядная красивая девушка с веселым, приветливым лицом, а с другой – пышно разодетая в блестящее платье, делавшее ее неузнаваемой, бывшая дагобенская крестьянка Мария Скавронская.
Глаза красивой дамы с нетерпением обратились к двери. Толпа придворных раздвинулась, так что дама могла разглядеть две вновь появившихся фигурки.
– Славные у тебя детки, графинюшка! – обратилась она к стоявшей подле нее смущенной Марии Скавронской.
Несмотря на ласковое замечание полной дамы, Скавронская была очень взволнована. Вот-вот, казалось ей, придут сейчас за нею люди и, отняв от нее обоих мальчиков, прогонят ее из дворца и запрут в тюрьму. Поэтому-то она и переменилась в лице, когда полная дама похвалила ее деток, которых она сама едва узнавала теперь в двух богато и роскошно наряженных красавчиках.
В это время Мартын, растерявшийся было в первую минуту при виде такого блестящего общества, разом подтянулся.
«Не осрамиться бы теперь!» – мысленно произнес он, вспомнив о поклонах, которым учил его утром черномазый итальянец, и тут же решил воспользоваться его уроком. Он выпрямился, как стрела, потом изогнулся, точно желая переломиться надвое и что было сил подпрыгнул вперед.
Одна из близко стоявших дам пронзительно взвизгнула, так как Мартын, шлепнувшись во всю длину, растянулся плашмя на ее нарядном шлейфе… Шлейф трещал, грозя оторваться, а Мартын все запутывался и запутывался в нем среди целого облака кружев, лент и воланов.
Дама чуть не упала в обморок при виде того, как в разные стороны летели клочья ее кружев и лент… Двое придворных вельмож кинулись к ней на выручку и освободили ее наконец от барахтавшегося на подоле ее платья мужичка-графа.
Почувствовав себя на свободе, Мартын, нимало не сконфуженный своей первой неудачей, быстро оглянулся кругом и вдруг громко, радостно крикнул:
– Гляди-ка, Ваня! Вон стоит наша матушка!
И, со всех ног кинувшись к Скавронской (которую он только теперь узнал), он повис у нее на шее.
– Я узнал тебя! Я узнал тебя! – кричал он, оглушая всех близ стоявших своим звонким, сильным голосом. – Я сразу тебя узнал, матушка, несмотря на то, что ты в этом богатом наряде очень изменилась с тех пор, как я пас свиней в Дагобене!
– Тише! Тише, сынок! – прошептала в испуге Скавронская, услышав насмешливый шепот за своими плечами.
– Зачем тише? Почему тише? – ничуть не понижая своего голоса, прокричал Мартын. – Разве тут есть что-нибудь дурное, что я был свинопасом и кормил тебя с братом после того, как от нас увезли отца?
– Тут нет ничего дурного, малютка! – послышался ласковый голос полной дамы. – И только делает тебе честь, что ты своим трудом помогал твоим близким. Молодец!.. Когда императрица узнает об этом, она наградит тебя…
– Ах, нет! – искренно вырвалось из груди мальчика.
– Как нет? – нахмурив свои темные брови, спросила полная дама.
– Да за что же меня награждать? – ответил Мартын. – Я люблю матушку и Ваню и работал на них, потому что кто же прокормил бы их без меня? Значит, награждать меня не за что…
– Милый графчик, – сказала полная дама, – государыня настолько добра, что всегда награждает добрых, хороших людей.
– О, она вовсе не добрая! – вскричал Мартын с невольной горячностью. – Совсем она не добрая, а жестокая…
При этих словах Мартына ужас выразился на лицах всех присутствующих в комнате.
И не успел он докончить своей фразы, как вокруг воцарилась полная тишина… Замолкли нарядные дамы, замолкли вельможи, остановились, словно замерли на месте, лакеи, то и дело сновавшие позади гостей.
Мария Скавронская, бледная как смерть, бросилась к сыну, как бы заслоняя его от готового обрушиться удара.
И только один человек в этом, наполненном гостями, зале остался невозмутим. Красивая полная дама сохранила свою спокойную позу. Ее кроткое милое лицо казалось снисходительным по-прежнему. Глядя с улыбкой в юное энергичное личико Мартына, она спросила:
– Почему же ты находишь государыню недоброй? На каком основании ты называешь ее жестокой? Чем заслужила твое неудовольствие царица?
На одну минуту оживленное лицо Мартына приняло грустное, мрачное выражение.
– Царица велела увезти от нас нашего батюшку, разлучила его с нами, – произнес он печальным голосом, – хотя батюшка ни в чем не провинился… А разве она поступила бы так, если бы была добрая?
Лицо полной дамы нахмурилось. Долгим серьезным взглядом она посмотрела на стоявшего перед нею мальчика и задумчиво произнесла:
– Прежде чем осуждать кого-нибудь, мой милый, надо хорошенько узнать его… А ты ведь никогда и не видел еще государыни?
– Никогда не видел! – чистосердечно сознался Мартын.
– Ну вот, когда увидишь ее, то поймешь, что она далеко не такая злая, как ты о ней думаешь.
И, сказав это, она подала знак рукою.
В тот же миг из толпы придворных словно вынырнул высокий, видный вельможа с золотым жезлом в руках. Он ударил три раза об пол своею палицей и провозгласил на всю горницу:
– Кушать подано! По приглашению ее величества, государыни императрицы, приглашаю всех сесть за стол!
Нарядные барыни, с их не менее нарядными кавалерами встали в пары. Блестящий вельможа подошел к полной даме, и она об руку с ним двинулась к длинному столу, убранному с такой невиданной роскошью, что у Мартына и Вани голова пошла кругом.
Обоих маленьких графчиков посадили рядом, а по обе стороны от них поместились двое очень важных на вид сановников. Мария Скавронская очутилась далеко от своих сыновей, окруженная блестящей толпою придворных красавиц. Прямо против Мартына поместилась темноглазая дама, с которою он только что разговаривал перед обедом, а рядом с ней – красивая нарядная девушка, которую Мартын с Ваней не заметили в первую минуту появления их здесь.