bannerbannerbanner
Король должен умереть

Леонид Сиротин
Король должен умереть

Полная версия

Перед тем как уйти, медик вколол ему ударный коктейль, который позволит продержаться под прессом гравитации на ногах и в более-менее ясном сознании. Мрачно пошутил: «Смотри, не привыкни». Потом, не придумав, видно, что сказать – прощаться или благодарить, протянул ладонь для рукопожатия. Бортинженер остался в машинном отсеке один.

Некоторое время он еще посидел на полу, выжидал, пока пройдет головокружение. Корабль мелко трясло – капитан сбрасывал внешние модули, антенны, уцелевший после попадания в трюм груз, даже боеприпасы. Все, что могло облегчить «Звезду» и снизить требуемую для Перехода мощность. Собравшись с силами, инженер поднялся, снова включил интерком.

– Бортинженер на посту, – коротко отрапортовал он.

– Слышим тебя хорошо и четко, инженер. Доложи состояние реакторной установки, – отозвался капитан.

– Потребление мощности на выходе – сто процентов. Запас резервной мощности – ноль процентов. Контур охлаждения работает штатно. Защита – штатно. Запас рабочего тела – два часа в текущем режиме эксплуатации. Реактор полностью переведен на ручное управление.

– Давай еще раз в двух словах пробежимся по твоему плану. Я переключаю тебя на громкую трансляцию. Все будут слышать.

Он помедлил, собираясь с мыслями.

– Значит, так. По команде капитана я начинаю ручным вводом снимать заводские настройки безопасности. Это позволит мне произвести дополнительный нагрев плазменного шнура с помощью микроволнового излучения. Опуская детали, такие как скачок температуры в рабочей зоне реактора и повышенный расход дейтерий – тритиевой смеси, это даст нам прирост мощности на двадцать процентов.

Он помолчал, считая в уме.

– Да, двадцать, в пределе двадцать пять. По идее, этого будет достаточно, чтобы преодолеть притяжение звезды и набрать скорость Перехода. На финальном отрезке будут отключены двигатели и все дополнительное энергопотребление, кроме двух капсул, в которых будут лежать связист и медик. Отдаем всю мощность генераторам искривления.

Юноша представлял их лица в этот момент. Капитан хмурится, не отрывая взгляда от подсвеченных красным поврежденных и отключенных узлов на трехмерной схеме корабля перед своим креслом. Для него уже все понятно и все решено.

Навигатор колдует над своей консолью, рассчитывая оптимальные параметры для Перехода в Аннун. Его зубы сжаты, на лбу блестят капли пота. Он почти не прислушивается к голосу из интеркома.

Связист, он моложе остальных, они почти ровесники, растерянно смотрит на капитана. Эктор взглядом приказывает ему вернуться к радару, пестрящему метками смертельной опасности. Для сомнений нет времени, как и для простого сочувствия.

Медик, он, наверное, сейчас в лазарете, прикладывается к заветной фляжке со спиртом. Сглатывает, кривится и салютует ей в сторону машинного отделения. «Еще поживем, парень», – беззвучно произносит он.

– Как вы понимаете, направив всю энергию в генераторы Шварцшильда, мы лишимся остального. Мы будем двигаться по инерции, никаких маневров. Не будет радаров, компенсаторов гравитации, мы отключим даже систему жизнеобеспечения, – инженер хмыкнул. – Не забудьте надеть скафандры. Мы будем слепы и предельно уязвимы. Реактор будет работать в крайне нестабильном режиме. Моя задача – не допустить перегрева или распада магнитной ловушки. До Перехода я буду корректировать параметры его работы вручную из машинного отделения. У меня все.

Интерком ответил ему молчанием. Все на «Звезде удачи» понимали, что ожидает в момент Перехода в гипер бортинженера, лишенного защиты стабкапсулы. Сначала он сойдет с ума, а потом умрет короткой, но мучительной смертью носителя метки. У него нет спасительного дельта-гена, и его мозг, как говорят космики, «спечется». Зато остальные уцелеют. Если их не расстреляют до того, как генераторы Шварцшильда свернут пространство в непроницаемый кокон. Если из дестабилизированного реактора не вырвется плазма. Если Аннун будет к ним милостива.

Тишину нарушила сирена радиационной тревоги.

– Рапорт! – крикнул Эктор.

– Подрыв торпеды с термоядерной боевой частью по левому борту, – выпалил связист. – Дистанция около трех тысяч километров. Высокая плотность ионизирующего излучения. Радиационная защита пока держит.

– Превышение нормы на 300 микроренген в час, – внес свою лепту медик. – Скверно, но терпимо.

Сирена умолкла.

– Крепко они за нас взялись, – буркнул Эктор. – Надо понимать, не хотят с нами прощаться. В общем, я думаю, всем все ясно. Инженер, сколько тебе нужно на подготовку?

Он прикинул про себя:

– Пять минут максимум, капитан.

– Принято. Экипаж, пять минут до финального обратного отсчета. Связисту и медику занять капсулы. Персоналу на мостике надеть скафандры. Навигатору занять место второго пилота и приготовить системы к отключению энергии по команде. Последним на очереди вырубаем блок раннего предупреждения. Управление кораблем остается на мне. Всем рапортовать по готовности.

Из интеркома донеслось разноголосое «есть» и «принято».

– Да, и еще, – капитан прочистил горло. – Связисту проверить и включить третью капсулу. Медику приготовить реанимационный модуль для приема пациента.

Инженер благодарно улыбнулся и беззвучно прошептал: «Спасибо, капитан». В истории межзвездных полетов не было случая, когда удалось спасти человека без дельта-гена, оказавшегося вне капсулы в момент гиперперехода. Но слова Эктора все равно дарили хоть какое-то успокоение.

Теперь надо было работать. С трудом переставляя ноги, он подошел к центральной секции управления. Разблокировал ее личным паролем и выдвинул стойку подсистем реактора. В ней было десятка три черных прямоугольных коробочек – графеновые квантовые процессоры, неизвестно почему называющиеся на жаргоне техников «платами». Древняя надежная технология. Большинство плат подмигивали красными диодами – их отключили во время вирусной атаки.

Напрягая память – он все-таки не был настоящим дипломированным бортинженером, парень грубо выдернул из слотов две платы, отвечавших за безопасность и ограничение доступа к базовым настройкам. На военном корабле за такое могли, например, расстрелять, а на торговом – отправить прогуляться за борт без скафандра.

Стойка скользнула на место. Инженер доковылял до панели управления реактором – она теперь вся мигала тревожными огоньками – и ввел цепочку команд разблокировки. Сигналы тревоги погасли, машина как бы сообщала человеку, что она умывает руки и все происходящее теперь на его совести.

– Бортинженер – капитану, – сказал он в интерком. – Полная готовность.

Остальные члены экипажа подтвердили по очереди, что тоже готовы. Дольше всех возился навигатор. Сначала у него что-то там не ладилось в скафандре. Потом корабельная система регенерации воздуха не желала принимать команду на отключение. Капитан в сердцах обложил его на рычащем диалекте своей родной планеты, после чего дело пошло на лад.

– Навигатор готов, – проходивший сквозь динамики скафандра голос двоился и дрожал в интеркоме.

– Инженер?

– Бортинженер на связи, капитан.

– Спрашиваю последний раз: ты уверен?

В животе образовалась неприятная пустота. Такая же, он помнил, появлялась у него всякий раз, когда пьяный Утер, громко ругаясь, искал его в доме, чтобы кулаком поучить жизни.

– Уверен, капитан, – твердо сказал он.

– Тогда будь готов перевести реактор в экстремальную фазу с началом обратного отсчета. Нам нужен пик мощности за тридцать секунд до включения генераторов искривления в маршевый режим.

– Понял вас, капитан. Пик мощности за тридцать секунд. Будет сделано.

Наверное, прошло еще несколько бесконечно долгих минут, заполненных фоновым шумом в динамике интеркома, когда Эктор Кинир, наконец, произнес.

– Экипаж, начинаю обратный отсчет перед Переходом. Изолировать капсулы. Снизить энергопотребление. Реактор – на полную. Триста секунд!

Над комм-браслетом юноши вспыхнул таймер обратного отсчета. Стиснув зубы, инженер унял внезапную дрожь в пальцах. И начал вводить команды. Перед ним мерцали, изменяясь цифры. Напряжение магнитного поля. Скорость расхода рабочего тела. Температура плазменного шнура. Уровень микроволнового излучения в рабочей зоне реактора. Зеленые столбики допустимых значений ползли вверх, желтели, окрашивались в угрожающий красный.

Мигнуло и погасло основное освещение. Тут же призрачным голубым светом загорелись биолюминесцентные аварийные лампы. Гулко вздохнул напоследок компрессор, нагнетавший воздух, и тоже отключился. Завыла сирена.

– Критический сбой системы жизнеобеспечения, – нежным женским голосом пропел блок аварийного оповещения «Звезды». – Экипажу срочно надеть скафандры.

Времени возиться со скафандром не было. Инженер сорвал с пояса и прижал к лицу дыхательную маску. Как кусок желе она растеклась по коже, закупорила нос и рот. Реактор пока работал стабильно, Десятая Династия умела строить токамаки.

– Инженер, доклад, – ожил интерком.

– Все показатели в красной зоне. Потребляемая мощность на выходе – восемьдесят семь процентов и продолжает падать. Превышен расход хладагента, температура растет быстрее, чем ожидалось. При необходимости открою аварийные заслонки, это выиграет нам время.

– Понял тебя, – сказал Эктор. – Сейчас отрубятся компенсаторы. Будет тяжко. У нас за кормой шесть торпед, плотно сели на выхлоп маршевых. И «Кобры» уже подтянулись, лупят по нам из рельсотронов. Приходится вертеться.

– Двести сорок секунд до Перехода, – другим, равнодушным металлическим голосом сообщил корабль.

Капитан не соврал, стало действительно тяжко. Инженер с хрипом осел на пол. Кровь хлынула на этот раз носом, заполняя дыхательную маску. Невидимый кулак великана вдавливал его в металл палубы, кроша кости. Не хватало сил даже поднять глаза и посмотреть на приборы. Узнать, что творится сейчас с обезумевшим термоядерным джинном, бьющимся о незримые стенки магнитной бутылки прямо у него под ногами.

 

– Сто восемьдесят секунд до Перехода, – отчеканил автомат.

– Глушу двигатели! – голос капитана перекрыл вой сирены. – Разблокирую генераторы искривления!

Внезапно наступила невесомость. «Звезда», набравшая нужную для Перехода в Аннун скорость, неслась по инерции прочь от Беллерофонта, от станции— ловушки, от наседающих перехватчиков. Инженер всплыл над палубой, окруженный облаком паривших вместе с ним шариков его крови. Не включая магниты в ботинках, оттолкнулся ногой от стены, доплыл до панели управления реактором и схватился за поручень.

– Девяносто секунд до Перехода.

Инженер ударил кулаком по большой желтой кнопке в центре панели. Вдоль бортов корабля открылись аварийные заслонки, выбрасывая отработанный хладагент и с ним излишки накопленного тепла. Температура в машинном отделении к тому моменту подскочила градусов до шестидесяти, сферические капли пота плавали вокруг юноши вместе с кровью.

В комм-браслете тревожно застучал счетчик проникающей радиации. Плевать. С открытием заслонок показатели стабильности плазменного шнура вернулись на несколько секунд в желтую зону. Бортинженер почувствовал, как его потрескавшиеся губы растягиваются в усмешке.

«Смотри на меня, Утер. Смотри из самой глубокой бездны, куда ты отправился. Если бы ты умел так, разве твоя команда оставила бы тебя гнить на Тиндаголе?»

– Шестьдесят секунд до Перехода.

Увы, больше тузов в рукаве у него не было. Оставалось только молиться Рогатой Хозяйке, чтобы древняя техника выдержала. Превзошла пределы прочности, заложенные в нее давно исчезнувшими создателями.

Закрыв глаза, молодой инженер попытался представить бескрайнюю пустоту за бортом «Звезды удачи». Косматую белую громаду звезды Химера, вокруг которой вращается планета Беллерофонт. Матовые вытянутые капли торпед с раскрытыми зонтиками детекторов, намертво вцепившихся в спектр излучения корабля торговцев. Хищные ромбы перехватчиков, высланных Иглессами за головой ненавистного капитана, и призрачные голубые вспышки вокруг них – залпы рельсовых ускорителей.

Но вместо всего этого он опять увидел маму, которая улыбалась и кивала ему головой. Всего на мгновение, потом она растаяла в темноте, и инженер увидел сестру. Совсем не такой, какой он запомнил ее в последний раз на Тиндаголе. Повзрослевшей, серьезной, одетой в белые одежды и с выбритой головой. Ее губы беззвучно шевелились, произнося его имя.

– Тридцать секунд до Перехода.

Он открыл глаза, сморгнул набежавшие слезы. Несгибающимися деревянными пальцами ввел последнюю очередь команд. Сирена завыла в два раза громче. Свет аварийных ламп стал красным, и вместе с ним покраснели все огни на пульте. Магнитная ловушка работала на грани отказа, сдерживая раскаленный до звездных температур плазменный поток. Энергия, требуемая «Звезде удачи» для Перехода, исправно поступала на контуры генераторов искривления.

– Так держать, – прошептал в интеркоме капитан, а может, это был бред, вызванный жарой в отсеке. – Так держать, малыш. Мы почти оторвались. Нас ждет Аннун.

– Десять. Девять, – отсчитывал последние секунды корабль. – Восемь. Семь.

«Интересно, – подумал он со смесью ужаса и любопытства. – Успею ли я что-то почувствовать?»

– Пять. Четыре.

«И что там? Неужели – ничего?»

– Два. Один.

«Совсем ничего?»

Наёмник. История четвёртая. Наместник и убийца

– Я слышал, ты хороший пилот, Арктурианин, – сказал пэр Ульфин каэр Градаук, имперский Наместник.

Он не ответил. Патриция это не смутило.

– Я слышал, что ты носишь на руке метку Сестер, но гипер тебя не убивает.

Он молчал и разглядывал свои запястья, притянутые гибкими металлическими лентами к подлокотникам антикварного кресла. Шестая Династия, драгоценное черное дерево с Вателина, ручная работа – такое кресло должно стоить, как средний когг.

– О тебе говорят, что ты пять лет был вторым за штурвалом у Эктора Кинира. А Эктор брал в напарники только лучших пилотов и навигаторов.

Теперь он разглядывал лепной потолок и плавающую люстру из бадонского горного хрусталя. Настоящее произведение искусства, а не люстра. Такой не стыдно украшать дом почтенного имперского вельможи.

– А еще ходят слухи, что, когда Эктор отошел от дел три года назад, его сын Кай предлагал тебе долю в семейном бизнесе, капитанский патент и старый корабль отца – «Звезду удачи». И ты отказался. Почему?

Это был первый прямой вопрос, заданный хозяином. Арктурианин рассудил, что молчать дальше невежливо. В конце концов, ему было по-человечески любопытно, что нужно от него, простого наемника, хозяину целого мира.

– Кай не его отец, – ответил он. – Он любит деньги больше, чем людей. Нам было не по пути.

– Вам было не по пути, – задумчиво повторил пэр Ульфин. – И ты с твоей любовью к людям и презрением к деньгам выбрал путь охотника за головами. За два года твое прозвище, Арктурианин, стало торговым знаком на Периферии. Ты выполнил больше шестидесяти контрактов. Ни разу не подвел заказчиков. Скольких людей ты убил?

Он пожал плечами. Какой толк от подсчетов? Работа есть работа.

– И вот месяц назад ты прилетел на Градаук. Оскорбил и зарубил на дуэли бизнесмена и уважаемого гражданина Ши. Теперь тебя осудят и, вне всяких сомнений, найдут виновным. Здесь не Периферия, Градаук – цивилизованная планета. У нас запрещены дуэли. Тебя ждет смертная казнь.

– До того как стать уважаемым гражданином, Ши был теневым дилером, – заметил охотник.

– Это не меняет дела.

– Для меня меняет. Ши предал Эктора и отправил его на верную смерть в ловушку Иглессов. Тогда погибли хорошие люди. Его друзья. Мои друзья.

– Но Эктор остался жив. И не стал мстить.

– Эктор всегда считал месть напрасной тратой времени и денег. Он говорил: «Оставь мертвым мстить за своих мертвецов».

– Ты с ним не согласен?

– Конечно, согласен.

– Однако же ты убил.

На этот раз он опять промолчал. К чему этот обмен пустыми словами? Ясно как день, Ульфину каэр Градауку что-то нужно от приговоренного к смерти. Пусть перестанет ходить вокруг да около и скажет – что.

Они беседовали в загородном особняке Наместника, в его рабочем кабинете, куда убийцу доставили прямо из камеры одиночного заключения. Охрана осталась за дверью. Даже личным телохранителям пэра не было разрешено присутствовать при разговоре. Из этого нетрудно было сделать вывод: речь может идти только о крайне щекотливом деле.

– Почему тебя называют Арктурианином? – внезапно спросил патриций. – В твоем деле сказано, что ты родом с Тиндагола, планеты Канторов.

Арт поморщился. Ему не нравились вопросы сенатора. К тому же кончилось действие болеутоляющего. Ожог на животе, оставшийся ему на память об искусном фехтовальщике Ши, саднил под нашлепкой из заживляющего биопластыря.

– Моя мать была родом с четвертой Арктура, – ответил он. – Мы с сестрой родились там.

– У тебя есть сестра? – ему показалось, что Наместник уже знает ответ на свой вопрос.

– Да, – ответил Арт. – Ее зовут Илина.

Иногда он удивлялся, что с годами научился произносить ее имя с таким спокойствием.

– Сколько тебе лет? – поинтересовался Ульфин. – Двадцать пять? Больше? Уверен, что нет и тридцати. Глупо умирать таким молодым.

Первый раз за весь разговор Арктурианин внимательно посмотрел на хозяина роскошного кабинета. Ульфин каэр Градаук, хозяин целой планеты, был стар. Следы омолаживающих операций, тонкие синие отметины на шее, трудно скрыть под густым слоем пудры. Они как годовые кольца у деревьев. Если считать по ним прожитые лордом века, он был ровесником последней Династии. Ему было не меньше восьмисот лет.

Поборник традиций из рода первых сенаторов не последовал за ветрами времени, не стал основателем собственного Дома, как поступили Иглессы, Канторы и прочие новоявленные лорды. Пэр Ульфин был бездетен и сохранил за собой звание имперского Наместника. Его ставили в пример как истинного дворянина, настоящего имперского пэра. К нему летали за советом и обращались за покровительством. В своей системе и дюжине соседних Ульфин каэр Градаук был влиятельней Императора, Домов и Сестер вместе взятых.

– Вам что-то нужно от меня, Наместник, – с предельной прямотой сказал Арктурианин. – Скажите что, назовите вашу цену, и мы поговорим, как деловые люди.

Если охотник ждал, что вельможа оторопеет от такой наглости, то он недооценил старую имперскую закалку. Патриций засмеялся, смех его был тихим и неприятным, вполне подходящим к внешности плотоядной черепахи. Вряд ли было простым совпадением, что именно эти убийцы-долгожители были давней страстью Наместника. Он разводил их в своем особняке и, по рассказам очевидцев, скармливал им своих особо упрямых недоброжелателей. Врагов у Ульфина каэр Градаука было много, черепахи не голодали.

– Деловые люди, – выдавил из себя патриций, кружевным платком с монограммой утирая слезинку, выступившую в уголке глаза. – Насмешил. Мальчишка.

Только один человек в Галактике мог безнаказанно шутить с возрастом Арктурианина, и Наместник Градаука не был капитаном Эктором Киниром. Но охотник сдержался. Годы научили его трезво оценивать свои возможности. Ссора с заводчиком гаргаунтских хищников пока не входила в его планы. Пока.

– Так вот, – сказал пэр Ульфин, чье веселье стихло так же внезапно, как и началось. Прищуренные глаза рептилии, утонувшие в коричневых складках кожи, смотрели на охотника с равнодушной злобой. – Цена моего поручения – твоя жизнь. Этого, на мой взгляд, достаточно. Но, чтобы ты не чувствовал себя обиженным за две недели заключения в одиночной камере, я предложу тебе компенсацию. Какую – узнаешь перед вылетом с планеты.

– Дело, о котором пойдет речь, надо понимать, должно быть выполнено не на Градауке, – отметил Арктурианин.

– Градаук мой, – просто сказал пэр Ульфин.

Как бы подчеркивая свои слова, он положил руку на сделанный из золота, яшмы, сапфиров и агатов, с золотой проволокой параллелей и меридианов глобус Градаука, стоявший на его рабочем столе. Узловатые пальцы с вросшими в плоть перстнями и длинными желтоватыми ногтями нежно ласкали парящее вокруг шара планеты кольцо из крупных бриллиантов.

– Девять миллиардов человек живут и умирают здесь по моей воле. Если бы то, что мне нужно, было на Градауке, ты бы так и гнил в своей камере, охотник. Ты отправишься на Периферию, в мир, известный как Пустошь.

– Пустошь, – Арктурианин покатал на языке слово, от которого во рту появлялся неприятный привкус песка и пыли. – Вотчина Короля-Рыбака. Прескверное местечко. И что я там должен буду сделать?

– Один хороший человек попал там в беду. В беду, которую он, возможно, сам не осознает. Ты должен будешь найти его и вывезти с Пустоши. Вероятно, против его собственной воли.

– Вывезти и доставить к вам? – уточнил охотник. – Мы же говорим о похищении?

– Мы говорим о спасении, – раздраженно поправил его пэр. – Куда вы отправитесь после Пустоши, меня не волнует. Что-то мне подсказывает, лучшим местом для спасенного будет Катраэт.

– Цитадель Восстания! – воскликнул Арктурианин. – Ого! Вот теперь я заинтересован. Охваченный человеколюбием имперский патриций спасает катраэтского инсургента. Руками, вы не поверите, приговоренного к смерти охотника за головами. Лихой сюжет, ничего не скажешь!

С минуту Ульфин каэр Градаук, должно быть, размышлял, скормить ли своего гостя черепахам или просто вернуть в камеру. С заметным усилием переборов себя, он опустился до объяснений.

– Человек, о котором идет речь, из древнего и благородного рода имперских сановников. Я был кое-что должен его отцу, почтенному гражданину, Наместнику, как и я. Жизнь его сына в обмен на спокойствие моей совести, скажем так.

– И что помешало выкупить его жизнь у Короля-Рыбака? – поинтересовался охотник. – К чему затевать всю эту возню с проникновением на Пустошь и похищением, если можно просто договориться с хозяином планеты?

– Король-Рыбак ненавидит меня со времен нашей юности, – объяснил пэр Ульфин, кривя губы. – Предупреждая твой следующий бессмысленный вопрос, ты не первый, кого я отправляю на Пустошь. Целое состояние было истрачено на наемников, но все они потерпели неудачу. Годы войн со шпионами и ассасинами превратили Короля-Рыбака в параноика, а планету – в ловушку. Его замок, Корбеник, где сейчас находится наш человек, неприступная крепость. Тайная полиция Короля компетентна и безжалостна, а простые жители Пустоши чтут его как бога.

– Звучит обнадеживающе, – Арктурианин прищелкнул языком. – Простите меня за еще один бессмысленный вопрос. Почему вы думаете, Наместник, что я справлюсь там, где другие потерпели неудачу?

– Твое везение, – прошипел Ульфин. – Ты выживал и преуспевал там, где другие находили только смерть. Еще ты мусор, отброс, плоть от плоти Периферии. На Пустоши ты будешь как дома, а это уже немало. Достаточно лести на сегодня?

 

– Достаточно, – кивнул Арктурианин. – Не будет ли наглостью с моей стороны спросить: когда мне вернут корабль, дадут всю необходимую информацию и я смогу приступить к работе? Не терпится заняться столь соблазнительным контрактом.

Ульфин каэр Градаук сунул руку под стол. Через мгновение в кабинет вошли четверо охранников и с ними двое генаров – телохранителей пэра. Телохранители стали на привычные места за спиной патрона, одинаковым движением положив руки на кобуры излучателей. Охранники замкнули квадрат вокруг Арктурианина, двое навели на него стволы, пока остальные освобождали прикованные к креслу руки.

Охотник встал, потирая онемевшие запястья. Два ствола смотрели ему в лицо, два упирались в спину. Генары, стоящие за высокой спинкой кресла Наместника, разглядывали Арктурианина немигающими черными глазами, лишенными белков. У них были одинаковые лица, лишенные признаков пола, безволосые, как у Сестер Аннун, головы, и серая кожа. Иглессы, давние союзники сенатора Ульфина, выращивали их в своем мире, Кардауте. В обход всех законов Империи, запрещавших клонирование и глубокое вмешательство в ДНК.

Клоны были сильнее, быстрее, намного опаснее обычного человека. Они обходились недешево, но стоили каждого потраченного на них империала. Их преданность покупателю была закодирована на уровне хромосом. Они были лишены голосовых связок, их мозг был защищен от мемоскопирования. Идеальные хранители жизни и тайн своего хозяина. По слухам, Наместник Градаука держал в своем особняке целую армию дрессированных кардаутских убийц. И не только их.

Информатор, продавший Арктурианину сведения о господине Ши, клялся, что Иглессы, прибегнув к запретным биотехнологиям Восьмой Династии, вывели идеальных ассасинов. Новую породу генаров, доппельгангеров, которые могли имитировать внешность любого человека и даже его генокод. По словам информатора, Ульфин немедленно заказал для себя дюжину образцов.

Арктурианин подмигнул клону, стоявшему справа. Тот предсказуемо не отреагировал. «Надеюсь, рассказы про доппельгангеров – просто болтовня, – подумал охотник. – С кардаутскими тварями хватало хлопот и без того, чтобы они могли кем-то притворяться».

– Подойди, – скомандовал патриций охотнику.

Арктурианин приблизился к столу, шаг в шаг сопровождаемый своими охранниками. Клоны отреагировали на его приближение едва заметным напряжением мышц. При малейшем признаке угрозы они атаковали бы охотника быстрее, чем ахернарские летающие кобры.

Наместник положил в середину стола крохотную черную бусину твердотельного носителя.

– Он настроен на твою биосигнатуру, – сообщил Ульфин каэр Градаук. – Держи носитель не дальше пяти шагов от себя, иначе он самоуничтожится. На нем все, что тебе необходимо знать.

Наместник перевел взгляд на золотой диск согнитского механического календаря.

– У тебя стандартная неделя, чтобы закончить дело. Не буду тратить время на угрозы. Если ты решишь сбежать или как-то иначе нарушить наш договор, я найду способ взыскать с тебя свои издержки. Теперь иди.

Охотник протянул руку, чтобы взять со стола бусину. Оба генара чуть-чуть поддались вперед. Наместник, наоборот, отклонился, глубже погружаясь в мягкую спинку кресла с гербом Градаука на подголовнике. Арктурианин только сейчас заметил дрожь воздуха вокруг обернутого в шелка тщедушного тела Ульфина. За маской надменности и презрения, которой Наместник прикрывался вместе с личной защитной аурой, прятался страх.

Охотник почувствовал смесь гордости и отвращения. Сосущее богатство и власть из Градаука ископаемое боялось за свою жизнь. Боялось его, Арктурианина, жалкий мусор с Периферии.

– Урок, который Арктурианину предстояло выучить на своем горьком опыте, – сказал голос короля в сознании скриптора. – Не стоит внушать страх сильным мира сего. Особенно если этот мир – Градаук, а его хозяин пережил уже двух Императоров и остался у власти.

Король немного помолчал и повторил с горечью, которую Ларк чувствовал, как свою.

– Особенно в этом случае.

Охотник небрежно кивнул патрицию «пэр» и направился к выходу из кабинета. Ему казалось, что маленький шарик носителя жжет ладонь, а взгляд Наместника спину.

У самого порога его заставил остановиться скрипучий голос Ульфина.

– Как ты уцелел там, у Беллерофонта? Этого нет ни в одном докладе, который мне предоставили мои агенты. Пилоты Иглессов отчитались, что «Звезда удачи» уничтожена. А потом вы с Эктором объявились на Мон-Сальват и хранили молчание все годы. Как?

«Торпеда с кинетической боевой частью взорвалась в кормовой проекции корабля за несколько секунд до Перехода. Вольфрамовые стержни прошили корпус. Убили навигатора. Убили связиста и медика, лежавших в капсулах. Капитану Эктору повредило скафандр микроскопическим осколком. Он чудом уцелел при разгерметизации кабины, хотя ему пришлось расстаться с правым легким и большей частью кожи.

Вторым чудом было то, что реактор и генераторы искривления не пострадали. Мы смогли уйти в гипер.

Я пришел в себя, когда корабль еще находился в Аннун. На Ддороге Ммертвых, как говорят суеверные космики. Я надел скафандр, выбрался из машинного отделения и отправился бродить по кораблю. Я думал, что умер и нахожусь где-то в загробном мире. Почему бы дому Рогатой Матери не выглядеть, как «Звезда удачи», пережившая торпедную атаку?

На мостике я нашел Эктора. Перед тем как потерять сознание, он успел заклеить скафандр, но все равно получил травмы от декомпрессии и глубокого обморожения. Я отнес его в медотсек и, действуя почти наугад, подключил к реанимационному модулю. Через час он пришел в себя и смог направлять мои действия по интеркому. Все это время мы летели в гипере, и я не имел ни малейшего понятия, что делать.

Капитан помог мне разобраться с консолью навигатора. Мы убедились, что наш погибший товарищ успел ввести маршрутные инструкции и координаты системы, до которой мы могли долететь на имеющихся запасах дейтерия. Пока мы находились в Аннун, Эктор боролся за свою жизнь, а я – за жизнь «Звезды». Латал все, что мог залатать. Помню, как гордился, что смог на живую нитку собрать установку регенерации воздуха и заправлять нам с капитаном баллоны скафандров. В отсеках корабля был вакуум, от системы жизнеобеспечения остались одни воспоминания.

Только годы спустя я понял, как малы были наши шансы. Без постоянной коррекции работы генераторов Шварцшильда мы могли остаться в Аннун навсегда. Или выйти из гипера за тысячу парсеков до цели с пустыми баками. Стать добычей прожорливой аномалии или компактной черной дыры, не обозначенной на галактических картах. Виной ли всему чутье капитана Эктора, сделавшее его легендой на многих мирах Периферии, или благосклонность Хозяйки, но мы уцелели.

Более того, система, выбранная погибшим навигатором практически наугад, оказалась обитаемой. Достаточно условно обитаемой – в ней был имперский аванпост, с которого мы смогли передать сигнал бедствия сыну капитана, Каю. Надо было видеть его лицо, когда он прилетел нас спасать. Иглессы поспешили объявить Эктора Кинира мертвецом и выплатили предателю награду. Судьба и Аннун распорядились в тот раз иначе.

Они забрали своего любимца восемь лет спустя из маленького домика, затерянного в лесах его родины, Мон-Сальват. Он долго и тяжело болел перед смертью, но мы не успели попрощаться. И я не смог прилететь к нему на похороны. Один раз побывал на его могиле, всего раз. За месяц до того, как оказаться на Градауке.

На могильном камне написано: “Улыбнись. Тебе повезло жить”. Очень в духе Эктора Кинира, лучшего капитана, лучшего человека в обитаемом космосе».

– Мне повезло, – коротко ответил Арктурианин и вышел из кабинета Наместника..

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru