Лада Шагина
Разговор на асфальте
К тому моменту жизни Ивка осталась без жилья, первый муж – офицер красавец лишил ее жилплощади после трудного развода, оставив половину квартиру их дочери, а ее без каких-либо средств к существованию. Да, она получила высшее образование, благодаря отцу любимого сына, но пока не знала, как подступиться к работе по специальности. Это был момент между ее мирами, в которых она блуждала как в заколдованном лесу, не в состоянии найти выход или хотя бы нужную дорогу, ведущую из темноты. Оставив сына в Москве, Ивка и приехала в родные края за помощью, силой, наставлением, хотя бы добрым словом от все еще главного человека в жизни – матери. Но мать сидела и смотрела на дочь, будто впервые встретив ее. Она не могла вымолвить ничего, кроме: «как ты живешь?» Ивка даже не обратила внимания на этот пустой вопрос, поняв насколько мать далека сейчас от сочувствия, понимания и утешения своего первенца.
Мать выглядела очень больной. Собственно, она всегда выглядела нездоровой и измученной. Но сейчас, когда остальные дети подросли и разъехались, мать здорово сдалась беспощадному влиянию времени, которое бесследно стерло даже тень от той материнской красоты, которая привлекала многих мужчин. И отец всегда ревновал мать, обижаясь на ее фривольность в поведении именно тогда, когда он, изводимый ревностью, ничего не мог сделать с тем, с кем игриво общалась его жена. Как же он ее за это ненавидел. Этой красоты, причины тогдашних скандальных размолвок родителей, как и не бывало, она ушла вместе с лучами из глаз, со звоном голоса, с запахом пудры. Разговор не клеился. Водка не пьянила. Еда соблазняла видом и запахом, но обе чуть к ней притронулись. Ивка стала расспрашивать мать про родственников, оказалось, многих уже нет. Был повод помянуть. Ей почему-то очень захотелось посетить могилы ушедших родственников.
– Давай съездим на кладбище, помянем там… ты не обидишься, что предлагаю в твой день рождения? Это ведь и мой тоже день….
– Да, дочь, извини, поздравляю и тебя с днем рождения. Надо же – три женщины из трех поколений родились в один день. Давай бабушку, мою мать помянем для начала, у нее сегодня 95-й был бы день рождения…. Но на ее могилку я уже не доеду.
Они обе чуть пригубили рюмки и обе погрустнели еще больше.
– Ты же выпила, как за руль сядешь?
–Тут до кладбища пара километров, не волнуйся, довезу живой, я совсем не пьяная.
– Хорошо. Подожди – я оденусь. И заодно возьмем посадить там цветов, я все собиралась, да как-то не получалось…
– Конечно, бери, посадим, если хочешь.
На этом кладбище уже не хоронили лет пять – здесь все понемногу зарастало. Они нашли знакомый пятачок земли, огороженный голубым заборчиком с ржавчинками, внутри которого высились три надгробия, деревянный столик и скамья, покрашенные еще при жизни одного из помянутых ими сегодня. Надев перчатки, они принялись высаживать вьющиеся цветы вокруг каждого надгробия. Прибирая прошлогоднюю листву, падающую с погнутых рябин и берез, Ивка заметила прямо под листьями черного котенка, который смотрел на нее в упор, не отводя зеленых больших глаз. Ивка попыталась взять котенка на руки, но он увернулся и нехотя отбежал подальше, не уходил, все смотрел на Ивку, наблюдал за каждым ее движением. Ивка скромно накрыла стол, поглядывая на черного своего наблюдателя, пригласила мать, и они пригубили по рюмке за всех родичей со стороны отца, ее бывшего мужа, жизнь которого продолжалась уже около другой женщины вот уже лет 10. На кладбище Ивке было не так грустно, как в доме.
– Здесь как-то не одиноко, здесь они все будто с нами сидят, ты чувствуешь?
Мать странно посмотрела на Ивку, но ничего не ответила.
– Это кто-то из них, пришел помянуть вместе с нами
Ивка кивнула на котенка.
– Это точно бабка-свекруха, она и при жизни любила бесшумно войти и наблюдала – кто чем занимается…
– Ты ее не любила за это?
– При чем тут любила-не любила. Просто жилось очень трудно, а она совсем не поддерживала, жила так, будто одна живет, а не с многодетной снохой. Да еще эти ее игры с детьми глупые. Даже не хочу вспоминать. Сгинь бабка.
И мать выплеснула в сторону котенка оставшуюся водку из рюмки. Но тот лишь спрятался за куст, не убежал, а продолжал наблюдать.
Ветер шумел деревьями, в воздухе царила таинственность, дышалось легко, запахи цветов одурманивали больше водки. Ивку потянуло на откровенность с матерью. Ей просто захотелось с ней немного поговорить о жизни.
– Скажи, ты не жалела, что отдала меня, а потом младших сестёр в интернат?
– Нет, чего жалеть? Вы там были сыты и одеты!
– И это все, что было важно для тебя тогда?
– А что еще? В доме за вами некому было присмотреть, некому поесть приготовить, да и одежду обеспечить вам на все сезоны не было возможности.
– Но вы же оба работали и у отца была очень высокая зарплата?
Мать махнула рукой и отвела взгляд.
– Он мне не давал ни копейки. Привозил продукты, какие считал нужными и все. Я вынуждена была справляться со всеми проблемами сама, и мне было невыносимо трудно. Поэтому и оформила в интернат.
А зачем ты так много рожала? Ты ведь медик, ты могла предохраняться….
Мать нервно стала собирать со стола все, что было накрыто для поминок.
– Почему я должна оправдываться перед тобой. Чем ты недовольна? У тебя было все, но ты сама все испортила!
Мать направилась с сумкой к машине. Ивка молча последовала за ней. В машине Ивка заметила слезы в глазах матери.
– Извини, я не хотела причинять боль воспоминаниями. Мои тоже меня ранят до слез. Просто хотела узнать некоторые моменты для себя. Мне это необходимо. Я сейчас в крайне тяжелом состоянии. На перепутье что ли. Мне необходимо что-то прояснить. Я чувствую, что должна жить по-другому, но что-то мне мешает. Помоги мне, если сможешь.
– Чем я могу тебе помочь?
– Мне негде жить, честно говоря. У меня нет работы. У меня нет семьи. Есть любимый сын и трудная дочь. Как быть? Что дальше? Я так разочарована в мужчинах. Они все попадаются одного типа – все как мой отец: выпивающие бабники, жадные до денег. Сын – мой единственный любимый мужчина. Он меня никогда не предаст.
– Ты так не зацикливайся на сыне-то. У него своя жизнь, у тебя- своя.
– У меня нет никакой жизни. Мам, я запуталась по жизни, я очень одинока, опустошена и мне негде приткнуться, нет какого-нибудь пристанища своего, где можно отлежаться и зализать раны… Мам, ты можешь что-нибудь подарить мне из недвижки, хоть сараюшку какую? Ты же много покупала за бесценок, по хуторам, еще с отцом когда вместе были. Помоги мне, у меня совсем ничего нет, я нищая и голая, первый муж меня лишил всего, а второй – женатик, и покупает все только для своей семьи. Вот недавно 4-х комнатную квартиру им купил. Обставляет теперь. А мы с сыном в съемной однушке ютимся. У меня ни в чем уверенности тоже нет. Я будто обесточена. Мам, помоги мне, прошу тебя.
Мать молчала.
– Хочешь, я буду жить с тобой? Перееду сюда? Найду здесь работу….
Ивка запнулась на последнем слове, вспомнив, как много лет назад поменяла здесь кучу мест и как поклялась себе приехать сюда на дорогой машине и объехать все места, продемонстрировав свою успешность. А теперь она просит мать переписать на нее недвижимость. Какое унижение. «Что я делаю? Зачем я это говорю? » – спрашивала себя Ивка, но почему-то вслух продолжала уговаривать мать сделать для нее хоть что-нибудь, для ее счастья.
– Я сделала для тебя все, что могла, – Выговорила, наконец, мать, когда машина уже подъехала к дому. Она молча вышла, забрав только инвентарь для посадки, и так же молча пошла куда-то на огород, даже не обернувшись на Ивку, пораженную ответом матери. Ивка не стала проходить в дом. В оставшийся день своего рождения она каталась по всему городу, заезжая в те места, где она мечтала продемонстрировать свою успешность много лет назад. Но не встретила ни одного знакомого лица на прежних своих местах работы.
Вконец расстроенная, уставшая, Ивка подъехала к озеру, как можно ближе к воде, и долго смотрела как солнце прячет свой свет за кромку моря, оставляя небо посеревшим, будто обесцветив весь мир вокруг бедной Ивки, такой одинокой и горемычной в свой 40 –й день рождения. Она достала из спинки своего сиденья большой блокнот с плотными белыми листами, нашла карандаш и долго рисовала все, что было у нее на душе: зовущее глубиной море, изумительный закат, пенные волны, грустную себя, свою горечь, свое отчаяние, мать с поджатой нижней губой, ее усталые, в узлах руки, цветы, которые она привезла, своего нежного сына Святика, с его безграничной любовью и большими теплыми объятиями маленьких, пухлых ладошек, обнимающих ее лицо. Как сильно захотелось вернуться в Москву, к сыну, обнять его и забыться в детской бескорыстной ласке. Но надо закончить с матерью тяжелый горький разговор и, возможно, вместе развязать горький узел обид, расплескав на все части света, разбрызгать, освободив волну жизни внутри, затянутую сейчас так, что дышать тяжело, не то что жить.
