Андрей Ланиус
Работа у нас такая…
Вполне шпионская история
Довелось мне однажды подготовить для популярной питерской газеты по просьбе ее редакции статью об использовании разведками мира различных ядов.
Материал носил обзорно-познавательный характер, охватывая период от эпохи царя-«токсиколога» Митридата VI Евпатора, тонкого знатока, ценителя и дегустатора змеиных ядов, до наших дней.
В ту пору с выходом в Интернет у меня были определенные трудности.
Зато имелся богатый, причем систематизированный архив газетных и журнальных вырезок, которые я собирал на протяжении многих лет, располагая возможностью кромсать ножницами широкий и пестрый спектр периодических изданий.
Итак, вырезки из нужной папки, выдержки из полудюжины книг, где затрагивались аспекты заказанной темы, плюс впечатления от просмотра двух-трех соответствующих телепередач, всё это вместе взятое и послужило мне «источником вдохновения».
Пропустив сию информационную массу через сито собственного воображения, я выстроил самостоятельный сюжет, стараясь не увлекаться историческими экскурсами, а плотнее загрузить текст «горячими» примерами из современной шпионской практики.
В одном из эпизодов рассказывалось о том, что израильская разведка, которая считается одной из наиболее профессиональных спецслужб мира и даже включалась некоторыми исследователями в «большую тройку», наряду с КГБ и ЦРУ, обладает своего рода «лицензией на убийство», с тем лишь ограничением, что операции должны проводиться непременно на чужой территории.
Так, «Моссад» ликвидировал одного за другим всех террористов, причастных к расстрелу израильских спортсменов на Олимпиаде-72 в Мюнхене.
Вместе с тем, на протяжении длительного времени спецслужбам Израиля удавалось скрывать, что в своих тайных «литерных операциях» они используют особые яды, не поддающиеся выявлению обычными методами анализа.
Громкий «прокол» произошел в сентябре 1997года, когда группа агентов «Моссада» пыталась «бесшумно» устранить на территории арабской страны одного из руководителей организации ХАМАС.
Агенты выполнили задание, однако в силу роковой случайности были задержаны местной полицией.
Их жизни, как, впрочем, и жизнь жертвы, висели на волоске.
Однако, в конечном итоге, было найдено «соломоново решение».
Израильские власти прислали врача, который ввел пострадавшему антидот.
В свою очередь, местные власти, убедившись, что пациент идет на поправку, передали схваченных ликвидаторов израильской стороне.
Согласно источнику, которым я располагал, эта история приключилась в Омане.
Главка «Оманский обмен» занимала в моем материале, подготовленном в электронном виде, весьма скромное место, соседствуя с рассказом о ликвидации «Черного Араба» Хаттаба, а также версиями об отравлении премьер-министра Грузии Зураба Жвания и нашего «оранжевого» соседа Виктора Ющенко.
Пробежав свежим оком по окончательному тексту, я внес пару мелких исправлений, после чего с легким сердцем отправил статью по назначению.
Остается только добавить, что питерская редакция располагала в ту пору целым рядом «дочерних» пунктов на территории СНГ, а также в Германии и Израиле, причем подготовка очередного номера велась во всех этих точках одновременно, на основании материалов, полученных из «материнской» конторы.
Спустя день-другой, мне позвонил редактор.
Мол, очерк по ядам выходит в следующем номере, подготовка которого заканчивается сегодня, однако возникли вопросы, требующие экстренного уточнения.
В этой газете на тот момент я опубликовал уже пару десятков статей, и еще ни разу меня не дергали в процессе выпуска номера.
Значит, случилось нечто из ряда вон, мелькнула мысль.
Собственно говоря, вопрос был один.
В редакцию пришел факс от израильских партнеров, которые утверждали, что «обмен» произошел вовсе не в Омане, а в Аммане, столице Иордании, что об этом «знает весь Израиль», и что автор, видимо, недостаточно компетентен, коли позволяет себе доверять непроверенным источникам.
– Вас не затруднит внести ясность в это недоразумение? – деликатно осведомился редактор, относившийся ко мне, как к автору, с неизменной благосклонностью.
– Без проблем, но мне нужно поднять свою папку.
– Через полчаса я перезвоню, – сказал он.
Нет, я ничуть не сомневался, что ошибка с моей стороны исключена.
Подготовив тот или иной текст, я всегда перепроверял упомянутые в нем даты, фамилии, должности, географические названия, даже если в том не было особой нужды. Такая уж выработалась привычка за годы работы в прессе.
Хорошо помнил я и саму вырезку – целевую полосу из популярной московской газеты. Помнил я и заголовок материала, и фамилию автора, весьма модного тогда столичного журналиста.
Одного только никак не мог припомнить, куда же я сунул эту вырезку после завершения работы?!
Есть хорошее правило: пользуешься архивными данными, возвращай каждый листочек на место!
Увы, оно соблюдается не всегда.
Я принялся лихорадочно ворошить свои рабочие папки, и, конечно же, безрезультатно.
В одной из них сверху лежали все другие вырезки по теме, но та, единственная, самая необходимая сейчас отсутствовала!
О боги, где же ее искать, в какой кипе бумаг?!
Когда редактор снова позвонил, мне пришлось вымаливать себе отсрочку.
Наконец, применив метод дедукции, я разыскал «беглянку» вложенной в другую, такую же по размеру вырезку, и только тогда перевел дух.
Нет, никакой ошибки! Согласно тексту, провалившаяся операция проводилась именно в Омане!
Сам же источник назвать «непроверенным» просто не поворачивался язык.
Это было обстоятельное интервью многоопытного экс-руководителя израильской разведки. Речь шла о последнем теракте в центре Москвы. Положительно оценив действия российских спецслужб в операции по освобождению заложников, гость редакции рассказал об особенностях борьбы с терроризмом, которую вели силовые структуры его страны. Вот тут-то, наряду с другими примерами, и прозвучала та самая история, как и место действия – Оман! Причем название именно этого арабского султаната израильский генерал повторил несколько раз.
Вдобавок, из преамбулы материала следовало, что журналист встречался со своим собеседником еще раньше, в Тель-Авиве, следовательно, он, интервьюер, по идее, также находился в курсе того, о чем «знает весь Израиль».
Теперь в моих руках был веский аргумент!
Позвонив редактору, я изложил свои соображения.
Кроме того, напомнил о другом шпионском скандале, эхо которого тогда еще не улеглось: о задержании в Катаре наших агентов по подозрению в ликвидации чеченского эмиссара Яндарбиева.
Интрига обоих провалов имела схожие черты; местная полиция и там и там действовала одинаково; оба арабских государства, по сути, являлись соседями…
Эта параллель, пускай косвенно, но тоже свидетельствовала в пользу оманского варианта.
Редактор ответил, что он тотчас составит письмо и отправит его факсом израильским партнерам.
Он выразил уверенность, что на этом обмен «любезностями» между Петербургом и Тель-Авивом будет завершен, да и номер пора уже сдавать…
Прощаясь, он, однако, попросил меня оставаться на связи.
Очередной звонок из редакции раздался еще через полчаса.
– Они только что прислали бумагу по факсу, – сообщил редактор. – Пишут, что проконсультировались со специалистами. Хотя, по их мнению, это простая формальность. Амман, и никаких гвоздей! Иначе, мол, весь Израиль будет хохотать! Ибо второго похожего инцидента не было в природе – ни в Омане, ни в других местах!
– В таком случае, как они объясняют утверждение своего генерала – героя интервью?
– Ошибка с его стороны, как и оговорка, исключена. По их мнению, чего-то там недопонял журналист.
– То есть, оказался недостаточно компетентным? – не удержался я от язвительного выпада.
– Нет, – рассмеялся редактор. – Так вопрос не стоит. Скорее, как допускают наши партнеры, вкралась техническая ошибка. – Он вздохнул: – Однако всё это лирика. А нам пора сдавать номер. Вы, конечно, знаете о нашей ссылке на то, что ответственность за изложенные факты несет автор. Ваше слово, только быстро, прямо сейчас: оставляем «Оман» или исправляем на «Амман»?
Что ж, таково уж свойство журналистской профессии – порой приходится выбирать, вопреки тем очевидным фактам, которые, что называется, у тебя в руках.
– Исправьте на «Амман», – сказал я.
– По-моему, так вернее, – согласился он. – А вас прошу заглянуть на днях в редакцию и принести вашу вырезку. Я сделаю ксерокопию и отправлю ее в Тель-Авив, пусть похохочут.
На том и порешили.
Позднее в Израиле рассекретили часть документов по этому делу, информацию о котором я старался не упускать из виду.
Жертвой покушения должен был стать глава политбюро организации ХАМАС Халед Машаль (впрочем, это и раньше не являлось тайной).
Его «приговорили» за организацию взрывов в Иерусалиме.
Операцию, санкционированную на самом верху, планировалось провести «бесшумно», дабы все выглядело, как естественная смерть, и исключало всякое подозрение о причастности к ней Израиля. Потому в качестве оружия возмездия выбрали яд, разработанный в секретной биохимической лаборатории «Моссада». Нескольких капель препарата было достаточно, чтобы жертва сначала лишилась сознания, затем впала в состояние комы, а еще спустя несколько суток отправилась бы в мир иной. Что же касается ликвидаторов, то выбранный способ возмездия почти стопроцентно гарантировал их беспрепятственное возвращение на родину. Сама вероятность провала считалась ничтожной.
В принципе агенты выполнили задание, но без должного артистизма, чем и привлекли к себе внимание со стороны нежелательных свидетелей, призвавших на помощь иорданскую полицию.
Шпионская легенда рухнула бесповоротно, это был классический провал.
Разгневанный король Иордании заявил, что если Машаль, который уже был подключен к системе искусственного жизнеобеспечения, не встанет на ноги, то израильских агентов будут судить по местным законам, что, по сути, означало публичную казнь через повешение.
Пришлось воспользоваться дозой антидота, изготовленного заранее на случай отравления ядом кого-либо из участников операции.
Нюансы этой запутанной истории в различных изданиях фигурируют по-разному.
Обычно так и бывает, когда пишут о тайных операциях, хотя бы и «рассекреченных».
Одно бесспорно: дело происходило именно в Аммане!
Резидент для штаб-капитана Рыбникова
В 1905 году, вскоре после позорного поражения Российской империи в русско-японской войне, замечательный русский писатель Александр Куприн написал рассказ “Штабс-капитан Рыбников”, в котором создал яркий образ японского шпиона, запомнившийся многим поколениям читателей. Уже в наши дни новую версию похождений этого незаурядного персонажа предложил Борис Акунин в своем романе “Алмазная колесница”. Штабс-капитан Рыбников, шпионивший, понятно, ради японских интересов, – чисто литературный тип. А вот резидент японской разведки в России, который планировал дерзкие операции, не останавливаясь ни перед какими препятствиями, – фигура вполне историческая. В его подчинении находились десятки только доверенных агентов. Звали резидента Мотодзиро Акаси. В Японии и поныне почитаема память об Акаси – удивительно энергичном и удачливом разведчике, про которого говорят, что именно он внес значительный вклад в исход русско-японской войны 1904-1905 гг.
Полковник Акаси прибыл в Петербург в 1900 году в ранге военного агента (в ту пору так называли военных атташе) японского посольства. Это был профессиональный разведчик, умевший подбирать ключики к нужным людям и располагавший для этого значительными средствами из секретных фондов. Он состоял в тайном обществе “Черный дракон”, куда входили также военные и гражданские руководители Японии, включая премьер-министра.
В тот период японский генштаб активно готовился к военному столкновению с Россией на Дальнем Востоке. Японские обиды на Россию начались в 1894 году, когда Российская империя бесцеремонно вмешалась в ход японо-китайской войны, одним росчерком пера лишив японскую сторону всех плодов ее победы. Эта обида превратилась в откровенную ярость, когда Россия начала утверждаться на корейском полуострове, который японцы считали зоной своего влияния. Маньчжурия также находилась под контролем русского царя. Русские купцы свободно ввозили товары в Китай, не платя таможенных пошлин и пользуясь прочими льготами. При этом русские чиновники относились к Японии свысока. Царь подписывал договоры с микадо, но выполнять их не торопился. Национальная гордость Японии, покончившей с политикой самоизоляции и стремительно наращивающей экономическую мощь, была уязвлена. Страна готовилась решить эту проблему силой оружия. Но в Петербурге по-прежнему не желали этого замечать.
В России Мотодзиро Акаси нашел благодатнейшую почву для плетения закулисной паутины. Оказалось, что здесь обитает множество противников самодержавия, готовых сотрудничать хоть с чертом, лишь бы ущемить ненавистную царскую власть. Акаси легко вошел в контакт с представителями социал-демократов, эсеров, польских, финских, прибалтийских и кавказских националистов, революционно настроенной молодежи…
Есть сведения, что агентами Акаси были Гапон и Азеф. Кроме того, Акаси лично и через своих доверенных лиц сумел завербовать ряд крупных царских чиновников, гвардейских офицеров, служащих военных заводов и портов. Этот непоседливый господин периодически совершал поездки в Западную Европу, где встречался с лидерами политэмигрантов, с сомнительными дельцами, со всеми, кто мог бы принести пользу в будущей борьбе с Россией.
Именно Акаси устроил поездку в Японию пана Юзефа Пилсудского, где будущий глава польского государства получил заверения в поддержке своих планов, а также 20 тысяч фунтов стерлингов для подрывной работы в тылу русской армии.
Акаси трудился как пчелка.
И результаты не замедлили сказаться.
С началом русско-японской войны японские дипломаты, естественно, были вынуждены покинуть Россию.
Акаси перебрался в соседнюю Швецию, в Стокгольм. Отсюда он руководил созданной им шпионской сетью, которая практически охватывала всю Западную Европу, но была нацелена своим острием против России.
Надо сказать, что, несмотря на отдельные выигранные сражения, японский генштаб серьезно опасался за исход войны в целом. Всё же Россия той поры обладала несравненно большей экономической мощью, природными и человеческими ресурсами. Японская же промышленность находилась на грани коллапса, казна была истощена, не хватало людских пополнений.
И тогда Акаси предложил дерзкий план: вооружить русских революционеров, подбить их на мятеж в европейской части России и, тем самым, отвлечь внимание властей от судьбы Дальнего Востока.
Своим агентам – социалисту-федералисту Г.Деканозову и анархисту Евгению Бо – Акаси поручил закупить в Швейцарии 25 тысяч снятых с вооружения винтовок “Веттерлей” и 4 миллиона патронов к ним. Предусматривалось, что две трети этого оружия будет доставлено через Балтику на русский Северо-Запад, остальное – через Черное море на Кавказ.
Акаси понимал, что за ним и его связями наблюдают агенты русской разведки, поэтому разработал хитроумную комбинацию, позволявшую замести следы, исключив возможность разоблачения операции.
По его указанию Деканозов через своего делового партнера Уотта купил ан японские деньги пароход “Джон Графтон” водоизмещением 315 тонн. Буквально тут же пароход был перепродан лондонскому виноторговцу, который, в свою очередь, сдал его в аренду американцу Мортону. Всё это была одна шайка. При этом пароход получил новое название – “Луна”. Все сделки совершались с молниеносной скоростью.
Чтобы еще больше запутать следы, агенты Акаси купили у того же Уотта второй пароход – “Фульхам”, сразу же переименовав его в “Ункай-Мару” и снабдив документами, согласно которым он якобы вернулся из плавания в Китай.
Именно на “Ункай-Мару” было погружено оружие, после чего это судно взяло курс на голландский порт Флиссинген.
Здесь его уже поджидал пароход “Луна” (бывший “Джон Графтон”) с совершенно новой командой, состоявшей в основном из финских и латышских социал-демократов.
Затем оба судна вышли в море, где произошла перегрузка оружия и боеприпасов. После этого “Луна” взяла курс на Ботнический залив. Небольшая часть оружия была выгружена на финском побережье. Но на следующее утро пароход прочно сел на мель – революционеры оказались плохими моряками. Так и не сумев освободить судно, команда взорвала его, а сама бежала в Швецию. Основная часть оружия была, в конечном итоге, собрана жандармами.
“Черноморская операция” операция развивалась по более простому сценарию. Зато она оказалась и более успешной.
Пароход “Сириус” водоизмещением 600 тонн взял груз в Амстердаме (восемь с половиной тысяч винтовок и полтора миллиона патронов) и отсюда двинулся к Черному морю вокруг всей Европы.
Якорь бросили в районе Поти. Ночью оружие перегрузили на четыре баркаса, которые направились к заранее намеченным точкам побережья.
Один баркас всё же был задержан пограничниками. Но в целом из 8,5 тыс. винтовок “Веттерлей”, находившихся в трюмах “Сириуса”, конфисковано было лишь 2 тысячи. Остальное осело в тайниках революционных организаций.
Это оружие еще сыграет свою роль в последующих событиях в России, но вовсе не по тому сценарию, на который рассчитывал господин Акаси.
Деятельность японской разведки в России не была тайной за семью печатями. О ней широко писали русские газеты. При этом значительная часть просвещенного общества сочувствовала противнику, чего не случалось никогда прежде за всю тысячелетнюю историю России. Население ряда губерний радовалось известиям о неудачах своих войск.
В этой обстановке Куприн и создал рассказ, который не потерял своей актуальности и в последующие годы.
А господин Акаси напрасно переживал по поводу относительной неудачи с переброской оружия. Эту неудачу с лихвой компенсировали для Японии роковые ошибки русского командования, плохое управление войсками.
И только сорок лет спустя – в августе-сентябре 1945-го – маятник качнется в другую сторону.
Тегеран-45
Принято считать, что «холодная война» берет отсчет от марта 1946 года, когда У. Черчилль в своей знаменитой речи в Фултоне изложил идеологическую программу нового «крестового похода» против большевизма. Однако первые признаки раскола между союзниками обозначились раньше и совсем в другом месте. Иранский шах Мохаммед Реза Пехлеви писал позднее в своих мемуарах: «Как мне кажется, историки подтвердят, что «холодная война» фактически началась в Иране»…
Вскоре после нападения Гитлера на СССР западные союзники – сначала Великобритания, затем США приняли решение о поставках в нашу страну военных грузов по системе ленд-лиза. Были определены и маршруты перевозок – северный и дальневосточный. Поставки начались уже в августе 1941 года. Однако сразу же стало ясно, что на северном пути неизбежны значительные потери. Немецкие подлодки и штурмовики развернули настоящую охоту за морскими конвоями союзников. Свои сложности проявились на Дальнем Востоке.
В этих условиях крайне желательным был бы какой-либо третий – южный – маршрут для поставок военной техники и снаряжения. Наиболее привлекательным в географическом отношении выглядел Иран. Эта древняя страна, входившая в тот период в сферу влияния Великобритании, но заявившая о своем нейтралитете, с одной стороны, располагала глубоководными морскими портами, удаленными от театра военных действий, с другой – имела общую границу с СССР протяженностью свыше тысячи километров.
Правда, и тут не всё было безоблачно. Еще с середины 30-х годов иранские правящие круги, стремясь ослабить назойливое влияние Лондона, охотно и без особого разбору приглашали в страну немецких гражданских специалистов. В результате в Иране осело немало фашистских агентов, включая диверсантов, которые сплели здесь обширную шпионскую сеть. У немцев были свои виды на Иран, через который они рассчитывали выйти к южным морям, нацеливаясь на британские колонии в Азии, прежде всего Индию.
Эта ситуация и предопределила дальнейшие шаги союзников.
17 августа 1941 года иранскому правительству была вручена англо-советская нота, которая в ультимативной форме требовала выслать из страны всех немецких специалистов, причем в сжатые сроки. Иранская сторона дала весьма обтекаемый ответ. Последовала еще более жесткая нота, а затем союзники без промедления перешли в решительным военным акциям.
25 августа англичане развернули наступление двумя колоннами с территории Ирака, который также входил в сферу их влияния.
Одновременно советские войска вступили на территорию Иранского Азербайджана. 27 августа границу восточнее Каспия перешли части Среднеазиатского военного округа. На иранском побережье Каспия высадились советские десантники.
Об этой операции известно немного. По некоторым сведениям, отдельные подразделения иранской армии оказали нашим бойцам ожесточенное сопротивление. Точные цифры советских потерь не обнародованы до сих пор.
Тем не менее, уже 31 августа поставленная войскам задача была выполнена. Союзники установили полный контроль над ключевыми районами Ирана. Штаб советских войск расположился в Тебризе – административном центре остана (административно-территориальная единица) Восточный Азербайджан, где компактно проживали азербайджанцы, этнически и культурно связанные с Советским Азербайджаном.
Создание «персидского коридора», жизнедеятельность которого поначалу обеспечивали англичане, оказалось весьма сложной задачей. Иранская транспортная сеть находилась в плачевном состоянии, оборудование портов устарело, не хватало грамотных специалистов и рабочих. Вдобавок предприимчивые американцы предложили доставлять военную технику на иранский берег в виде узлов и комплектов, а для сборки построить рядом авиа- и автосборочные заводы. Англичане уже не успевали уследить за всем.
Тогда судьбу «персидского коридора» взяли в свои руки американцы. Их войска вошли в Иран в конце 1942 года. Эта акция не была предусмотрена никакими договорами, однако иранские власти отнеслись к заокеанским незваным гостям благосклонно, видя в них желанный противовес Лондону и Москве.
Надо отдать должное, американцы сумели поставить дело на поток. Караван автомобилей, движущихся в сторону советской границы, вырос с двух тысяч машин в месяц до десяти тысяч. За один только год – с 1 июля 43-го по 30 июня 44-го – в Иране было собрано и отправлено в СССР почти три тысячи самолетов. Всего же по южному маршруту за годы войны Советский Союз получил почти четверть (23,8%) всех военных грузов, направленных ему союзниками по системе ленд-лиза. «Персидский коридор» вполне оправдал возложенные на него надежды.
За весь этот период на южном маршруте не произошло сколько-нибудь крупных диверсий, не считая нападений вооруженных банд на караваны машин в горной местности. Из чего можно заключить, что шпионская сеть, созданная немцами перед войной, практически была ликвидирована. Об этом же говорит факт встречи «большой тройки» в конце 1943 года именно в иранской столице. Будь ситуация в Тегеране менее предсказуемой, вряд ли столь ответственное мероприятие провели бы здесь. Словом, на иранском поле спецслужбы союзников определенно переиграли фашистскую разведку.
Но что касается планов на будущее, то о единстве интересов не могло быть и речи.
Англичане продолжали рассматривать Иран как сферу своего влияния, рассчитывая, что таковым положение останется и после войны.
Принципиальное мнение Сталина сводилось к следующему: «Эта война – не то что в прошлые времена. Тот, кто захватил территорию, устанавливает на ней свой общественный строй. Каждый устанавливает свою систему, если его армия достаточно сильна, чтобы сделать это. Иначе и быть не может». Правда, это суждение, высказанное вождем в 1944 году в беседе с югославским коммунистом М. Джиласом, относилось к Восточной Европе, но по своей сути оно вполне приложимо и к последующим событиям в Иране.
Американцы до поры до времени не делали громких заявлений. Предпочитая орудовать тихой сапой, они исподволь распространяли свое влияние на силовые структуры и экономику древней страны.
Так, в период с 1942 по 1948 годы иранскую полицию возглавлял американец Норманн Шварцкопф, бригадный генерал, который сумел привить своему окружению довольно сильные проамериканские настроения. В иранской армии активно действовала американская военная миссия, руководимая генералом К. Ридли. Полным доверием иранских властей пользовалась американская финансовая миссия во главе с А. Мильспо, который вскоре стал «генеральным администратором иранских финансов».
Словом, на завершающем этапе войны американцы контролировали не только функционирование «персидского коридора», но и всю иранскую экономику, да и политику тоже.
Семена раздора были посеяны, но никто не ожидал, что всходы окажутся столь буйными.
После открытия союзниками второго фронта нужда в «персидском коридоре» стала сходить на нет. Последний «ленд-лизовский» автомобиль прошел через Иран в СССР в ноябре 1944 года.
Согласно англо-советско-иранскому договору, Великобритания и Советский Союз обязывались вывести свои войска из этой страны в шестимесячный срок после окончания боевых действий.
Казалось бы, ничто не препятствует выполнению этого пункта договора.
Возможно, так и случилось бы, не обладай Иран богатыми запасами нефти.
Нефть в Иране добывали и до войны, в частности, на юге, в Белуджистане. Теперь на эти месторождения нацелились две американские и английская компании, добиваясь предоставления им концессий при посредничестве посольств своих стран.
Вместе с тем, перспективные месторождения нефти имелись и на севере, в зоне ответственности советских войск. Наши специалисты провели здесь геологическую разведку и дали заключение о значительных нефтяных ресурсах, которые смыкались с нефтяными землями Туркменской и Азербайджанской ССР.
Вот на эту нефть в советском руководстве рассчитывали вполне серьезно. Началась подготовка пакета документов, направленных на создание объединения «Советско-иранская нефть» и заключение договора о нефтяной концессии. Курировал этот проект Л. Берия, занимавший тогда пост заместителя председателя Совета Народных Комиссаров и понимавший лучше многих других, что англичане и американцы не отдадут так просто столь лакомый кусок.
Берия как в воду смотрел.
Подготовленный советской стороной договор не получил одобрения иранского парламента – меджлиса, который в своем большинстве был настроен против северного соседа. Эти настроения еще более подогревали американцы, которые, в свою очередь, повели тонкую закулисную игру за право эксплуатации нефтяных месторождений Северного Ирана. Не желая, однако, открыто ссориться в тот момент с СССР, они организовали через своих двойных агентов утечку дезинформации о том, что негативная позиция меджлиса вызвана якобы интригами англичан. Фальшивка была изготовлена столь искусно, что ей поверил даже прозорливый Берия, а вслед за ним и Сталин.
Одновременно американцы принялись стращать своих собратьев – англичан перспективой усиления роли СССР в Иране, стране, которую сыны туманного Альбиона по-прежнему считали зоной своих стратегических интересов, ревниво относясь к любым попыткам вытеснить их оттуда.
Вот тут-то между СССР и Великобританией и пробежала пресловутая черная кошка (ловко выпущенная американцами).
Закулисные игры, однако, продолжались.
Далее, по совету «тихих» американцев, иранское правительство 19 мая 1945 года обратилось к СССР, Великобритании и США с просьбой о досрочном выводе их воинских контингентов из страны виду окончания боевых действий в Европе.
Англичане охотно согласились, рассчитывая полностью восстановить свои пошатнувшиеся позиции после ухода советских войск.
В Советском Союзе отлично понимали, что уход из Ирана означает потерю всякого влияния в этой стратегически важной южной стране. Но и ответить отказом на просьбу иранских властей, подкрепленную согласием Англии и США, было нельзя. Это означало предстать перед лицом мировой общественности в роли оккупантов.
В поисках достойного хода Москва хранила молчание.
В полном соответствии с приведенным выше высказыванием вождя, ставка была сделана на национально-освободительное движение в Северном Иране.
Надо признать, для этого имелись все основания. Проживавшие здесь этнические азербайджанцы подвергались откровенной дискриминации со стороны центральной власти. Именно в этом регионе был наиболее высок уровень безработицы и нищеты, люди ущемлялись в правах, всё делопроизводство велось на фарси, которого большинство населения не знало. Азербайджанцам было даже запрещено иметь школы с преподаванием на родном языке.
За период советского присутствия в этом остане обстановка несколько нормализовалась. Здесь укрепились профсоюзы, начали выходить прогрессивные газеты, активизировалась деятельность Народной партии Ирана (Туде), ядро которой составляли бывшие коммунисты, выпущенные из тюрем в первый же день после вступления в Иран советских войск. Нередко в Тебризе с молчаливого одобрения советского командования проходили митинги и демонстрации антиправительственного характера.
Однако в июне 1945 года новым главой иранского правительства был избран 80-летний консерватор М. Садр, который вновь начал проводить в отношении Иранского Азербайджана политику закручивания гаек.
В начале августа в тебризской тюрьме произошел инцидент, в ходе которого отряд иранских солдат открыл огонь по арестованным местным крестьянам. Были убитые и раненые. Вслед за этим по всему Иранскому Азербайджану прокатилась волна митингов протеста с требованием отставки правительства Садра. Напряженность нарастала с каждым днем.
23 августа вооруженные отряды партии Туде (при поддержке советских войск) захватили в Тебризе правительственные учреждения, выдвинув ряд политических требований. Иранское правительство направило для подавления мятежа полицейские подразделения, однако те были блокированы советскими частями.
И всё же выступление активистов партии Туде не получило ожидаемого развития.
Тогда Москва совершает новый маневр.
6 сентября 1945 года в Тебризе было объявлено о создании Демократической партии Азербайджана, программа которой предусматривала национальную и культурную автономию в составе Ирана. Возглавил ее Джафар Пишевари, депутат меджлиса от Тебриза. Ясно, что Москва тут же признала новую партию и оказала ей всемерную поддержку, ведь в случае получения Иранским Азербайджаном автономии влияние СССР в регионе продолжало бы расти.
В ноябре боевые формирования Демократической партии подняли восстание. Отряды народного ополчения заняли все подступы к Тебризу, блокировали все горные дороги и перевалы. Войска, посланные центральной властью для усмирения восстания, вновь были остановлены советскими частями.
