bannerbannerbanner
полная версияОдно Рождество

Lana Marcy
Одно Рождество

Полная версия

Пятничными вечерами, в награду за отработанную неделю, мы, вместе с другими актерами и ребятами из съемочной группы, отправлялись в город поужинать и повисеть в каком-нибудь баре в самом центре Будапешта.

Вокруг было куча народу, играла музыка, все шутили и громко смеялись, но мои глаза видели одну только Хейли. И я постоянно ловил ее взгляд на себе. Она любила коснуться моего плеча или ладони, как бы невзначай. Она всегда была близко: садилась рядом за общим столом, шла под руку со мной, когда после ужина мы вываливались всей шумной толпой прогуляться по старым улочкам Будапешта. Нас мало кто узнавал – меня и подавно. К тому времени я успел сняться всего у одного более-менее известного режиссера, да и тот был не в расцвете своей славы.

Дункан узнавали. Когда к Хейли подходили за фото, она всегда была мила и дружелюбна. Пару раз я засветился рядом с ней, и позже пролистывая страницы соцсетей, видел комментарии поклонников, с вопросами, “Кто этот парень рядом с Дункан – ее новый бойфренд?” Хотел бы я стать ее парнем, вот только, что делать со старым? И что же я скажу Эвелин? Я старался не думать об этом, просто откладывая все эти утомительные размышления на потом. Но потом так и не наступало.

Надо ли упоминать, что я хотел ее с первого дня? Хейли была моим наваждением. Стройная, гибкая, при росте метр пятьдесят восемь, она была настоящей дюймовочкой рядом с моими метр восемьдесят девять. Хрупкая, нежная, при этом вовсе не ребенок. В ней был нерв, была некая зрелая сумасшедшинка, что-то неуловимо соблазнительное во взгляде в повороте головы, нечто странно знакомое во взмахе ресниц, в плавном движении рук.

***

Поднять ее на руки, закинуть стройные ноги на свои бедра – должно быть это будет легко, при таком миниатюрном сложение. И целовать. Долго и жадно, пока голова не пойдет кругом. Но она задорно укусит меня за губу, и я отрезвею. Поставлю ее на ноги, стащу шелковую блузку, дрожащими от нетерпения пальцами расстегну прозрачный кружевной бюстгальтер, который она носит скорее для красоты, ведь у нее маленькая и упругая грудь ну нуждающаяся в поддержке.

Я снова подхвачу ее, на этот раз мои руки будут смелее, и я зажму круглые ягодицы под юбкой, нащупаю прозрачную ткань трусиков. Я не стану торопиться. Я хочу медленно пробовать ее; скользить губами по нежнейшей коже шеи, по выпуклым ключицам, ниже и ниже, пока не почувствую под губами желанную упругость груди. Обхватить сморщенный бугорок соска, который расправится и набухнет под моим языком.

И все это я буду проделывать стоя, ощущая ее вес в своих ладонях, чувствуя, как по мышцам ног и спины разливается приятное напряжение.

Ее пальцы в моих волосах, ее красные и еще более пухлые от поцелуев губы уже давно в беспамятстве шепчут какие-то непристойности, она просит меня не тянуть дольше. Я рывком прислоняюсь к прохладной стене, и, получив опору, могу дать волю рукам. А ее пальцы, скользнув вниз, уже взялись за ремень на моих джинсах…

“Стоп, снято”

В моем уме срабатывала невидимая “хлопушка”. Щелкала разлинованная дощечка с номером очередного дубля, и все исчезало.

Мне думалось если я стану фантазировать о сексе с Хейли, это будет как-то неправильно. Не правдиво. Даже не честно – ведь она еще не давала согласия. Да и мне всегда казалось, что все мои фантазии и рядом не стояли бы с реальностью обладания этой девушкой.

Ее взгляд говорил, что Дункан была бы не против более активных ухаживаний с моей стороны. Я все видел, все понимал, но сам не до конца не осознавал, что останавливало меня. Словно я давал чему-то внутри себя дозреть, будто позволял и ей сполна признать наше необыкновенное влечение. Я держался, ощущая при этом болезненную удовлетворенность собственной стойкостью.

***

Париж. Наш первый побег от всех сразу после окончания съемок первого сезона. Она сидит напротив за круглым столиком кафе. Играет какая-то винтажная мелодия шестидесятых. Наши локти касаются на столешнице, а под столом, ее ножка, затянутая в чулок мягко скользит вдоль моей голени. Невинное касание, которое заводит покрепче поцелуя. Она одна из тех немногих женщин, что носят чулки вместо удобных колгот. Конечно без гротескных поясов и подвязок. Обыкновенные тончайшие черные чулки на широких резинках. Я чувствую тепло ее прикосновения даже сквозь джинсы. Мне хочется запустить руку под стол и ощутить тепло между ее ног. Но я сдерживаюсь, чувствуя легкое головокружение от подавленного желания. Столик слишком мал, а вокруг люди.

Я люблю поэзию Леонарда Коэна, она – Джона Флинна. Она англичанка, а я хоть и уроженец Канады, но все же гораздо больше француз по натуре, чем хотел бы.

Половину детства и юности я провел на юге Прованса. Там мне привили любовь к французской выпечке и изысканным трапезам. Но способность наслаждаться жизнью и любить женщин ласково и при этом напористо – по-французски – видимо передалась мне вместе с генами. От отца к сыну. Из-за своих талантов в любви с другими женщинами, отец расстался с мамой, когда мне не было и десяти. Папа уехал жить в Прованс, мама осталась в Монреале, а я метался неприкаянный между двумя континентами, набираясь всяких гадостей и пошлостей то тут, то там.

В Париже мы проводим три дня. Золотое время, пока я еще думаю, что ты бросишь своего Джейка и останешься со мной. Целых три дня ты поддерживаешь эту иллюзию. Мы как самые заурядные туристы лезем на Эйфелеву башню, и, приютившись в уголке у перил, откуда открывается головокружительный вид на Париж, целуемся на ветру.

Все три ночи подряд, ты сводишь меня с ума изощренными ласками, по утрам смешишь до слез, дурачась как маленький бесенок. За ужином в кафе заставляешь, рычать словно зверя, заигрывая с официантами и барменом.

В этом вся ты; ты не даешь расслабиться, принять тебя как данность, ты пунктирная линия счастья – то появляешься, то вновь исчезаешь. И ты – не моя.

Спустя три дня ты улетаешь в Лондон, а я – в Монреаль. В следующий раз мы встретимся через год.

Часть 2

Цветы есть, в квартире идеально чисто – вчера приходила моя уборщица Иветта. Симон выкупан и причесан, впрочем, он всегда выглядит по высшему разряду и часто перетягивает на себя все внимание девчонок. Он тоже будет рад видеть Хейли. Они прекрасно поладили с первой встречи, ничего удивительного – никто не устоит перед Хейли Дункан.

Не хватает новогодней елки, или хотя бы какого-то намека на приближающийся праздник. Мне всегда было лень украшать дом к рождеству. С тех пор как я живу один, я просто перестал волноваться об этом. Приезд Хейли добавил мне оптимизма и даже заставил впервые за долгое время ощутить некий праздничный подъем, как бывало в детстве, когда с наступлением зимы предвкушаешь рождественское волшебство.

Скорее всего, она улетит через два-три дня, ведь нет сомнений, что ее ждут дома к празднику. Ждет бой-френд. То, что он все еще не стал ей мужем, дает мне какую-то смутную надежду. Но каков, же он кретин, раз до сих пор не окольцевал Дункан.

Я не побегу за елкой, но достану с чердака пару разноцветных фонариков и, так уж и быть, повешу рождественский венок на входную дверь.

Мимоходом смотрю на экран телефона – до нашей встречи осталось восемь часов.

***

Наша первая близость.

Я проклинаю память за ее несовершенство. Я бы хотел сейчас включить тот вечер по новой и на повтор; рассмотреть его со стороны, прожить снова то невероятное ощущение, когда она вдруг как-то по особенному улыбнулась мне, и я понял – Хейли станет моей.

Телефон разрядился в половине десятого ночи, и когда я включил зарядку, оказалось она тоже сдохла – а мне позарез необходим интернет. Сегодня – день рожденья Эвелин и она с минуты на минуту должна выйти на связь, ведь у нее в Монреале утро только начиналось.

Почему первой, о ком я вспомнил, была Хейли, думаю, объяснять не стоит. Скорее всего я просто искал повод зайти к ней. Наши номера располагались на одном этаже и, сделав всего пару десятков шагов, я мог постучать в ее дверь. Но я решил быть вежливым и сначала позвонить, я же канадец – деликатность и такт у нас в крови.

– Привет, не разбудил? – поинтересовался я, итак, будучи уверен, что в это время Дункан не спала. Она оставалась онлайн далеко за полночь и я, как мальчишка, уже не первый день следил за ее зеленеющей аватаркой в инстаграме. Потом, когда она выключалась, я представлял как Хейли гасит свет и, сладко потянувшись, откидывается на белоснежные подушки. О чем она думает перед сном? Обо мне или о своем парне в Лондоне? Я уже давно думал о ней одной, со стыдом вспоминая об Эвелин, только, когда она сама писала или звонила мне.

– А, Фрэнсис, – по ее тону я понял, она удивлена. – Нет, не разбудил.

– У меня зарядка совсем некстати навернулась, а телефон сел. Не одолжишь свою?

Она без всяких раздумий, сходу ответила:

– Конечно, заходи в гости, mon bel-ami*

– Уже бегу.

Назвала милым другом, надеюсь без намека на одноименный роман. Я хоть и привлекателен, но уж точно не пройдоха. Но надо признать, внешность – важная составляющая моего успеха. Кто бы что, ни говорил о талантливой игре – камера должна любить актера. Не считаю себя красавцем, но что-то женщины во мне находят. И Хейли позвала в гости, может она и чаем напоит?

Я в два счета оказываюсь у входных дверей и быстро окидываю критическим взглядом свое отражение в зеркале. Простая белая футболка и мятые джинсы вполне прилично смотрятся на мне. Машинально поглаживаю отросшую для роли щетину на скулах, а затем пытаюсь причесать пальцами вечно взъерошенные кудри, но без толку. Мои волосы живут своей жизнью. На съемках парикмахеры кое-как усмиряют их гелями и пенками, но стоит принять душ – и здравствуй копна диких, я бы даже сказал, зверских кудряшек. А для этой роли мне приходится отращивать шевелюру, в любое другое время я бы уже давно состриг все это безобразие. С досадой корчу себе кривую ухмылку и выскальзываю из номера.

 

До ее комнаты я, кажется, не иду, а лечу, почти вприпрыжку. И когда, постучав, слышу легкие шаги за дверями, у меня холодеют ладони.

– О, ты быстро, – загадочно улыбается Хейли. – Прости у меня тут беспорядок, – она идет вперед, а я следом, не замечая ничего вокруг, помимо ее танцующей походки. На ней легкий свитерок какого-то винного оттенка и мягкая летящая юбка до колен, облизывающая стройные ноги на каждом шаге.

Хейли жестом приглашает присесть на диван у окна и предлагает выпить. Я не могу отказаться. У меня полное ощущение, что попав в ее номер посреди ночи, я выиграл джек-пот в лотерее. Из памяти совершенно выветривается, что где-то там на другом континенте поздравлений ждет Эвелин.

Хейли. Она заполняет собой все пространство. Вот изящно нагнулась и достала из холодильника лед, он празднично звякает в стаканах, а она льет сверху янтарный виски. Мы чокаемся непонятно за что и молча пьем. Хейли усаживается напротив, подобрав под себя пятки, и ненароком обнажает круглые мраморные колени. На ее лице нет ни грамма косметики, и мне нравятся голубоватые тени усталости под выразительными глазами – результат наших предрассветных съемок. Нравятся ее вмиг покрасневшие от крепкого виски щеки. Мы пьем маленькими глотками, и я все не могу найти повод заговорить, но и Хейли молчит. Молчит и улыбается. А глаза ее подернуты странной поволокой.

Рейтинг@Mail.ru