Лариса Петровичева
Хроники Аальхарна: Изгнанник. На границе чумы. Охота на льва
Кравчие побросали подносы с бокалами, охранцы и замаскированные сотрудники инквизиционного корпуса кинулись к шефу со всех сторон зала.
– Скорее! – выдохнул Шани. – Уводите государя от окна, немедленно! – И первым бросился бежать в сторону Миклуша.
А дальше время словно замедлило свой ход. Шани охватил взглядом бальный зал во всех деталях, заметив и принца с искаженным от гнева лицом, который понял, что его замысел снова потерпел крах, и государыню, поднимавшую к глазам окуляры, чтобы лучше разглядеть огненную потеху, и Миклуша, осознавшего, что он снова находится на волосок от смерти, и, самое главное, пушку внизу, которая, вопреки всем правилам, сейчас была развернута в сторону дворца и грозно смотрела на третье окно.
Заговорщик криво улыбнулся и привел в действие заряд, и это Шани увидел тоже. А потом все завертелось в безумном хороводе красок и звуков, огня и криков, но Шани уже падал, отталкивая Миклуша от пламени и осколков.
Дальше стало темно.
Впрочем, тьма не была пустой. В ней постоянно двигались какие-то серые сгустки, которые занимались своими странными и непонятными делами и вели разговоры на тягучем невнятном языке. Шани всмотрелся и увидел, что попал в прошлое и снова стоит в зале исполнения наказаний, а прокурор протягивает ему мешок с пакетом милосердия.
– Вы знаете принцип действия Туннеля?
Саша кивнул. В школе он был лучшим учеником и о Туннелях, которые использовались для переброски войск и грузов с Земли на прочие планеты обитаемого космоса, мог бы рассказать все подробности. Например, что через Туннели ссыльных заключенных отправляли к месту ссылки – на планету, выбранную наугад из Астронавигационного реестра, и это могло быть как приятное доброжелательное место, так и голый камень в открытом космосе.
Ему было страшно. Он не был ни героем, ни отпетым уголовником, который плевать хотел и на свою жизнь, и на все Туннели. Обычный мальчик десяти с половиной лет.
Отец не пришел. Сидя в камере в ожидании отправки, Саша надеялся, что двери вот-вот откроются и появится отец – придет, чтобы проститься. Но видимо, тот был слишком раздавлен своим горем, чтобы идти к убийце жены и нерожденных, но уже любимых детей.
– Хорошо, – холодно сказал прокурор и подал знак команде отправки.
Те пощелкали по своим планшетам, и стена перед Сашей раскрылась двумя створками ворот, открывая камеру перехода.
– Вперед.
Саша сделал шаг и погрузился в искрящееся сиреневое марево.
– Какой героизм! – произнес кто-то с искренним восхищением. – Какая подлинная преданность!
«Это уже не Земля, – подумал Шани. – Это планета Дея на самой глухой окраине Вселенной, и это Аальхарн – страна, в которой я живу…»
Открыв глаза, он увидел, что лежит на кровати в приснопамятной Красной спальне, а лейб-лекарник двора доктор Машу возится у него за спиной, звякая своими инструментами.
– Что с государем? – подал голос Шани.
Уже через несколько минут эту фразу разнесут по дворцу с комментариями, что истинно преданный слуга Заступника и Родины думал не о себе, а о своем владыке.
– Жив и здоров! Жив и здоров! – воскликнул доктор. – Вы и ваши люди успели оттолкнуть его от окна за мгновение до этого чудовищного случая!
Шани вздохнул с облегчением. Все-таки успел… Принц, конечно, подстроит новый несчастный случай, но не сейчас. У них есть время, и это самое главное.
– Доктор, что у меня со спиной?
Спину в самом деле жгло так, словно ее перцем засыпали.
– Вас сильно исцарапало осколками, – с сочувствием промолвил Машу, подходя ближе, – но я уже наложил швы. Выпейте вот это и засыпайте.
Он склонился над Шани и поднес к его губам стеклянную плошку с мутной зеленоватой жидкостью. Шани ощутил легкий вяжущий вкус квярна, местного анальгетика, и подумал, что надо спросить о судьбе Хельги, но не успел и провалился в сон.
По счастью, ему ничего не снилось.
Глава 7. Круг
Шеф-инквизитор всеаальхарнский Валько Младич по дряхлости лет давным-давно успел впасть в детство и уже долгое время был фигурой номинальной, ничего на самом деле не решающей. Он вступил в должность еще при отце государя Миклуша, прославился по всему Аальхарну непримиримой борьбой с ересями и колдовством, но, когда Шани пришел в инквизицию уже не академитом, а младшим сотрудником, Младич давно не имел никакого веса ни в каких раскладах.
Сидя на маленьком кожаном диванчике в приемной, Шани вспоминал о том, как Младич вел у него курс в академиуме, обучая богословию и древним языкам. По слабости телесной жечь ведьм и расправляться с еретиками он не мог уже тогда, но теоретиком был превосходным. Шани до сих пор хранил листы с лекциями Младича в одном из ящиков своего рабочего стола.
Гривеш, верный слуга и давний помощник шеф-инквизитора, бывший немногим моложе своего господина, неторопливо вышел из кабинета, опираясь на трость, и оставил дверь открытой.
– Прошу, ваша неусыпность.
Поморщившись от боли в спине, Шани поднялся и прошел в кабинет.
Да, с годами здесь ничего не менялось: те же самые книги на полках, тот же трактат Герта Двоеслова, по-прежнему раскрытый на пятой странице, то же огромное чучело медоеда, которое однажды здорово напугало Шани-академита. Младич застрелил этого зверя собственноручно в те времена, когда инквизиторам еще позволялось охотиться. Время здесь словно застыло. В кабинете царил запах ветхих книг, лекарств и умирающей плоти. Шани невольно поежился.
Сам же хозяин кабинета сидел возле окна в кресле на колесиках, опустив изуродованные жестоким артритом руки на Запольскую икону Заступника, и ласково улыбался. В мутно-голубых глазах не было и тени мысли, словно шеф-инквизитор давным-давно ослеп.
Шани подошел поближе и негромко произнес:
– Доброе утро, ваша бдительность.
Младич повернулся на звук голоса и улыбнулся:
– А, Шани! Здравствуй, сынок. Как поживаешь, как учеба?
«И ведь в отставку его не отправишь, – отстраненно подумал Шани, устраиваясь на стуле напротив, – должность-то пожизненная. Даже патриарх, главный распорядитель и устроитель инквизиционных дел, ничего не сможет сделать».
– Я уже закончил академиум, наставник. Теперь вот сам преподаю.
– Умница, – искренне обрадовался Младич. – Я всегда знал, что ты далеко пойдешь. Если понадобится, можешь пользоваться моей библиотекой, там много редких книг.
– Благодарю, – кивнул Шани.
Практически на все книги шеф-инквизитора он наложил лапу еще три года назад, обнаружив в шкафах Младича уйму бесценных фолиантов. Первое и единственное издание Пикши Боговера, святого еретика – да за одну эту книгу можно было бы приобрести половину столицы, а она медленно гнила за створками шкафа, всеми забытая и никому не нужная. Почему бы и не забрать, если владелец ими все равно не интересовался?
– Как вы себя чувствуете, наставник?
Младенческая улыбка шеф-инквизитора стала жалкой.
– Я не помню, – промолвил он. – Многого не помню. И руки болят… Но ты молодой человек, зачем тебе слушать причитания старика…
– Я позабочусь о вас, – тепло произнес Шани. – Недавно меня назначили деканом… Теперь я могу многое для вас сделать.
Младич вздохнул, и в его груди что-то хрипло булькнуло. Стоя одной ногой на том свете, он уже не цеплялся за надоевшую жизнь, но смерть упорно избегала его, словно имя Валько Младича вычеркнули из списков бытия и небытия. Шани ощутил укол жалости.
– Ты хороший человек, Шани, – проговорил Младич. – Я тоже попробую тебе помочь… пока жив.
Он протянул руку к столу и хлопнул по круглой пуговке звонка, вызывая преданного Гривеша.
* * *
Был я молод, весел был,
Ой-ли-ла! Ой-ли-ла!
Чернокудрую любил
Де-ви-цу!
Бойкий паренек с драбжей в руках сделал выразительную паузу, обвел слушателей пристальным взглядом, и инструмент в его руках рассыпался бойкой горстью звуков.
Но соперник не дурак,
Ой-ли-ла, ой-ли-ла!
За нее приданым дал
Мель-ни-цу!
Шани, который сидел за столом для благородных посетителей, в благоразумном отдалении от главного зала таверны с ее развязными криками и чадом, понимающе усмехнулся. Вариации на тему «деньги есть, так девки любят» имели место во всех мирах, и ничего с этим не поделаешь, таков ход вещей.
Хозяйка таверны, пышнотелая баба, затянутая в корсет минимум на три размера меньше подходящего, поставила перед Шани кружку бодрящей кевеи и спросила, не нужно ли чего еще, как бы невзначай коснувшись его плеча пышной грудью. Шани сделал вид, что не заметил: общение с прелестницами сегодня не входило в его планы.
Я блондинку полюбил,
Ой-ли-ла, ой-ли-ла,
Ей колечко подарил
Слав-но-е!
Но блондинка – вот дела,
Ничего мне не дала
И подарок забрала,
Гад-ка-я!
Слушатели дружно расхохотались, обмениваясь глубокомысленными мнениями по поводу вольных нравов современных дам и девиц. Паренек подмигнул кому-то из слушателей и извлек из драбжи очередной бойкий аккорд.
Хлопнув кое-как сколоченной дверью, в таверну вошел новый посетитель – судя по одеянию, состоявшему из новенького камзола и рваных штанов, фартовый парень – и, быстро сориентировавшись в обстановке, направился к столу Шани. Хозяйка неодобрительно взглянула на него из-за стойки – дескать, куда поперся, холоп, к благородным господам, – но ничего не сказала.
– Доброго дня вашей милости, – произнес фартовый парень, плюхнувшись на лавку и беззаботно утирая нос рукавом. – Чего изволите? Понюшку, девочек, камешки, древности? Есть еще три свежих свитка из сулифатов, только вчера доставили. Богословы и лирики, состояние отменное, хоть и третий век. Как только что от писца.
Шани отрицательно покачал головой, отказываясь от столь щедрых предложений.
– Что ты знаешь о монастыре Галель?
Фартовый неопределенно пожал плечами и призадумался. Паренек с драбжей закончил свою песенку и подсел к компании выпивох, которые незамедлительно выставили ему пенного. Пусть бабы народ и неблагодарный, но за довольными слушателями награда не пропадет.
– Ну, вроде бы есть такое место в сулифатах, в горах Аль-Халиль, – сказал фартовый все с той же неопределенностью в голосе.
«Не похоже, что набивает цену, – подумал Шани, – скорее всего, и правда не знает».
– Но из наших, ваша милость, там никто не был. Идти далеко, да особо и незачем. Только шею на скалах свернуть. Хотя люди говорят… – И он сделал паузу, пристально рассматривая грязь под ногтями.
Шани поморщился.
– Что именно?
– Да врут, – бросил фартовый и умолк.
Шани откинулся на спинку стула и принялся рассматривать собеседника. Немолодой, но крепкий мужчина, повидавший в жизни и хорошее, и дурное и в погоне за ценной добычей и дорогими редкостями не гнушавшийся ни подлостью, ни предательством, ни разбойным промыслом, сейчас выглядел очень мрачным и задумчивым.
– Врут все, ваша милость, – сказал он наконец. – А врут о том, что в Галеле тайно хранится как есть подлинный Круг, на котором Заступник наш принял мученическую погибель. Будто бы один из султанов возомнил, что тот дает великую власть, ну и стибрил его у нас с югов, когда первая война с язычниками шла. Только я так скажу, ваша милость: будь все на самом деле так, давно бы нашлись храбрецы из наших, чтоб на него лапу наложить. А монастырь – да, есть такой. Припоминаю. По слухам, гора развалин и три монаха. Самое то, чтобы такую превеличайшую реликвию укрывать.
– Понятно, – кивнул Шани. Именно это он и ожидал услышать. На стол перед фартовым легла золотая монета с гордым профилем молодого Миклуша. – Так что ты там про свитки говорил?
Когда они договорились о продаже (а Шани давно собирал труды языческих философов) и фартовый покинул таверну, Шани заказал еще кевеи и принялся обдумывать возникший у него с утра план. Затея выходила очень рискованной, однако при грамотной организации могла обернуться максимальной выгодой для государства.
Вспомнив земные уроки истории, Шани придумал, как можно выслать принца из страны под благовидным предлогом. Сейчас в его внутреннем кармане лежала копия указа шеф-инквизитора Младича, который объявлял декана Торна исполняющим обязанности главы инквизиции. Шани не просил его и не намекал, эта мысль полностью принадлежала несчастному старику.
Оригинал указа был надежно заперт в тайном личном сейфе Шани, а специальные курьеры инквизиторского корпуса уже бегали по столице и загоняли лошадей, направляясь по региональным отделениям, и Шани почти физически ощущал поднимающуюся волну удивления, гнева и досады. Молодой Торн – это не старый маразматик Младич, и вертеть собой он не позволит. Недовольных, обиженных, обойденных будет просто уйма, и надо было продумать линии поведения со всеми, решить, с кем быть ласковым, а кому и костром пригрозить…
Шани вздохнул и допил кевею. И ведь никто не поверит, что высокое кресло нужно ему сейчас только ради спасения государя. У шеф-инквизитора в Аальхарне была одна очень важная привилегия: как и патриарх, он имел неоспоримое право начинать священную войну, не нуждаясь в согласии владыки страны, и мобилизовать в армию солдат Заступника любую персону, невзирая на чины и звания. За неподчинение подобному приказу следовало незамедлительное отлучение от церкви, обвинение в ереси и дорога на костер.
Конечно, фактически ничего подобного в истории Аальхарна не случалось, однако Шани чувствовал достаточную решимость, чтобы сделать первый шаг. Отношения церкви, инквизиции и светской власти в Аальхарне издавна были нестабильными. Формально власть государя была выше церковной, однако бывало, что гордый владыка трое суток стоял на коленях возле патриаршей резиденции, вымаливая прощение и отпущение грехов. А порой случалось, что патриарх покидал столицу и отправлялся в южные края, опасаясь за собственную жизнь, которая могла оборваться от руки буйного государя.
Поэтому принц Луш никуда не денется – как миленький пошагает с фамильным мечом в руке отвоевывать святыню истинного Бога у еретиков. Вряд ли ему захочется умирать за отказ выполнять священную волю, а Шани сейчас готов был идти до конца: заодно и патриарха мобилизовать, чтобы все убедились в серьезности происходящего. А за компанию с принцем в поход отправятся и буйные молодые дворяне, у которых много сил и куража, но не хватает ума и здравого смысла, чтобы найти им применение. И тогда в столице воцарится спокойствие.
Теперь оставалось все продумать и отшлифовать все детали. Шани вспомнил фразу из древнего земного фильма: «Здесь нет мелочей, особенно в таком деле, как это» – и встал из-за стола.
* * *
– Ах ты ублюдок!
Брант-инквизитор Валер, который всегда был несдержан в словах и чувствах и невоздержан в поступках, ворвался в аудиториум черным вихрем и первым делом схватил со стола толстенный том «Посланий пророка», видимо, собираясь использовать его в качестве оружия. Испуганные академиты повскакивали с мест и столпились в углу, а бычок Михась принялся засучивать рукава мантии, намереваясь поддержать наставника с тыла в случае драки. Добрую драку он любил и знал в ней толк – как и любой деревенский.
– Мерзавец! Змей продувной! Облапошил старого дурака и думаешь, что тебе это сойдет с рук?! Вот! – Валер скрутил кукиш и сунул его едва ли не в нос Шани. – Вот тебе! Не бывать тебе, байстрюку монастырскому, шефом инквизиции!
Шани стоял за кафедрой и слушал нервные выкрики с выражением непробиваемого спокойствия на лице. Он прекрасно понимал, что подобных сцен ему не избежать, и уже успел к ним морально подготовиться. Кстати, именно Валера, давнего претендента на кресло шеф-инквизитора, Шани ожидал в гости первым.
– Ах ты хитрая скотина! Бестия изворотливая!
Низкорослый пузатый Валер прыгал вокруг кафедры, пытаясь ударить Шани по физиономии «Посланиями пророка». При их разнице в росте и комплекции это было затруднительно, но Валер в пылу гнева игнорировал мелочи.
– Я тебя проучу!
Шани взял заранее заготовленную кружку ледяной воды и выплеснул ее в лицо крикуну. Валер замер, захлебнувшись очередным ругательством, и выронил книгу. На него было жалко смотреть. Вода стекала по жидким волосам и упитанной физиономии, и казалось, что брант-инквизитор готов разрыдаться от нанесенной ему незаслуженной обиды.
Шани отставил кружку и сказал:
– Занятие окончено.
Академиты выбежали из аудитории, впопыхах даже не забрав свои вещи. Шани закрыл за ними дверь, вынул из кармана платок и протянул Валеру. Тот хмуро принялся вытирать лицо, пыхтя и ворча себе под нос что-то матерное.
– Валер, ну вы как ребенок, честное слово, – с ласковой укоризной произнес Шани. – Присаживайтесь, поговорим.
Валер опустился на стул и, глядя куда-то в сторону, принялся разглаживать мокрый платок.
– Что конкретно вас не устраивает? – продолжал Шани все тем же увещевательным спокойным тоном, каким говорят с расстроенными детьми или животными. – Что я исполняю обязанности несчастного Младича, который и без того согнулся под гнетом забот и болезней? Это временно. Мне, безродной безотцовщине, никогда не занять его кресло. Я к этому и не стремлюсь.
Валер качнул головой, соглашаясь.
– Или вам не нравится послание о Походе за Кругом? – продолжал Шани уже жестче.
Валер тотчас же нахмурился и заерзал. Шани понимал, что у этой его инициативы пока не так много сторонников.
– Что же, по-вашему, стоит оставить величайшую святыню нашей веры в руках еретиков? На позор и глумление? Да это же стыд наш и горе наше, что Круг Заступника до сих пор не вернулся в Аальхарн. Я скорблю о том, что никто не решился на такой шаг раньше.
– Кто же против этого? – согласно проворчал Валер. Даже если план Шани ему не был по душе, он прекрасно помнил, что в ереси можно обвинить кого угодно, а инквизиторы горят в точности так же, как и колдуны. – А как бы вы вели себя на моем месте, узнав, что на ваше законное место посягает какой-то дерзкий выскочка?
– Не знаю, – весело ответил Шани и ободряюще похлопал Валера по плечу. – Ну-ну, выше нос, Валер. Уверяю вас, что ваша карьера вне опасности.
Когда Валер покинул аудиториум, Шани поднял «Послания пророка» и, задумчиво перелистывая страницы, подумал, что теперь ему стоит ждать пулю в спину от кого-нибудь менее темпераментного и более расчетливого. Отец Гнасий был прав, говоря о пути лжи и предательства. И ведь никого не убедишь, что на самом-то деле ему и даром не нужна эта власть и он не собирается карабкаться по чужим головам к высокому положению. Даже самого себя в этом теперь не убедишь.
Скрипнула дверь, и в аудиториум заглянула взлохмаченная Хельга – в привычном юношеском образе. Шани подумал, что остальная группа, возможно, толпится в коридоре и гадает, чем кончилось дело.
– Наставник, все хорошо? – спросила она.
– Да, – ответил Шани. – Заходи, Хельгин.
Девушка скользнула в аудиториум и принялась собирать книги и листы для записей. Шани смотрел, как она двигается – быстро, но плавно, без мальчишеской порывистости движений, – и ощущал, как в груди просыпается яркое живое тепло, неожиданное и непривычное. Его просто не могло быть.
– Я так и не спросил, все ли с тобой в порядке, – произнес он.
Хельга, которая завинчивала чернильницы, улыбнулась.
– Да, наставник. Вас забрал доктор Машу… Я хотела быть с вами, но он меня прогнал. И я поехала к себе. – Она смущенно хихикнула. – Переодеваться пришлось на задворках, а то меня бы неправильно поняли соседи.
– Прости, что так получилось с Симушем, – серьезно сказал Шани. – Я не хотел, чтобы ты…
Хельга взяла стопку книг и подошла к Шани.
– А знаете, мне было совсем не страшно, – сказала она и посмотрела ему в глаза. – Вы ведь обещали, что со мной не случится ничего плохого. И я поверила.
* * *
К искреннему удивлению Шани, желающих отвоевать Круг Заступника у неверных набралось весьма и весьма немало. Кого-то привлекло обещанное патриаршей буллой отпущение прошлых, настоящих и будущих грехов; кто-то хотел законным образом награбить добра в далеких краях, где, как известно, золото под ногами валяется; кому-то пожелалось проявить наконец удаль молодецкую не на турнире, а в серьезном деле; нашлись даже и такие, кто искренне поверил в свою избранность для великой миссии.
Принц Луш не жаждал чужого добра, плевать хотел на отпущение грехов и не считал себя избранным. В государевых покоях с раннего утра кипел безобразный скандал с воплями и битьем посуды. Когда Шани приехал во дворец, то перепуганная прислуга пряталась по углам и боялась выходить. На ковре в приемном зале красовались осколки старинной вазы, а Луш уже устал скандалить и сидел в кресле, мрачно глядя по сторонам.
– Никуда я не поеду, – твердо заявил принц и повторил вразбивку, видимо, для того, чтобы его лучше поняли: – Ни-ку-да.
Шани, облаченный в парадную инквизиторскую мантию, красную с белым, протянул руку, в которую Хельга, исполнявшая сейчас обязанности секретаря, тотчас же положила свиток с несколькими печатями.
– Ваше высочество, в таком случае вы не оставляете мне выбора. Ваш отказ от воли нашей матери святой Церкви дает мне право объявить вас еретиком и лишает вас всяческой поддержки земных и небесных властей. Вас казнят завтра.
Луш презрительно ухмыльнулся. Было видно, что он не принимает Шани всерьез и все угрозы и печати не имеют для него ровно никакого значения.
– Я наследник престола, – цинично промолвил он, – причем единственный. Кто позволит меня сжечь? Много на себя берете… – Он сделал паузу и с нажимом закончил: – Ваша бдительность.
– Не единственный, – подал голос государь, который сидел поодаль и внимательно наблюдал за происходящим. Было видно, что скандал успел измучить его до крайности: старик выглядел уставшим и печальным. – Луш, неужели ты думаешь, что стал незаменимым?
Принц поднялся с кресла и, гневно обернувшись к отцу, сжал кулаки. Шани на всякий случай повел правой рукой, приводя закрепленный на запястье кинжал в боевое положение.
– И кто же еще претендует на престол, батюшка? – с обманчивой мягкостью осведомился Луш.
Миклуш значительно помолчал, доведя сына этой паузой до высшей степени отчаяния, и ответил:
– Да вот он. Вам сколько лет, декан Торн?
Хельга, совершенно не по протоколу, ахнула в голос.
– Двадцать пять, сир, – глухо ответил Шани. К такому повороту событий он не был готов и лихорадочно прокручивал в голове возможные варианты поведения.
Миклуш удовлетворенно качнул седой головой:
– Ну вот. Как раз двадцать пять лет назад я сослал на север свою беременную фаворитку, твою матушку. До места ссылки она не доехала, скончалась в пути во время родов. Ты воспитывался в монастыре Шаавхази. Здравствуй, сынок, я искренне рад тебя видеть. И глаза у тебя точь-в-точь как у твоей матери. Красавица была Альгин. Первая красавица. И на меня молодого ты похож. Одно лицо просто.
Слова государя прозвучали очень здраво и логично. Ни для кого не было секретом, что в свое время Миклуш прославился множеством побед на поле любовной брани, так что, в принципе, наследники престола могли бы по столице целыми отрядами маршировать. И среди них вполне мог оказаться и новый декан инквизиции. Найти совершенно законного претендента на корону было делом техники, не более того.
Шани подумалось, что старик переборщил. Владыка должен заботиться о чести рода, а не менять наследников, как перчатки, тем более настолько нарочито. Впрочем, на то он и самодержец. На Земле какой-то древний русский царь просто взял и убил единственного наследника – и ничего, все сделали вид, что так и надо.
– Ложь! – воскликнул Луш, переводя налившиеся кровью глаза с Шани на Миклуша и обратно. Казалось, он вот-вот бросится в драку и для него не имеет значения, кого завалить на пол: собственного отца или внезапно объявившегося родственника. – Вранье!
Миклуш встал и повел плечами. Крепкий осанистый старик в эту минуту выглядел так, что всем присутствующим сразу стало ясно, кто здесь подлинный владыка и в чьей власти и карать, и миловать.
– Мне решать, что ложь, а что вранье, – весомо сказал он. – И назначать наследников – мое, и только мое дело. Ты здесь еще не государь, Луш. Помни об этом.
Лицо Луша опасно покраснело. Шани подумал, что принца вот-вот хватит удар, и решил, что пришло время брать дело в свои руки.
– Ваше высочество, – с достоинством произнес он, подойдя к Лушу почти вплотную, – не упрямьтесь. Если вы волнуетесь за вашу безопасность в походе, то обещаю предоставить вам лучших телохранителей из моего ведомства. – Он понизил голос и продолжил: – А если вы боитесь покушения на престол, то я не претендую. Клянусь спасением своей души, что не имею такого намерения.
Несколько долгих секунд Луш буравил его пронзительным взглядом, и Шани приготовился отразить крепкий удар слева, однако принц решил взять себя в руки и многообещающе прошипел:
– Берегись, братец. Я этого так не оставлю.
– Хорошо, – кивнул Шани. – Думаю, это потерпит до вашего возвращения домой, а пока пройдемте со мной к народу. Ваши верные подданные хотят увидеть своего принца.
Луш согласно качнул головой и вдруг обернулся к Хельге. Та вздрогнула и опустила глаза. Шани снова приготовился отражать удар: с Луша бы сталось залепить оплеуху ни в чем не повинному секретарю только ради того, чтобы выпустить пар.
– Эй, парень, – окликнул принц, глядя очень мрачно и недобро. – У тебя сестры, случайно, нет?
– Есть, ваше высочество, – ответила Хельга ломким мальчишеским баском. – Нас двойня у матушки. Близнецы.
– Шлюха твоя сестрица, парень, – весомо заметил Луш. – Недоглядела матушка.
Хельге только и оставалось, что проглотить обиду.
Дворцовая площадь, запруженная по-праздничному наряженным народом, приветствовала Шани и Луша восторженными воплями, развернутыми военными штандартами новообразованных полков и иконами на знаменах. Шани посмотрел по сторонам. Да, похоже, сюда пришла вся столица: кто-то готов отправляться в священный поход прямо сейчас, а кто-то просто глазеет – вон зеваки расселись даже на деревьях и крышах.
Шани вскинул руку, призывая радостный люд к тишине, и произнес:
– Братья и сестры! Именем святой нашей матери Церкви я отпускаю вам ваши грехи прошлые, настоящие и будущие! Идите и вырвите у язычников нашу святыню! Не отдадим Круг Заступников на поругание варварам!
Толпа взорвалась ревом ликования. Несколько минут Шани смотрел на кричащих в экстазе горожан и думал, что в этом можно найти своеобразное удовольствие. Сейчас все эти люди были в его полной и безоговорочной власти: он мог послать их на смерть, разрушить ад или штурмовать небо, он мог приказать им умереть или убить друг друга, и они тотчас же выполнили бы его приказ с радостной улыбкой на губах. Это было что-то большее, чем любовь, восхищение или преклонение. Это была подлинная власть, имевшая невероятно притягательный вкус.
«Мне этого не нужно», – внезапно с какой-то светлой ясностью осознал Шани и крикнул:
– Ваш принц с вами! Ступайте и побеждайте именем Заступника!
Луш выступил вперед и выбросил вверх правую руку – агрессивный жест призыва к бою заставил толпу взреветь от восторга и начать скандировать его имя. Вот принцу вкус власти был по душе.
Луш оперся на перильца балкона и рявкнул:
– Вперед! К победе и славе!
– Луш! Луш! Луш! Принц с нами! Вперед! – дружно откликнулись люди, а колокола собора начали вызванивать благодарственный канон.
Шани довольно улыбнулся и отступил к выходу с балкона. Дело было сделано, и он заслужил малую толику отдыха и покоя. Кто бы мог подумать, что с начала его деканства прошло меньше недели…
Он пересек опустевший зал и направился к лестнице. Домой. На сегодня с него хватит. Домой, и отдыхать от всего этого.
– А как тебя зовут, малыш? – услышал Шани голос государя и остановился.
Из приоткрытой двери, ведущей из зала в малую владыческую библиотеку, вырывалась полоса света и – Шани принюхался – доносился легкий пряный аромат выпечки.
– Хельгин, ваше величество, – пробасила Хельга.
Шани вопросительно вскинул бровь. Миклуш угощает Хельгу пряниками? Как мило…
– Прости моего сына, Хельгин, – продолжал государь. – Он сказал так нарочно, чтоб тебя задеть. Кстати… – Шани подумал, что Миклуш – настоящий мастер значительных, театральных пауз, вот у кого бы поучиться актерам. – В девичьем обличье ты выглядишь намного лучше.
Хельга помолчала. Шани представил, как она, по обыкновению своему, заливается румянцем. Да уж, кого-кого, а Миклуша мужским камуфляжем не проведешь.
– Не знаю, сир, – наконец откликнулась Хельга. – Говорят, со стороны виднее.
Шани шагнул вперед и побарабанил костяшками пальцев по двери.
– Хельгин, мы уходим.
Хельга выскочила буквально через несколько мгновений, словно только и поджидала, когда ее позовут. В руке у нее действительно был пряник, который она смущенно спрятала в карман мантии – так, словно делала нечто предосудительное.
Миклуш вышел следом, уважительно посмотрел на Шани и спросил:
– Надеюсь, ты ко мне не в претензии?
Шани улыбнулся и отдал поклон. Он чувствовал искреннюю жалость к старику, который старался быть сильным, но на самом деле не имел ни сил, ни поддержки.
– Ни в коем случае, ваше величество.
Миклуш вздохнул. Всесильный владыка, которым он предстал перед всеми менее часа назад, бесследно исчез, сейчас это был немощный старец, придавленный к земле своим неизбывным горем.
– Дурной сын как бородавка на лице отца, – вздохнул государь. Шани сочувственно кивнул. – И срезать больно, и носить некрасиво. А мысль сделать тебя наследником сама по себе неплохая.
Шани пожал плечами и искренне ответил:
– Меня не привлекает власть, ваше величество, тем более полученная обманным путем. Если мы вам больше не нужны, то не смеем отвлекать от дел государственной важности.
Государь улыбнулся.
– Вкус власти нуждается в том, чтобы его вдумчиво распробовали. Тогда и любовь к нему придет. Всего доброго, ваша неусыпность. До свидания, брат Хельгин. Передайте сестре, что я всегда рад видеть такую красавицу во дворце.
Хельга низко поклонилась и кинулась следом за Шани, который вышел на лестницу и стал спускаться вниз, раздумчиво хлопая ладонью по перилам. Во дворце уши есть не только у стен, но и у каждой дощечки паркета; наверняка уже пошли разговоры о том, как ловко новый декан втерся в доверие к государю. И эти слова про незаконнорожденного сына… Шутки шутками, но всему есть предел.
– Наставник, а это правда? – негромко спросила Хельга.
Шани покосился в ее сторону. Было видно, что девушку просто распирает от любопытства.
– Что именно? – негромко процедил он, проходя мимо поста охранцев, у которых тоже ушки были на макушке. Вроде бы пялятся в никуда, в одну точку, а на самом деле все прекрасно и видят, и слышат, и донесут куда следует. Было бы что доносить, а желающих это сделать во все времена хватало.
– То, что вы принц, – прошептала Хельга.
Шани презрительно фыркнул.
– Нечего повторять глупости. Даже если услышал их от короля.
