bannerbannerbanner
Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья

Лев Толстой
Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья

Полная версия

1351 Что такое приказание? Слова. Мы говорим, что приказание идти в поход 12 года предшествовало походу и было причиной его. Но когда были сказаны эти слова? И какие были те слова, которые решили событие, мы не видим. Мираж, обман состоит в том, что мы представляем себе целый период событий, например поход 12 года, определенный вперед, но этого никогда не было. Никогда – история показывает нам это – Наполеон не приказывал похода на Москву.1352 Он приказывал нынче такому-то корпусу придти туда-то, такому-то отойти туда-то и собрать провиант там-то и там-то; но, кроме этих приказаний, он ежедневно, ежечасно приказывал и, соглашаясь на проэкты, разрешал бесчисленное количество действий посторонних и прямо противуречащих этому. Он постоянно приказывал и разрешал направо и налево и, ежели из этих приказаний вышло не экспедиция в Англию, которая была его продолжительной мечтою, а поход на Россию, с которой он считал выгодным быть в союзе, то причиною тому не его приказания. То, что должно было совершиться по законам, находившимся вне его власти, совершилось шаг за шагом, и ежели есть целый ряд его приказаний, как будто направленный к этой цели, то точно такие же ряды приказаний можно было найти в его деятельности к совершенно противуположной цели. Обман наш состоит в том, что, во-первых, мы предполагаем Наполеонов совершенно свободными от внешних влияний и предполагаем, что совершившееся событие, по которому мы находим ряд приказаний, вызванных движением события, совершилось потому, что были эти приказания, тогда как приказания эти были даны потому, что совершалось событие. Приказаний неисполненных отдается так много, что, что бы ни совершилось, окажется, что оно совершалось по приказаниям. Главный же1353 обман состоит в том, что мы забываем непрерывность движения во времени, допускаем прерывные единицы событий. Наполеон, – говорим мы, – захотел и сделал поход на Москву.

Но поход из Москвы сделан ли по его воле? – спросим мы.

И оказывается, что период взят слишком велик и что воля Наполеона не подходит под весь период. Но, ежели мы возьмем период наименьший, воля Наполеона тоже не подойдет под него. В его ли воле или нет было дать приказание1354 двинуться 17 июня, когда войска были собраны и готовы к походу? Нет, он не мог не дать приказания.

Но что привело войска к Неману, собрало их опять? – Момент за моментом следовавшие обстоятельства, собравшие и приведшие войска к Неману. То, что мы видим последовательность в приказаниях, доказывает только то, что была последовательность в этом ряде событий, вызывавшая приказания. Роль, обязанность Наполеонов состоит в том, чтобы приказывать. Они постоянно приказывают противуречащие друг другу и невозможные приказания, и из всех приказаний оказываются действительными те, которые совпадают с ходом событий. В этом заключается мираж власти.1355

Щепка в1356 потоке движется очевидно для меня1357 и, на мой взгляд, прежде1358 струи, и из этого я заключаю, что щепка движет1359 струю.

Но как скоро я понял связь струи с щепкой, является вопрос: щепка ли, держащаяся на воде, движет воду, или вода движет щепку.

Точно тот же вопрос представляется при вопросе о том, видное ли мне движение пр[авящих] лиц производит движение масс, или движение масс, на к[оторых] держатся правящие лица, производит видимое мной их движение.

Вопрос в истории сводится на вопрос о воле. Или я должен допустить, что мильоны воль покоряются одной, или наоборот. Допустив свободу воли пр[авящего] лица, управляющего мильонами, я должен отрицать свободы мильонов. Но история признает свободу каждого человека. Следовательно, я должен отрицать управление одним волями мильонов.

Это есть мираж, основанный пре<имущественно> 1) на том, что, имея дело с событиями, совершающимися во времени, со всегдашним свойством непрерывности во времени, мы представляем себе прерывные периоды времени. Если бы, не отступая от этого условия, наблюдали события мгновение за мгновением, мы никогда бы не могли придти к убеждению, что, например, поход 12 года сделан по воле Наполеона, точно так же, как никогда бы нам не показалось, что1360 гонимая водой щепка есть живое существо, свободно двигающееся, как она нам кажется издали. Следя вблизи момент за моментом за движением щепки, мы убеждаемся, что каждый момент ее движения определяется подъемом, опущением, напором струи, и что она не имеет произвольного движения, и что именно то, что ввело нас в обман, – то, что она находится на поверхности движения, лишает ее всякого участия в силе движения.

То же самое мы увидим, следя момент за моментом за движением исторических лиц (т. е. восстановляя необходимое условие события во времени). Следя момент за моментом за деятельностью Наполеона, мы увидим, что поход на Москву и всякое другое событие никогда не было предначертано им; но, находясь на поверхности сил, он постоянно шаг за шагом подчинялся их влиянию и отдавал приказания не о походе в Москву, а нынче о том, чтобы Мюрат приехал к нему, завтра – под влиянием гнева – о том, чтобы написать такую-то ноту Р[усскому] мин[истру], послезавтра о том, чтобы занять такую-то прусскую крепость… Из всех же этих1361 приказаний, отвечавших на требования события, через известный период времени составилось определенное движение, которое издали кажется свободным.

Что бы ни совершилось, всегда окажется, что это самое было предвидено и приказано. Куда бы ни направился поток, щепка будет нестись на поверхности его и будет издали представляться нам не только произвольно двигающейся, но и руководящей поток.

Мираж состоит именно в том, что щепка находится на поверхности силы воды и пр[авящее] лицо находится на поверхности сил массы. Не отрешившись же от воззрения древних, мы за поверхность приняли вершину, и метафору эту приняли в прямом значении.1362

 

Следовательно, не событие зависело от слов, а слова зависели от события.1363

Итак, власть Напол[еонов] и влияние их на исторические события есть только ложное представление наше, основанное на мираже, представляющемся нам вследствие предшествования известных слов,1364 совпадающих последующему событию, и люди эти не производят события1365.

Новейшая история невольно (так как положение ее о знании целей истории1366 прямо противуположно этому взгляду) признает этот взгляд – не кто другой, как она сама, выработала его. Но, несмотря на это,1367 видя перед собой кажущиеся неразрешимые трудности описания масс, следуя старым преданиям истории и не желая отказаться от права оправдывания и осуждения ист[орических] д[еятелей], история в ответ на вопросы челочества о законах видоизменения масс продолжает отвечать описанием исторических деятелей, которыми одни признают царей и министров, а Бокль, стоящий ближе всех к истине, но потому более всех противуречивый – цивилизаторов человечества К., Р. и т. д., предполагая и утверждая, что в этих деятелях выражается характер времени, к[оторого] они современники, и вся деятельность масс. Смутно чувствуя неудовлетворительность своих ответов на запросы человечества, нов[ые] историки, описывая исторических деятелей, приобщают к ним всё, что только оставило по себе памятники: и литературу, и искусства, и земледелие, и торговлю, но, не связанные между собой одним общим законом, все эти описания земледелия, торговли, литературы по отношению к историческим лицам представляются излишним, мертвым, только затемняющим дело матерьялом. Или интерес лежит в массах, во всей массе и предмет изучения суть законы, общие всем массам, или интерес лежит в исторических деятелях, которые, хотя и не руководят массами, выражают их. Посмотрим, справедливо ли то, что исторические деятели выражают собою массы.

Каким образом движение французского народа в конце нынешнего века выражается в деятельности Л[юдовиков] XVI, XV и XIV? Несмотря на то, что на эту тему написано много книг, нельзя понять. Нельзя понять, почему движение русского народа на восток в Казань и Сибирь выражает Иоанн IV, почему расцветание русского народа в конце прошлого века выраж[ается] жизнью Екатерины, – непостижимо.

Не составив себе какого-нибудь произвольного отвлечения и не поставив это за цель истории, как, например, свободу народов, конституционализм, величие Франции и прогресс цивилизации, невозможно понять, каким образом могут исторические деятели выражать жизнь народов; ибо для жизни народов представляются вопросы, не имеющие ничего общего с деятельностью великих людей. Отношения людей к земле, отношения их между собой, торговые, имущественные, семейные их вражды, переселения – всё, что составляет сущность жизни народов, находится вне влияния исторических деятелей. Деятельность Наполеона, его маршалов, М-mе Stahl, Метерниха и т. д. не может объяснить ни одного вопроса из тех, которые ставит человечество истории. Только взяв отвлеченно разнесение идей революции, величие Франции, равновесие европейской цивилизации, можно искусственно подвести интересы масс под деятельность исторических лиц. Но даже и в этом случае сама история своей разработкой показала неправильность этого приема. Все неисполненные предначертания великих людей входят ли тоже в форму выражения воли масс? Булонские приготовления Наполеона выражают ли ненависть ф[ранцузов] к а[нгличанам]?

В этом случае вся биография Наполеона, Екатерины со всеми подробностями исторической сплетни, в наше время достигающей таких громадных размеров, служит выражением жизни народа, что есть очевидная бессмыслица.

Ежели же только исполненные предначертания – исполненные, как мы видели, по законам, действующим на массы, – служат выражением воли народа, то воля эта выражается уже сама в себе без отражения в исторических лицах. История дает нам большое число примеров этой несовместимости в одном лице выражения деятельности народа.

Изучая1368 жизнь народов во время Крестовых походов, сколько бы мы ни изучали Готфридов и Людовиков и их дам, для нас останется всегда непонятным движение народов с запада на восток, без всякой цели, под предводительством, без предводительства, с толпой бродяг, с Петром Пуст[ынником], только историей представленным руководителем движения, и потом вдруг остановление этого движения, несмотря на то, что тогда, когда оно остановилось, тогда только ясно поставлена была разумная, святая цель походов – освобождение Иерусалима.

Народы пошли сами на Восток, короли и рыцари последовали движению. Народы остановились. И сколько ни старались рыцари, монахи, папы, короли, – движение не возобновилось. Повторение того же явления мы можем видеть везде от древнейших до наших времен. Что же объяснит нам изучение минезингеров, рыцарей и их дам, королей, пап (всё это изучение сделано), объяснит оно нам движение крестовых походов? Объяснит ли нам изучение Наполеона, Метерниха, их привычек, знакомств и писаний движение народов в нашем столетии? Напротив, чем дальше мы подвигаемся на этом пути изучения, мы видим, что отдаляемся от цели, и должны признать избранный нами путь ложным.

* № 311 (рук. № 101. Эпилог, ч. 2, гл. IV).

<Не1369 спрашивая о всех тех не идущих к делу теориях этой прекрасной науки, составляющих 99/100 ее содержания и состоящих из рассуждений о том, как1370 бы можно устроить отношения власти,1371 если бы это было можно, обратимся в эту разменную кассу с нашей исторической ассигнацией власти.

1372 Объяснение1373 это очевидно основано на гипотезе, ибо факт перенесения воль никогда, если не считать некоторых фокус-покусов, происходящих при выборах во Франции и в Англии, в действительности не существует. Но зато объяснение это объясняет явление власти как будто совершенно удовлетворительно. В области права, имеющего своим предметом отвлеченные рассуждения, объяснение это достаточно, но в приложении к истории объяснение это требует разъяснения.

Наука права рассматривает жизнь народов вне времени. История же рассматривает ее во времени. И потому в приложении к истории этой теории являются вопросы, на которые можно отвечать различно.>

* № 312 (рук. № 101. Эпилог, ч. 2, гл. VIII).

Философия, перенимая вопрос от богословов, отвергает богословское разрешение и вновь разрешает его. Аристотель, Спиноза, Кант – каждый по-своему пытаются разрешить вопрос. Но, несмотря на мнимое разрешение вопроса, разрешение не только не1374 переходит в сознание масс, но и мыслители, следуя один за другим, не признают прежнего решения удовлетворительным и опровергают положения предшественников, вновь постановляют вопрос и вновь разрешают его. Начиная с св. Августина и схоластиков, поставивших знаменитый софизм об осле, умирающем между двумя пуками сена в равном от него расстоянии, которым они выражали необходимость мотива для каждого движения, целый ряд мыслителей опровергают богословское решение вопроса и прямо отрицают свободу. Гоббес, Юм, Пристлей, Спиноза, Вольтер, Кант, Шопенгауер, некоторые из этих мыслителей весьма [?] односторонне останавливаются на одном отрицании свободы, некоторые, как Спиноза, Кант, Шопенгауер, постановляют свое решение1375 вопроса; но все без исключения, несмотря на кажущиеся окончательные доводы предшественников в пользу отрицания свободы, вновь отрицают ее и накопляют доводы за доводами в пользу закона необходимости. Те, которые разрешают вопрос, точно так же опровергают разрешение вопроса предшественников и ставят свое разрешение. Так поступают Спиноза, Кант, Шеллинг, Шопенгауер.

В истории этого вопроса замечательно то, что все многосторонние мыслители, решавшие этот вопрос, тем большую метафизическую величину относили к неизвестному, чем полнее они отрицали свободу человека. Таков божество для богословия, Substantia1376 для Спинозы, das Ding ап sich1377 для Канта, der intelligible Wille1378 у Шопенгауера.

 
* № 313 (рук. № 101. Эпилог, ч. 2, гл. VIII?).

1379 Ветхий завет говорит1380 о предопределении (Иеремия 10, 23), о том, что действия человека находятся не в его власти.1381 Христос говорит о том, что волос не спадет с головы человека без воли отца, и своими страданиями показывает тщету борьбы против определенной воли бога. И вместе с тем, как ветхий, так и новый завет, учит об ответственности человека за дела его.1382

Богословы, в особенности св. Августин, разрешают вопрос в богословском смысле. Между предопределением и ответственностью человека становится божество, разрешающее противоречие. Философы (или обходят) вопрос, или решают его в богословском смысле. Некоторые отыскивают свое философское объяснение и вместе с тем предписывают человеку правила, которым он должен следовать. Схоластики1383 ставят знаменитый софизм осла, умирающего с голода между двумя, равно отстоящими пуками сена, и Данте переносит это рассуждение на человека и вместе с тем признает свободу его. Философы:1384 Гоббес, Спиноза, Юм, Вольтер, Кант1385 отрицают свободу и вновь признают ее. Для одних1386 – каждое действие человека немыслимо, без причины, причина же лежит вне его и потому свобода немыслима, для других – свобода есть сущность человека, его сознание.

В области философии замечательно то, что лучшие умы и большей частью в последний период своей деятельности склоняются в пользу закона необходимости и отрицания свободы, и еще то, что, несмотря на полнейшие доказательства мышления невозможности свободы, новые мыслители вновь начинают пенелопову работу своих предшественников. Так поступают Спиноза, Юм, Пристлей, Кант, Шопенгауер. Еще черта, замечательная в истории этого вопроса, состоит в том, что все многосторонние умы, решавшие этот вопрос с точки зрения разума, уничтожая понятие свободы, тем большую величину в другой области относили к неизвестному. Таков х, у Спинозы – Substantia,1387 у Канта – das Ding an sich,1388 у Шопенгауера – der Wille.1389

Последний1390 великий мыслитель этот, победоносно доказав с точки зрения разума отсутствие свободы, в объяснение1391 сущности жизни признает1392 волю мыслимую, весьма близкое понятие к сознанию той свободы, отсутствие которой он доказывал.

Кроме того, в лучшем произведении этого великого мыслителя встречается довод, который он сам приводит против себя.

«Der unbefangene (philosophisch rohe) Mensch,1393 – говорит он после всей силы своих доводов, – все-таки скажет: «а я все-таки знаю, что могу сделать всё, что хочу». И этот простой довод, который смело приводит против себя великий и в особенности правдивый мыслитель, несмотря на всю силу аргументации философа, остается ненарушимым и служит основанием всех тех философов: Фихте, Шел[линга?], даже Гегеля, которые противуположно ему решают вопрос.

1394 Вопрос не решен, но замечательно то, что, несмотря на нерешение богослови[ем], наукой права,1395 общественным мнением, судящими о нравственности и безнравственности деяний людей,1396 так и историей, которые строятся только на свободе или несвободе человека, добре и зле, ни в философии истории.

Вопрос этот отложен1397 или не сознаваем точно так же, как для земледельца отложен или не сознаваем вопрос о том, какие именно вещества нужны для возобновления плодородия его почвы. Какие бы ни были эти нужные вещества, надо вывозить навоз из переполнившегося хлева на пашню, которую все признают улучшающейся под влиянием какого бы то ни было навоза. Человек ищет утешения и напутствия, и ему надо говорить о грехе и благодати. Люди требуют ограждения своих прав, и необходимо определять эти права, не спрашивая себя, суть ли они произведения свободы или необходимости. Человек чувствует потребность выражать свое сочувствие одним и несочувствие другим поступкам и, не спрашивая себя, произвольны или непроизвольны поступки, в обществе складывается понятие доброго и хорошего.

События совершаются произвольно или по законам необходимости производят их люди. События надо записывать.1398

В настоящее время вопрос этот не только отложен, но как будто забыт.1399

В наше самоуверенное время вследствие популяризации поверхностных знаний вопрос этот кажется не только отложенным, но непонятым. Богословие, наука права, этика, история продолжают изучаться, как будто вопроса этого не существует. Спросить их, как они разрешают тот вопрос, на котором строятся их науки, они не поймут вас.1400 «Вы кто же, матерьялист? » – скажут они.

1401 Рассматривая философскую историю вопроса, мы увидим, что вопрос этот1402 не только не разрешен, но имеет два решения.1403 С точки зрения разума – свободы нет и не может быть, с точки зрения сознания нет и не может быть необходимости.1404

Та самая дилемма, к которой мы пришли в рассматривании законов истории, лежит в основании всей философской работы по этому вопросу.

Без законов, управляющих деятельностью людей, немыслима жизнь человечества. При законах немыслима свобода, а я сознаю ее.

История имеет своим предметом проявление воли человека в прошедшем,1405 и потому вопрос о том, каким образом проявляется воля человека в настоящем, для нее не имеет места. Для истории существует только явление, проявления воли, кажущейся более или менее свободной. И история философии, и опыт1406 показывают ей, что проявления этой воли представляются1407 то свободными, то несвободными. Для истории проявления этой то свободной, то несвободной воли суть только явления.1408

Не решая вопроса о том, абсолютно ли свободно1409 каждое действие человека или абсолютно необходимо, история рассматривает1410 и те и другие, наблюдая большую или меньшую степень представляющейся свободы.1411

Рассматривая, положим, распоряжение Наполеона III о походе в Мексику, действие это, мотивы которого еще не вполне известны историку, представляется ему более свободным, чем распоряжение Наполеона I о походе в Россию. Распоряжение Наполеона I о походе в Россию, условия и результат которого еще не вполне известны, представляется ему более свободным, чем распоряжения Людовика IX о походе в Иерусалим, мотивы которого более обозначились и потому более известны. Относя еще дальше наблюдаемое явление, историк заключает, что степень представляющейся свободы истор[ического] дея[теля] всегда зависит от времени. Поверяя то же наблюдение над личной жизнью одного человека, историк увидит, что та же зависимость от времени находится и в личной деятельности человека.

* № 314 (рук. № 101. Эпилог, ч. 2, гл. VIII, IX).

1412 Ибо существует ли свободная воля у человека или не существует, в обоих предположениях мы должны придти к признанию зависимости свободного или не свободного человека от других свободных или несвободных людей, или наоборот. Очевидно, что зависимость одного от многих легче может быть найдена, чем многих от одного.

Казалось бы, что доказывать это нет надобности. А между тем в этом состоит наше разногласие с наукой.1413 До сих пор истор[ики] гов[орили], ч[то] и[сторические] л[ица] руководят массами. Если могло существовать столь нелогическое, бессмысленное воззрение на явления истории, то очевидно, что на то должны были быть важные причины. И причины эти весьма существенны.

1) Постигнуть деятельность бесчисленного количества произволов, от которых зависит деятельность одного, не только трудно, но с возникновением наук политической экономии, статистики, всех естественных наук, геологии, сравнительной филологии, казалось невозможным, и потому естественно, что история, не в силах увидать и познать корни дерева, довольствовалась изучением его листьев.

2) Высшая ступень науки есть признание своего незнания, и для того, чтобы истории стать на ступень науки, надо было отказаться от столь свойственного человеку желания судить события, меряя их на свою условную меру зла и добра.

3) История составляется из памятников личных – комментарии Цезаря, Memorial de St. Hélène, и первобытный прием сделался привычным.

4) Образованием пользуются высшие классы, и они-то в истории признавали за собой – меньшинством – свободную волю, отрицая ее у масс.

И наконец 5)1414 страх перед признанием закона необходимости.1415 Вопрос в том, есть или нет свободы воли? Вопрос этот, кажущийся столь страшным, уже давно разрешен историей и разрешен в отрицательном смысле для массы и в положительном только для сильных мира. Ежели Наполеон мог своим нашествием на1416 Россию поднять 600 тысяч человек с целью убивать себе подобных, то эти 600 тысяч не имели свободы воли.

Вопрос уже разрешен для большой половины и стоит только откинуть его для избранных, чего необходимо требует логика. И только тогда, когда мы откинем это[т] вопрос для всех людей, участников истории, от Наполеона до его конюха, только тогда мы станем на твердую почву логики, только тогда предстанут нам события во всей их полноте и ясности и откроются нам их законы. Только тогда, когда мы, как естествоиспытатели, будем рассматривать одни соотношения явлений, не говоря о том, хорошо ли или дурно то, что камень падает на землю, и о том, чего желает этот камень, а будем отыскивать одни законы соотношений. только тогда мы будем на пути истины.

Но свободная воля человека, но произвол на добро и зло? Вот оно, великое слово, стоящее на пути истины.

Свободен или не свободен человек, вот страшный вопрос, который задает себе человечество с самых различных сторон. Физиология, психология, статистика, зоология даже принимает участие в борьбе. «Свободы нет, говорят одни, человек подлежит законам материи». «Свобода есть, душа, составляющая сущность человека, свободна», говорят другие.

Посмотрим с точки зрения истории на вопрос свободы или несвободы человека. История рассматривает человека в его движении во времени. Я движусь во времени, я совершаю историю. Свободен ли я? Могу ли я или не могу поднять и опустить руку? Могу. Я поднял ее. Но время прошло – прошла минута. Я говорю себе: мог я или не мог поднять руку. Я не поднимаю руку.1417 Но я не поднял руки не в тот 1-й момент, когда я спросил себя о своей свободе. Прошла минута, удержать которую было не в моей власти, и та рука, которую я поднял, и тот воздух, в к[отором] я сделал ею движение, уже не те, в к[оторых] я теперь не делаю того движения. Тот момент, в который совершилось движение, невозвратим, и в тот момент я ничего другого не мог сделать, как поднять и опустить руку, потому что это был момент, составленный из бесконечно малых моментов. То, что я в следующую минуту не поднял руку, не доказало того, что я мог не поднять ее, а напротив – доказало, что и в этот и в тот момент я не мог сделать ничего другого, что движение мое было одно в одном моменте, следовательно1418 необходимо.

(Еще яснее невозможность повторить сделанное движение рукой будет видна из того, что в то время, как я другой раз поднял руку, под нее стала рука другого человека.)

Свобода человека, сознаваемая им, закована временем.1419 Понятие свободы1420 вне времени вытекает из суждения о прошедшем акте и представлении возможности совершить другой акт. Если я говорю: «я дурно сделал это вчера», я говорю только, что я могу себе представить другой поступок в тот же момент времени. Следовательно, то, что мы называем свободой, есть только наше представление, мираж свободы. Настоящей же свободы, о которой мы имеем неотъемлемое сознание, мы имеем только один, бесконечно малый момент. Мы имеем не ноль свободы, но бесконечно малую величину во времени.

Если человек, я мое, может выдти из условий времени, то я это будет иметь абсолютную свободу. Я1421 свободно, но вне времени. Во времени же оно имеет бесконечно малый момент. Вопросы о том, что есть это я,1422 может ли оно быть вне времени – суть вопросы философские.1423 Но вопрос ограничения свободы временем есть первый вопрос исторический. История рассматривает человека во времени, и то, что для физиолог[ии] (Сеч[енов], Фохт), для зоолог[ии] (Дарвин) есть невозможность, несомненно и неизбежно разрешается историей. История не может допустить иного. А она, именно она настаивает на рассмотрении событий с точки зрения свободы произвола1424 А[лександра] и Н[аполеона] и своего.1425

Предметом истории являются массы, действующие для неизвестных нам целей по закону необходимости. И предметом изучения становятся не произволы людей, не достижение выдуманных нами целей, но изыскание соотношений между явлениями – законов.

1351Зач.: <Мираж власти состоит пре[жде]> Но главное
1352Зач.: Весь обм[ан]
1353В автографе осталось по ошибке неисправленным: Главная же и далее зач.: ошибка
1354Зачеркнуто: <идти> двинуться в Россию в июне,
1355Далее – новая вставка-автограф на отдельном листе.
1356Зач.: море
1357Зач.: и даже прежде
1358Зач.: волн
1359Зач.: волны.
1360Зачеркнуто: плывущая по
1361Зач.: событий
1362Зач.: В чем же состоит назначение этих лиц? Служить временным обманом. Далее – продолжение основной рукописи.
1363Зач.: Итак, деятельность лиц ка[жется]
1364Зач.: дейст[виям]
1365Зач.: но сами неразрывно связаны с ними и покоряются воле масс.
1366Зач.: и прием изучения исторических лиц
1367Зачеркнуто: она продолжает
1368Зачеркнуто: Крестовые походы
1369Зач.: говоря
1370Зач.: умнее все и надписаны след. два слова.
1371Зач.: не могущих интересовать никого, ибо с тех пор, как существует мир, никто никогда не устраивал отношений власти и вписаны след. пять слов.
1372Зачеркнуто: Это
1373Зач.: власти, хотя и совершенно гипотетическое и вписаны след. пять слов.
1374Зач.: признается
1375Зач.: противуреч[ий]
1376[сущность]
1377[вещь в себе]
1378[умопостигаемая воля]
1379Зачеркнуто: (Вопрос этот с древнейших времен занимал и занимает все лучшие умы человечества. И странное дело, вопрос этот разрешался и разрешается не только различно, не только противуположно одним мыслителем другому, но одни и те же мыслители разрешают его различно, и (часто) почти всегда соединяя вместе и положительное и отрицательное решение. Аристотель признает вместе свободу и необходимость. Святой Августин говорит: Nunc autem homo non est bonus nec habet in potestatem ut bonus sit sive non videndo [Человек теперь не добр и не может быть добрым, если он не знает]. Вопрос этот с древнейших времен занимал и занимает лучшие умы человечества, и с древнейших времен для богословия, права, истории и философии разрешался и разрешается различно, как богословием, так и философией. Пророки
1380В рукописи осталось неисправленным: говорят
1381Зач.: и вместе с тем предписывает казнь за преступления.
1382Зач.: <Апостолы учат> Учители церкви учат о тщете мечтания о свободе и <требуют> налагают ответственность на дела людей. Contra liberum arbitrium pugno [1 неразобр.] scripturae testimonio quosemos de Christo loquantur, – говорит Лютер. [Свидетельства писания опровергаются, когда свободны рассуждения о Христе.] Nunc homo non est bonus пес habet in potestatem ut bonus sit sive non videndo qualem esse debet sive videndo et non volendo esse <sive> qualem debere esse si videt [Человек теперь не добр и не может быть добрым, если он не знает, каким он должен быть, или он знает, но не хочет быть таким, каким должен быть], – говорит Августин. Вместо зач. под строкой надписаны след. четыре фразы.
1383Зач.: рассматривают вопрос и
1384Зач.: начиная с
1385Зачеркнуто: разрешают вопрос и различно решают его и надписано окончание фразы.
1386Зач.: человек должен
1387[сущность,]
1388[вещь в себе,]
1389[воля.]
1390Зач.: философ, Шопенгауер и вписаны след. три слова.
1391Зач.: других явлений мира и вписаны след. два слова.
1392Зач.: der Wille, которая в сущности есть не что иное, как та свобода и вписаны след. девять слов.
1393[Свободный от предрассудков (философски необразованный) человек,]
1394Зач.: Вопрос этот, предполагающийся решенным как историею, так
1395Зач.: и просто
1396Зач.: до сих пор не решен ни в философии истории, ни права, ни богословии, ни этики, то есть <науке> учении об нравственности.
1397Зачеркнуто: под влиянием необходимости точно
1398Зач.: Были времена в истории европейского человечества, когда вопрос этот был несознаваем. <Такова> Языческая философия древних греков и римлян <редко и случайно касается этого вопроса> как бы не сознает еще всей важности вопроса. <Так> Аристотель в «Этике» и Цицерон в книге о Судьбе только слегка касаются этого вопроса. Только с христианством вопрос этот отцами церкви постановляется во всей его значительности. Святой Августин и за ним схоластики <приводят> очевидно сознают всю важность вопроса <лежащего в основе как богословия>. После них вопрос из исключительной богословской сферы переходит в область философии. Все глубокие мыслители останавливаются на этом вопросе и различно разрешают его: Гоббес, Спиноза, Кант, Шеллинг, Шопенгауер. Со времени Августина и схоластиков, со времени знаменитого софизма Буридана об осле вопрос перешел в сознание человечества и только откладывался.
1399Зач.: и опять вышел[?] из сознания человечества. Произошло ли это
1400Зач.: <Они> Единственное возражение
1401Зач.: Итак
1402Зач.: занимая человечество с древних времен, разрешался и разрешается различно, что, несмотря на кажущееся полное разрешение его, следующий мыслитель начинает дело сначала. Что последний мыслитель, окончательно и успешно разреш[ая] вопрос, признает; что der rohe Mensch [необразованный человек], видя[?], скажет: aber ich kann was [но я могу] [1 неразобр.] – видим, что он признает intelligible Wille [умопостигаемую волю], который свободен, видим, что разрешение вопроса не переходит в области масс, и, главное, видим вечно неопровержимый довод в пользу свободы, заключающийся в том, что если воля моя ограничена, то сущность ее свободна.
1403На полях: Сознание и рассуждение_
1404Зачеркнуто вписанное на полях: Не судя о том возможном или невозможном решении вопроса в области отвлеченного мышления, история, как наука опытная, находя и, в истории философии и в действительности два решения этого вопроса, принимает их оба. Но для истории разрешение его неизбежно. Далее зач. в тексте: Вопрос (не судя о том, возможно или невозможно его разрешение) остается неразрешен. В области философии, богословия, права, истории одни признают, другие не признают свободы воли. История <для того, чтобы быть наукой, должна быть наукой опытной>, как опытная наука <история> для разрешения <вопроса> его имеет орудие, которого не имеют другие науки: опыт и наблюдения. История не только может, не решая вопроса о том, свободна или не свободна воля человека, допуская оба явления, рассматривать эти свободные и несвободные проявления воли во времени
1405Зач.: Сама философия, богословие, право, сама история Вместо зач. вписано на полях, кончая: более или менее свободной.
1406Зач.: личной жизни
1407Зач.: человеческому мышлению
1408Зач.: описывать и наблюдать которые составляет ее задачу.
1409Зач.: или несвободна эта воля и вписаны след. шесть слов.
1410Зач.: это явление, допуская и то и другое и вписано окончание фразы.
1411Зач.: Как исторический, так и личный опыт показывают, что есть проявления воли, всеми признаваемые за свободные, и наоборот. Когда Наполеон III в своей речи или записках говорит, что он, жертвуя своими наклонностями для общего блага, совершил такое-то действие, или когда я (вспоминаю) говорю, что я написал известные слова потому, что я из всего, что я мог написать, выбрал те слова, которые считал лучшими, и Наполеонов и мой поступок представляются несомненно свободными. Но если я описываю переселение народов, руководимое отчасти Аттилою, или вспоминаю поступок, совершенный мною в нервом детстве, когда я <под влиянием одной жадности, без борьбы и выбора> съел стоявшие фрукты, и деятельность Аттилы, и моя представляются мне уже не столь свободными. Я вижу, что стремление народов с востока на запад имело другие причины, чем воля Аттилы, и что Аттила только подчинялся общему движению; то же самое я вижу и в своем детском поступке. Я вижу, что один мотив жадности руководил мною и что я без борьбы и колебаний, без заметного участия воли, поддался ему. Так что, не говоря об абсолютной свободе или несвободе, посредством наблюдения исторических явлений и личного опыта, мы придем к заключению, что существуют известные степени свободы (мнимой или действительной). Так [как] предмет истории есть выражение воли людей во времени, то, и наблюдая во времени большую или меньшую степень свободы, мы убедимся, что эта большая или меньшая свобода (или представление о ней) зависит от времени. Как бы то ни было, как для философии, так и для науки права <для богословия, истории>, для этики, <для богословия даже> вопрос не решен. Каждый новый мыслитель передает следующему <свои> только свои попытки, размышления, и следующий Вместо зач. на полях вписан дальнейший текст до конца варианта.
1412Зачеркнуто: Итак, мы пришли к выбору: признать, что мнение [?] одного человека, или то, что мы называем волей, из событий, в которых принимают участие 1000000 людей. Действительно непонятно, чтобы один человек заставлял убивать друг друга 1000000 людей, но ясно, что 1000000 людей в своей деятельности могли увлечь деятельность одного человека.
1413Зачеркнуто: называемой историею. История новейшая как бы признает это, ставя свой идеал в личности; но идеал личный
1414Зач.: и главное
1415Зач.: Скажем le grand mot [великое слово] <Весь>
1416Зач.: Мос[кву]
1417Зачеркнуто: Мне кажется, я свободен.
1418Зач.: неизбежно
1419Зач.: Сознание
1420Зач.: говорит Кант
1421Зач. есть тол[ько]
1422Зачеркнуто: как оно относится к божеству
1423На полях: Какие малости [?] божество, излишек свободы? Вопросы богослов[ия] стали прошлым, но в сфере [?] истории нет выбора.
1424Зач.: людей
1425Зач.: И стоит допустить (что и нельзя иначе) отсутствие произвола, и отпадают все бессмыслицы, и уничтожается тот произвольный критериум, который берет история. Непонятно, почему история не держится бессмыслицы и отвергает истину. На это 4 причины.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26 
Рейтинг@Mail.ru