Лана Мейер
(Не)дай мне утонуть
Глава 3
Алекс
Я просыпаюсь от ярких лучей солнца, отчетливо пробирающихся сквозь щель, образующуюся из-за не до конца сомкнутых портьер. Горло сушит, голова раскалывается, несмотря на то, что напиться я вчера не успел из-за того, что провозился с Мари и ее несчастной кошкой, и, если честно, до сих пор не понимаю, какого хрена я потратил на это все несколько часов своей жизни и отвалил пять тысяч долларов.
Их я заработал сам, поскольку в последнее время стараюсь не трогать деньги отца. Пока это сложно, но моя цель – постепенно слезть с «иглы» его денег любой ценой. День, когда я переплюну его по бабкам и перестану нуждаться в средствах Владислава Кайриса, при этом приду к высокому уровню жизни самостоятельно, без его помощи, – станет лучшим днем в моей жизни и будет выделен красным в календаре. Выбрав карьеру врача, я максимально отдалил от себя этот день, но честно говоря, мне похер, если однажды я проснусь с осознанием того, что спасаю жизни людей и несу хоть какую-то пользу своим существованием.
Не будь у меня такой амбициозной и энергозатратной цели, я бы сжег свою жизнь за ближайшие пару лет: просадил бы деньги отца, трахал бы лучших шлюх во всех точках мира, объездил бы планету за восемьдесят дней и в итоге разбился бы на мотоцикле черт знает где.
Хотя признаюсь, я давно не знаю, где мой дом. Во мне смешались два менталитета, две субличности, которые постоянно конфликтующие друг с другом: одна из них все время стремится к дозе адреналина, вторая – жаждет спокойствия, умиротворения, структурности, четкости и порядка.
Мой терапевт говорит, что для моего возраста это нормально, и мне хочется верить, что к двадцати пяти я перестану творить херню и стану серьезным человеком и уважаемым врачом, ну а пока… пока мне девятнадцать, я буду кайфовать от этой глупой и доступной соски, что уже десять минут щекочет мою грудь своими волосами, забравшись на меня сверху.
– Поработай ртом, у меня утренний стояк, малышка, – прикрыв веки, хватаю Кристал за густые волосы, направляя ее рабочие губы к своему паху. Болезненное напряжение, сконцентрированное ниже пояса, заставляет меня представлять, как я трахаю ее до самого упора, не церемонясь с ее хвостом и горлом.
– Какой ты грубый, Алекс, – она пытается сопротивляться, но мы оба знаем, как быстро она затыкается, когда я заталкиваю ей за щеку. От этого она течет еще сильнее, возбуждаясь от унижения и ощущения моей власти.
Мне нравится, когда девушка выполняет все, что я хочу. Это удобно, приятно, предсказуемо. Иногда хочется чего-то другого, конечно. Когда у девушки нет границ и правил, играть с ней становится скучно. Она превращается в тело для секса, не имеющее личности и характера.
Но, как я уже сказал, это безумно удобно и лучше, чем смотреть порно. Хочется чего-то большего и настоящего… но на утренний стояк и эта кукла сойдет.
– Да, вот так. Интенсивнее, но нежнее, – раздаю указания ей, пытаясь сконцентрироваться на ощущениях. Кристал старается, обхватывает меня глубоко и плотно, но двигает головой слишком быстро. Мозг не успевает обрабатывать этот дерзкий вакуумный отсос.
– Нежнее, детка. Резко я тебя чуть позже трахну.
Опуская взгляд на свои бедра, я внимательно разглядываю то, как ее губы обхватывают мой член. Он едва помещается у нее во рту, но Кристал пытается вместить как можно больше, и должен признать, получается неплохо. Она давится, издавая пошлые звуки, и мой взор цепляется за красивую попку, виляющую в процессе выполнения минета, словно напрашиваясь на то, чтобы после ее неимоверных усилий я вошел в нее и как можно скорее.
– Да, это пиздец, – выдыхаю я сдавленно и закрываю глаза, представляя перед внутренним взором другую красивую задницу, на которую вынужден был пялиться вчера целый вечер. К моему сожалению, Мари не выросла страшненькой, как бы сильно мне этого ни хотелось. Она всегда была невероятно красивой девочкой, но сейчас – расцвела в полную силу, словно редкий цветок.
И только я знаю, насколько сильно ядовитым может быть этот бутон.
Представляя чувственные изгибы своей русалки, я сильнее сжимаю пятерней волосы той, что пытается поразить меня глубоким горловым минетом, но от этого не приобретает ценность в моих глазах. Ощущая, как Кристал наглаживает мои яйца, при этом засасывает член, словно пылесос, я переношусь во вчерашний день, вспоминая, как Мари крепко прижала ладони к моему прессу. Как дрожали ее бедра, когда мы летели вперед, рассекая пространство и время. Я ненавижу сам факт ее существования, что еще сильнее усугубляет эту нездоровую одержимость, сдавливающую не только член, но и грудную клетку.
Толкаясь вперед, в глубину рта другой девушки, я, наконец, взрываюсь в теплом отверстии, прижимая к бедрам голову измученной девушки.
– Зачем ты так со мной? – в глазах подружки на ночь блестят слезы, она аккуратно стирает пальцами семя, стекающее по ее губам. Ощущение ненавязчивой эйфории после оргазма сменяется всепоглощающей пустотой. Тело Кристал после испытанного оргазма уже не кажется мне сексуальным и возбуждающим, и все, чего я хочу, – скорее избавиться от нее и остаться наедине с собой.
В тишине, в покое, в ресурсе, мать вашу.
– Ищи ответ в своем поведении, детка. Ты же со всей «верхушкой» колледжа спишь, чтобы заслужить внимание, – ленивым жестом бросаю в нее пачку влажных салфеток, пытаясь выдавить из себя благородство и чуть больше, чем ленивая снисходительность и потребительское отношение.
– Сегодня ты был особенно груб. Что с тобой? – Крис пытается выяснить правду, которую ей лучше не знать, чем вызывает во мне лишь большее раздражение и нервозность. Даже покайфовать не даст после секса и покурить в тишине. – Я не хочу спать со всеми и не буду, Алекс… просто скажи, что ты мой. Просто поставь точку, не отпускай меня, – романтично мямлит Кристал, прикасаясь к моим пальцам. Ее губы до сих пор в моей сперме, она пытается взять меня за руку, забраться сверху и проникновенно заглянуть в глаза, но это так чертовски отталкивает, что меня буквально трясет от отвращения.
Мой психотерапевт утверждает, что у меня тревожно-избегающий тип привязанности, и, судя по тому, как я реагирую на близость, он мне не лжет.
– Я никогда и никому не скажу подобного. Насмешила, – меня забавляет ее наивность.
«Твой»? Еще чего.
– Я ничей и никогда чьим-то не буду.
– Тогда зачем вчера ты наплел мне, что хочешь меня? Меня одну? Или ты забыл, что ты вчера говорил для того, чтобы я оказалась в твоей постели? Что молчишь?! – пытает меня Крис, пока я курю не вставая с кровати и пялюсь в одну точку.
– Ты ублюдок, ты просто используешь меня, – всхлипывает девушка, хотя сама вчера легла в мою постель, сама с утра на меня залезла сверху и сама согласилась сделать мне утренний минет. Что я вчера ей наплел, я уже не помню. Мне необходимо было снять стресс, накопленный от контакта с девчонкой, к которой я испытываю такой спектр противоположных эмоций, что сам не могу их проанализировать.
Я думал, что ненавижу ее. Что все, чего я хочу, это видеть ее мертвой. Но стоило ей появиться на пороге моего дома, как все мои мысли мгновенно пошатнулись к совершенно другому вектору.
А это был лишь первый вечер после пяти лет разлуки. Что будет дальше? Меня пугает то, что Мари во мне будит, и мне бы хотелось как можно быстрее расправиться с ней и ее мамашей. Но Агата неприкосновенна и все время под крылом отца, поэтому пока я плотно занимаюсь ее дочерью.
– Продолжай, детка. Мне нравится. Скажи, какой я бессердечный мудак, – от души зеваю, проверяя в телефоне почту.
– Ты – хуже! – встав с постели, она быстро натягивает юбку на свою задницу, уже не вызывающую у меня интерес. – Ты никогда не станешь врачом, Алекс. У тебя совсем нет эмпатии, сочувствия, сострадания… в тебе нет ни одного качества, присущего хорошему доктору.
Ага, поэтому вчера три часа с бездомной кошкой возился. Именно потому, что эмпатии во мне нет. Ни капли, ни грамма.
– Отличные качества для хладнокровного доктора, способного четко выполнять свою работу, а не распускать нюни над пациентом, – парирую я, и Кристал кидает в меня подушку, но я успеваю поймать ее прямо перед своим носом.
Я резко выключаюсь из разговора с Крис, поскольку мой телефон начинает разрываться от трека, что стоит у меня на звонке от отца. Я знаю, что он собирается отчитать меня за вчерашнюю вечеринку, но в целом он к ним привык и позволяет мне их устраивать. Хотя вчера я на всякий случай отключил камеры в саду и дома, потому что кутили мы жестче обычного.
– Спишь? – рявкает разъярённый отец, когда я подношу телефон к уху. – Немедленно спустись в гараж, – беспрекословным тоном раздает указания он. Выругавшись матом, я выпроваживаю Кристал и быстро натягиваю футболку и джинсы, чтобы явиться царю на поклон.
Кланяться, конечно, не собираюсь, но его душноту потерпеть придется.
– Как ты мне это объяснишь? – как только я захожу в просторный гараж, где хранятся два моих мотоцикла и три автомобиля отца, я понимаю причину его агрессии.
Для Владислава Кайриса гараж – это святая святых, его место силы. Он олицетворяет любовь отца к роскоши и изысканности, отражает его власть и сколоченное состояние. Под светом потолочных прожекторов сияют его тачки, намытые до блеска драгоценных камней. Повсюду ощущается запах свежей кожи и масла, и, если честно, я и сам фанатею от этих ароматов и мечтаю заехать в этот гараж на Porsche, купленным на свои деньги.
Первая тачка, на которую падает мой взгляд, – мощный Bentley Continental GT, ее изящные линии и благородный шоколадный оттенок вызывают восхищение, а характерный рев двигателя привлекает всех девчонок в округе, когда я беру эту машину в прокат у отца, несмотря на то, что она принадлежала матери. Она ни разу не прокатилась на ней за рулем, потому что уже была не в силах этого делать.
Второй «зверь» в его автопарке – изысканный Rolls-Royce Phantom, воплощение роскоши и утонченности.
Среди всей этой роскоши и красоты в глаза бросается яркое пятно – разбитое лобовое стекло Lamborghini Aventador, прежде полноценный символ скорости и азарта. Дефект, словно открытая рана, нарушает гармонию и роскошь обстановки отцовской святыни.
Цепенею на мгновение, кроссовки прилипают к полу, утопающему в осколках битого стекла. Лобовое окно любимой тачки отца раздроблено в щепки, машина явно нуждается в дорогостоящем ремонте. Мне конец. Я прекрасно знаю, что Владислав Кайрис ненавидит подобные непредвиденные и глупые расходы, связанные со мной.
Наверное, мне стоит порадоваться тому, что разбита не мамина тачка. Тогда бы не только отец, но и я был бы в гневе.
– Как ты мне это объяснишь? – повторяет Влад вкрадчиво и негромко, но лучше бы он кричал. Он всегда так делает. Говорит тихо, а смотрит при этом, как на пустое место и ничтожество. Все потому что я – главный «бизнес проект» в его жизни разочаровал его.
Не опять, а снова.
В последнее время мой отец помолодел на 15 лет – с тех самых пор, как объявил мне о том, что оплакал тело матери и готов строить новую личную жизнь с расчетом на то, что не хочет одинокую старость. Думаю, они с его ненаглядной Агатой планируют совместных детей в будущем… Не знаю почему, но меня это дико злит, и далеко не только потому, что я не хочу, чтобы у меня были младший брат и сестра.
Общий кровный родственник с Мариной… учитывая мои утренние фантазии о ней во время орального секса с другой девушкой, это стремно.
Пытаюсь отбросить все развратные картинки с Мари, что разлетаются в моей голове роем пчел, облепивших мед. И не прогнать никак, блин. Нездоровая одержимость Мариной нарастает с каждой секундой, и я уже не уверен, чего желаю больше – видеть ее мертвой или видеть ее голой подо мной. Обнаженной, уязвимой, беззащитной.
Радует одно: в двух вариантах ее жизнь находится в моих руках. И дойдя до последней точки, доведя ее до края обрыва, только я решу: скинуть ее в бездну или помиловать.
– Эм. А что объясняют камеры? – лениво облокотившись на Bentley, я пытаюсь сохранить невозмутимый вид.
– Камеры в гараже и саду были отключены. Два дня, – белки его глаз мгновенно краснеют, желваки под скулами превращаются в пульсирующие бугры, демонстрирующие едва сдерживаемый гнев. – А камеры у забора явно работали, но почему-то записи с них стерты, – Владислав пронизывает меня пытливым взглядом типичного Шерлока, хотя тут и без полета дедукции все очевидно.
Я устроил вечеринку. Дом был напичкан моими друзьями и знакомыми. Ответственность за разбитую тачку полностью лежит на мне.
– Ты же знаешь, Алекс, мне ничего не стоит восстановить машину, вернуть ей первоначальный вид, – изрекает Влад, всем своим видом демонстрируя, что это не так. Это стоит ему его нервов и глубокого разочарования во мне, к тому же в связи с тем, что предстоящая свадьба таит в себе много затрат, подобный ремонт совсем не кстати. – Но если я снова спущу тебе это с рук, ты так ничего и не уяснишь, не возьмешься за голову. У тебя есть варианты, кто именно это сделал? Мы заявим в полицию, страховка возместит убытки. Просто назови мне фамилию и имя, – немного смягчает тон Влад.
Моему отцу, как и мне, свойственны перемены в настроении. Горько осознавать, но мы с ним очень похожи: в отношении к женщинам, в одержимости к тачкам и другим средствам передвижения, к нездоровой тяге к большим деньгам. Не говоря уже о том, что внешне мы являемся полным отражением друг друга.
– Это была тихая и спокойная вечеринка, пап. Никому из моих друзей в голову не придет заниматься этим дерьмом, – выразительно посматриваю в сторону раздробленного стекла. – К тому же гараж открывается только изнутри дома. Возможно, тебя ненавидит кто-то из прислуги. Платишь им мало, вот и выпустили пар.
– Поверить не могу, что ты хочешь обвинить в этом людей, вцепившихся в свои рабочие места, – отец прикладывает два пальца к вискам, словно пытается унять их бешеную пульсацию. – Что еще скажешь в свое оправдание?
– Внутри дома находились только я, персонал и Марина, – усмехаюсь я. – Она и ее мать доставят нам много проблем. Все еще не могу поверить, что ты действительно женишься на ней. Это плевок в могилу мамы, – сжимаю кулаки до такой нестерпимой боли, что жжет кожу. Если драка неизбежна, то я ударю его первым. Не физически, нет – этого я не смогу себе позволить, как бы сильно ни хотел.
Но ментальный удар пришелся ему прямо в область сердца.
– Поговори у меня тут, – стиснув зубы, Влад резко подходит ближе. Карие глаза Кайриса старшего сворачиваются в черные дыры, засасывающие меня в свой беспощадный омут. Отец сатанеет от моего смелого заявления и, не выдержав напряжения, я на мгновение опускаю взгляд в пол.
Не потому, что не могу смотреть ему в глаза, нет.
Потому что стало дурно от воспоминаний о маме. И следом все тело охватывает дикое и жгучее ощущение несправедливости происходящего. Внезапно мой взгляд цепляется за женскую сережку, блеснувшую среди битого стекла. Черт. Удивительно, но моя наспех вырвавшаяся фраза оказалась правдивой. Уверен, что видел вчера эту сережку в виде клевера, покрытого белой эмалью, в ухе Марины.
Сучка так разозлилась, что я помог ей с несчастным котиком, что решила отомстить мне таким образом? Возможно, она спалила в социальных сетях мои фотки на этой тачке и подумала, что я владелец авто. Тогда она что-то определенно попутала. В нашей игре есть правила, беспредел в их список не входит.
– Кто из твоих друзей заходил прямо в дом? – цедит Влад, и я фактически вижу, как из его ушей валит иллюзорный пар. Очевидно, ему мало просто наказать меня. Отец хочет закатать в асфальт того идиота, что посмел нанести ему личное оскорбление.
Да только вряд ли он способен причинить вред дочери своей невесты, даже если это она по своей великой дурости устроила такую истерику и испоганила дорогую тачку.
– Это я сделал, – киваю в сторону разбитого лобового. – Напился и проспорил другу. Я мог отделаться, но был на кураже, а потом все как в тумане, – мечтаю быстрее закрыть этот разговор и вернуться в спальню. Даже к надоедливой Крис я бы вернулся сейчас с огромным удовольствием.
Вместо словесного ответа от отца мне прилетает хлесткая пощечина. Выдерживаю удар достойно, лишь едва поведя головой и бровью.
– Твоя мать была бы в ужасе от того, в кого ты превратился, – рычит отец, смерив меня ледяным взглядом.
Я готов броситься на него с кулаками и разорвать его грязный рот.
– Она в ужасе от того, что ты трахаешь ее подругу, которая…
– Не смей так говорить об Агате, – пресекает отец, пряча руки в карманы брюк. – И держись подальше от Марины. Мне не нравится, как ты на нее смотришь. Видел, как ты пялился в окно, пока они шли к нам по подъездной дорожке. Думаешь, мне незнаком этот взгляд? Тебе пора завязывать с одержимостями и зависимостями, сынок, – мой отец виртуозно подает двойные послания. Сначала может вмазать, а потом бросить дружелюбное «сынок».
– И как я буду держаться от нее подальше, если ты отправишь ее в мой колледж?
– В SEK одно из лучших образований в Испании. Моя будущая дочь получит все самое лучшее. Поэтому даже не думай о том, что прикоснешься к ней. Она – твоя сестра, Алекс. Сестра, а не предмет одержимости. Ты это понял?
– А если не понял, то что ты мне сделаешь? – ухмыляюсь я, думая лишь о том, что Мари не моя сестра, а орудие мести.
– Если хоть один волос упадет с Марины или с Агаты, я лишу тебя наследства. Твое желание стать врачом – дело похвальное, сын. Я понимаю, почему ты выбрал именно эту профессию. Ты был очень привязан к матери, и ты до сих пор пытаешься сублимировать боль от резкой утраты. Но я по-прежнему настаиваю на том, чтобы ты подумал и занялся моим бизнесом. Куда мне все это девать после моей смерти? Если некому будет продолжать то, что я накопил и создал? Я бы хотел, чтобы мой бизнес процветал на несколько поколений вперед, а я стоял у его истоков, как часть огромной истории.
– Ты сам себя слышишь? Угрожаешь тем, что лишишь меня наследства. А потом просишь продолжить твое дело, твой бизнес. Ты уж определись, – пытаюсь достучаться до отца, но это невозможно. Он во всем видит холодный расчет, ему абсолютно похер на чьи-либо чувства. Он только над своей Агатой трясется и то обнимает ее через силу и ледяной слой – такой человек, и я весь в него, к сожалению. Мы оба непробиваемые и ненормальные манипуляторы, знающие чего хотят и меняющие свое взрывное поведение несколько раз за день. Только я пока оправдываю свой характер юношеским максимализмом, а вот мой отец в сорок два года остается богатым ребенком.
– Мне девятнадцать, я еще в поиске себя. Но мысль о том, что я буду заниматься тем, что мне интересно, приносить пользу людям и не зависеть от тебя и от твоего долбаного наследства, меня радует.
– Долбаного наследства? – цокнув языком, повторяет отец. – Ты мне обязан всем, что у тебя есть, – взглядом победителя окидывает свои тачки, которые я бы с радостью засунул в его задницу.
– Из-за тебя я потерял то, что уже никогда не вернуть.
– Думаешь, только ты потерял мать? Я потерял жену, Алекс. Любимую женщину.
– Не делай вид, что она не была для тебя обузой в последние месяцы. Ты трахал других баб, пока она болела и медленно умирала. И это ты довел ее до такого состояния, – рычу я, в очередной раз сжимая кулаки до боли в пальцах и бросая ему вызов.
Вполне объяснимо, что отец снова хочет меня ударить, но я ловлю его ладонь на лету, смерив его злостную гримасу испепеляющим взором.
– Это все, на что ты способен? Тебе даже сказать в свое оправдание нечего.
– Нет, сын мой. Я способен призвать тебя к ответственности, – убирает руку, встряхивая ее.
– Валяй.
– Ремонт машины оплатишь ты. Из своего кармана, – ультимативным тоном выдает Владислав, поправляя тугой галстук, завязанный в районе выемки горла. – Dulce vida[5] закончилась. Больше ни копейки моих денег ты не увидишь, не считая тех, что уходят на твое обучение.
– Ты прекрасно знаешь, что у меня нет таких денег. Своих, – бью кулаком в стену, мечтая только о боксе или скоростной гонке, способной экологично избавить меня от накопившейся агрессии в сторону родителя.
– Отдай свои накопления, продай мотоцикл. Ноутбук, планшет, часы. Что угодно. Пораскинь мозгами, сынок, и возьми, наконец, ответственность за свои ошибки, – очевидно, отец не шутит, и, судя по тому, каким взглядом он ставит жирную точку, выхода у меня нет. – Даю тебе время до свадьбы. В противном случае я не буду платить за твое дорогостоящее обучение, и тебе придется попрощаться с выбранной карьерой и заняться развитием моего бизнеса.
Блядь. Приехали. Отлично. Какая-то стерва, которую отец сам впустил на порог своего дома, будет разбивать его тачки, а я буду нести за это ответственность?
Злость горючим топливом закипает в обожжённых венах. Я не понимаю, почему в моменте взял вину на себя, хотя мог позвать Марину и устроить очную ставку. Мы вывели бы ее на чистую воду, и едва ли отец наказал бы ее…
Задумавшись, я поднимаю с пола сережку Мари, оставленную на месте преступления. Вариантов, кто мог разбить тачку, не так много.
Потирая костяшки пальцев, приближаюсь к двум своим мотоциклам, что дороги мне так же, как части тела. Эти два зверя – продолжение меня, и продать одного из них – все равно, что отрубить себе руку.
Спортивный Ducati Diavel и эффектный Harley-Davidson Iron 883. Последний стоит в два раза дороже и олицетворяет дух свободы и приключений, являясь совершенством в дерзком исполнении. А какой у него звук двигателя – это настоящая музыка.
Смахивая со второго красавца невидимую пыль, я раздраженно выдыхаю. Он был моей мечтой, и отец подарил мне эту игрушку на восемнадцатилетие.
Наверное, приняв такой подарок, я автоматически заключил сделку с дьяволом. Речь о свободе не идет, когда ты жрешь из семейной кормушки. Возможно, вся эта ситуация пойдет мне на пользу и ускорит процесс моей сепарации, но продавать мотоцикл совершенно не хочется…
А значит, деньги придется намутить другим путем. И пусть в этом мне поможет та, кто стала виновницей этого неприятного конфуза.
Однажды я куплю на свои деньги не просто мотоцикл, а Porsche 911 цвета мокрого асфальта – он станет для меня символом настоящей свободы и зрелости, к которой я медленно, но верно стремлюсь.
