Лана Мейер
(Не)дай мне утонуть
Часть 1
Расставаться так больно, потому что наши души едины. Они были и будут едины. Наверное, мы прожили тысячу жизней – и в каждой встречались, чтобы расставаться вновь и вновь. Завтрашнее «прощай» – лишь одно из многих за последние десять тысяч лет и тех сотен и тысяч лет, что ждут нас впереди.
(«Дневник памяти» Николас Спаркс)
Глава 1
Марина
– Дорогая, ты что, нос повесила? Любая другая бы визжала от радости на твоем месте. Посмотри, какая здесь красота! Мы уже подъезжаем к Марбелье,[1] – воодушевлено щебечет мама, пока я скептическим и скучающим взором оглядываю идеальные пальмы, сопровождающие нас всю дорогу от аэропорта до этого проклятого дома, где живет мой будущий отчим.
Моя мама вот-вот выйдет замуж, и за обрушившееся на нее счастье приходится расплачиваться мне.
Иммиграция в другую страну совершенно не входила в мои планы, даже если это солнечная Испания. Я до мозга костей петербурженка, и несмотря на то, что очень люблю теплую погоду и морской воздух, я совершенно не была готова к этому переезду.
Надеюсь, через несколько недель, когда мне исполнится восемнадцать, я вернусь обратно в Россию. В Питере у меня есть все: мои друзья, ВУЗ мечты, несколько ролей в театре и главное – мой молодой человек, без которого мне не нужен этот чертов дом на побережье средиземного моря.
С Денисом у нас большие планы на будущее и общие цели. Мы оба с тринадцати лет играем в театре Эстрады имени Райкина. Он – мои первые серьезные отношения, и я уверена, что это навсегда. А раз «навсегда», то временное расстояние не разлучит нас, правда?
Мама, конечно, настаивает на том, чтобы я получала европейское образование, если есть такая возможность. Она думает, что мое желание стать актрисой – детский инфантилизм, хоть и гордится моими подростковыми ролями и выступлениями. Я же не вижу смысла начинать все с нуля на неродном языке, если за моими плечами фактически пять лет упорной работы в индустрии мечты.
– Боже, что это, мам? Мы приехали к испанскому королю? – нервно сглотнув, интересуюсь у матери, когда комфортабельное авто с личным водителем, встретившее нас в аэропорту, бесшумно тормозит перед забором из кованого железа с изысканными узорами, придающими ему роскошный и помпезный вид. Сам особняк, готовый стать нашим будущим домом, окружен пышной зеленью туи и кипариса, многообразие которой создает атмосферу уединения и уюта.
За воротами виднеется минималистичная дорожка, вымощенная камнем. С обоих сторон она украшена цветочными клумбами, что по красоте и яркости красок могут конкурировать с наполнением Эдемского сада, но для меня все эти цветы и невообразимая красота больше выглядят как «разукрашенная дорога в ад».
Или в тюрьму. Так называемую «золотую клетку», на которую подписалась моя мать, влюбившись в русского олигарха, что баснословно разбогател пять лет назад и перевел свой международный бизнес в Испанию. Кажется, они знакомы еще со студенческих лет, и, несмотря на то, что у каждого из них после окончания института была своя жизнь и свои семьи, судьба свела их вновь и привела к планированию свадьбы.
У Владислава Кайриса есть взрослый сын от первого брака. Если не ошибаюсь, он на пару лет старше меня. И я очень надеюсь, что он не сильно изменился с того времени, как я видела его в последний раз, потому что мы неплохо ладили, когда пересекались в детстве. Помню, как он, будучи восьмилетним мальчишкой, манипуляциями заставлял меня поднять юбку и показать ему, что у меня под ней, но я не сдалась его провокациям. Надеюсь, что он не изменился в худшую сторону, ведь тогда еще мы хоть немного находили общий язык.
Уже тогда он был юным монстром. Меньше всего я хочу контактировать с ним и надеюсь, в таком огромном доме мне удастся хорошенько от него спрятаться. Впрочем, мама говорила, что всю неделю он учится в закрытом колледже для мажоров, а я выбрала удаленное обучение в своей российской школе и подготовку к экзаменам.
Да уж, ситуация, конечно, странная. Моя мама выходит замуж за овдовевшего супруга своей давней студенческой подруги. Анна Кайрис умерла лет пять назад, и мама тяжело переживала ее скоротечный уход из жизни из-за рака легких. В студенческие годы они дружили и общались в одной большой компании. Влад, Анна и моя мама познакомились в студенческом строительном отряде. Раньше браки заключали очень рано, и на последнем курсе университета мама уже родила меня, в то время как Влад и Анна стали родителями с третьего курса. Первые восемь лет мы дружили семьями, виделись не часто, но собирались в мае на шашлыки, а летом ездили в походы. После смерти жены Владислав баснословно разбогател и уехал в Испанию. Казалось бы, нити, связывающие наши семьи, навсегда оборвались, и я даже представить себе не могла такой исход, что маме придется превратиться из Агаты Агеевой в Агату Кайрис.
Надеюсь, она не будет настаивать на том, чтобы я меняла фамилию. Меня вполне устраивает моя, как и устраивал мой город и страна!
– Теперь это наш дом, милая, – с немного одержимым восхищением вздыхает мама. Моя мама всегда выглядит «с иголочки» и очень хочет всем нравиться. У нее всегда идеальная укладка, ухоженные ногти и наглаженная одежда. Подозреваю, что как человек, почти всю жизнь пребывающий за чертой бедности и кое-как сводящий концы с концами, она всегда мечтала о подобной роскоши и богатстве.
– Ну ведь здорово? Тебе здесь понравится, я уверена. Глядя на все это, уже не так домой хочется, правда? – мама теребит свое блондинистое каре, очевидно нервничая.
Она должна быть самой счастливой, но я кожей ощущаю ее нервозность и странные перепады в настроении. Еще бы, меня тоже бы терзало чувство вины, если бы я соблазнила мужа своей трагически скончавшейся подруги.
Треш.
Кидаю скептический взор на свою мать, скривив губы. Она кружится перед открывающимися воротами в нежном цветочном платье и снова выглядит чертовски счастливой. Аж тошно. Никак не могу за нее порадоваться, потому что откровенно считаю, что Владислав Кайрис и его сын – темные лошадки. Всадники апокалипсиса, разрушающие жизни и идущие по головам ради своих целей.
Человек, что начинает встречаться с бывшей подругой своей покойной супруги, не может вызывать у меня никакого доверия. Черт знает что у них там творилось в студенческие годы.
– Мой дом в Питере, – сквозь стиснутые зубы бурчу я, скрещивая руки на груди.
Наши чемоданы забирает многочисленная прислуга и водитель, аккуратно и услужливо укладывая их на специальную тележку, как в самых дорогих отелях мира. Жаркое испанское солнце печет лоб и заставляет прилично так щуриться, что сулит мне преждевременные морщины вокруг глаз. Как будущей актрисе, мне важно сохранять определенный внешний вид и лишний раз не портить мимику.
Тут же очевидно, что этот переезд поставит под удар не только мою карьеру, но и всю будущую жизнь.
Могла ли я остаться там? Не было ни единого шанса.
– Влад! – кричит вдруг мама, подпрыгивая на месте, и тут же несется вперед по каменной дорожке, направляясь к двери дома. Всего пару мгновений назад на крыльцо вышел широкоплечий и высокий мужчина. Видок у него такой, словно он собирается играть в гольф, хотя, помнится, мама делилась тем, что именно этим видом спорта он и занимается профессионально, уделяя ему все свое свободное время. – Наконец-то мы вместе, – она крепко обнимает мужчину в белой рубашке поло, несмотря на то, что он остается довольно сдержанным. С разочарованием замечаю, что его ответные движения в ее сторону слегка скованы. Не думаю, что это из-за того, что его чувства к ней не сильны. Скорее всего, Владислав Кайрис относится к этим вечно холодным мужчинам, любовь которых приходится заслуживать.
Мама всегда выбирала таких.
– Добро пожаловать в Испанию, солнце. Кажется, с твоим приездом здесь стало еще жарче, – их разговор доносится до меня словно сквозь толстый слой ваты. Я рыдать хочу в голос, потому что нет моральных сил идти вперед и заходить в дом. На подсознании вертится мысль, будто если я переступлю его порог – обратной дороги не будет.
– Я всю жизнь мечтала жить в лете. Эта питерская погода, хмурость и слякоть, вечные ОРВИ… Кому я рассказываю? Ты и сам прекрасно все помнишь, – воркует с женихом мама.
– О да, эту погодку лучше не вспоминать, – низко смеется мужчина, приобнимая маму за талию. У меня сердце кровью обливается, потому что мне, как и любому ребенку, трудно принять «нового папочку». Да, мне скоро восемнадцать, и считается, что я уже взрослая и должна быть терпимой, разумной и сепарированной… но когда дело касается того, что я должна пожертвовать своей жизнью и своими желаниями ради близкого человека, осознанность и толерантность вырубается автоматически.
– Чем ты сегодня занимался? Опять был в гольф-клубе?
– На самом деле да, сегодня у меня выходной и я полностью посвятил его спорту. Как и у поваров, сегодня в Испании национальный праздник. Еды дома нет, поэтому я предлагаю вам переодеться и посетить ресторан, а еще лучше – вооружиться купальниками и отправиться на яхт-прогулку. Думаю, закат в море поднимет Марине настроение. Как ты, красавица? – пренебрежительно веду плечом в ответ на его обращение.
– Вот так сразу? С корабля на бал? Обожаю твою спонтанность, – милуется с женихом мама, повиснув на мужском плече.
– Я пас, – бросаю я, оценивающим взором оглядывая Кайриса. – Покажите мне мою комнату. Если у вас есть лапша быстрого приготовления или доставка еды, то меня устроит вечер в одиночестве, – заявляю я.
– Твоя дочь не в настроении, но я надеюсь, оно изменится, когда она увидит свою комнату. Недавно там закончили ремонт, и все готово. Помнишь, я показывал тебе проект три месяца назад, когда ты приезжала сюда? Проводи ее, Агат, – мама, кажется, только рада тому, что вскоре отправится на яхт-прогулку с будущим мужем без депрессивно настроенного подростка.
Спустя пять минут блужданий по бесконечным коридорам большого дома, мы с мамой оказываемся в моей новой спальне. Должна признать, выглядит впечатляюще. Очевидно, что Владислав любит пускать пыль в глаза и устраивать сахарное шоу. Но красивый ремонт едва ли способен сделать меня счастливой…
– Твоя комната, – затаив дыхание, комментирует очевидный факт мама, когда я бросаю рюкзак на кровать, застеленную белоснежным бельем. – Вид потрясающий, правда? – она обращает мое внимание на панорамные окна от пола до потолка, за которыми простирается не только балкон, но и бесконечное бирюзовое море, сверкающее под лучами солнца.
Делаю глубокий вдох, наслаждаясь средиземным воздухом. Есть в этом особая магия. Этот аромат всегда отправляет меня в детство, в те времена, когда я ездила в лагеря недалеко от Сочи. Три дня на поезде с пакетом вареных яиц, курицы, лапши и сухариков казались раем для подростков, чьи приключения начиналось уже в тесном плацкарте.
– Мам, ты можешь идти. Я хочу побыть одна, – бесцветным тоном выдаю я, пока она открывает несколько шкафов в моей комнате, наглядно демонстрируя мне удобство нового пространства.
– Какая ты неблагодарная, Марин, – цокнув языком, качает головой мама. – Я устала развлекать тебя и поднимать тебе настроение.
– Я тебя об этом не просила, – отрезаю я, плюхаясь на мягкую кровать. – Достаточно было оставить меня с бабушкой дома.
– У нас договоренность, дочь.
– Ага. Можно оставить меня в покое? Тебя ждет свидание с мистером идеальность. Я так понимаю: я останусь дома одна?
– Да, с охраной и прислугой. Алекс, насколько я знаю, остался в эти выходные в колледже.
– Мне это не интересно. Был бы он здесь, я бы все равно не хотела его видеть, – вредничаю я, но озвучиваю абсолютную правду. Мне хочется закрыться от всего мира, остаться в этой милой и уютной комнатке… или тюрьме.
– Хорошо, сиди тут и думай над своим поведением. И в кого ты с таким характером?
– Может быть, в папу, о котором я ничего не знаю? – ощетинившись, скалюсь я.
Это правда. Я не знаю, кто мой отец. Мама мне о нем ничего не рассказывала. Это ее принципиальная позиция – она ведет себя так, словно его никогда и не существовало, а я появилась на свет из пробирки.
– Закончили разговор. Сиди дома и страдай от самого великолепного вида на всем побережье, – строго заканчивает разговор мать и, цокая каблуками, направляется к двери, чтобы с демонстративным хлопком закрыть ее с другой стороны.
Как только остаюсь наедине с собой, спешу на балкон, чтобы упасть в кресло-мешок и почитать сценарии к некоторым будущим постановкам. В какой-то момент я даже ловлю себя на мысли, что невероятно кайфую от мягких закатных лучей солнца, целующих мое лицо. Небо озаряется розово-фиолетовым светом, низкие облака крупными мазками нависают над темнеющим морем. Воздух в этой тюрьме по истине фантастический. И я правда стараюсь найти много плюсов в том, что нахожусь здесь, даже предвещая тот факт, что мне здесь будет неимоверно скучно.
С другой стороны… здесь мое прошлое никогда не догонит меня. Здесь никто не знает о том, что случилось тем вечером. Здесь я в безопасности.
И возможно… мама права, и мне стоит получать высшее образование здесь? Разрекламировать Денису местные актерские школы? Был бы он рядом, я бы прошла этот путь с ним, несмотря ни на что, и не оступилась.
Сама не замечаю, как погружаюсь в сон со сценарием в руках. Просыпаюсь от многотонального смеха, можно сказать, пьяного гогота. Громкая музыка, бьющая по сонной голове, раздражает нервы, и, выходя из объятий Морфея, я осознаю, что на улице уже темно. На белые стены балкона падают неоновые лучи, танцующие в такт современным трекам. Меня не покидает совершенно четкое ощущение того, что дом переполнен веселящейся молодежью.
Что, черт возьми, происходит? Осторожно опираясь на перила балкона, пытаюсь разобраться в происходящем. У меня вид на море, а не на сад, но если повернуть голову влево, то можно разглядеть толпу хихикающих девчонок в бикини.
Мать его. Это вечеринка. Вечеринка в частном доме. Но кто мог пробраться сюда, учитывая такое количество охраны? Только тот, у кого есть ключ.
Ладно. Меня это касаться не должно. Я просто тихо и спокойно останусь в своей комнате. Правда, я жутко хочу есть, но как-нибудь перетерплю до утра.
Еще какое-то время я пытаюсь разложить часть вещей, совершаю вечерний туалет, чтобы подготовиться ко сну. Переодеваюсь в шелковую белую пижаму-двойку, состоящую из шортов и рубашки с коротким рукавом. После того, как я закрыла балкон, музыка почти перестала меня беспокоить. Должна признать, стены здесь добротные и звукоизоляция отличная.
Как только моя голова касается подушки, происходит то, что заставляет меня буквально воспарить над кроватью, вздрогнуть от ужаса. Слух режет пожарная тревога, вгоняющая меня в такую панику, что дышать становится трудно. Господи. Дом просто огромный, а если я сгорю заживо или задохнусь здесь? Эти идиоты устроили пожар? Они такие пьяные, что вполне могли это сделать.
Ошалев от страха, хватаю свой рюкзак с самым необходимым и выбегаю в коридор. Звуки пожарной тревоги не умолкают, а кажется, только набирают обороты и смешиваются с оглушительной музыкой. В ноздри ударяет резкий запах дыма, и мои ноги немеют от ужаса, когда я начинаю осознавать весь масштаб бедствия.
Неужели я так сильно прокляла этот дом, что его решили спалить в первый же день моего переезда? Это слишком жестко даже для дома, который я ненавижу.
Быстро спускаюсь вниз и выбегаю во двор, ожидая наткнуться на паникующих гостей вечеринки. Но «бегущих с тонущего корабля» не наблюдается. Я вижу толпу кайфующей золотой молодежи, отрывающейся на всю катушку.
В Эдемскому саду Владислава Кайриса творится настоящая вакханалия. Отбивающая ритм музыка заполняет пространство всей округи, яркие огни и фонари создают атмосферу клуба под открытым небом. Судя по костюмам, дресс-код у этого сборища один – купальники, и чем откровеннее, тем лучше. Парни в шортах – и на этом спасибо. У меня глаза разбегаются от количества красивых девушек, щеголяющих перед парнями фактически в костюме Евы.
В эпицентре праздника расположен бар, переполненный шампанским и коктейлями, аромат свежей пиццы летает в воздухе, заводя мой аппетит. Только сейчас я понимаю, что в доме пахло не пожаром, а мясом на гриле. Мой взгляд цепляется за толпу играющих в твистер, настольный теннис… кто-то сидит на мягких пуфиках и смотрит фильм на проекторе без звука. Здесь как минимум пятьдесят человек, и я ощущаю себя максимально потерянной в толпе незнакомцев.
Хочется уменьшиться, спрятаться, провалиться сквозь землю.
Вздрагиваю, замечая, как один из парней с визгом прыгает в бассейн с небольшого трамплина. Брызги от воды летят прямо на меня, и вот я уже недовольно топчу ногами, яростно сжимая кулаки.
Надо срочно отсюда проваливать. Думаю, пожарная тревога была чьим-то глупым розыгрышем, иначе бы давно уже весь дом полыхал.
Внезапно я замечаю под ногами вещицу. Предмет, от одного вида которого меня начинает бить мелкая дрожь.
Нет, нет, нет. Это не может быть наяву.
– Зачетные сиськи, детка! – проходя мимо, свистит мне один из спортивных парней.
– Искупаться еще раз не хочешь? – рычит второй, и в следующую секунду я ощущаю удар на своей заднице. Заливаюсь краской, обомлев от такой наглости в свою сторону. Это так унизительно. Все говорят в основном по-английски, но миксуя между собой английские и испанские фразы.
Я закрываю грудь ладонями, только сейчас осознав, что белая пижама на мне насквозь промокла и теперь просвечивает.
– Сколько вам лет, ублюдки? – рычу я им в спины, умирая от желания запустить в них пару дротиков, что метают в игровой зоне.
– Не смей называть моих друзей ублюдками, – раздается голос со стороны. – Когда девушка светит своими сиськами, значит, она сама напрашивается на такое отношение к себе. Не так ли, русалка? А ты сильно изменилась.
Русалка.
Я медленно поворачиваюсь в сторону голоса. Нервно сглатываю, пот бежит по спине… Он так изменился. Передо мной другой человек, особенно если сравнивать его с тем мальчишкой, что из любопытства пытался заглянуть ко мне под юбку. Сейчас он выглядит так, словно оставил позади себя тысячи сдернутых с девственниц юбок. И смех и грех.
Мир замирает, когда мы с Сашей встречаемся взглядами. Александр Кайрис. Должно быть, здесь его все называют Алекс или Алессандро. От Саши там точно осталось мало.
В его взгляде расцветает презрительное и высокомерное нЕчто. И смотрит он на всех свысока не только из-за роста под два метра. Зелено-карие глаза, холодные и пронзительные буквально выворачивают душу каждому, кто осмелится взглянуть в них. Темные волосы Алекса небрежно растрепаны, и не удивительно, поскольку от них не отлипает брюнетка с пышными формами, стоящая позади кресла, в котором восседает Кайрис. Вторая девушка, чья кожа усыпана веснушками, а волосы отливают огненно-рыжим цветом, сидит у его ног, прямо на траве и беспрерывно наглаживает его ладонь, сжимающую подлокотник.
Кайрис восседает среди этих шлюх, словно шейх, облепленный наложницами и рабынями. Меня вот-вот стошнит от этого зрелища, но я быстро перевожу свой фокус внимания с полуголых девиц на татуировки Алекса. На нем лишь джинсы, поэтому я могу увидеть, что их огромное множество, но плотно забит только левый «рукав».
Мне нравятся татуировки, потому что они делают любого человека книгой, которую можно легко прочитать. Но с Алексом Кайрисом не будет легко, я в этом уверена.
Несмотря на жесткость и надменность, каждый его жест пропитан силой и непоколебимостью. Режиссёр про таких персонажей говорит лишь одну фразу: «Его можно любить или ненавидеть», и я бы отнесла Кайриса именно к таким личностям: он всегда цепляет внимание, заставляя окружающих ощущать себя слабыми и незащищенными перед своей всепоглощающей энергетикой.
– А ты еще сильнее, – сжимая кулаки, занимаю оборонительную позицию. – Отец твой знает о вечеринке? Я спать не могу.
Алекс пропускает мою предъяву мимо ушей. Небрежно скинув с себя рыжеволосую подпевалу, он встает с кресла и медленно преодолевает расстояние между нами. Пристально заглянув мне в глаза, он вдруг наклоняется передо мной, но лишь для того, чтобы подобрать что-то с газона.
Тот самый предмет, который я заметила несколькими минутами ранее.
– Есть вещи, которые уже невозможно изменить, Мари. Непоправимые события, – Кайрис говорит по-русски с едва заметным испанским акцентом. – Не так ли? – многозначительным тоном протягивает Алекс, буквально каждым движением губ заколачивая гвоздь в крышку моего эмоционального гроба. Ледяной пот струится по спине, сорочка прилипает к коже, и мне становится так дурно, когда он протягивает мне игрушечную машинку. Это модель белого спортивного Porsche 911 в миниатюре.
– О чем ты? Я не понимаю, – стараюсь сохранять внешнее спокойствие и непоколебимость, но сдается мне, этот гаденыш читает меня как открытую книгу.
– Наша игра продолжается, – выносит приговор Алекс.
– Ты серьезно? Сколько тебе лет?
– Серьезнее некуда, сестрёнка, – с издевкой выдает Алекс.
– А что будет, если я откажусь?
– Я начну с малого. Не буду топить тебя сразу. Не пойду с козырей, но найду чем нанести удар по твоей карьере актрисы.
– Зачем тебе это? – я не могу дышать. Удивительно, что я еще вообще шевелю губами и стою на ногах.
– Чтобы уничтожить тебя. И твою мамочку, – с прищуренными веками он становится похожим на ядовитого змея, что медленно оплетает мою жизнь токсичными кольцами.
– Если ты не рад свадьбе наших родителей, то я тем более. Так может вместо того, чтобы воевать друг против друга, объединимся в одну команду?
– Я не собираюсь воевать с тобой, русалка. Всего лишь дергаю тебя за хвост. Сейчас твоя очередь исполнять мое задание.
– Я не хочу никакого задания. Я давно вышла из глупой игры.
– Из «Джуманджи» нельзя выйти, пока не дойдешь до финала. Из нашей игры тоже.
– И где же финал?
– Финал всегда один… ты ни с чем его не спутаешь, – с легкой угрозой ухмыляется Алекс. – Готова? Бьянка, принеси этой юной сеньорите напиток и покрепче, – приказывает он, обращаясь к одной из своих шлюх. Та недовольно фыркает, но после того, как он резко ударяет ее по ягодицам, послушно выполняет то, что велит Кайрис.
– Я не буду пить алкоголь. И не буду плясать под твою дудку.
– Тогда завтра же твоя мама узнает, на что ты пошла ради лучших ролей в театре, – подмигивает мне Алекс.
Я мгновенно заливаюсь краской. Он и об этом знает? Боже, нет. Мне так стыдно. Никто не должен знать об этом. Ни моя мама, ни мой парень. Это слишком грязно и мерзко. Я не смогу этого вынести.
– Пей, детка. Пей до дна, – мой личный дьявол протягивает мне пластиковый стаканчик, от которого веет ядерным алкоголем. Там что, абсент?
– Чтобы ты сдох, Кайрис, – проклинаю его я, осушая стакан с пойлом до дна. Удивительно, но пьется относительно легко, потому что в коктейле присутствует сладкая газировка. Боюсь представить, что сейчас будет происходить с моим пищеварительным трактом, если я выдула это на голодный желудок.
– Я уже внутри мертв и бессердечен, а вот тебе, сладкая, есть что терять.
– Что мне нужно сделать, чтобы получить ее? – кидаю многозначительный взгляд на символ власти, зажатый в его кулаке.
В наших отношениях игрушечный Porsche 911[2] – аналог кольца всевластия из «властелина колец».
– Видишь того парня? – когда Кайрис как ни в чем не бывало приближается ко мне и приобнимает за плечо, и я едва ли не вздрагиваю всем телом. То место, где соприкасаются наши тела, полыхает огнем, и мои мысли мгновенно путаются. – Даниэль Грасиа.
Это вероломное нарушение моих личных границ. А еще меня бесит тот факт, что у него тело еще не остыло от прикосновений тех шлюх, а он меня уже лапает.
Медленно убираю его ладонь со своего плеча, проклиная тот факт, что мне нравится ощущать его кожу подушечками своих пальцев.
Сквозь толпу развлекающейся и танцующей молодежи пытаюсь разглядеть того парня, на которого указывает Алекс.
– Ага, – киваю я, вглядываясь в очертания крупного юноши. Судя по загорелой коже, сухому и поджарому телу и самолюбованию уровня «нарцисс», он испанец.
– Я полагаю, Грасиа украл из моего гаража счастливый мотоцикл, в котором я выиграл несколько гонок, опередив его на последних секундах. Одна важная деталь: это мое предположение, но доказательств у меня нет. Слабо соблазнить его, усыпить его бдительность и забрать ключи из кармана джинс от его гаража, чтобы позволить мне поймать его с поличным? – провоцирующим шепотом отдает указание Алекс.
– А сам ты с ним разобраться не можешь? – сжимаю кулаки, прекрасно зная, что все он может. Он хочет надо мной поиздеваться. Подергать за ниточки. Посмотреть на меня в совершенно разных обстоятельствах.
Я не могу остановить эту игру. Она всегда была между нами. Расстояние способно прервать ее, остановить на время, не более.
Раньше масштабы игры были другими. Задания – нелепыми и легкими. Обозвать взрослых. Прокричать матерное слово на детской вечеринке. Набрать в водный пистолет грязной воды и выйти во двор, чтобы обстрелять ею всех случайных прохожих.
– Могу. Но я хочу, чтобы ты показала мне, чего ты стоишь, русалка. И на что ты способна ради того, чтобы твоя репутация осталась чиста, – успевает надавить на больное Кайрис. – Ты знаешь, какой будет награда, сестренка, – его дыхание обжигает ухо, но пылает мое сердце. – Будет твоя очередь. Месть… так сладка. Не так ли, Мари?
– Марина, – поправляю я. Меня бесит, что он называет меня так интимно. Так, как никто другой.
– Слабо, Мари…На? – издевается сводный брат.
– Легко, – взмахнув волосами, я выкидываю пустой стаканчик. Адреналин закипает в крови, алкоголь делает свое дело, и я становлюсь куда раскрепощённее и смелее. – Я достану тебе ключи от его гаража.
Расталкивая локтями толпу танцующих девчонок, кидающих на меня возмущенные взгляды, я уверенно приближаюсь к Даниэлю. По мере того как приближаюсь к нему, он выглядит все больше, внушительнее и опаснее. Грасиа о чем-то увлеченно повествует компании окруживших его парней, периодически взмахивая руками. Он на сто процентов испанец, но как я поняла, здесь почти все знают английский и общаются друг с другом на испанском и английском, так как ходят в международный колледж.
– Hola, guapo![3] – вклиниваюсь в разговор компании пятерых парней не испытывая смущения. Я редко пью, поэтому алкоголь действует на меня моментально. И много мне не надо.
– Hola, babe, – Даниэль обращает на меня все свое внимание, детально изучая мою пижамку и все то, что может скрываться под ней. Довольно кивнув, очевидно оставшись удовлетворенным моей формой, мужчина жестом затыкает рот всем парням, что окружают его важную персону. – Ты кто? Новенькая? – переходит на английский, с первых нот уловив мой акцент.
– Да, я недавно переехала.
– Тоже учишься в SEK? – просто киваю, догадавшись, что он имеет в виду название колледжа.
– Ага, – облизываю губы, лихорадочно пытаясь сообразить, что делать дальше. Соблазнить его? Не уверена, что это хорошая идея. Такого будет трудно остановить, если соблазнится. И Денису это бы очень не понравилось.
– Зачетная пижамка, – Даниэль делает шаг навстречу ко мне и смахивает невидимые пылинки с нежного шелка. – Ты пиздец какая красивая, – откровенно выдает испанец, заглядывая мне в глаза. – Такая светленькая. Как ангел. Здесь почти все жгучие брюнетки, такая ангельская внешность – редкость в наших краях.
– Я знаю.
– А подошла зачем?
– Я скажу тебе правду, только не смотри в сторону Александра Крайса, – почти нежно обхватываю лицо Даниэля, чтобы удержать его взгляд и внимание на себе. Со стороны должно выглядеть так, словно я его соблазняю. Здоровый парень немного охреневает от моей смелости, но кажется, ему только нравится, когда девушки берут все в свои руки. – Хозяин дома попросил меня соблазнить тебя и забрать ключи от твоего гаража, чтобы проверить, не ты ли украл его байк.
– Серьезно? Какого черта. Он теперь через своих подпевал действует?
– Я не его подпевала. И у меня к тебе предложение.
– Какое?
– Мы можем сделать вид, что я тебя соблазняю, немного пообниматься, а потом ты просто отдашь мне ключи? Если ты не крал его байк, то скрывать тебе нечего. К тому же теперь ты предупрежден и можешь спрятать его в другом месте, – подмигиваю Даниэлю. – Ответ «нет» не принимается, поскольку Владислав Кайрис – мой будущий отчим. Я могу рассказать ему, что ты пролез на его территорию и украл имущество. Не знаю, как ты это сделал, но его очень заинтересует этот вопрос.
– Тебе очень нужны ключи, не так ли?
– Да.
– А что мне за это будет? Если я так легко отдам их? Владислава Кайриса я не боюсь. Мой отец – адвокат, – а вот такого расклада событий я не могла предвидеть. Черт.
– Что хочешь. В пределах разумного, – продолжаю давить на здоровяка я, не собираясь сдаваться. Слить свои обещания я всегда успею.
– Поцелуй? – Даниэль запускает пятерню в мои волосы, перебирая их крупными пальцами. Я немного сжимаюсь, ощущая, что мне это неприятно. – Тебе уже показали, что такое испанский поцелуй? – ухмыляется Грасиа, и окружающие его парни начинают зловеще гоготать в ответ на прозвучавший провокационный вопрос.
– Ты будешь первым, – многообещающим тоном отвечаю я, мягко касаясь мужской руки. Обещать – не значит сделать.
– Хорошо. Обними меня и забери ключи из заднего кармана джинс, – Даниэль наклоняется ближе к моему лицу, обхватывая за талию. Его пальцы ощущаются словно склизкие пиявки на моем теле. – Встречаемся в доме через тридцать минут. Заберу свой поцелуй, – шепчет у моих губ, обдавая лицо теплым дыханием с привкусом сигарет.
Алкоголь в крови позволяет мне с легкостью обнять Грасиа и забрать ключи из джинсовых брюк. Иногда нужно прямо сказать о том, чего ты хочешь, вместо того, чтобы плясать с планом вокруг да около, который все равно обречен на провал. Сказать Даниэлю правду было моим лучшим стратегическим решением.
Уже через пять минут я направляюсь обратно в сторону Алекса. Он все по-прежнему там, в окружении своих телок с формами, не упускающих шанс потереться об него всеми выпуклыми местами. В тот момент, когда я приближаюсь к нему, одна из шлюх как раз пытается засунуть язык ему в глотку. Его фальшивая барби все также залазит на него сбоку, в то время как Алекс, тратит минимальные ресурсы на поцелуй с ней. Меня передергивает от отвращения, когда я наблюдаю за этой картиной, поэтому с особым остервенением и злостью швыряю связку ключей в его обнаженную грудную клетку.
– Подавись! – острый предмет ударяется об его мышцы со звенящим стуком. – Отдай ее мне, – разрывая парочку, протягиваю руку, требуя у Алекса то, что полагается мне за выполненное задание. – Я тебе такое устрою, держись. Ты будешь меня умолять закончить этот детский сад.
