Лев Толстой
Крестник

VIII

Шел, шел, приходит к деревне. Попросился в крайней избе ночевать. Пустила хозяйка. В избе никого нет, только одна хозяйка моет.

Вошел крестник, влез на печку и стал глядеть, что хозяйка делает; видит – вымыла хозяйка избу, стала стол мыть. Вымыла стол, стала вытирать грязным ручником. Станет в одну сторону стирать – не вытирается стол. От грязного ручника полосами грязь по столу. Станет в другую сторону стирать – одни полосы сотрет, другие сделает. Станет опять вдоль вытирать – опять то же. Пачкает грязным ручником; одну грязь сотрет, другую налепит. Поглядел, поглядел крестник, говорит:

– Что ж ты это, хозяюшка, делаешь?

– Разве не видишь, – говорит, – к празднику мою. Да вот никак стол не домою, все грязно, измучилась совсем.

– Да ты бы, – говорит, – ручник выполоскала, а тогда б стирала.

Сделала так хозяйка, живо вымыла стол.

– Спасибо, – говорит, – что научил.

Наутро распрощался крестник с хозяйкой, пошел дальше. Шел, шел, пришел в лес. Видит – гнут мужики ободья. Подошел крестник, видит – кружатся мужики, а обод не загибается.

Поглядел крестник, видит – кружится у мужиков стуло, нет в нем державы. Посмотрел крестник и говорит:

– Что это вы, братцы, делаете?

– Да вот ободья гнем. И два раза парили, измучились совсем, – не загибаются.

– Да вы, братцы, стуло-то укрепите, а то вы с ним вместе кружитесь.

Послушались мужики, укрепили стуло, пошло у них дело на лад.

Переночевал у них крестник, пошел дальше. Весь день и ночь шел, перед зарей подошел к гуртовщикам, прилег он около них. И видит: уставили гуртовщики скотину и разводят огонь. Взяли сухих веток, зажгли, не дали разгореться, наложили на огонь сырого хворосту. Зашипел хворост, затух огонь. Взяли гуртовщики еще суши, зажгли, опять навалили хворосту сырого, опять затушили. Долго бились, не разожгли огня.

И сказал крестник:

– Вы не спешите хворост накладывать, а прежде разожгите хорошенько огонь. Когда жарко разгорится, тогда уж накладывайте.

Сделали так гуртовщики; разожгли сильно, наложили хворост. Занялся хворост, разгорелся костер. Побыл с ними крестник и пошел дальше. Думал, думал крестник, к чему он эти три дела видел, – не мог понять.

IX

Шел, шел крестник, прошел день. Приходит в лес, в лесу – келья. Подходит крестник к келье, стучится. Спрашивает из кельи голос:

– Кто там?

– Грешник великий, иду чужие грехи выкупать.

Вышел старец и спрашивает:

– Какие такие чужие грехи на тебе?

Рассказал ему все крестник: и про отца крестного, и про медведицу с медвежатами, и про престол в запечатанной палате, и про то, что ему крестный велел, и про то, как он на поле мужиков видел, как они весь хлеб стоптали и как телушка к хозяйке сама вышла.

– Понял я, – говорит, – что нельзя зло злом изводить, а не могу понять, как его изводить надо. Научи меня.

И сказал старец:

– А скажи мне, что ты еще по дороге видел?

Рассказал ему крестник про бабу, как она мыла, и про мужиков, как они ободья гнули, и про пастухов, как они огонь разводили.

Выслушал старец, вернулся в келью, вынес топоришко щербатый.

– Пойдем, – говорит.

Отошел старец на поприще от кельи, показал на дерево.

– Руби, – говорит.

Срубил крестник, упало дерево.

– Руби теперь натрое.

Разрубил крестник натрое. Зашел опять в келью старец, принес огня.

– Сожги, – говорит, – эти три чурака.

Развел крестник огонь, сжег три чурака, остались три головешки.

– Зарой в землю наполовину. Вот так.

Зарыл крестник.

– Видишь, под горой река, носи оттуда воду во рту, поливай. Эту головешку поливай так, как ты бабу учил. Эту поливай, как ты ободчиков научил. А эту поливай, как ты пастухов научил. Когда прорастут все три и из головешек три яблони вырастут, тогда узнаешь, как в людях зло изводить, тогда и грехи выкупишь.

Сказал это старец и ушел в свою келью. Думал, думал крестник, не мог понять, что ему сказал старец. А стал делать, как ему велено.