– А… а того… деньжонок вперед не дадите? Мне, собственно, не нужно, но так уже принято. Тогда и старуху ухлопаю.
– Все, конечно, получите, о чем говорить, о Господи! Только если вы согласны ухлопать эту, как ее, черта, то, батюшка! (хлопает по коленке) нельзя ли весь пятый акт побоку?
– Побоку?
– Ну, на что он? Пятая спица в колеснице, да и только. А кстати, и заглавие бы другое…
– Другое?
– И уже если вы хотите, чтобы действительно вещь – выкиньте вы совсем этого адвоката.
– (С ужасом.) Героя-то?
– Ну какой он герой. Кукла фарфоровая, и больше ничего. А также устройте-ка вы в первом акте пожарчик.
– Пожарчик?
– Или нет… Батюшка, какой я придумал вам великолепный сценический эффект! Какой эффект! Тридцать лет думай, не придумаешь. Ах, какой эффект!
Бегает по кабинету и, остановившись перед зеркалом, делает себе ручкой. У драматурга разгораются глаза. Он затворяет плотнее дверь, опускает драпри, опускает огонь в лампе и шепчет:
– Говорите.
– (Шепотом.) В третьем акте героиня, как ее, черта… рожает. (Сжимает руку.) Но рожает на сцене!
– ?!!
– Да, да! И притом – троешку!
Драматург (шепотом). Она не замужем.
– (Шепотом.) Ничего. Понимаете, она родит за сценой, а на сцене цыганское пение: «Ночи безумные»[4] или в этом роде. А когда она родит третьего и, по-видимому, собирается еще, ее муж…
– (Шепотом.) У нее нет мужа.
– А, черт! Что вы, дочь, что ли, выдаете! Так вот ее муж хватается за волосы, качает головой, вот так, и говорит: «Вот тебе клюква!» Или нет, это неудобно. Что бы он такое сказал? «Быть или не быть»… Да придумайте же!
Драматург (растерянно). Не могу.
Получив обещание денег, драматург приходит домой и садится за работу. В продолжение ее горько плачут: правда, жена драматурга, талант драматурга и различные поставщики драматурга – дровяник, портной, лавочник. Пятый акт отброшен, старуха ухлопана, адвокат-герой лишен практики, но с родами драматург ничего поделать не может.