Леонид Подольский
Инвестком

9

Собственно, лекторы и были главным впечатлением за два месяца, проведённых в Перовском отделении…

10

Игорь нередко задумывался о том, как устроен «Инвестком». Вроде новорусская фирма, хитрая. Не платит налоги, зарплаты – по липовым ведомостям, трудовые договора – в одном экземпляре, то есть риэлторы у неё на крючке, и она, если что, их подставит. Все документы хитроумно составлены юристами, естественно, в пользу «Инвесткома». А с другой стороны, что-то было в «Инвесткоме» советское, а может, новорусское перемешалось с советским, не разберёшь. Во-первых, план. Плановый отдел на целый этаж в главном офисе на Щербаковской во главе с бывшим госплановским чиновником. И система советская: каждому отделению спускается разнарядка. Тоже, как в Советском Союзе, – с потолка… или нет, от достигнутого. Или, скорее, от желаемого. То есть вечный рост. Всё по-прежнему, только компьютеры вместо арифмометров. Во-вторых, идеологическая работа. Когда стало ясно, что Перовское отделение тонет и занимает место в самом хвосте, прислали нового командира – Кулика, но главное – лекторов…

…Кулик, главный менеджер, брошенный на прорыв, был поначалу малозаметен. Пообещал побеседовать с каждым риэлтором персонально и объявил с завтрашнего дня лекции: строго обязательно, вплоть до увольнения. Он, видно, верил в магическую силу этих лекций – и заперся на время за бронированной дверью.

11

Итак, в строго назначенный час в сопровождении Кулика, который, показалось Игорю, отчего-то заискивал перед лектором, появился главный идеолог «Инвесткома» – толстопузый, криво- и коротконогий, рябоватый, рыжеватый, с узким лбом, маленькими глазками, огромным носом и сразу с несколькими перстнями на коротеньких жирных пальцах. Но самое яркое впечатление – жопа. С каждым шажком она колебалась от собственной тяжести. Размера эдак не меньше восьмидесятого. Судя по виду, еврей. Игорь генами, что ли, потому что тоже был евреем, или по сильно измятому, мешковатому костюму почуял в Разбойском, такова была фамилия лектора, какую-то неистребимую, даже нарочитую, местечковость. Притом сразу видно, плут. Одним словом, Шейлок^[11]. Очень обаятельный, жовиальный, как говаривал Бабель, и вместе с тем донельзя уродливый Шейлок. Каким, собственно, Шейлок и должен быть.

– У вас, мне сказали, отстающее отделение, – начал Шейлок-Разбойский; впрочем, это позже Игорь поименовал его Шейлоком, тогда же присутствовало лишь лёгкое любопытство, – руководство «Инвесткома» послало меня научить вас делать настоящие деньги. Из всех искусств – это самое главное. Не кино, как, если вы помните, говорил Ленин, а именно – делать деньги. Большие деньги. Нас учили в прошлой жизни, что всё зло в мире – из-за денег, из-за презренного металла. Что из-за денег люди ненавидят друг друга. Что надо устранить деньги, и сразу наступит рай на земле. А сами в это время посылали зэков на золотые и платиновые рудники, продавали из-за денег сокровища Эрмитажа, открывали в Швейцарии тайные счета партии. Деньги партии и сейчас работают, есть уполномоченные люди, а может, и лежат где-то. Счета за границей. Никто не знает, сколько этих денег и где они. Есть красные олигархи, выросшие на деньгах партии. Может быть, не самые видные, но зато их много. Последний, кто знал про деньги КПСС всё, – Николай Ефимович Кручина. Выпал с балкона собственной квартиры на пятом этаже сразу после ГКЧП. Вы верите, что он свалился сам? А ведь он унёс с собой тайну. Тайну миллиардов долларов, которыми кто-то распоряжается. Я так думаю, вернее, слышал от умных, знающих людей, – поправился Разбойский, – что ГКЧП устроили специально, из-за больших денег. Не поделили и устроили оперетку…

Помните, писали «жёлтый дьявол», «золотой телец» – это и есть Бог, которому тайно, стыдясь, всегда поклонялось человечество. Лгали, стыдились, а поклонялись. Потому что деньги – вот он, Бог. Свобода – это когда поклоняются деньгам, а не усатым вождям…

Вот вы думаете, Советский Союз развалили демократы, Ельцин. Да ничего подобного. Кишка тонка. Советский Союз развалил КГБ, потому что гэбисты решили его приватизировать. Вам и не снилось, какие деньги вывозили в последние годы перед крахом… Вся наша жизнь крутится вокруг денег, вокруг прибыли… как Земля вокруг воображаемой оси… Мир так устроен…

Знаете, почему Бог изгнал Адама и Еву из рая? Потому что они вкусили от древа познания и увидели, что Бог любит деньги как простой смертный, что он жадный. А Бог был лицемером.

Я вам так скажу: деньги – это главное. Всё остальное можно купить. Деньги сделали обезьяну человеком. И продолжают делать. Помните поговорку: «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек». Только на месте бумажки из ДЕЗа или откуда-нибудь ещё представьте толстенькую пачку зелёненьких купюр.

Я за что люблю современную Россию, – продолжал Разбойский, – за то, что мы перестали лицемерить. От рабочего до министра всем нужны деньги.

Почему-то в «Миэле» давно поняли, – подошёл к главной своей теме лектор, – что надо делать деньги, деньги, деньги. А мы всё ещё занимаемся благотворительностью. Жалеем бабушек-дедушек. С каждой сделки в «Миэле» получают десять тысяч баксов, – Разбойский остановился, обвёл взглядом зал, убедился, что никто не спит и все внимательно слушают, удовлетворённо хмыкнул, поднял вверх свой толстенький, пухленький палец и повторил, слегка возвысив голос, – десять тысяч зелёных. Я подчёркиваю: десять тысяч баксов. Зелёненьких. Хрустящих. С Бенджамином Франклином. А у нас в «Инвесткоме» только пять. И то – это в среднем по «Инвесткому». А у вас – не стыдно? За всё отделение пашет один Гейдар. Главный эксперт, главный передовик, главный санитар, наша главная гордость – всё в одном лице. Гейдар, если хотите знать, – не просто риэлтор, пользующийся инвестициями как инструментом. Он – строитель новой Москвы. Москвы XXI века. «Инвестком» именно в такие проекты, как у Гейдара, делает свои инвестиции. Не только потому, что выгодно, но и из идейных соображений.

«Что-то очень мудрёно, – подумал Игорь, – какие-такие проекты? Какие идейные соображения?» – он решил спросить об этом после лекции, но быстро забыл.

– Москва – вы не смейтесь – это город для богатых, даже для очень богатых, – продолжал между тем Шейлок. – В Париже, Лондоне, Нью-Йорке есть специальные районы для бедных и богатых. Да, отдельно резервации для бедных и отдельно районы для сливок общества. Совсем два разных города. И в Москве, пройдёт лет десять, будет то же. Полная сегрегация. Зачем какой-нибудь бедной бабушке жить в Москве, да ещё в центре, где метр площади стоит десять тысяч зелёных. Не хватит ей дальнего Подмосковья? У нас разница в доходах между богатыми и бедными намного больше, чем в Америке, я не говорю о Европе. Значит, и жить нам сам Бог велел раздельно. Мы идём к тихому апартеиду. Семнадцатый год не должен повториться. Вы думаете, наши богатые, наши форбсы так безумны, что не извлекли никаких уроков? Нет, они сделали выводы. Есть такая закономерность: революции совершаются в столицах, а побеждают в провинции. Так вот, есть план – в столице не будет бедных, рабочих, никакого горючего материала. Москва станет городом только для богатых. Да и вообще, России – если жить от нефтяной трубы и от газа, – население нужно вдвое меньшее. Бедные, алкоголики – это балласт, который постепенно вымрет.

Разбойский буйно фонтанировал гигантскими проектами. Художественный тип, он, не стесняясь, рисовал свою антиутопию. «Или в самом деле близкое будущее?» – засомневался Игорь. Моментами Игорю начинало казаться, что Разбойский-Шейлок сумасшедший. Есть такие виды нарушений психики, когда бред проявляется в каком-нибудь одном пункте, а во всём остальном человек совершенно нормален. Объелся Оруэлла и не переварил. Однако, было ли то, что говорил лектор, действительно сумасшествием или циничной правдой?

Между тем Разбойский продолжал рисовать любимую свою картину.

– Представьте себе огромное ядро в центре. Оно состоит из элиты и суперэлиты, форбсов. Это нефтяные и газовые короли, металлургические и угольные бароны, финансисты, банкиры, крупные чиновники и политики, девелоперы, богатые инвесторы и бизнесмены, телезвёзды, спортсмены, артисты, отдельные учёные, писатели, художники, врачи, успешные риэлторы, депутаты. Форбсы живут внутри Садового кольца, на Золотом острове, Остоженке, в тихих арбатских переулочках, на Золотой миле. Вокруг них вроде оболочки – врачи, учителя для богатых, институтские преподаватели, журналисты, юристы, повара, прислуга, охранники, обслуживающая форбсов интеллигенция, госслужащие рангом повыше. Следующая оболочка – опять обслуга, но помельче: продавцы, учителя, врачи, но не для форбсов, юристы, адвокаты, но не модные, журналисты из оппозиции, писатели, но которых мало кто читает, чиновники помельче или те, что не берут взятки, вернее, те, которым не дают взятки, всякая обслуга для обслуги. И, наконец, самое дальнее кольцо – пролы. Эти в самых отдалённых районах, вроде Бирюлёва и Капотни.

– Кто такие пролы? – поинтересовался у Разбойского кто-то из риэлторов, – пролетарии, что ли?

– Рабы. Читайте Джорджа Оруэлла^[12], – подсказал Игорь.

– Можно считать и так, – согласился Разбойский, – пролетарии-рабы, – он сделал характерный жест, пощёлкав себя по горлу. – Их время закончилось.

– Это новая Москва, – продолжил фантазировать Разбойский, – Москва Дерипасок и Прохоровых…

– И Ксении Собчак, – подсказал кто-то с места.

– И Ксении Собчак, – подтвердил Разбойский. – О ней мы как-нибудь поговорим с вами отдельно. Все богатые люди из России и СНГ, – продолжил Разбойский, – покупают недвижимость в Москве, потому что это самые лучшие инвестиции. Вечный двигатель. Пусть стоят пустые кварталы для богатых, с охраной, с обслугой. Современная экономика так устроена, что ей необходимо неравенство и перепроизводство. Пустые дома, всё новые и новые квадратные метры, новые инвестиции… Экономика как велосипедист, – перестанут крутить педали, она рухнет… В Москве процентов десять инвестиционных квартир, а будет больше… Значительно… Чем больше таких квартир, тем выше цена, тем больше прибыль… Один мой знакомый из Казахстана, заслуженный металлург, Герой соцтруда и всё такое… он очень здорово погрел руки на приватизации… Приехал в Москву и купил сразу десять квартир в высотках. Потом поехал в Лондон… Сидит на берегу, то Темзы, то Сены, ест-пьёт, а цены растут. И будут расти…

Новая Москва встанет на семи холмах, отстроится, подобно граду Китежу. Вширь и ввысь. Главная линия «Инвесткома» – всех расселить по своим местам, всем воздать по заслугам и на всех заработать. Форбсам – форбсово, пролам – пролово. Ради этого стоит работать в «Инвесткоме». Стать богатыми как финансисты. Риэлтор – это звучит очень гордо, – провозгласил Шейлок-Разбойский-Мюнхаузен, – у меня есть друзья среди риэлторов, которые купили квартиры в Париже и в Лондоне.

Закончив рисовать картину будущей классовой Москвы, города для инвестиций и супербогатых, поделённой на белые и чёрные районы, Разбойский принялся объяснять, как заработать много денег. Оказалось, что некий его знакомый, то ли сдуру, то ли, наоборот, по заранее досконально разработанному плану, энное количество лет назад вступил в ЛДПР. После успешных выборов, когда спонсорские деньги не были ещё истрачены, новоиспечённые депутаты отправились прожигать жизнь в речной круиз. Приятель Разбойского, естественно, с ними. Вот тут, между пивом, водкой и девочками и настало время нашего героя – он сумел убедить депутатов покупать квартиры в Москве, причём исключительно через него. ЛДПРовцы на радостях деньги особенно не считали – понятно, что немалая их часть оказалась в карманах дружка Разбойского. Этот дружок со временем так освоился в партии, что даже приглашал Разбойского выпить на брудершафт с самим Владимиром Вольфовичем; он, ни много ни мало, стал личным риэлтором самого Жирика…

– Да что ЛДПР, – продолжал Разбойский, плутовски улыбаясь, – есть ведь и «Единая Россия». Там тоже нужны квартиры. Владимир Владимирович и его друзья, тот же Тимченко^[13] – превосходные клиенты. Депутаты из «Единой России» звонят напрямую Козлецкому. Но бывает и мне, иногда, – не смог удержаться оратор.

Шейлок, впрочем, оказался вполне беспринципным. Вслед за «Единой Россией» призвал вступать в КПРФ, поскольку деньги не пахнут и поскольку это партии-сёстры, вышедшие из одного чрева. Ради денег можно молиться даже на Ленина. А уж Зюганов и компартия – эти не настоящие коммунисты, у них просто бизнес такой: делать вид, что защищают пролов.

– Сколько квартир в Москве у Абрамовича? – неожиданно поинтересовался Разбойский. – А ведь каждому олигарху нужен свой риэлтор.

Оказалось, что не только олигархам, но и деятелям искусства, спортсменам, иностранцам. Впрочем, можно и не гоняться за знаменитостями. Один из друзей поклонника Мамоны вместо этого ходил в баню: парился, сидел голый, пил пиво и раздавал визитные карточки, предлагая свои услуги. Вскоре собралась большая компания – наш голенький герой всем помог купить по квартире, а у кого не хватило денег – обменять старую. Другой приятель Мюнхаузена – вообще приятелей у Разбойского, судя по его рассказу, было что песчинок на берегу – любил играть в футбол. Понятное дело, компания там собралась серьёзная, статусная, и этот приятель обеспечил риэлторскими услугами целую армию футболистов.

– А вот ещё пример, – продолжал Разбойский, – рейдер. Этот выселяет алкоголиков из Москвы. Делает благое дело. Очень, кстати, хорошо зарабатывает. И алкаши всегда у него довольны, потому что он поселяет их – хоть в Вязниках, хоть в Петушках, хоть в Орехово-Зуево – недалеко от пивного магазина. Даёт им денег на первое время, но, главное, смотрит, чтобы была компания.

– Как-то на пари, – начал хвастаться Разбойский, переключившись с алкоголиков, – я без труда перечислил сто пятьдесят способов найти денежных клиентов и ещё двадцать пять, как растрясти их кошельки. Но это мало знать, это надо уметь, – заключил он.

– Так что, какое главное качество риэлтора? – спросил вдруг Шейлок.

Все молчали. Разбойский, явно торжествуя, провозгласил:

– Главное для риэлтора вовсе не недвижимость. В недвижимости разберётся каждый дурак. Самое важное качество: компанейский характер. Вам нужен язык без костей и чудовищное бесстыдство. Врать в глаза – вот что вам нужно. Брать деньги и не стесняться. Цыгане – прирождённые риэлторы. Учитесь у них. У нас есть специальные курсы в центральном офисе не только для начинающих, но и для маститых риэлторов. Мы не учим собирать документы. Мы две недели учим наглости. Только наглости. Психологические тренинги. Всё остальное приложится. Ради воспитания нужной ментальности мы даже водим мужчин и женщин в общую баню.

Вы знаете, что такое сетевой маркетинг? У нас те же приёмы. Каждый риэлтор обязан быть психологом. Использовать, если хотите, психотропное оружие.

А теперь повторяйте за мной, – приказал Разбойский и стал диктовать:

Я люблю деньги. Я хочу быть богатым.

Я люблю «Инвестком». Я предан «Инвесткому».

«Инвестком» – самая лучшая фирма.

Я буду работать в «Инвесткоме».

Я заставлю клиентов поверить в меня.

В «Инвестком» и в меня, и заработаю много денег.

Он заставил повторять эти слова раз пятнадцать или двадцать, всё ускоряя темп, так что в конце концов всем стало очень весело и все начали думать, что так всё и есть на самом деле. Что все они любят «Инвестком» и заработают много денег.

12

Вторая лекция состоялась через неделю. Лектор вроде был тот же – такой же толстопузый, криво- и коротконогий, рябоватый, рыжеватый, узколобый, с маленькими глазками и огромным семитским носом, и говорил примерно то же самое: про «Миэль», про Москву для богатых, про силу и власть денег, про «Инвестком», заглатывающий конкурентов, подобно тому, как факир заглатывает огонь. Опять же повторялись байки об ЛДПРовце и о голом риэлторе. Из нового Разбойский рассказывал о знакомой, бравшей с клиентов двойную цену, потому что ей требовались дорогие лекарства. Знакомая эта была так непосредственна и самоуверенна, так безапелляционно умела разговаривать, что клиенты терялись и платили по полной катушке, вдвойне, а потом, повозмущавшись, очень охотно посылали к ней своих приятелей и знакомых, так что у риэлторши не только не было отбоя от заказов, но и стояла длинная очередь – люди вовсе не добрые твари, им приятно, когда других дурят не меньше, чем их.

Да, всё было вроде то же, и лектор как будто тот же самый, но что-то всё же не так. Это что-то мешало Игорю сосредоточиться. У второго лектора (вроде тот же самый?) гузка явно была меньше. То есть сказать «гузка» было неправильно, она была большая, размера шестьдесят шестого или восьмого, правильнее назвать задница или жопа, – но явно меньше, чем в прошлый раз. Не мог же Разбойский так сильно похудеть за неделю; тем более казалось странным, что похудела только задница, во всём остальном лектор оставался совершенно прежним. Большую часть лекции Игорь промучился, пытаясь угадать, что произошло с лектором, он начинал думать, что забыл за неделю, что в прошлый раз померещилось, а на самом деле гузка была меньше. Не могло же быть двух совершенно одинаковых людей с разными гузками. Или могло? Порой Игорю казалось, что он сходит с ума. Это было навязчивое состояние: тот или не тот? Клоны? Но ведь и лекция была та же, чуть ли не слово в слово. Надо бы у кого-нибудь спросить, но было неудобно.

Только после лекции Игорь подошёл к Гейдару. С тем всегда было легко разговаривать. Он, хоть и звезда отделения, но был приветлив, весел и уважителен. К тому же Гейдар был чуть ли не единственный знакомый, другие оставались на одно лицо.

– Их два брата, клоны, – сообщил Гейдар. – Один заведует отделением на Октябрьском поле, другой – в самом центре, на Арбате. Бывшие фарцовщики. У них имелась своя фирма: шили тапочки, помните кооперативы при Горбачёве? Потом занялись книгами, а уже оттуда – в недвижимость. Дружили с Выхинскими бандитами.

– Откуда ты знаешь? – заинтересовался Игорь.

– Мои соседи. Бандитский район. Бабушка у них всю жизнь торговала в керосиновой лавке. Мотя Беньяминовна.

– А что за курсы «Долой стыд», не знаешь?

– Старший, это тот, у которого жопа больше, психолог. Вроде бы даже профессор. Он и организовал курсы в «Инвесткоме». Они там здорово зомбируют на этих курсах. Гипноз, аутотренинг, ещё какая-то хрень. Я работал с одним парнем после этих курсов. Он был зомбированный, точно. Трудился двадцать четыре часа в сутки. На улицах, в транспорте заговаривал, всем раздавал визитки. Подъезжать умел здорово. Женщину как-то во время секса начал уговаривать насчёт расселения.

– Уговорил?

– Получил в глаз, – усмехнулся Гейдар, – ходил с фонарём недели три.

– А младший? – полюбопытствовал Игорь.

– С младшим, Ионой, мы учились в школе, только он на два класса старше. Карьерист, рвался пролезть в ВКШ!^[14] Что-то у него там не срослось, может потому, что еврей. До «Инвесткома» он успел несколько лет побыть чёрным маклером. Очень прыткий, ни от чего не отказывался, ни от каких вариантов, тем более имелась бандитская крыша.

13

Видимая деятельность Кулика в Перовском отделении началась с собрания отдела, в котором числился Игорь. К этому моменту сотрудники, промаявшись больше месяца на бессмысленных дежурствах и прослонявшись от скуки по коридорам, начинали разбегаться, а некоторые ушли в «Миэль» вслед за Леонидом Трегубовым. Люди в отделе по большей части были новые и мало знакомы друг с другом, никто точно не знал, сколько в отделе сотрудников и скольких недосчитались за последнее время.

– Будем принимать кардинальные меры, – бодро пообещал Кулик, открывая собрание, – я связался с кадровым центром, со дня на день нам должны прислать нового заведующего. Его рекомендовал сам Генрих Исаевич. Научит работать по новой системе. Скажу по секрету: за него очень большая конкуренция, но я решу вопрос, чтобы он пришёл к вам.

– Это с курсов «Долой стыд», что ли? – спросила немолодая риэлторша, знакомая с Куликом ещё по Чистым прудам. – Будет нас зомбировать? А может, лучше по-старому, просто навести порядок? У нас есть и свои кандидаты. Например, Валентина Зайчатова, очень серьёзная девушка. Суперответственный человек.

Кулик, к удивлению Игоря, не стал настаивать на своём кандидате. Минуты две он стоял молча, словно собираясь с мыслями, потом проговорил неуверенно:

– Пожалуй, мы пообщаемся и примем решение. Люди с курсов у нас на вес золота. Есть ещё кандидаты?

Игорь подумал, что, наверное, самый достойный кандидат – он. Много лет возглавлял фирму. Наверняка справился бы лучше, чем эта Зайчатова. Но было очевидно, что никто его не предложит. Никто его здесь не знал. Да и он сам – сказалось отсутствие интереса к людям и необщительность – ни с кем не познакомился из отделения. Сейчас, на собрании, присутствующие казались ему серой однородной массой, он не различал лиц. Если он предложит свою кандидатуру, они, скорее всего, будут против. Уж точно никто не выступит за. Игорю даже почудилось что-то враждебное в людях, сидевших вместе с ним в зале. К тому же имелось и ещё одно обстоятельство: его инцидент с Козлецким. Тот наверняка помнит. Если Игорь предложит себя в заведующие, его фамилия может дойти до директора. Пожалуй, не стоило светиться.

Пока Игорь размышлял и сомневался, стали говорить о другом, так что вопрос решился сам собой. Но в душе оставался осадок – непонятная смесь разочарования и одновременно облегчения, к этим чувствам примешивалось нехорошее чувство к Зайчатовой. Скорее всего зависть. Игорь не был с ней знаком, но ему неприятно было от мысли, что, возможно, придётся работать под руководством молодой, неопытной девочки.

14

Кулик, как и обещал, встречался с каждым риэлтором персонально. Очередь Игоря подошла почти в самом конце. Для себя он решил – уйти после разговора с Куликом, если, конечно, не произойдёт чуда. Тайно Игорь надеялся – знал, что совершенно напрасно, но всё равно надеялся, – что Кулик предложит заведовать этим отделом, или другим. Стоит Кулику узнать его послужной список и как здорово несколько лет назад он сумел раскрутить свою фирму.

Кулик восседал за столом, вальяжно развалившись в широком кресле. Игорь обратил внимание на его дорогой костюм, усыпанные бриллиантами запонки и заколку на галстуке. Этот бонвиван словно прилетел с другой планеты и казался совершенно чужеродным среди скромно одетых небогатых риэлторов. Кулик улыбался вполне доброжелательно, но свысока, что сразу покоробило Игоря, – у себя на фирме он никогда такого не допускал. Сбоку у стола примостилась Зайчатова.

– Ну-с, вы человек опытный, где вы работали раньше? – не без апломба поинтересовался Кулик. Игорю показалось, что это слегка похоже на допрос, но он решил допить чашу до дна.

– У меня была своя риэлторская фирма, несколько лет я работал очень успешно. И до этого тоже: был председателем кооператива, директором финансовой компании, – Игорь надеялся, что его сообщение должно произвести впечатление, особенно в сравнении с Зайчатовой.

– Вот как, – насторожился Кулик, – что же с вашей фирмой?

– Решил закрыть. Доходы упали, риски выросли. Аренда, реклама… Люди, сами знаете… игра не стоит свеч. Конъюнктура изменилась… Происходит концентрация капитала.

– Бывает, – согласился Кулик. – Бизнес – это искусство. Не у каждого получается.

В его словах Игорю послышалась издёвка. Конечно, у него был не «Инвестком», где Козлецкий мог позволить себе ни за что выгонять риэлторов. Кулику явно не требовался его опыт. Кулика вполне устраивала эта девчонка Зайчатова. Бессловесная, смотрит в рот, ловит каждое его слово. Интересно, какой он сам бизнесмен и кем был раньше? Говорили, что Кулик познакомился с Козлецким во время катания на лыжах в Италии. Козлецкий будто бы сильно грохнулся на склоне, а Кулик подоспел первым – помог подняться и стал обхаживать будущего хозяина. Вот и все его заслуги перед «Инвесткомом», чтобы Козлецкий назначил его главным менеджером. Впрочем, тут и ещё имелась интрига – Козлецкий как раз решил избавиться от прежнего главного менеджера, Петрова, бывшего школьного приятеля и одного из самых первых сотрудников «Инвесткома».

– И что же, у вас осталась серьёзная клиентура? – продолжал допытываться Кулик. – Или только для себя, любимого?

– Клиентура осталась, к сожалению, у агентов, – стал объяснять Игорь. – Я платил агентам шестьдесят процентов за те варианты, что они приводили сами. Оттого, может быть, и пришлось закрыть фирму, – сообщил Игорь не совсем впопад.

– Да, демпинг, – кивнул Кулик, – у нас это не годится. «Инвестком» – фирма номер один. Крупнейшая в Европе. Самая известная. Мы даём нашим экспертам стол и имя корпорации и берём за это семьдесят процентов.

– Скорее, пол-стола, – уточнил Игорь. Он решил резать Кулику правду-матку.

Кулик недовольно нахмурился, но ненадолго.

– Вы слушали лекции? – перевёл он тему. – Братья Разбойские – очень большие эрудиты.

– Да, – согласился Игорь, – клоны. Я промучился целую лекцию, пытаясь понять, один это человек, Разбойский, или два. Предположил, что один, но обнаружил одно серьёзное различие между ними.

– Задницу? – улыбнулся Кулик.

– Да, задницу, – подтвердил Игорь. – Что касается содержания: «Москва для богатых» ничем не лучше, чем «Россия для русских» или «Чемодан, вокзал, Россия»^[15].

– Вы настроены негативно, – констатировал Кулик.

– Скорее, да, – согласился Игорь.

– Генрих Исаевич очень серьёзный психолог, блестящий пиарщик, разработал очень действенный метод внушения, его даже за границей переводят, – обиделся Кулик.

– Может быть. Я не специалист, – пожал плечами Игорь.

– Ну, вот мы с вами и поговорили, – улыбнулся Кулик, – вы сказали мне больше, чем собирались. Мы нашли общую точку.

– Пятую? – хотел было сострить Игорь, но промолчал. Он не понял, что имел в виду Кулик. Тоже какие-то психологические штучки.

Минуту назад Игорю казалось, что после шутки насчёт задниц Разбойских Кулик потеплел. Главный менеджер явно не был лишён чувства юмора. Может, и лекции – своеобразное проявление этого чувства. Начальству позволительно чудить.

Кулик поднялся.

– Подумайте и решайте насчёт работы. Вы знаете, мы очень многих уволили, – похвастался Кулик.

– Да, обязательно, – поспешно сказал Игорь, тоже поднимаясь.

До последнего он не исключал, что Кулик сообщит ему об увольнении со всем своим инвесткомовским чувством юмора. Ведь многих так и уволили – после собеседования и без видимых причин. Без всякого объяснения. Люди так и не догадались, почему. Скорее всего, Кулик решил, что людей в отделении слишком много, нужно сократить часть риэлторов, закрутить гайки и укрепить дисциплину, а потом набирать заново, а заодно и показать собственную крутизну. В «Инвесткоме» подобные децимации^[16], или чистки, на управленческом языке они назывались «освобождением от балласта», практиковались регулярно. Но Игорь узнал об этом много позже из ораторских упражнений Разбойского. Такова была инвесткомовская феодальная система, однако в корпорации отчего-то считали, что это и есть управление персоналом.

В этот раз Игорь не стал прощаться по-английски. Он позвонил Валентине Зайчатовой, которая за всё время разговора с Куликом так и не проронила ни одного слова, и сообщил о своём решении.

Года через два Игорь случайно встретил риэлторшу, которая предложила Зайчатову в заведующие.

– Как дела у Валентины? Заведует? – с внезапно проснувшейся ревностью поинтересовался он.

– Нет, ушла. Её в «Инвесткоме» сильно подставили, – сообщила риэлторша.

– А вы?

– И я тоже, – нехотя призналась та.

15

За шесть-семь лет до Перовского отделения, в самой середине девяностых, Игорь чуть больше года проработал в «Инвесткоме». В то время «Инвестком» не стал ещё огромным спрутом-монополистом, разбросавшим отделения, словно щупальцы, по всей Москве и ближнему Подмосковью, в которых трудились тысячи подневольных риэлторов; корпорация не поглотила ещё ни Московскую Центральную Биржу недвижимости, ни десятки разных мелких фирм. Концерн, правда, являлся одним из крупнейших в Москве и занимал целый этаж в здании захиревшего НИИ на Щербаковской улице недалеко от Измайловского шоссе, где в высотке Госкомстата располагался флагман российского вторичного рынка недвижимости «Интероксидентл». Именно «Интероксидентл» в те дни считался первым в России – сразу в Санкт-Петербурге, в Москве и в Нижнем Новгороде.

Имя Дэна Коркорана, заезжего американца из Калифорнии, как говорили, асса в торговле недвижимостью, внедрявшего американскую систему, напоминавшую сетевой маркетинг, но в конечном итоге так и не прижившуюся, – возможно, он придумал эту систему специально для России, потому что неизбалованных русских агентов можно было как угодно эксплуатировать, – так вот, имя Дэна Коркорана гремело среди риэлторов, а о Козлецком никто пока не слышал. Но всё менялось на рынке очень быстро. «Интероксидентл» рухнул в конце тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Говорили, что Коркоран позаимствовал на фирме полтора миллиона долларов, уехал на Кипр и не вернулся, но не исключено, что крах был подстроен конкурентами. Так ли, нет ли, совершенно верно лишь то, что все расчёты за недвижимость проходили в это время через фирмы^[17], деньги неоднократно прокручивались, вкладывались в недвижимость, в ГКО, в голубые фишки, иногда их банально тратили в расчёте на новые – это была пирамида и, как всякая пирамида, она должна была раньше или позже обрушиться. Так и произошло. Вслед за «Интероксидентл» в Санкт-Петербурге из-за начавшейся паники разорились ещё с десяток фирм, продавцы квартир в какой-то момент оказались без денег, началось многолетнее следствие. В московском офисе «Интероксидентл» вслед за Санкт-Петербургом начались обыски, он закрылся и, как оказалось, навсегда. Вот тогда «Инвестком», объединившийся вскоре с Московской Центральной Буржей недвижимости, и вышел в безусловные лидеры на вторичке^[18], намного опередив конкурентов. Это произошло в самом конце XX века, но когда Игорь в девяносто пятом году пришёл в «Инвестком», тот был всего лишь крупной фирмой с единственным офисом.

Ещё продолжался, склоняясь к закату, золотой век риэлторов, уместившийся в одну пятилетку. По всей России, а в Москве особенно, шло расселение коммуналок. В коммуналках, по новорусской терминологии, жили лохи, то есть люди нетребовательные и податливые, на них можно было заработать тысячи, а нередко и десятки тысяч долларов. В гонке расселения коммуналок «Инвестком» находился среди безусловных лидеров – зарабатывал капитал, позволивший вскоре стать монополистом. Впрочем, и в девяносто пятом году «Инвестком» был очень богатой фирмой, хотя мало кто знал, откуда происходило это богатство.