Ларс Кеплер
Соглядатай
Глава 4
Выходя из ванной, Сусанна услышала доносившиеся из телевизора восторженные вопли публики. Тонкий шелк кимоно лип к влажной коже.
По полу струился холодный воздух.
Ступни оставляли мокрые отпечатки на потертом паркете.
Темные окна столовой поблескивали. Стекло черно мерцало позади кашпо с папоротниками. У Сусанны появилось чувство, что за ней следят, но она заставила себя не смотреть в ночь, боясь нагнать еще больше страха.
Однако, приближаясь к кухне, она держалась подальше от закрытой двери, ведущей вниз, в подвал.
Вымытые волосы намочили кимоно. С мокрых концов текло, ткань на спине пропиталась водой до самых ягодиц.
Чем ближе к кухне, тем холоднее пол.
Сердце тяжело билось в груди.
Сусанна снова подумала про того мальчика с тяжелой травмой мозга. Ему ввели снотворное, кеталар. Лицо все разбито. Отец тихо твердил себе, что с сыном все в порядке. Ему хотелось поговорить с кем-нибудь, но у Сусанны не было времени.
Сейчас ей представилось, что тот рослый отец нашел ее, счел виновной и стоит теперь в своем грязном синем комбинезоне за дверью кухни.
Из телевизора донеслась новая песня.
Ветер задувал прямо в кухню. Дверь широко распахнута в сад, занавеска из тонких пластиковых лент колышется. Сусанна медленно сделала несколько шагов вперед. Трудно рассмотреть что-либо за шелестящей занавеской. Может, там, прямо за ней, кто-нибудь притаился.
Сусанна протянула руку, отвела в сторону извивающиеся полоски, потянулась к дверной ручке.
Пол был холодным от струящегося по нему вечернего воздуха.
Полы кимоно разошлись.
Она успела заметить: темный сад безлюден. Кусты шевелятся на ветру, подрагивают качели на цепях.
Сусанна поскорее заперла дверь (часть занавески застряла снаружи, но ей было все равно), вытащила ключ и попятилась прочь от двери.
Положила ключ в миску с монетами, поправила кимоно.
Теперь, по крайней мере, дверь заперта, подумала она – и тут у нее за спиной что-то скрипнуло.
Сусанна быстро обернулась – и улыбнулась собственной пугливости. Всего-навсего подалось от сквозняка окно в комнате с телевизором, надавило на крючок.
Публика свистела, не одобряя решение судей.
Сусанна подумала: надо взять из спальни телефон и позвонить Бьёрну. Он, наверное, уже ждет, когда объявят посадку. Ей хотелось говорить с ним, осматривая дом, а потом вернуться к телевизору. Она слишком запугала себя, и расслабиться иначе не получится. Единственная проблема – в подвале телефон не берет. Может, включить громкую связь и оставить трубку на лестнице?
Сусанна сказала себе, что не обязательно красться по собственному дому, но невольно продолжала ступать осторожно.
Она прошла мимо закрытой двери подвала, краем глаза глянула на темные окна столовой и двинулась дальше, к комнате с телевизором.
Сусанна помнила, что заперла входную дверь, вернувшись с пробежки, но все же решила проверить. Тоже неплохо – так она сможет больше не думать о ней.
Ветер со свистом задувал в окно комнаты с телевизором, штору затянуло в щель.
Сусанна шагнула к столовой, успела заметить, что луговые цветы в вазе на дубовом столе засохли, – и вдруг встала точно вкопанная.
Она словно оледенела. Адреналин в крови резко подскочил.
Три окна столовой превратились в огромные зеркала. В свете люстры были видны стол и восемь стульев, но за ними стояла какая-то фигура.
Сусанна уставилась в отражение комнаты, и сердце забилось так, что загудело в ушах.
В проеме двери, ведущей в прихожую, стоял человек с кухонным ножом в руке.
Он здесь, он в доме, подумала Сусанна.
Она закрыла и заперла дверь кухни – а следовало выбежать в сад.
Сусанна медленно попятилась.
Взломщик стоял совершенно неподвижно, спиной к столовой, взгляд направлен через коридор в кухню.
Правая рука, подрагивая от нетерпения, сжимала большой нож.
Сусанна пятилась, не отрывая взгляда от фигуры в прихожей. Правая нога скользнула, и паркет скрипнул, когда она перенесла вес в другую ногу.
Надо спасаться, но, если она пойдет в кухню, незнакомец увидит ее через коридор. А вдруг она успеет взять ключ из чаши? Сусанна не была в этом уверена.
Она продолжила осторожно отступать, следя за отражением взломщика в последнем окне.
Пол скрипнул под ее левой ногой, она остановилась и увидела, как мужчина поворачивается к столовой, поднимает взгляд и видит ее в одном из темных окон.
Сусанна медленно шагнула назад. Незнакомец двинулся к ней. Она всхлипнула от страха, повернулась и бросилась в комнату с телевизором.
Запнулась о ковер, потеряла равновесие, упала, ударилась коленом о пол, схватилась за ушибленное место рукой, зашипела от боли.
В столовой стул задел о ножку стола.
Поднимаясь, Сусанна опрокинула торшер. Он накренился к стене, с грохотом повалился на пол.
Сусанна слышала за спиной быстрые шаги.
Не оглядываясь, она метнулась в ванную и заперла за собой дверь. Воздух здесь все еще был теплым и влажным.
Это неправда, это происходит не со мной, в панике думала она.
Прошагав мимо раковины и туалета, Сусанна отвела штору на окошке. Трясущимися руками начала тянуть задвижку. Заело. Она дернула задвижку, попыталась успокоиться, еще подергала, потянула и как раз отперла первую задвижку, когда в замке ванной послышался скрежет. Сусанна кинулась к двери и вцепилась в ручку – та уже начала поворачиваться. Сусанна держала ее обеими руками, чувствуя, что от страха сердце готово выскочить из груди.
Глава 5
Наверное, взломщик вставил отвертку или лезвие ножа в щель замка. Сусанна удерживала вращающуюся ручку, ее трясло от страха, она боялась разжать пальцы.
– Господи, этого не может быть, – шептала она. – Этого не может быть, это просто невозможно…
Она быстро взглянула на окно. Слишком маленькое, чтобы вылезть через него. Единственная возможность выбраться – подбежать к окну, отодвинуть вторую задвижку, толкнуть створки и выпрыгнуть, но Сусанна не могла отпустить дверную ручку.
Никогда в жизни ей не было так страшно. Всепроникающий смертный ужас, не поддающийся никакому контролю.
Ручка под напряженными пальцами сделалась горячей и скользкой. С той стороны двери что-то металлически скрежетало.
– Эй? – сказала Сусанна.
Взломщик попытался открыть дверь, резко крутанув ручку, но Сусанна была начеку и удержала ее.
– Что вам нужно? – Она постаралась, чтобы голос не дрожал. – Деньги? Понимаю. Ничего удивительного.
Ответа не последовало. Сусанна услышала, как металл скрежетнул о металл, почувствовала, как дернулась ручка.
– Можете поискать, но в доме нет ничего особенно ценного… Телевизор почти новый, но…
Сусанна замолчала – ее так трясло, что она с трудом выговаривала слова. Она шепотом приказала себе успокоиться, покрепче вцепилась в ручку и подумала, что страх ухудшает ее положение: он может натолкнуть взломщика на дурные мысли.
– Моя сумка висит в прихожей. – Она сглотнула. – Черная сумка. В ней кошелек, там немного наличных и карточка «Виза». Я только что получила зарплату и, если хотите, скажу вам код.
Взломщик перестал крутить ручку.
– Ладно, слушайте. Код – тридцать девять сорок пять, – сказала она в дверь. – Я не видела вашего лица, вы можете взять деньги и исчезнуть, я подожду до утра, а потом заявлю о пропаже карты.
Сусанна, крепко держа ручку, приложила ухо к двери; ей показалось, что она слышит удаляющиеся шаги, а потом реклама из телевизора заглушила все остальные звуки.
Она не знала, глупо или нет было раскрывать настоящий код, но ей хотелось только, чтобы все закончилось, к тому же она больше боялась за свои украшения, за мамино обручальное кольцо и за ожерелье с крупными изумрудами, которое ей подарили после рождения Моргана.
Сусанна ждала под дверью, повторяя себе, что опасность еще рядом и нельзя расслабляться ни на секунду.
Она осторожно перехватила ручку. Большой и указательный палец правой руки затекли. Она потрясла рукой, приложила ухо к двери и подумала, что прошло больше получаса с тех пор, как она выдала код.
Наверняка какой-нибудь наркоман. Увидел открытую дверь и решил порыскать в поисках ценных вещей.
Первая часть передачи закончилась. Снова реклама, потом будут новости. Сусанна опять поменяла руку, подождала.
Еще через десять минут она легла на пол и заглянула под дверь. Никого.
Она увидела большой участок паркета, пол под диваном и мерцание от экрана телевизора, отраженное в лаке.
Все спокойно.
Воры «медвежатники» не склонны к насилию. Они просто хотят побыстрее забрать деньги – и прочь из дома.
Дрожа, Сусанна поднялась, снова вцепилась в ручку, замерла, приложив ухо к двери и слушая новости и прогноз погоды.
Она подняла с пола насадку для чистки кафеля – хоть какое-то оружие? – собралась с духом и осторожно отперла замок.
Дверь медленно подалась.
Сквозь проем Сусанне была видна почти вся комната с телевизором. Нигде ни следа взломщика. Словно и не было его.
На подгибающихся ногах Сусанна вышла из ванной и двинулась к комнате с телевизором. Чувства обострились до предела.
Вдали послышался собачий лай.
Она осторожно шла дальше. Отсвет экрана падал на задернутые шторы, кресла и стол с ведерком мороженого.
Сусанна подумала – надо зайти в спальню, взять телефон, снова запереться в ванной и вызвать полицию.
Слева поблескивала витрина с коллекцией дрезденского фарфора, доставшейся Бьёрну по наследству. Сердце снова забилось тяжело. Она уже почти миновала дверь комнаты, но сначала надо заглянуть в прихожую.
Она сделала шаг в комнату с телевизором, огляделась и успела заметить, что в столовой пусто, как вдруг увидела взломщика совсем рядом. Всего в шаге от себя. Щуплая фигурка поджидала ее у стены, прямо возле коридора.
Удар ножа был таким быстрым, что Сусанна не успела среагировать. Острое лезвие вошло прямо в грудь.
Вокруг металла, глубоко вошедшего в тело, напряглись мышцы.
Никогда сердце у Сусанны не билось так тяжко, как сейчас. Секунды замерли; Сусанна подумала, что все это не может происходить с ней по-настоящему.
Нож вырвали, на его месте остались расслабленность и жжение. Она прижала руку к ране, ощущая, как горячая кровь толчками вытекает между пальцами. Насадка со звоном упала на пол. Сусанну шатнуло в сторону, голова стала свинцовой, она увидела, что ее кровь забрызгала блестящую ткань дождевика на вешалке. Свет замигал; она попыталась сказать что-нибудь, сказать, что все это недоразумение, но голос пропал.
Сусанна повернулась и сделала пару шагов к кухне, почувствовала быстрые толчки в спину, поняла, что ее опять ударили ножом.
Она качнулась в сторону, в поисках опоры опрокинула витрину у стены; со звоном и стуком посыпались фарфоровые фигурки.
Сердце колотилось, как бешеное, кровь пропитала кимоно. Стало ужасно больно в груди.
Поле зрения сжалось до туннеля.
В ушах гудело, и она поняла, что взломщик что-то раздраженно кричит, но слов было не понять.
Подбородок задрался, когда ее схватили за волосы. Она пыталась уцепиться за кресло, но не удержалась.
Ноги подкосились, и Сусанна упала на пол.
Кровью обожгло легкое, и она слабо кашлянула.
Голова повернулась в сторону, Сусанна увидела в пыли под диваном старый пакетик попкорна.
Сквозь гул в голове она услышала странный крик и почувствовала еще удары – в живот и грудь.
Она попыталась отползти в сторону, подумала, что надо вернуться в ванную. Пол под ней был скользким, сил не осталось.
Она хотела перекатиться на бок, но нападавший схватил ее за подбородок и ударил ножом в лицо. Больно уже не было, но мозг отказывался воспринимать происходящее как реальность. Шок и абстрактное «я не здесь» смешивалось с отчетливым, очень телесным ощущением, что ей режут лицо.
Лезвие вошло в горло, снова – в грудь и лицо. Губы и щеки наполнились жаром и болью.
Сусанна поняла, что не выживет. Леденящий страх разверзся, словно пропасть, и она перестала бороться за жизнь.
Глава 6
Психиатр Эрик Мария Барк сидел, откинувшись на спинку кресла, обтянутого светло-серой овечьей кожей. У него был большой кабинет в доме с покрытыми лаком дубовыми полами и встроенными книжными шкафами. Вилла темного кирпича располагалась в старейшей части Эншеде, к югу от Стокгольма.
Был полдень, но Эрик дежурил ночью, и ему требовалось поспать несколько часов.
Он закрыл глаза. В детстве Беньямин хотел знать, как познакомились мама и папа. Эрик присаживался на край его постели и рассказывал, что бог любви Купидон существует на самом деле. Он живет в облаках – пухлый мальчик с луком в руках.
Однажды летним вечером Купидон посмотрел с небес вниз, на Швецию, и заметил меня, объяснял Эрик сыну. Я как раз был на вечеринке и проталкивался на террасу на крыше, когда Купидон подполз к краю своего облака и пустил стрелу вниз, на землю – в кого придется.
Я расхаживал там, болтал с приятелями, ел арахис, перебросился парой слов с заведующим кафедрой.
Но, когда женщина с соломенными волосами и с бокалом шампанского в руке взглянула мне в глаза, – стрела угодила прямо мне в сердце.
После почти двадцати лет брака Эрик и Симоне все же решили развестись, и в большей степени это решение принадлежало Симоне.
Потянувшись к выключателю, чтобы потушить настольную лампу, Эрик мельком заметил отражение своего усталого лица в зеркальце на книжной полке. Морщины на лбу, складки вдоль щек были глубже, чем обычно. Темные волосы подернулись сединой. Надо бы подстричься. Несколько прядей упали на глаза, и он мотнул головой.
Когда Симоне сказала ему, что встретила Йона, Эрик понял: все кончено. Беньямин воспринял все спокойно и пошучивал, что иметь двух пап – это просто отлично.
Сейчас Беньямину восемнадцать, он живет в Стокгольме в большом доме с Симоне и ее новым мужем, с доставшимися ему в придачу братьями, сестрами и собаками.
На старом курительном столике лежали последние номера «American Journal of Psychiatry» и «Метаморфозы» Овидия, заложенные полупустой упаковкой таблеток.
За освинцованными окнами дождь падал в насыщенную зелень фруктового сада.
Эрик вытащил пачку с лекарством из книги, выдавил в ладонь таблетку снотворного, прикинул, за какое время тело добудет из нее активное вещество, начал подсчитывать снова, потом бросил. Из предосторожности он разломил таблетку по надсечке, сдул с края порошок, чтобы не было горько, и проглотил одну половину.
За окном лил дождь, из динамиков приглушенно доносился «Dear Old Stockholm» Джона Колтрейна.
Химическое тепло от таблетки растеклось по мышцам. Эрик закрыл глаза, наслаждаясь музыкой.
Эрик Мария Барк был дипломированным врачом, психиатром и психотерапевтом, специализировался на терапии травмы и психотерапии катастроф; пять лет он проработал в Уганде, в Красном кресте.
Четыре года Эрик руководил революционным научным проектом в Каролинском институте – групповая терапия глубоким гипнозом. Он был членом Европейской Ассоциации гипноза, многие считали его крупнейшим мировым авторитетом в области клинического гипноза.
Сейчас Эрик входил в маленькую группу, которая разрабатывала методы терапии острой травмы и посттравмы. Группа регулярно помогала полиции и прокуратуре проводить сложные допросы жертв преступлений.
Нередко он использовал гипноз, чтобы свидетель расслабился и смог верно восстановить картину событий.
Через три часа намечена встреча в Каролинском институте; Эрик надеялся поспать до нее.
Не получилось.
Он погрузился в глубокий сон, ему приснилось, что он несет бородатого старика через какой-то тесный дом.
Симоне позвала его из-за закрытой двери – и тут зажужжал телефон. Эрик дернулся и пошарил по курительному столику. Сердце быстро стучало от внезапной тревоги, как бывает, когда человека выдергивают из глубокого расслабления.
– Симоне, – невнятно проговорил он.
– Привет, Симоне… по-моему, тебе пора завязывать с французскими сигаретами, – со свойственной ей лаконичностью пошутила Нелли. – Прости за эти слова, но у тебя голос, как у мужлана.
– Ты почти права, – улыбнулся Эрик. В голове было мутно от снотворного.
Нелли рассмеялась – бодро, звонко.
Нелли Брандт была психологом и коллегой Эрика по спецгруппе в Каролинском институте. Невероятно знающая, она много работала и в то же время много шутила, иногда – чересчур вульгарно.
– Здесь полицейские, они словно рехнулись, – сказала Нелли, и только теперь Эрик понял по ее голосу, как она нервничает.
Он потер глаза, чтобы вернуть зрению резкость, и попытался вникнуть в дело. Нелли рассказывала, как полиция явилась в отделение «скорой помощи» с пациентом в шоковом состоянии.
Эрик прищурился на окно, на улицу. Дождевые капли стекали по стеклу.
– Мы проверили соматический статус, выполнили рутинные процедуры, – говорила Нелли. – Кровь, мочу… состояние печени, почки, щитовидную железу…
– Хорошо.
– Эрик, комиссар особо спрашивала о тебе… Это я виновата. Случайно сказала, что ты лучший.
– Не пытайся подсластить пилюлю. – Эрик медленно, пошатываясь, встал, провел рукой по лицу и, опираясь о мебель, подошел к письменному столу.
– Ты встал, – весело констатировала Нелли.
– Да, но я…
– Тогда я говорю полиции, что ты уже едешь.
Черные носки с запылившейся подошвой лежали под столом вместе с длинным чеком такси и зарядным устройством для телефона. Эрик нагнулся за носками – пол поплыл ему навстречу, и Эрик упал бы плашмя, если бы не успел опереться на руку.
Лежавшие под столом предметы слиплись вместе, потом разъехались в двойных кольцах. Резко светились серебристые маркеры в стаканчике.
Эрик потянулся за полупустым стаканом, выпил воды, подумал: надо взять себя в руки.
Глава 7
Больница Каролинского университета – одна из крупнейших в Европе, здесь работают более пятнадцати тысяч врачей. Чуть в стороне от огромного больничного городка расположено психиатрическое отделение. Если смотреть сверху, строение напоминает ладью викингов, но если приближаться к нему через парк, то оно ничем не отличается от прочих построек. Сейчас никотиново-желтая штукатурка фасада еще была влажной после дождя, ржавая вода бежала по водосточным трубам, из подставки для велосипедов торчало переднее колесо с замочком.
Под шинами автомобиля медленно захрустел гравий, когда Эрик свернул на парковку.
Нелли ждала его, стоя на ступеньках с двумя стаканчиками кофе в руках. Эрик не смог удержаться от улыбки, видя ее довольное лицо и наигранно-ленивый взгляд.
Довольно высокая, стройная, с осветленными, безупречно уложенными волосами, со вкусом подкрашенная.
Эрик довольно много общался с Нелли и ее мужем Мартином и за пределами больницы. Нелли можно было бы и не работать – Мартин был главным владельцем «Датаметрикс Нордик»[2].
Увидев, как «БМВ» Эрика заворачивает на парковку, Нелли пошла ему навстречу. Подула на один стаканчик с кофе, осторожно отпила из другого, потом поставила оба на крышу машины и открыла заднюю дверцу.
– Не знаю, в чем там дело, но вид у комиссара озабоченный. – Нелли протянула Эрику стаканчик между сиденьями.
– Спасибо.
– Я объяснила, что мы всегда соблюдаем интересы пациента. – Нелли уселась и захлопнула дверцу – О черт… Прости. Есть салфетки? Я пролила кофе… на твое сиденье.
– Оставь.
– Ты сердишься? Конечно, сердишься.
Аромат кофе наполнил салон; Эрик на секунду закрыл глаза.
– Можно узнать, о чем они говорили?
– У меня не так здорово получается ладить с этой чертовой… я хотела сказать – приятной дамой из полиции.
– Есть что-нибудь, что я должен узнать, прежде чем войду? – Эрик открыл дверцу.
– Я сказала ей, что она может подождать в твоем кабинете и порыться в ящиках.
– Спасибо за кофе… за оба стаканчика. – Эрик вылез из машины одновременно с Нелли.
Заперев дверцу, он сунул ключи в карман, провел рукой по волосам и зашагал к клинике.
– Я пошутила насчет ящиков! – крикнула Нелли ему вдогонку.
Эрик поднялся по ступенькам, повернул направо, вставил карточку в считывающее устройство, набрал код и пошел дальше по коридору, к своему кабинету. Он все еще чувствовал вялость. Надо как можно скорее избавиться от последствий снотворного. Из-за таблеток он засыпал слишком глубоко. Принимать их – все равно что напиваться. Его наркотические сны начинали отдавать клаустрофобией. Вчера Эрику приснились две кошмарные сросшиеся вместе собаки, а неделю назад он уснул здесь, в клинике, и ему снилось что-то про секс с Нелли. Сейчас сон уже почти стерся из памяти, но Нелли в нем стояла на коленях и оставила ему холодный стеклянный шарик.
Мысли рассыпались, когда Эрик увидел комиссара; она сидела в его кресле, положив ноги на корзину для бумаг. Одной рукой гостья обнимала свой огромный живот, в другой держала банку кока-колы. Лоб собран морщинами, подбородок опущен на грудь, дышит полуоткрытым ртом.
Полицейский значок и удостоверение лежали на письменном столе Эрика; женщина вяло указала на них и представилась:
– Марго Сильверман… уголовная полиция.
– Эрик Мария Барк, – Эрик пожал ей руку.
– Спасибо, что приехали сразу же. – Она облизала губы. – У нас свидетель в состоянии шока… Все говорят, надо привлечь вас. Мы уже четыре раза пытались допрашивать его, но…
– Я только замечу, что нас в группе пятеро и я сам обычно не участвую в допросах преступников или подозреваемых.
Отражение потолочной лампы скользнуло в светлых глазах Марго. Кудрявые волосы начали выбиваться из толстой косы.
– О’кей, но Бьёрн Керн – не подозреваемый. Он работал в Лондоне и находился в самолете, когда убили его жену. – Марго смяла банку из-под колы, тонкий металл затрещал.
– Это я знаю.
– Он приехал на такси из Арланда и обнаружил ее мертвой, – продолжила Марго. – Мы не знаем точно, что он сделал, но сложа руки не сидел. Протащил убитую жену через весь дом… Неизвестно, где она лежала сначала, мы нашли ее в спальне, уложенной в постель… Бьёрн прибрал в доме, вытер кровь… По его словам – ничего не помнит, но мебель переставлена, окровавленный коврик – в стиральной машине… Бьёрна нашли больше чем в километре от дома, сосед поехал за ним следом, он так и шел в окровавленном костюме и босиком.
– Разумеется, я пойду к нему, – сказал Эрик, – но прямо скажу, что форсировать допрос – ошибка.
– Он должен заговорить сейчас, – упрямо сказала Марго и снова хрустнула банкой.
– Понимаю вашу фрустрацию, однако он может погрузиться в психоз, если вы станете слишком давить на него… Дайте ему время, и он начнет давать показания.
– Вы помогали полиции, так ведь?
– Много раз.
– Но сейчас… речь идет о втором случае в серии убийств.
– В серии, – повторил Эрик.
Лицо Марго посерело, тонкая подводка на веках казалась ярче в свете лампы.
– Мы выслеживаем серийного убийцу.
– Я все понимаю, но пациент должен…
– Этот убийца сейчас в активной фазе и не успокоится сам по себе, – перебила она. – А Бьёрн Керн – это просто катастрофа. Сначала он бродил по дому и уничтожил все улики на месте преступления до того, как приехала полиция… а теперь из него невозможно слова вытянуть и узнать, как все выглядело вначале.
Марго спустила ноги на пол, прошептала, что пора уже браться за работу, и села, выпрямив спину и сопя.
– Давить на него сейчас – значит рисковать, что он закроется окончательно. – Эрик отпер березовый шкаф и достал чехол из искусственной кожи, для камеры.
Марго поднялась, поставила наконец банку на стол, взяла свой значок и, переваливаясь, пошла к двери.
– Естественно, я понимаю, что ему чертовски тяжело думать о случившемся, но он обязан собраться…
– Да, только это больше, чем тяжело… он может оказаться просто не в состоянии думать об этом прямо сейчас. То, что вы описываете, называется критический стрессовый синдром и…
– Это все слова. – Щеки Марго вспыхнули от раздражения.
– Психическая травма может спровоцировать острую блокаду…
– Почему? Не верю.
– Как вам, может быть, известно, гиппокамп распределяет в памяти пространственное и временное… а после этого переправляет информацию в префронтальную кору головного мозга, – терпеливо объяснил Эрик и указал на свой лоб. – Но при сильном возбуждении, шоке все меняется… Когда миндалевидное тело идентифицирует что-то как опасность, активируются и автономная нервная система, и то, что называется стрессовой осью…
– Ладно, ладно, я поняла. В мозгах происходит до фига всего.
– Важно то, что из-за столь интенсивного стресса воспоминания располагаются не как обычно, а под воздействием аффекта… они как осколки льда, заморожены каждое в себе… изолированно.
– Понимаю. Вы говорите, он старается изо всех сил. – Марго положила руку на живот. – Но Бьёрн мог заметить что-то, что послужило бы нам подсказкой и помогло бы остановить маньяка. Успокойте его и сделайте так, чтобы он заговорил.
– Это я сделаю, но не могу сказать, сколько времени это займет. Я работал в Уганде с людьми, травмированными войной… это люди, чья жизнь дала трещину от края до края. Тут надо работать – внушить пациенту, что он в безопасности, пробовать сон, беседы, упражнения, лекарства…
– Но не гипноз? – Марго невольно улыбнулась.
– Если нет завышенных ожиданий к результатам, то… Иногда гипноз может очень помочь пациенту структурировать воспоминания, и тот сможет их воспроизвести.
– Сейчас я склонна думать – пусть хоть лошадь его лягнет в голову, если от этого будет польза.
– За этим – в другое отделение, – сухо сказал Эрик.
– Прошу прощения. Я, когда беременная, становлюсь вспыльчивой. – Эрик услышал в голосе Марго примирительные нотки. – Но я должна найти параллели с первым убийством, мне нужен почерк, чтобы обрисовать убийцу, а у меня нет ни единой зацепки.
Они подошли к палате. Двое полицейских в форме ждали у двери.
– Я понимаю ваше нетерпение, – сказал Эрик. – Но задумайтесь: этот человек совсем недавно нашел свою жену убитой.
