Для усиления контраста, от Ипполита Курагина непосредственный переход к князю Андрею, который, хотя и «знал, что это естественно и иначе быть не может», что в «зубоскаленьи» Ипполита жена его не виновата и не будет от этого менее чиста, но «в нынешний вечер он в первый раз почувствовал, что ему тяжело, что ему стыдно. И стыдно от человека, которого он считал ничтожнейшим идиотом. И гордость, безграничная гордость его возмутилась, расстроила привычное спокойствие и спутала все его мысли и чувства». Дальнейший текст создавался сразу без существенных отличий от журнального. Лишь подробнее развернута в черновике откровенная беседа князя Андрея с Пьером, составившая содержание глав VII и VIII окончательной редакции, внесено резкое осуждение семьи Курагиных, которая, по определению Пьера, «грязнее грязи». Интересен также не дошедший до печатного текста разговор о литературе и искусстве, во время которого выявились различные мнения двух друзей. Остальная часть беседы, созданная в этой рукописи, очень близка к печатному тексту, так же как и следующие главы, посвященные характеристике светской молодежи, собравшейся у Анатоля Курагина, и описанию их кутежа, на котором присутствует Пьер. Сценой кутежа у Анатоля и пари Долохова с англичанином закончилось в этой стадии творчества описание жизни в Петербурге в июле 1805 г.
От Петербурга Толстой был намерен перейти к жизни в Москве в эту пору. «В Москве у графа Простого праздновались именины жены», – начал Толстой; но тут же зачеркнул фразу, прервал повествование и написал небольшую главу, по счету 36-ю, резко вырывающуюся своим содержанием из всего созданного к этому времени текста романа. Цель авторского отступления – разъяснить читателю, почему до сих пор речь шла «только о князьях, графах, министрах, сенаторах и их детях», и предупредить его, что, вероятно, и впредь в этой истории не будет других лиц. Перечисляя причины, по которым он не может угодить вкусу тех читателей, которым «интереснее и поучительнее история мужиков, купцов, семинаристов», автор заявляет, что «жизнь купцов, кучеров, семинаристов, каторжников и мужиков» представляется ему «однообразною, скучною», что все действия этих людей кажутся ему «вытекающими, большей частью, из одних и тех же пружин: зависти к более счастливым сословиям, корыстолюбия и материальных страстей», что «трудно их понимать и потому описывать». Это резко полемическое заявление находилось в остром противоречии со всем строем и замыслом создаваемого произведения.
В первых же вариантах романа «Война и мир» отражен глубокий интерес Толстого к народу и вера в его духовные силы. А то общество, к которому Толстой в этом полемическом заявлении почти с гордостью причисляет себя, он уже в первый период работы над романом то с едкой иронией, то с необычайной резкостью обличает, и своих ведущих героев – Пьера и князя Андрея —решительно выделяет из этой среды. И если князь Андрей своими привычками и внешним поведением связан со своим кругом, то Пьер совсем не походит на людей этого общества; в одном из вариантов Толстой пытался даже сделать Пьера внешне похожим на «мужика», чтобы резче выделить его из внешне изысканного, но насквозь лживого светского общества.
За год до того, как появилась полемическая 36-я глава, был создан седьмой вариант начала романа (описание Аустерлицкого сражения), где лицемерию, фальши, ложному патриотизму и карьеризму штабной верхушки противопоставлена высота духа русской армии. Представителем этой героической армии показан Андрей Болконский, принадлежавший к числу лучших людей того времени, оставаясь лишь внешне изысканным аристократом. А еще раньше был написан набросок предисловия, в котором автор объявил, что задачей нового произведения было показать, как «сущность характера русского народа и войска» проявилась в период неудач в первых войнах России с Наполеоном и была причиной торжества России в 1812 г. Неудивительно, что интерес к 36-й полемической главе тотчас же пропал у автора. Это бесспорно доказывается тем необычным явлением, что копия ее совсем не подвергалась дальнейшей правке. Еще раз Толстой сделает попытку вернуться к этой теме спустя несколько месяцев в одном из черновых, тут же оставленных, набросков предисловия к первой части.
Непосредственно от неожиданного полемического отступления Толстой перешел к теме Ростовых. Опираясь во многом на созданное в процессе поисков начала, особенно на шестой и восьмой варианты, он без большого напряжения продолжает писать. Главы о Ростовых, Пьере, доме старого графа Безухого в этой редакции композиционно и по содержанию, а в большей своей части и текстуально совпадают с журнальным текстом. Содержание двух циклов глав «В Петербурге» и «В Москве» Толстой соединил посредством известного читателю персонажа – Анны Михайловны Друбецкой. Добившись через князя Василия перевода сына в гвардию, она вскоре после вечера Анны Павловны вернулась в Москву к своим богатым родственникам Ростовым, у которых воспитывался ее сын. Создав затем первую сцену в доме Ростовых утром в день именин, Толстой присоединил к новому тексту три листа из шестого варианта начала, озаглавленного «День в Москве», внеся в него лишь небольшие стилистические изменения, и продолжил текст вплоть до смерти старого графа Безухого.95 Так создалась почти вся первая часть. Не было только окончания ее – описания жизни в Лысых Горах.
По копии началась работа над созданием второй редакции законченных глав (рукопись № 51).96 Расширена сцена возвращения князя Андрея с женой после вечера у фрейлины, сильнее подчеркнуто раздражение князя Андрея, вызванное ухаживанием за маленькой княгиней Ипполита Курагина, «этого идиота», как его называет князь Андрей. Вариант зачеркнут и создан новый эпизод: «страшная сцена», которая произошла в спальне княгини; князь Андрей видел записочку, которую Ипполит положил в ридикюль княгини; дома он сжег эту записку и написал Ипполиту письмо, в котором предупреждал, что, ежели он покажется на глаза ему или его жене, он «выдерет ему при всех уши». В письме был даже намек на возможность дуэли. И третий вариант этой сцены зачеркнут. Видимо, не связывалась с природной гордостью князя Андрея трафаретная семейная сцена, – она навсегда откинута, и создан четвертый вариант, почти совпадающий с печатным текстом. Изменена беседа князя Андрея с Пьером: исключен их разговор об искусстве и расширена тема предстоящей войны, особо подчеркнуто решение князя Андрея ехать в армию на первое время адъютантом Кутузова, а затем взять отдельный отряд. «Война. И я знаю, где мое место», – говорит князь Андрей. Развиты высказывания князя Андрея о Кутузове как о правой руке Суворова. Сделана попытка в описание кутежа у Анатоля Курагина также ввести тему начавшейся войны: Пьер, возвращаясь после беседы с князем Андреем, все время «думал о предстоящей войне и хотел сообщить это известие и свои мысли об ней всем». А далее появилось восклицание, с которым Пьер вошел к Анатолю, где собралась «толпа молодежи»: «Господа, война объявлена. Слышали? – сказал он. Никто его не слушал». Текст вставки тут же исправлен: восклицание Пьера дополнено сообщением о том, что «Кутузов – главнокомандующий», а в ответ Пьер слышит естественную для собравшихся у Анатоля кутил реплику: «Ну чорт с ним!» Вся вставка зачеркнута. Слишком резким диссонансом ворвался этот эпизод в сцену кутежа, и не было, видимо, возможности развить его.
Много труда потребовали главы, посвященные описанию дома старого графа Безухого в день его смерти. Толстой правит текст, стремясь через восприятие Пьера показать действия Анны Михайловны Друбецкой, князя Василия и княжен, окружавших старого графа и думавших только о его наследстве. Дважды исправленный вариант сцены споров около завещания вычеркнут и создан новый текст,97 в котором со всей обнаженностью изображены интриги, связанные с завещанием, борьба за «мозаиковый портфель» и роль Пьера: молча смотрел он на все происходившее и не узнавал ни князя Василия, ни Анны Михайловны, которая, как «наседка окрысившись, тянула портфель». В результате правки текст значительно приблизился к напечатанному в «Русском вестнике» (главы VІІІ-ХХХІІ).98
Закончив смертью графа Безухова описание жизни в Москве летом 1805 г., Толстой перешел к Лысым Горам. Эти последние главы первой части создались, судя по рукописям, сравнительно без большого труда. Образы, наметившиеся при двукратной работе над вариантом начала «Три поры», настолько определились, что теперь Толстой почти сразу написал картину жизни в доме старого князя Волконского.99
16 сентября 1864 г. Толстой записал в Дневнике: «Скоро год, как я не писал в эту книгу. И год хороший… Я начал с тех пор роман, написал листов 10 печатных, но теперь нахожусь в периоде поправления и переделывания. – Мучительно». В тот же день он вторично записал: «К роману:
1) любит мучать того, кого любит – всё теребит. 2) Отец с сыном ненавидят друг друга. В глазах неловко».100Дневниковые записи дают возможность безошибочно определить, в каком положении находилась работа к 16 сентября 1864 г.; первая часть еще не закончена, над последними главами, посвященными Болконским, шла работа, и к этим-то главам относилась вторая запись, озаглавленная: «К роману».
Десять дней спустя, 26 сентября, на охоте Толстой упал с лошади и сломал руку, после чего мог писать с трудом. Однако работы он не прекращал, что подтверждается письмом С. А. Толстой к сестре от 1 октября: «Лева роман свой нынче очень пишет». По свидетельству самого Толстого, он до конца октября не мог подолгу писать больной рукой. «…После 5 недель нынче в первый раз пишу так длинно своей рукой», – сообщал он М. Н. Каткову в письме от 28—29 октября.101 Приведенные документы в сопоставлении с рукописями романа позволяют датировать работу над ним осенью 1864 г.
Рукопись, содержащая последнюю редакцию глав, посвященных смерти старого графа Безухого, а также непосредственно за нею созданная рукопись с описанием жизни в Лысых Горах, написаны частично самим Толстым, частично рукою С. А. Толстой и В. В. Нагорновой под диктовку, причем рукой Толстого написаны только небольшие отрывки. Иногда на полуфразе рука Толстого сменяется почерком его жены. Ни одна из предшествующих рукописей романа не создавалась под диктовку, это первый случай. Очевидно, что над упомянутыми рукописями Толстой работал после 26 сентября. В том же письме к М. Н. Каткову Толстой сообщал: «Я кончаю на днях первую часть романа из времен первых войн Александра с Наполеоном и нахожусь в раздумьи, где и как ее печатать. Из журналов я бы лучше всего желал напечатать в Р[усском] вестнике по той причине, что это один журнал, который я читаю и получаю. Дело в том, что мне хочется получить как можно больше денег за это писанье, которое я особенно люблю и которое мне стоило большого труда. Для того, чтобы напечатать в журнале (вам первым и, верно, последним я делаю это предложение), я хочу получить 300 р. за лист, в противном случае я буду печатать отдельными книжками».
21 ноября Толстой уехал в Москву для лечения руки. Уезжая, он оставил жене рукопись для переписки. Письмо С. А. Толстой к мужу от 25 ноября раскрывает, что именно оставил ей Толстой перед отъездом в Москву. «Как хорошо всё, что ты мне оставил списывать. Как мне нравится вся княжна Марья! Так ее и видишь, – писала она. – И такой славный, симпатичный характер. Я тебе всё буду критиковать. Князь Андрей, по-моему, все еще не ясен. Не знаешь, что он за человек. Если он умен, то как же он не понимает и не может растолковать себе свои отношения с женой? Старый князь очень тоже хорош. Но мне первый, которым ты был недоволен, нравился больше. Я уж из того составила себе в голове идеал, который не подходит к теперешнему князю. Сцена отъезда князя Андрея – очень хорошо и с образом княжны Марьи – отлично».102
Нет сомнений, что речь идет о последних главах первой части. Переписанную рукопись С. А. Толстая послала мужу в Москву 26 ноября,103 а в письме от 1 декабря Толстой отвечал ей: «Я всегда податлив на похвалу, и твоя похвала характера княжны Марьи меня очень порадовала, но нынче я перечел всё присланное тобою, и мне показалось всё это очень гадко, и я почувствовал лишение руки, хотел поправить кое-что, перемарать – и не мог; вообще разочаровался нынче насчет своего таланта, тем более, что вчера диктовал Лизе ужасную ерунду. Я знаю, что это только временное настроение, которое пройдет, может быть оттого, что нервы не окрепли после хлороформа и вообще не в нормальном состоянии от тугой перевязки на груди».104
С первых же дней приезда в Москву Толстой начал переговоры с М. Н. Катковым о печатании первой части. 25 ноября он писал жене: «Я завтра добьюсь ответа от Каткова и или у него или отдельной книжкой начну печатать».105 На следующий день к Толстому приходил помощник М. Н. Каткова по изданию журнала «Русский вестник», профессор физики Московского университета Н. А. Любимов, который «торговался… из-за 50 р. за лист», но Толстой «остался тверд». «Им очень хочется, и вероятно согласятся на 300, – сообщал Толстой жене,– а я, признаюсь, боюсь издавать сам, хлопот и с типографией, и, главное, с цензурой».106 Катков действительно согласился на условия Толстого, «и дурацкий торг этот кончился, – писал Толстой жене, – то есть я им отдал по 300 рублей за лист первую часть романа, которую он [Любимов] с собою и увез, но когда мой porte-feuille запустел и слюнявый Любимов понес рукописи, мне стало грустно, именно оттого, за что ты сердишься, что нельзя больше переправлять и сделать еще лучше».107
Итак, к 1 декабря последние главы первой части, то есть главы, посвященные Болконским, еще не были закончены, их предстояло исправлять. А 27 ноября Толстой уже отдал в «Русский вестник» рукопись романа. Во всех работах по истории писания «Войны и мира», а также в комментарии к письму от 29 ноября в т. 83 наст. изд. ошибочно указывалось, что 27 ноября была сдана в журнал рукопись всей первой части. Фактически же Толстой мог 27 ноября передать только рукопись, заканчивающуюся смертью графа Безухого (при опубликовании в «Русском вестнике» это составило главы I—ХХХІІ), главы же XXXIII—XXXVIII накануне, 26 ноября, были лишь отправлены Толстому после переписки.
Одновременно шла работа над продолжением романа.
В Москву Толстой приехал 22 ноября и, несмотря на болезнь руки, продолжал работать. 24 ноября он писал жене: «Чувствую себя нынче вообще хорошо. Написал лист недурно»,108 а на другой день сообщил ей, что утром «опять писал охотно».109 Тогда же Толстой изучал новые материалы. Об этом он сообщал жене в нескольких письмах. Он зачитался романом М. Н. Загоскина «Рославлев». «Понимаешь, как он мне нужен и интересен», – писал Толстой жене, рассказывая ей, что «читал с наслажденьем, которого никто, кроме автора, понять не может». 27 ноября он «особенно деятельно ходил по книжным лавкам».110 В этот же день он слушал оперу Россини «Моисей» («Зора»), и ему «было очень приятно и от музыки, и от вида различных господ и дам», которые были для него «все типы».111
28 ноября Толстому сделали операцию, вправили руку. В тот же вечер он послал за книгами к профессору истории Московского университета С. В. Ешевскому, а затем «очень приятно» для себя «воспользовался» пришедшим навестить его С. В. Перфильевым, «заведя» его на «рассказы о 12-м годе».112 1 декабря Толстой читал французские мемуары,113 на другой день читал опять «книги для романа и перебирал бумаги из архива» Дворцового ведомства, которые приносили ему на дом.114
Толстой не только продолжал изучать исторические материалы, он не останавливал также писание романа. Начиная с 30 ноября, он диктовал попеременно двум своим свояченицам, то Татьяне Андреевне, то Елизавете Андреевне Берс.
Сопоставление приведенных свидетельств с рукописями дает основание безошибочно установить, что, закончив первую часть романа, Толстой стал создавать следующую часть, которая по первоначальному замыслу была второй частью первого тома, а впоследствии составила его третью часть. Военная тематика начиналась описанием не Шенграбенского, а Аустерлицкого сражения, как намечалось еще в восьмом варианте начала.
Сохранилась большая рукопись, состоявшая в первоначальном виде из 250 листов (рукопись № 85). Она содержит первую редакцию текста от описания нового положения Пьера после смерти отца до Тильзитского мира включительно.115
Начата рукопись в Ясной Поляне: первые листы написаны рукой С. А. Толстой. Затем рука С. А. Толстой сменяется автографом, а начиная с Ольмюцкого смотра текст написан Е. А. и Т. А. Берс под диктовку, и лишь в конце время от времени вновь появляется автограф. То, что рукопись написана разными почерками и лишь время от времени появляется рука автора, сменяясь иногда на полуфразе, является доказательством того, что она в основном создавалась под диктовку. Подтверждается такое предположение и тем, что рукопись содержит множество орфографических ошибок, которые вряд ли могли бы появиться даже при невнимательном копировании автографа, а встречающиеся в рукописи французский текст, так же как и имена действующих лиц, воспроизведены в русской транскрипции явно механически с голоса Толстого (Пьер, Элен, Лиз, Николя).
Именно эта рукопись, начатая в Ясной Поляне в ноябре, незадолго до отъезда в Москву,116 почти целиком была создана в Москве между 22 ноября и 11—12? декабря 1864 г. Текст, начиная с описания изменившегося положения Пьера в обществе после того, как он стал богачом, до начала Ольмюцкого смотра писался частично в Ясной Поляне, частично в Москве до операции руки, то есть не позднее 27 ноября; дальнейший текст до поездки Николая Ростова по делу Денисова в Москву и затем описание жизни в Лысых Горах после отъезда князя Андрея в Петербург – все это создавалось под диктовку в Москве в течение трех недель.117
Законченная первая часть составляла композиционно стройный ряд: жизнь в Петербурге, в Москве, в Лысых Горах в июле – сентябре 1805 г., то есть перед началом первой войны России с Францией; все повествование пронизано темой надвигавшейся войны. Не нарушая принятой композиции, Толстой открыл новую, вторую часть опять с действия в Петербурге. Расставшись в предыдущей части с князем Василием в момент похорон старого графа Безухова и вызванных его смертью тревог по поводу наследства, Толстой связал было этот эпизод с новой главой такой фразой: «Князь Василий был огорчен своей неудачей в деле наследства князя Безухова…»118 Набросок этого начала зачеркнут, написано новое, почти совпадающее с окончательной редакцией. В нем речь идет о помыслах и действиях князя Василия, направленных на то, чтобы Пьера, единственного наследника графа Безухова, женить на своей дочери. С этого момента закреплен и будет выдержан по всему роману композиционный прием непрерывности действия в рассказе о каждом герое и о каждом круге общества.
Весь текст, составивший впоследствии третью часть первого тома, композиционно и по содержанию сложился с самого начала так, как он известен по завершенной редакции. В этой части повторен тот же цикл, что и в первой части: действие происходит в Петербурге, затем в Лысых Горах и в Москве, после чего переходит к войне.119 По форме изложения ранняя редакция будущей третьей части первого тома приближается к седьмому варианту начала (см. выше стр. 39—42). В ней больше, чем в окончательном тексте, авторского комментария, резче выражены авторская точка зрения на людей, на их действия и авторская оценка событий.
В первых главах, в отличие от окончательного текста, содержатся более подробные авторские характеристики. Существенным отличием в описании ольмюцкого лагеря является в ранней редакции эпизод, рассказывающий о первом падении Николая Ростова. Создавая этот эпизод, Толстой использовал написанное им в 1858 г. маленькое произведение «Сон».120 Рукопись этого произведения была присоединена к вновь создаваемой, текст стилистически несколько исправлен и первое лицо заменено третьим.121 Этим рассказом заканчивается автограф, и далее следует текст, писавшийся под диктовку, начиная с 29 ноября 1864 г.
Для описания военных событий, предшествовавших Аустерлицкому сражению, и для картины самого Аустерлицкого сражения многое было найдено автором еще в процессе создания седьмого варианта начала.122 Совпадения этих двух рукописей, иногда текстуальные, настолько значительны, что возникает даже мысль, не пользовался ли Толстой хотя бы частично старой рукописью при диктовке новой редакции текста от ольмюцкого лагеря до ранения князя Андрея под Аустерлицем. Предположение это подтверждается заметками на полях вновь создаваемой рукописи: «Толки солдат из стар[ого]», «Строгая нота (из стар[ого])», «Разговор с плен[ными] из стар[ого]». Выражение «из старого» свидетельствует о действительном использовании старого материала при создании новой редакции.
Существенные отличия от окончательного текста содержатся лишь в последних главах, и сводятся они к следующему: размышления князя Андрея в ночь накануне Аустерлицкого сражения (что в последней редакции составило окончание главы XII) в ранней редакции помещены непосредственно перед началом сражения, в описание Аустерлицкого сражения введена батарея, стрелявшая картечью, и князь Андрей – это происходило перед самым ранением его – «издалека с радостью узнал на ней жалкую и милую симпатическую фигуру Тушина, с своей трубочкой ковылявшего между орудий». Тушин – это было последнее, что видел князь Андрей перед ранением. (Надо помнить, что описания Шенграбенского сражения, в котором эпизод с батареей Тушина займет большое место, еще не было.) Вслед за сценой ранения князя Андрея следует не дошедшая до окончательного текста глава, содержащая критический разбор плана Аустерлицкого сражения, того плана, который, по утверждению Толстого, был одной из главных причин поражения. В ранней редакции описания сражения больше фактических сведений, нежели в окончательном тексте, но общий тон тот же, что и в седьмом варианте начала, созданном более года тому назад, и в законченной редакции, созданной год спустя. Принципиальные позиции автора в отношении Кутузова, русской армии, штабной знати и иностранного командования, а также в оценке Наполеона остались неизменными.
Для продолжения романа у автора больше не было старых заготовок. Все созданное в процессе поисков начала было использовано. Можно предположить, что к этому именно времени относится конспект, намечающий первоначальный вариант содержания романа с момента ранения князя Андрея под Аустерлицем и до конца (рукопись № 8).123 Согласно этому конспекту развивалось дальнейшее действие, в основных чертах приближавшееся к завершенной редакции романа.
Непосредственно после Аустерлицкого сражения действие переносится в Москву, к событиям, составившим впоследствии содержание первой части второго тома. Первая редакция этой части почти полностью соответствует завершенному тексту ее. Наиболее существенные отличия ее следующие: нет подробного описания сцены приезда Николая Ростова в отпуск, а действие начинается непосредственно хлопотами Ильи Андреевича Ростова по устройству обеда в Английском клубе в честь Багратиона; разговор Наташи с братом о Соне и его отношениях к ней происходит не в классной комнате, а в санях, когда они вдвоем по поручению графа Ростова едут приглашать цыган в Английский клуб на празднование в честь Багратиона; подробнее анализированы перемены, происшедшие в характере Николая Ростова за время пребывания в армии; более разносторонне освещено душевное состояние Пьера на обеде в Английском клубе; отмечен вызванный беспрестанными разговорами о войне интерес Пьера к стратегии, заменивший его прежний интерес к политике; много внимания уделено анализу мучительного состояния Пьера после дуэли с Долоховым.
При описании жизни в доме Болконских после окончания войны 1805 года несколько раз перерабатывалась сцена получения старым князем Болконским известия о поражении под Аустерлицем, об участии его сына в этой битве и гибели его. Сцены родов маленькой княгини, приезда князя Андрея и далее текст до конца части не содержит существенных отличий, кроме не дошедшего до окончательной редакции краткого описания настроения молодого Болконского: «Князь Андрей после раны избегал всех, стыдясь поражения, и убран был семьей Гернгут[еров], у к[оторых] он лечился. Он писал отцу, но письмо его не дошло. – После сражения князь Андрей сказал себе, что он не будет служить, и жил с отцом и сыном. Осенью старик поднялся в Москву с сыном и дочерью». Так закончились главы о Болконских, и непосредственно после них дан отсутствующий в завершенной редакции краткий обзор военных событий после Аустерлицкого сражения до июня 1807 г., то есть до начала второй войны с Наполеоном. В нескольких словах рассказано и о состоянии в эту пору князя Андрея, который, хотя и оставался верен своему слову – не служить, все же вместе с отцом «с жадностью» следил «за ходом политических и военных событий».
Дальнейший текст посвящен Ростовым; по содержанию он близок к последней редакции, но значительно короче ее. Нет еще подробного описания «какой-то особенной атмосферы любовности» в доме Ростовых, бала у Иогеля, что составит впоследствии главы XI и XII первой части второго тома. Сцена предложения Долохова Соне описана значительно подробнее. Непосредственно после этой сцены начался рассказ о записке, полученной Николаем Ростовым от Долохова, с приглашением на гусарскую «прощальную пирушку», которая происходит в квартире Долохова, а не в английской гостинице, как в окончательном тексте. Проигрыш Ростова, злорадство Долохова, признание Николая Ростова отцу и отъезд его в полк заканчивают этот раздел. Сцены оживленного вечера молодежи у Ростовых в момент прихода Николая Ростова после проигрыша, пения Наташи и предложения Денисова Наташе отсутствуют в ранней редакции.
После разделительной черты, означающей здесь окончание части, повествование переходит к Пьеру, который, объяснившись с женой после дуэли с Долоховым, отправляется в Петербург «с намерением получить паспорт и ехать за границу, но война была уже объявлена и паспорты не выдавались».
Начат новый раздел, который составит впоследствии вторую часть второго тома. Тематически новая часть совпадает с законченной редакцией, но в содержании имеются большие отличия. Вместо известной по окончательному тексту случайной встречи с масоном Баздеевым на станции, в ранней редакции старик-масон (имя его не названо) приходит к Пьеру в Английскую гостиницу уже с определенной целью – «обратить» Пьера. Подробно описан их разговор о жизни Пьера и о сущности масонства. «Старичок просидел от 12 часов утра и до позднего вечера у Пьера. Через неделю был назначен прием Безухова в Петербургскую ложу Северного Сияния». Описания масонского ритуала еще нет (по окончательному тексту главы III и IV). По-иному построены главы о вечере у А. П. Шерер. В отличие от законченной редакции на вечере присутствует Пьер, которого пригласила Анна Павловна под предлогом сообщения ему известий о том, что князь Андрей жив, в действительности же с целью примирить его с Элен. На вечере присутствует не Борис Друбецкой, а «молодой гвардейский офицер, только что приехавший из армии».
Из Петербурга действие переносится в Лысые Горы. Содержание (в окончательной редакции главы VIII и IX) изложено несколько короче.
Следующих глав, повествующих о пребывании Пьера в киевском имении, о его планах освобождения своих крестьян, о поездке Пьера в Богучарово к князю Андрею и их совместной поездке в Лысые Горы (в окончательном тексте главы X—XIV), в ранней редакции нет. Раздел о Болконских заканчивается выздоровлением Николушки Болконского и отъездом князя Андрея в Корчеву, где предводителем был Илья Андреич Ростов. Затем действие переходит к Ростовым, денежные дела которых окончательно расстроились после уплаты долга сына в 42 тысячи и которые жили теперь в деревне. Сюда же входит описание приезда князя Андрея в Отрадное (в законченной редакции оно входит в следующую часть), его первого впечатления и от всего семейства Ростовых и особенно от Наташи (он увидел ее в костюме мальчика, которого она собиралась играть в спектакле, готовившемся к именинам отца). Все эти главы совершенно отличны от печатного текста. После описания жизни Ростовых в Отрадном идет рассказ о Николае Ростове, о его возвращении в полк и далее все вплоть до Тильзитского мира и свидания двух императоров в Эрфурте и композиционно и по содержанию близко к законченной редакции, местами текстуально совпадает с ней.
Непосредственно от описания военных сцен Толстой перешел к жизни Болконских, к главе, содержание которой впоследствии составило (по настоящему изданию) главу XXV третьей части второго тома. Начиналась глава с письма княжны Марьи к Жюли Ахросимовой. Толстой так и продиктовал заголовок: «Письмо княжны Марьи к Жюли». Затем дату: 1812. 13 октября. (По всей вероятности, дату Толстой механически перенес из одного из подлинных писем М. А. Волковой к В. И. Ланской, по которым диктовал текст.) В анализируемой редакции это было письмо «соболезнования по случаю смерти от горячки третьего брата Жюли, тогда как два были убиты, один в кампанию 1805, а другой 1807 года. Так что из четырех сыновей Настасьи Дмитриевны теперь оставался только один». Текстом о состоянии здоровья старого князя Болконского закончилась рукопись, созданная в большей своей части под диктовку в Москве. Последняя часть рукописи, начиная с описания жизни Ростовых в Отрадном, частично написана рукой Толстого, следовательно не раньше начала декабря 1864 г.
11 декабря окончательно был решен вопрос о печатании романа в «Русском вестнике»,124 и, вероятно, на следующий день Толстой выехал в Ясную Поляну.
После сдачи в печать первой половины первой части Толстой вернулся в Ясную Поляну с новыми собранными в Москве историческими материалами, с новой большой рукописью, содержащей изложение событий от Ольмюцкого смотра до Тильзитского мира. Кроме того, он привез обратно рукопись последних глав первой части, которая была прислана ему в Москву и которую он не успел еще исправить. Лишь 3 января 1865 г. Толстой послал М. Н. Каткову уже исправленное окончание первой части. «Посылаю вам, – писал Толстой издателю, – остальную часть той рукописи, которую я привозил тогда в Москву и которая была у вас. То, что теперь у вас, включая и то, что теперь посылается, по-моему, составляет первую часть и, полагаю, выиграло бы, ежели бы было напечатано в одной книжке». В том же письме он добавил: «Рукопись исчеркана, прошу меня извинить, но до тех пор, пока она у меня в руках, я столько переделываю, что она не может иметь другого вида. Французские письма я перевел и, по-моему, можно не печатать перевода, но нельзя не печатать французский текст».125 Упоминание о французских письмах подтверждает, что посланы были именно главы о Болконских (по «Русскому вестнику» главы XXXIII—XXXVIII), куда входят написанные на французском языке письмо Жюли Карагиной (в тексте «Русского вестника» она дочь Марии Дмитриевны Ахросимовой и носит фамилию Ахросимова) и ответ княжны Марьи. Из того же письма к М. Н. Каткову узнаем, что Толстой просил прислать корректуры, которые могут «в две недели… обратиться»,126 и сообщал о своих неудачных попытках написать предисловие, которое он был намерен предпослать публикации романа в «Русском вестнике». «Предисловие я не мог, сколько ни пытался, написать так, как мне хотелось. Сущность того, что я хотел сказать, заключалась в том, что сочинение это не есть роман и не есть повесть и не имеет такой завязки, что с развязкой у нее [уничтожается?] интерес. Это я пишу вам к тому, чтобы просить вас в оглавлении и, может быть, в объявлении не называть моего сочинения романом.127 Это для меня очень важно, и потому очень прошу вас об этом».128 Сохранились два наброска предисловия (рукописи №№ 39 и 40).129 Со второго наброска была снята копия, но Толстой над ней не работал.