Ланиус Андрей
Мистические истории из красной папки
Полуденный выстрел или парадокс времени
В 90-х годах я жил на Петроградской стороне, недалеко от Петропавловской крепости, и традиционный полуденный выстрел крепостной пушки слышался в моей комнате так громко, словно звучал в коридоре.
Этот выстрел, между прочим, имел для меня и определенный практический смысл.
В тот период режим моей работы требовал от меня выезжать из дома около половины первого дня.
Таким образом, пушка как бы подавала мне сигнал готовиться в дорогу.
Впрочем, в столь эффектном напоминании я не слишком-то и нуждался.
Дело в том, что у меня чуть ли не с детства была способность весьма точно ориентироваться во времени.
Проще говоря, не глядя на циферблат, а лишь ненадолго сосредоточившись, я мог определить с погрешностью не более пяти минут, который сейчас час.
Не могу объяснить, как это у меня получалось, но факт остается фактом.
Так, обнаружив среди дня, что мои наручные часы стоят, ибо я забыл завести их с утра, я ставил стрелки по подсказке внутреннего голоса, и, хотите – верьте, хотите нет, никогда не ошибался. Порой доводилось выигрывать пари на этот счет, безмерно удивляя случайных собеседников. Кое-кто из проспоривших считал даже, что я прибегаю к некоему фокусу, незаметно поглядывая на замаскированные часы. Но в том-то и штука, что никаких фокусов не было. Ведь не «фокусничают», к примеру, парфюмеры, которые воспринимают гораздо больше запахов, чем другие люди. Ну, а у меня имелся дар ощущать ход времени. Только и всего. Притом, что никаких особых преимуществ мне это не давало.
Тем не менее, полуденный выстрел пушки служил мне надежной подстраховкой.
И вот что характерно: обычно я предчувствовал готовившийся в крепости акт.
За несколько секунд до выстрела, если только я не был занят чем-то очень важным, я замирал на месте и шептал про себя: «вот сейчас она бабахнет!»
И точно, от Невы налетал тугой хлопок, а я приступал к своим сборам, отлаженным до мелочей.
Эта размеренность, эта гармония соблюдалась изо дня в день.
То памятное утро не выделялось из общего ряда ничем примечательным.
Впрочем, наступавший день имел для меня несколько иное расписание, чем обычно.
Незадолго до работы, в 12.30., я должен был встретиться в центре города с одним человеком. Эта деловая встреча значила для меня очень много. Вдобавок, я знал, что этот человек отличается исключительной пунктуальностью и никогда не опаздывает даже на минуту, требуя такой же «королевской вежливости» от своих партнеров.
Значит, сегодня мне надо было выйти из дома раньше обыкновенного.
По моим прикидкам, минут через пять-семь после выстрела пушки.
Ладно, никаких проблем!
Запаса времени у меня было вдоволь.
Я все еще хлопотал по хозяйству, когда над Невой раздался знакомый звук.
Впервые в жизни выстрел Петропавловской пушки застал меня врасплох.
Поначалу я решил даже: что-то упало в коридоре.
Но нет, звук сигнальной пушки не спутаешь ни с одним другим!
Да, это был он, полуденный выстрел!
Однако же, на этот раз у меня не мелькнуло и тени предчувствия, что полдень наступил. Напротив, я готов был держать пари, что располагаю еще целым свободным часом. Вот и проиграл бы, сказал я себе. Похоже, сегодня мой внутренний хронометр дал сбой. Скорее всего, погрузившись в непростые размышления о предстоявшей встрече, я утратил контроль за движением важнейшей космической категории. Оттого и возникла иллюзия «исчезнувшего часа»,
«провала во времени», ощущение того, что мой весьма солидный «золотой запас» времени сжался до размеров одного мгновенья!
Машинально я глянул на свои наручные часы. Маленькая стрелка замерла на цифре «восемь». Как это случалось со мной довольно часто, я попросту забыл завести механизм с утра.
Бросил взгляд на настенные часы; они стояли еще с прошлого месяца – закончился заряд батареек.
Перевел глаза на будильник китайского производства, обладавший поистине таинственным ходом. Он то убегал вперед на полчаса, то отставал ровно на столько же. Сейчас будильник показывал 11.30.
Впрочем, всё это уже не имело значения.
Выстрел Петропавловской пушки – вот истинный питерский эталон точного времени!
А это означало, что я катастрофически опаздываю на встречу, и на сборы у меня остаются считанные минуты.
Одевшись в спринтерском темпе, я бросился к станции метро.
Круглые настенные часы в вестибюле «Горьковской» показывали 12.20.
Меня по-прежнему не покидало ощущение пережитого «провала во времени».
По эскалатору я бежал бегом, но всё равно опоздал на пару минут.
Естественно, моего делового партнера, этого фанатика пунктуальности, на месте предполагаемой встречи уже не было. Значит, ушел, эх! Что я теперь буду делать?!
В самом минорном настроении я отправился на работу.
И уже там, к своему непередаваемому изумлению, узнал, что полдень-то еще не наступил!
Вскоре выяснилось, что в тот день, 27 марта 1995 года, Петропавловская пушка по ошибке выстрелила не в полдень, а в 11 часов утра. Редчайший случай!
Вообще, когда привыкаешь к какому-либо явлению, которое протекает изо дня в день с предписанной регулярностью, то о возможности сбоя даже мысли не возникает.
Вот и в моей голове не проблеснуло той элементарной догадки, что пушка может выстрелить не в свое урочное время. Поэтому я не поверил своим внутренним часам, которые упорно подсказывали мне, что не должно быть никакого «провала во времени». Психологически я настолько верил в непогрешимость «пушечного эталона», что, даже оказавшись в вестибюле метро, воспринял показания стрелок выверенных настенных часов, как 12.20., хотя они ясно показывали на час меньше. Как говорится, не верь глазам своим!
Увы, в тот день выстрел сигнальной пушки оказался вдвойне холостым.
На встречу я всё равно опоздал, впрочем, особых последствий это не имело.
Тогда же я отметил этот случай в своем дневнике, так что никакой путаницы с датами здесь нет.
Но вот загадка: с той поры мой «внутренний хронометр» окончательно вышел из строя, я утратил свой дар угадывать, «который теперь час».
Живу я теперь в другом районе города, где выстрел нашей сигнальной пушки, хоть и слышен, но не так громко.
Но если удается уловить далекий хлопок, я всегда стараюсь удостовериться, что он не был преждевременным. И никогда не забываю завести к этому моменту все часы в доме.
Такой вот «парадокс времени»!
Ночная поездка на паровозе
Около двух часов ночи сеньор Дубровин сошел со скорого поезда на перрон узловой станции Рузаевка. Последний раз он приезжал в эти края четыре года назад, на похороны отца. Тогда же обещал матери навещать ее чаще, да всё время находились какие-то срочные дела. Но вот, наконец, выбрался.
От Рузаевки до конечного пункта его путешествия – города Саранск – предстояло ехать еще тридцать километров. Однако первая электричка уходила лишь в шесть утра.
Крохотный зал ожидания был переполнен. Поздние пассажиры дремали даже на подоконниках.
Дубровин вышел на площадь и огляделся. Ни одной машины! Что же делать?
Тут ему вспомнилось, что сбоку от вокзала расположен уютный скверик со скамейками. В эту теплую летнюю ночь там вполне можно было скоротать несколько томительных часов. Притом Дубровин, если честно, чувствовал себя не в своей тарелке. Дальняя дорога утомила его, а главное, на сердце лежала какая-то смутная тревога, которую никак не удавалось унять.
Увы, скверик был огорожен глухим забором. Однако две крайние доски легко раздвинулись. Проникнув внутрь, Дубровин увидел штабели бетонных плит и кучи разрытой земли. Но скверик за ними сохранился почти в неприкосновенности. Дубровин удобно расположился на скамейке: ну вот, теперь можно передохнуть. Но откуда эта неуемная тревога, которая всё усиливается?
Он огляделся. Невдалеке на бетонном постаменте стоял старый паровоз. По правую руку замер в напряженной позе гипсовый горнист. Когда-то была мода на подобные скульптуры, у которых почему-то быстро отваливались локти, носы и прочие выступающие детали. Но этот горнист выглядел вполне сносно. Чуть дальше из земли поднимались резные деревянные фигурки-бревнышки. Одна из них изображала усатого витязя в остроконечном шлеме, опирающегося на обоюдоострый меч. Вторая – чародея с длинной бородой.
У Дубровина возникло странное ощущение, что фигуры пристально наблюдают за ним. Наваждение… Нет, с ним и вправду творилось что-то неладное. Не лучше ли попытаться вздремнуть? Он закрыл глаза.
Легкий шум заставил его встрепенуться.
Перед ним стоял Гипсовый Горнист.
– Вставай! – строго сказал Горнист. – Труба зовет!
– И свет далекой звезды! – поддакнул Чародей, оказавшийся рядом.
– Небылица в лицах, небывальщина, небывальщина да неслыхальщина, – речитативом произнес Витязь, винтом выкручиваясь из земли.
Как позже припоминал Дубровин, он не испытывал ни удивления, ни страха. Всё происходящее казалось естественным.
– Мы пришли сообщить тебе, что твоя мама умирает, – возвестил Чародей. – В эти минуты она думает о тебе. Ее мысли кружат у твоей головы, но ты не впускаешь их в сердце.
– Отчего же она не постучит к соседке, тете Лиде? Та вызовет «скорую» – пролепетал Дубровин, сразу и безоговорочно поверив необычным собеседникам.
– Она не в силах постучать, – ответил Чародей. – У нее, как и у тебя, в запасе всего полчаса.
Дубровин пружинисто вскочил на ноги:
– За полчаса не успеть!
– Успеем, – сказал Горнист. – Садись! – И добавил: – На паровоз!
Тут Дубровин заметил, что из трубы старого локомотива валит дым, а сам он пыхтит, как живое существо.
В какую-то минуту вся необычная компания оказалась в кабине.
Витязь выхватил меч и принялся молниеносно вращать им в воздухе.
– Что он делает? – спросил Дубровин.
– Отгоняет посланцев тьмы, – пояснил Чародей. – Иначе мы не сможем покинуть Рузаевку.
Но вот Витязь опустил меч.
– Путь открыт! – Горнист поднес к гипсовым губам горн и заиграл.
Паровоз вдруг оказался на рельсах и помчался вперед. Скорость бешено нарастал. Вот и ветка на Саранск. Искры летели вокруг, рассекая тьму ночи.
Впереди показался движущийся яркий огонек. Дубровин сообразил, что это встречный, и тут же вспомнил, что на Саранск ведет единственная колея.
– Эй! – крикнул он. – Мы столкнемся!
– Не суетись! – молвил Чародей. – Звезды нынче расположились благоприятно.
До столкновения оставались считанные секунды.
Р-раз! Они сошлись!
Свистел ветер, вздымая травинки и листья, стучали колеса – и только! Старый паровоз свободно проникал сквозь рефрижераторы и цистерны, как будто те были из воздуха.
– Колдовство? – смахнул со лба холодный пот Дубровин.
– Чистая физика! – рассмеялся Чародей. – Просто вы, смертные, еще не познали ее основополагающих законов.
Грохочущий товарняк остался позади. А может, его и не было? Дубровин выглянул в окошко. Состав, освещенный луной, мчался, как ни в чем не бывало, в сторону Рузаевки.
– Вперед! – повторил Горнист, зорко вглядываясь в даль. – Только вперед!
Витязь задумчиво поглаживал усы. Чародей дирижировал топкой. Паровоз несся, словно стелясь над рельсами.
Из-за очередного поворота показалась россыпь огней. Саранск!
– Показывай дорогу!
– А рельсы?
– Неважно!
И вот уже паровоз несется по спящему Саранску.
Кирпичная двухэтажка, в которой прошло детство Дубровина…
– Здесь…
Паровоз мягко остановился у штакетника.
– Пойдем вместе, – объявил Чародей. – Мы должны быть уверены, что не опоздали.
Площадка второго этажа. Но ведь дверь, наверняка, заперта изнутри на ключ и стальную задвижку, в отчаянии сообразил Дубровин.
– Погоди… – Чародей мягко отстранил его. – Против замков и запоров есть хорошее заклинание… – Он огладил свою бороду и что-то прошептал. Дверь распахнулась сама.
Дубровин вихрем ворвался в комнату.
Мама недвижно лежала на диване, ее глаза были закрыты. На полу валялись какие-то таблетки.
Чародей взял ее левую руку и принялся водить по ее ладони своим сухим пальцем.
– Успели в самый раз, – прошептал он. – Теперь я спокоен за нее.
Дыхание матери стало ровнее. С улицы донеслись звуки горна.
– Труба зовет, – усмехнулся Чародей. – Ну, нам пора. Собственно, дело сделано. Твоя мама будет жить еще долго. Но сейчас ей нужен отдых. Я погрузил ее в целебный сон. Думаю, после всех треволнений сегодняшней ночи выспаться следует и тебе. Иди в соседнюю комнату, ложись и не думай ни о чем плохом, – он выставил вперед сухие ручонки.
* * *
Дубровин встрепенулся. До чего же крепко он уснул! Неужели прозевал электричку?! Но… Самое удивительное заключалось в том, что он проснулся не на скамейке в привокзальном скверике, а на чистой постели, в маминой квартире!
С кухни доносился звон посуды.
Мама хлопотала у плиты.
– Мамочка! – он бережно обнял ее и расцеловал.
– Сыночек… – на ее глазах блеснули счастливые слезы. – Как я рада! Но, знаешь, что-то странное произошло со мной. Ночью вдруг прихватило сердце, а после я уснула, да так крепко, что даже не слышала, как ты вошел. – Она встревожено посмотрела на него: – Вот только одного не пойму, Виталик, как же ты попал в дом? Неужели я забыла запереть дверь?
– Дверь мне открыл добрый волшебник, – сощурился он.
– Хорошо, если так, – вздохнула она.
Дубровин до сих пор размышляет об этом загадочном происшествии. Чаще всего он приходит к выводу, что усталость и тревога ввергли его психику в особое состояние, когда он действовал «на автопилоте». До Саранска добрался, очевидно, всё же на машине, а может, и на утренней электричке, но сама дорога следом стерлась из памяти. Вероятно и то, что мама в ожидании гостя оставила дверь открытой.
Но стоит ему оказаться вблизи какой-нибудь скромной скульптуры или резной деревянной фигурки, как летние воспоминания принимают совершенно иной характер. И тогда в нем пробуждается уверенность, что всё это – ожившие персонажи, паровоз, прохождение сквозь грохочущий товарняк, волшебное исцеление мамы – происходило в действительности, что чудеса в этом мире – не такая уж редкость.
А его мама, между прочим, по-прежнему здорова и чувствует себя прекрасно.
Петля времени в проходном дворе
В Лондоне вот уже на протяжении полутора веков действует Британское Королевское метапсихическое общество, которое кропотливо собирает со всего света факты о путешествиях во времени, о проникновении прошлого и будущего в настоящее, о появлениях призраков давно умерших людей, о видениях исторических сцен…
Наверняка, энтузиастов этого общества заинтриговал бы случай, произошедший совсем недавно с петербуржцем Юрием Гусельниковым, менеджером небольшой торгово-закупочной фирмы.
О загадочном происшествии рассказывает сам Гусельников.
– Настроение в тот день у меня было взвинченным, хотя по натуре я человек уравновешенный. Но ведь у каждого случаются моменты, когда внутри всё так и клокочет! Вот и на меня накатило. Я двигался проходными дворами в центральной части Петроградской стороны. Человеку, незнакомому с этим районом, здесь легко заблудиться. Но я-то знал маршрут назубок – жил тут в детстве вместе с родителями, а в последний период часто наведывался сюда по работе.
Отрезок пути пролегал под тремя длинными арками, уступом расположенными одна за другой и разделенными мрачноватыми дворами-колодцами. Именно во втором из этих дворов протекало мое детство.
В тот момент, когда, миновав вторую арку, я вошел в свой бывший двор, навстречу мне из третьей арки вышел мальчуган лет двенадцати. Других людей поблизости не было, хотя этим коротким путем обычно пользуются многие прохожие. И вообще, как ни был я взвинчен, но краешком сознания всё же уловил какую-то абсолютную звенящую тишину, воцарившуюся вокруг.
Мальчишка остановился в трех шагах, уставившись на меня. Он словно ждал чего-то. Совершенно незнакомый мне пацан.
Невольно я окинул его беглым взглядом. Он всхлипывал, шмыгая носом-кнопкой. Слезинки катились из его светлых глазенок, оставляя влажные полоски на чумазых щеках, усеянных россыпью веснушек. Что-то в его облике подсказывало, что паренек служит объектом постоянных издевок со стороны некоего малолетнего мерзавца. Похоже, очередная обида переполнила чашу терпения, и детская натура не выдержала, запротестовав единственно доступным ей способом. Эх, сколько таких пареньков вокруг…
Я двинулся дальше и через пару секунд забыл о мальчишке. Мне показалось, что противоположный конец арки НЕ ПРИБЛИЖАЕТСЯ. С каждым моим шагом он словно бы отодвигался ровно на столько же. Более того: его очертания вдруг заструились в каком-то зыбком мареве. А затем будто молния беззвучно разорвалась передо мной.
Ослепительно ярко я увидел себя двенадцатилетним мальчишкой, бредущим в слезах вот под этой самой аркой. Лишь несколько минут назад мой мучитель – школьный хулиган Колька Луцый оставил, наконец, меня в покое. Я боялся его до мурашек в глазах. Хотя он не был амбалом. Как раз наоборот – довольно хилый, сутулящийся пацан со смешными оттопыренными ушами. Но у него имелся кнопочный нож, на рукоятке которого было выжжено раскаленным гвоздем: «Колян Луцый. Бойся меня!» Луцый похвалялся, что уже ударил им шестерых. Мол, я буду седьмым, если начну выкаблучиваться. Этот нож наводил на меня священный ужас. И Луцый знал это. Поначалу он просто стращал и унижал меня, а затем обложил данью, забирая все деньги, что давали мне родители на мороженое и кино. Причем, эти деньги отнимал не сам Луцый, а один из его подручных, такой же запуганный бедняга, как и я. Затем награждал меня подзатыльником. Под надзором Луцего, которого всё это веселило. Вот этот подзатыльник, совсем не сильный, был для меня обиднее всего.
На улице я еще сдерживался, но когда вошел под полутемную арку, слезы хлынули градом. Мне казалось, что власть Луцего и его шестерок будет надо мной вечно. Вот если бы сейчас, немедленно, кто-нибудь большой, умный, сильный появился рядом, погладил меня по голове и сказал бы: «Ничего-ничего, Юра, не бойся, я научу тебя, как победить страх!»
И тут из противоположной арки вышел мужчина, именно такой, какого я ждал: большой, умный, внушающий доверие. Не стыдясь своих слез (ведь тот всё поймет!), я остановился и умоляюще посмотрел на него: дяденька, помоги!
Но «дяденька» скользнул по мне равнодушным взглядом и прошел мимо…
Было это четверть века назад.
И вот сейчас, под темной аркой, сумасшедшая мысль обожгла меня: тогда, мальчишкой, я встретил в проходном дворе самого себя, но только взрослого! А сегодня я, взрослый Гусельников, встретил в том же дворе себя-мальчугана, униженного и жаждущего справедливости! И тоже прошел мимо!
«Так помоги же ему! – кольнуло изнутри. – Может, еще не поздно!»
Круто развернувшись, я вылетел во двор. Здесь было пусто. Но я-то знал, где искать паренька!
Едва я вбежал в подъезд, как тремя этажами выше хлопнула дверь. Я рванулся по лестнице на этот звук и на следующей площадке столкнулся с подростком. Но это был не Юра. Передо мной стоял шалопай с большими оттопыренными ушами и нагловато-хитроватым прищуром. Луцый! Как же было его не узнать!
Воспоминания о его издевках так ярко ожили во мне, что, не сдержавшись, я схватил крысенка за ухо и принялся нещадно трепать его, выговаривая: «Слушай внимательно, маленький негодник! Еще раз тронешь Юру Гусельникова хоть пальцем, я тебя найду из-под земли и оборву твои уши, понял?! Знай, я его старший брат и отныне всегда буду защищать его!»
Нагловатое выражение на его рожице быстро сменилось животным страхом. И вот этого трусоватого наглеца я боялся?!
«Ну-ка, выворачивай карманы! – прикрикнул я. – И запомни крепко вот еще что: никакой дани ты отныне не получишь! Ни от кого!»
Наградив его от души прощальным подзатыльником, я бросился наверх и затарабанил в дверь своей бывшей коммуналки, которая, судя по интерьеру подъезда, так и оставалась коммуналкой.
На мой стук открыл какой-то неопрятный тип с челочкой, обдавший меня сивушным запахом. Взгляд у него был недобрый, чтобы не сказать злой. Что-то неуловимо знакомое чудилось в его облике.
– Чего надо?
– Юру… Юру Гусельникова!
– Здесь такой не проживает! Ошиблись адресом! – и он захлопнул дверь у меня под носом.
В последний момент он повернул голову, и я успел заметить, что у него нет… уха! Это был Луцый – сегодняшний Луцый, мой ровесник! Но почему он здесь?! Ведь Луцый никогда не жил в нашей коммуналке!
Еще какое-то время я тарабанил в дверь, но никто мне так и не открыл.
Оказавшись на улице, я осмотрел трофеи, которые в запальчивости отобрал у Луцего-подростка. Там было 60 рублей советского образца (немалые деньги по тем временам, да еще для школьника), колода карт порнографического характера, всякие безделушки, а главное – кнопочный нож с неровной надписью на рукоятке: «Колян Луцый. Бойся меня!» Вот этот нож. Он-то и убеждает меня, что всё случившееся – не сон.
Через два-три дня я навел некоторые справки.
Луцый никогда не проживал в моем бывшем доме. Он по-прежнему был прописан по старому адресу. Копать эту историю дальше я не стал. Молодой ли, старый – Луцый был мне глубоко апатичен. Каким ветром его занесло уже сейчас в нашу бывшую коммуналку, не знаю. Где и когда он лишился уха, понятия не имею.
Но вот что еще вспомнилось из школьных лет.Начиная с какого-то момента, Луцый-одноклассник вдруг отстал от меня. Резко. И даже как бы стал обходить меня стороной. Лишь поглядывал издали с затаенной злобой. Такая перемена в нем всегда оставалась для меня загадкой. Но сейчас я, кажется, нашел ответ. Правда, всё это очень странно…
Назвать точный адрес, где всё это произошло, Гусельников отказался наотрез. Он действительно не хочет продолжения этой истории. Ни в каком виде. По той же причине просил вывести его под вымышленной фамилией. При этом высказал предположение о петле времени, в которую угодил, пересекая старый двор-колодец.
Необходимо, однако, сделать уточнение: петля времени оказалась двойной, втянув в свою «восьмерку» и антипода Гусельникова – Луцего.
Загадка времени – одна из самых непостижимых загадок мироздания. И британцы поступают весьма дальновидно, собирая в свою копилку разрозненные факты. Чем больше данных об этом феномене будет накоплено, тем ближе мы подберемся к осмыслению его природы.
