Л. К. Островский
Поляки в Западной Сибири в конце XIX – первой четверти XX века

Одним из новых направлений в исторической науке является «устная история», которая служит средством сохранения и популяризации личных воспоминаний людей. «Устная история» является немаловажным дополнением имеющихся документальных источников. Автор данной работы использовал воспоминания старожилов г. Новосибирска, записанные им в 1989–1990 гг.

Важным источником по истории национальных меньшинств в Сибири, в том числе поляков, является периодическая печать. Накануне и в годы Гражданской войны в Сибири выходили в свет несколько изданий на польском языке. В июле 1916 г. Хенрик Булынко – владелец типографии в Новониколаевске – организовал выпуск еженедельника «Głos Syberii». Газета выходила в течение года и прекратила свое существование летом 1917 г. С начала и до осени 1919 г. в Новониколаевске под эгидой польского военного командования выходили три журнала: «Głos Polski», «Żołnierz Polskiw Wschodniej Rosji» и «Harcerz Polskina Syberii». К сожалению, нам не удалось обнаружить ни одного из названных изданий, и об их содержании пришлось делать выводы на основании других источников, прежде всего мемуарной литературы.

Периодические издания на русском языке конца XIX – первой четверти XX в. важны прежде всего как информационный источник. Так, «Сибирская жизнь» помещала сообщения о деятельности католической общины Томска, рассказывала о важных событиях в жизни католиков, публиковала отчеты правления римско-католического благотворительного общества.

Объявления, публиковавшиеся на страницах «Сибирской жизни», выходившей в Томске, а также газеты других городов Сибири сообщали о проведении польской общиной различных культурных мероприятий: танцевальных вечеров, спектаклей, литературно-музыкальных вечеров, лекций. Там же помещались объявления о проведении польскими организациями съездов, собраний и мероприятий. В прессе нашли отражение события, связанные с работой польских школ в городах Сибири^[134].

С началом Первой мировой войны развернули свою работу польские организации помощи беженцам. Информация об их деятельности нашла отражение на страницах газет Сибири, где публиковались отчеты организаций, которые занимались оказанием помощи беженцам^[135]. Вклад поляков в социально-экономическое развитие Сибири также нашел отражение в прессе Сибири. К примеру, в Томске «Народная газета» сообщала о начале работы в 1918 г. «Сибирско-польского кооператива». В газетах публиковались рекламные объявления фирм, владельцами которых являлись поляки.

На страницах прессы Сибири получили отражение практически все стороны жизни поляков, проживавших в городах края. Недостаток прессы как источника состоит в том, что она отражала в основном жизнь городского общества, информации о жизни поляков в селах и деревнях пресса практически не содержала.

В целом комплекс использованных в данной работе источников представляется достаточным для исследования истории поляков в Западной Сибири в конце XIX – первой четверти XX в. Статистические материалы, делопроизводственная документация, периодическая печать и мемуарная литература дают полное представление о формировании и развитии польской диаспоры в Западной Сибири в конце XIX – начале XX в.

1.3. Методология исследования

Методологической основой нашего исследования является принцип историзма, позволяющий рассматривать польскую диаспору в контексте общеполитических и социально-экономических процессов в Западной Сибири в конце XIX – первой четверти XX в. В работе применяется критический анализ событий и явлений, который обеспечивает сохранение принципа объективности. Принцип объективности представляет большую важность для исторического исследования, т. к. дает возможность автору объективно анализировать социально-экономические и политические особенности развития польской диаспоры в Западной Сибири. Как основной объект исследования польская диаспора Западной Сибири изучается в рамках системного анализа. С помощью системного подхода можно разделить предмет исследования на составные части, что дает возможность изучать польскую диаспору Западной Сибири как составную часть польского народа в целом.

В нашем исследовании использовались следующие методы: сравнительно-исторический, ретроспективный, историко-биографический, статистический и контент-анализ. Одним из широко применяемых средств познания историка является сравнительно-исторический метод. Сравнительно-исторический метод включает в себя несколько ступеней сравнительного анализа: аналогию, выявление сущностно-содержательной характеристики изучаемого. Н. И. Кареев обратил внимание на значение сравнительно-исторического метода для изучения истории соседних стран. Историка могут интересовать и сходства и различия. В первом случае, подчеркивает Кареев, историк пользуется приемами сравнительного изучения для подведения частных случаев под общие формулы, а во втором сравнивает между собой местные разновидности одного и того же процесса для лучшего понимания самобытных черт каждого варианта развития^[136].

Сравнительно-исторический метод в нашем исследовании применяется для выявления особых черт польского национального меньшинства в Западной Сибири. Развитие польской диаспоры рассматривается нами на фоне всего сибирского общества конца XIX – начала XX в. Ретроспективный метод заключается в опоре на более высокую ступень развития с целью понимания предыдущей. Данный метод позволяет рассматривать процесс формирования польской диаспоры в Сибири с определенной исторической дистанции, чтобы выявить основные закономерности изучаемого процесса. Наряду со сравнительно-историческим и ретроспективным методами, мы использовали историко-биографический метод, который позволяет всесторонне рассмотреть личность отдельного человека, его вклад в освоение и развитие края. Статистический метод позволил провести исследование демографических процессов, определить численность, профессиональный состав польского населения, роль поляков в развитии экономики.

Сложность избранной темы исследования обусловливает значение социологических методов, в частности контент-анализа^[137]. Метод контент-анализа позволяет сравнить положение и роль отдельных социальных групп в жизни польской диаспоры. Кроме того, контент-анализ позволяет определить, насколько значительна роль той или иной социальной группы в развитии сибирского общества в целом.

Первостепенную важность для нашего исследования представляет терминологический аппарат, используемый в работе, и теоретико-методологические основы изучения национального вопроса. В советской науке господствовало мнение, что этнические группы имеют материальную основу и существуют независимо от нашего сознания. Многие исследователи решающую роль отводят сознанию. Необходимо отметить, что этносы возникают в течение длительного исторического развития, в ходе которого происходит обособление территориальное, социальное и затем культурное. Необходимо отличать этнические процессы, которые развиваются стихийно, от национальных движений, поскольку нация не является этносом. Национальные движения представляют собой деятельность людей, преследующих политические цели, зарождается национальное движение в эпоху капитализма. Национальное угнетение порождает у дискриминируемой группы стремление к защите своих прав.

Ю. И. Семенов относит нацию и этнос к разным социальным сферам. По его мнению, сущность этнической общности проявляется в этнических процессах: этнической ассимиляции, этническом слиянии, этническом включении и этническом расщеплении. Данные процессы происходят стихийно. Сущность же нации выражается в национальных движениях, которые представляют собой деятельность людей, направленную на достижение политических целей. Национальные движения, в отличие от этнических процессов, автор относит к сфере политики. Нация в этих движениях выступает как политическая сила. Возникновение этноса связывается с переходом от первобытного общества к обществу классовому, а возникновение нации – с появлением индустриального общества в форме капитализма. Нация не является этносом, и наоборот, составляющие ее этносы не представляют собой наций.

Капитализм спонтанно зародился в Западной Европе, где одновременно формировались нации. Единый в экономическом отношении социоисторический организм формировался одновременно как централизованное государство. С образованием единого экономически и политически социоисторического организма возникали его объективные интересы, которые одновременно являлись интересами основной массы людей, входивших в его состав^[138].

По мнению Ю. И. Семенова, нация – это особая общественная, прежде всего политическая сила, представляющая собой совокупность людей, объединенных общностью отечества и отстаивающих его интересы, которые являются и их собственными общими интересами ^[139].

Совокупность индивидов делает нацией наличие одного общего отечества. Люди, составляющие этнос, могут образовать нацию, а могут и не образовать ее. С другой стороны, для людей, живущих в том или ином государстве, оно может быть их общим отечеством, а может и не быть им. Сознание национальной принадлежности включает в себя чувство патриотизма. Формирование сознания и чувства национальной принадлежности происходит под влиянием национальной идеологии и людей, создающих такую идеологию^[140].

Этнос подразделяют на этническое ядро, этническую периферию и этническую диаспору. В настоящее время понятие «диаспора» стало употребляться широко не только по отношению к евреям, но и к любому этносу. Важно отметить, что диаспоры представляют собой этнокультурные образования, не связанные с определенной территорией, но обладающие определенной устойчивостью. Диаспоры на новой родине сохраняют этнокультурную идентичность, с другой стороны, они стремятся, что было характерно и для поляков Западной Сибири, к ускоренной интеграции в принимающее общество. Диаспора представляет собой довольно хрупкий организм и может при определенных условиях прекратить свое существование, зачастую вследствие воздействия государства.

Какие этнические меньшинства являются диаспорой? Физическое рассеяние автоматически не дает нам диаспору. Должно быть нечто большее, например, обостренная память о родине. Меньшинства, «пересаженные» на новую почву, не обязательно остаются диаспорами. Во многих случаях они выбирают между растворением в среде большинства и сохранением культурной отличительности. Необходимо обозначить роль фактора времени. Сообщества трудовых мигрантов дольше сохраняют диаспоральные черты, если они активно пополняются новыми переселенцами – носителями родной культуры^[141].

В. А. Тишков дает определение диаспоры как культурно отличительной общности на основе представления об общей родине и выстроенных на этой основе коллективной связи, групповой солидарности и демонстрируемого отношения к родине. Диаспора – это стиль жизненного поведения, а не этническая реальность. В. А. Тишков различает понятия «диаспора» и «миграция»: первую он считает явлением политическим, а вторую – социальным^[142]. По его мнению, понятие «диаспора» имеет расширительный смысл, а подавляющая часть членов диаспоры таковыми себя не ощущают, их идентичность связана с другими социальными коалициями – прежде всего с государством проживания и гражданской принадлежностью^[143].

По мнению В. И. Дятлова, диаспора – это не просто рассеяние некоей этнической группы, она рассматривается автором «как особый тип человеческих взаимоотношений и как специфическая система формальных и неформальных связей, жизненных стратегий и практик, основанных на общности исхода с исторической родины (или представлениях, исторической памяти и мифах о таком исходе), на усилиях по поддержанию образа жизни в рассеянии – в качестве национального меньшинства в иноэтничном принимающем обществе»^[144]. В данном случае диаспора – это не данность, ее возникновение является ответом на вызов времени, места и обстоятельств^[145].

В странах вселения диаспоры остаются группами, представляющими меньшинства. В новых местах проживания диаспоры сохраняют свою этнонациональную, а иногда и конфессиональную идентичность и сплоченность. Питаясь примордиальными (эмоциональными, мифологизированными) представлениями о происхождении группы вкупе с рациональными факторами, идентичность и солидарность становятся удвоенно прочным фундаментом, на котором зиждется чувство родства членов диаспоры^[146].

Основным критерием принадлежности к диаспоре является этническая самоидентификация как результат сознательного выбора индивида, поэтому диаспору можно отнести к типу активных систем. В диаспоре выделяются взаимосвязанные подсистемы: социальная, духовная и политическая. Диаспора как социальная подсистема функционирует в рамках обществ различных типов, что накладывает отпечаток на создаваемые ею институты^[147]. Важным является тезис о становлении в процессе развития диаспоры внутренних механизмов, работающих на ее воспроизводство, обеспечивающих ее саморегуляцию и развитие. К механизмам саморегуляции относятся диаспоральная идеология как система поддержания этнической самоидентификации и деятельность диаспоральных объединений, выполняющих консолидирующие функции^[148].

М. А. Аствацатурова называет важнейшие особенности диаспоры: во-первых, диаспора – это национальное меньшинство; во-вторых, это переселенческое национальное меньшинство; в-третьих, в соответствии с коллективным волеизъявлением диаспора желает оставаться национальным меньшинством и сохранять этнокультурную самобытность. Данные свойства обеспечивают общинность диаспоры как этнической группы, которая тождественна соборности этноса. Это позволяет характеризовать диаспору как этническую группу со специфической формой этнокультурного самоопределения, благодаря чему она занимает определенное место в системе национальных отношений^[149].

В современной этнологической науке существуют две тенденции. Первая, основанная на марксистском понимании исторического процесса, абсолютизирует социально-экономический фактор. Деление этноса на социально-экономическую и культурную части отражает всю структуру общества, в котором этнос существует в виде историко-культурных особенностей общества. Этнокультурные признаки предстают перед нами в сложном переплетении с другими признаками, составляя вместе социум. Абсолютизация самодостаточности этноса свойственна другой точке зрения, которая разделяет социально-экономическую и историко-культурную стороны в развитии общества. Ученые, не разделяющие концепции деления общества на социально-экономические формации, не прибегают к типологизации этнических общностей и определению их в качестве системы. Такая точка зрения свойственна западным этнологам^[150].

В нашей работе мы стремились синтезировать современные знания относительно этнического феномена, в том числе относительно феномена диаспоры.

Сложность и многогранность проблем, рассматриваемых в работе, делает необходимым использование разных методов для достижения достоверных результатов исследования. Использование разных методов и приемов позволяет анализировать польскую диаспору Западной Сибири как развивающийся объект.

Изучение истории поляков в Западной Сибири в конце XIX – первой четверти XX в. важно с точки зрения продолжения дальнейших теоретических исследований проблем этносов, наций и диаспор. Результаты нашего исследования позволяют уточнить особенности национальной политики в России в конце XIX – первой четверти XX в. Теоретическое значение исследования состоит в дальнейшей разработке подходов к осмыслению проблемы диаспоры, ее связи с проблемами государственного строительства. Понимание истории как процесса деятельности людей позволяет выявить этапы становления диаспоры, ее развития и условия дальнейшего существования. Проведенные нами исследования истории польского национального меньшинства на территории Западной Сибири помогают установить, является ли компактно проживающая на определенной территории группа диаспорой или нет. Существенное значение имеют вопросы, связанные с изучением национального самосознания и национальной культуры.

Глава 2
Вклад поляков в освоение и экономическое развитие Западной Сибири в конце XIX – первой четверти XX века

2.1. Миграции как фактор формирования польской диаспоры в Западной Сибири. Численность и состав польского населения на территории края

Разделенные в последней трети XVIII в. между Австрией, Пруссией и Россией польские земли стали источником эмиграции поляков. В первой половине XIX в. интеллигенция составляла большинство польской эмиграции. Политические эмигранты, объединенные идеей возрождения польского государства, устанавливали и поддерживали связи друг с другом. В 1840-е годы во Франции и США появились первые полонийные организации. Понятие «полония» означает единение всех поляков и лиц польского происхождения. С последней трети XIX в. и до Второй мировой войны преобладала уже экономическая эмиграция, состоявшая из рабочих и крестьян^[151]. На рубеже XIX–XX вв. волна эмиграции из польских земель постоянно возрастала. Среди причин роста эмиграции определяющим было недоразвитие промышленности, а наивысшей точки эмиграционная волна достигла в начале XX в.

В качестве основных и наиболее распространенных причин массового выезда людей со своей родины называются экономические, религиозные и политические обстоятельства. Экономическая эмиграция может быть добровольной (колонизация или освоение новых территорий) и вынужденной (безработица, низкий уровень жизни). В случае религиозной и политической эмиграции под угрозой сама жизнь людей, и эмиграция носит принудительный характер. Экономические мигранты имеют неограниченные возможности для связей с материнским этносом (взаимные поездки, финансовая помощь родным и близким). Они имеют право на возвращение на родину^[152].

Во второй половине XIX в. в России, в том числе в Царстве Польском, начался промышленный переворот. В 1870–1880 гг. в результате промышленной революции по уровню механизации, организации и производительности труда текстильная промышленность Лодзи, а также тяжелая промышленность Домбровского бассейна вышли вперед по отношению к общероссийскому уровню индустриализации. Наблюдался непрерывный рост экспорта промышленной продукции из Царства Польского в другие регионы России, что способствовало хозяйственному сближению польских земель с Россией^[153]. Все большее число поляков покидало Царство Польское и переезжало во внутренние губернии России. Накануне Первой мировой войны Петербург являлся четвертым – после Варшавы, Лодзи и Вильно – городом империи по сосредоточению польского населения^[154].

На территории России Царство Польское было единственным местом, откуда эмиграция носила массовый характер. Эмиграция в Западную Европу и Северную Америку составляла до 20 % населения^[155]. Всего в течение 1900–1914 гг. с территории Царства Польского выехали примерно 800 тыс. человек. Из стран Европы основной поток польских переселенцев шел в Германию. За океан переселение шло в основном в США, Бразилию и Аргентину. На этнически русские территории в это время переселились более 200 тыс. человек^[156]. Переселение вглубь России происходило из восточных губерний Царства Польского, Виленской и Гродненской губерний. Среди переселенцев преобладали интеллигенция, рабочие и ремесленники^[157]. С другой стороны, рост миграции в Сибирь, в том числе переселенцев из западных губерний России, определялся стремлением правительства страны содействовать демографическому росту Сибири^[158]. Таким образом, польское население Западной Сибири формировалось в результате миграций как добровольных, так и принудительных.

Историю поляков в Западной Сибири в конце XIX – первой четверти XX в. можно разделить на три периода. Первый мы датируем концом XIX в. – 1914 г. В первой половине и середине XIX столетия в составе польского населения Сибири преобладали политические ссыльные и их потомки, т. к. в XIX в. политических ссыльных и каторжан в большинстве своем направляли именно в Сибирь. В 1890-е годы и вплоть до начала Первой мировой войны Сибирь оставалась местом ссылки, но среди поляков, проживавших в этот период в Сибири, уже преобладали добровольные переселенцы. Как справедливо отметила Э. Качинска, Сибирь утрачивала характер «огромной тюрьмы» и становилась краем, где проживали свободные поселенцы^[159]. Накануне массового добровольного переселения поляков в Сибирь, которое началось в 1890-е годы в крае, по оценкам польских исследователей, проживали примерно 38–40 тыс. поляков. До восстания 1863 г. в Сибири проживали 14 тыс. поляков, после восстания в период с 1863 по 1872 гг. были сосланы еще 24 тыс. человек^[160].

Основным источником для определения численности и состава польского населения в регионе на рубеже XIX–XX вв. являлись переписи населения. Согласно Первой всеобщей переписи 1897 г., некоренное нерусское население Сибири составляло 221 тыс. человек^[161]. Из них поляков было 29 177 человек, что составляло 0,6 % населения Сибири^[162]. В 1909 г. доля польского населения в Сибири составляла 0,5 %, в Степном крае – 0,1 %.

Численность католиков по переписи 1897 г. составляла в Сибири 35 151 человек. К этому времени их доля в населении Сибири и Средней Азии была 0,4 % населения. Вследствие переселения в Сибирь белорусов, литовцев и поляков численность католиков к началу 1911 г. в Сибири достигла 89 973. Всего к этому времени за Уралом проживало 119 790 католиков, что составляло 0,6 % населения. Доля поляков среди католиков Сибири составляла более 80 %^[163], по данным польского историка М. Яника – 95 %^[164].

Из всех поляков, проживавших в Сибири, к моменту переписи 1897 г. 20 441 человек (70 %) являлись сельскими жителями. Городское население составляло 8736 человек, или 30 %. Значительное преобладание сельского населения среди поляков в Сибири 3. Лукавский объясняет тем, что среди местных поляков в XIX в. главный контингент составляли ссыльные, которых направляли в деревню, где местные власти предоставляли им возможность завести свое хозяйство. Таким образом, многие из ссыльных поляков оставались после отбытия срока в сибирской деревне^[165].

В Западной Сибири (Томская, Тобольская губернии и Акмолинская область), по данным переписи 1897 г., проживали 13 264 поляка. Из них, по подсчетам В. А. Зверева, в городах проживали 4485 человек (33,8 %), а в селе – 8789 (66,2 %)^[166].

В целом в 1897 г. городское население в Сибири составляло 6,2 %. В Западной Сибири доля городского польского населения была в 1897 г. несколько выше по сравнению с данными по краю в целом, а удельный вес польского населения в городах края был больше, чем в сельской местности. Так, в городах Западной Сибири в 1897 г. на 1 тыс. человек приходилось 15,5 поляка, а в селе – только 2,3^[167].

В городах Сибири поляки являлись третьей по численности группой населения после русских и евреев, их доля составляла 1,7 %, а в пяти городах Сибири (Тюмени, Ишиме, Кургане, Тюкалинске, Минусинске) они оказались на втором месте и на третьем – в 16 городах региона^[168].

Таким образом, доля поляков, проживавших в городах, в несколько раз превышала среднесибирский показатель. Тем не менее, большинство поляков в Западной Сибири в конце XIX в. проживало в сельской местности, а не в городах. Т. Г. Недзелюк обращает внимание на то, что ниже всего удельный вес католиков-горожан в 1897 г. был в Томской губернии, а выше всего – в Акмолинской области. Данное явление объясняется тем, что переселенцы начала XX в. в основной массе были свободны в выборе места жительства, а переселенцы в XIX в. расселялись по деревням под надзор полиции^[169].

Городское население в Сибири в 1897 г. составляло 6,2 %, в начале 1914 г. – 10,8 %. Гендерный состав населения Сибири в течение долгого времени характеризовался значительным перевесом в пользу мужчин. В сибирских городах мужчины составляли 52–55 % жителей. В деревнях наиболее освоенной юго-западной части Сибири к концу XIX в. наблюдался небольшой перевес в пользу женщин^[170].

По переписи 1897 г. в Западной Сибири больше всего поляков проживало в Томской губернии. К этому времени численность польского населения в Томской губернии достигала 6387 человек, из них мужчины составляли подавляющее большинство (65,8 %). В городах Томской губернии проживали 1665 поляков (26 %), а в селах – 4722 (74 %). Доля польского населения в губернии составляла 0,3 %, а в городах была выше – 1,3 %. За год до переписи, в 1896 г., в Томской губернии проживали 9376 человек католического вероисповедания. Из них сельское население составляло 6327 человек, или 67,5 %. В следующем, 1897 г., численность католиков в Томской губернии снизилась и составляла 8973 человека^[171].

Из городов Томской губернии в 1896 г. больше всего католиков проживали соответственно в Томске, Барнауле, Каинске, Мариинске. В Томске численность католиков по переписи 1897 г. составляла 1653 человека^[172]. Таким образом, поляки, которых в Томске по переписи было 1184 человека, составляли 71,6 % католиков города, в Каинске проживали 200 поляков, в Мариинске – 136^[173].

Данные 1896 г. подтвердились в результате переписи 1897 г. Названные четыре города являлись основными центрами в Томской губернии, где проживали поляки. В полосе вдоль Сибирской железной дороги на станции Камышенка, в деревне Кривощеково, на пристани Обь проживали в 1897 г. 36 поляков, из них 28 мужчин и 8 женщин^[174]. В Нарыме не проживало ни одного католика, в Бийске и Колывани численность католиков была минимальной.

В 1904 г. в Мариинске доля поляков в населении составляла 8 %, в Томске и Новониколаевске – 3 %, в Каинске – 2,3 %^[175]. В остальных городах губернии доля польского населения составляла не более 1 %. По данным H. М. Дмитриенко, доля польского населения в Томске на протяжении периода с 1880 по 1912 гг. практически не менялась. В 1880 г. поляки составляли 3,1 % населения Томска, в 1897 г. – 2,5 %, в 1912 г. – 2,8 %^[176]. По переписи 1897 г. в Томске проживали 1184 поляка, а в 1912 г. их численность выросла до 2704 человек. Для сравнения: в 1880 г. численность поляков в Томске составляла 429 человек. Корреспондент журнала «Słowo» оценивает их численность в городе в 1903 г. примерно в 5 тыс. человек^[177]. Эти данные нам представляются сильно завышенными.

Значительно меньше по численности была польская диаспора Барнаула. По данным переписи 1897 г., в Барнаульском уезде проживало 396 католиков, из них 218 поляков, а в 1904 г. в Барнауле проживало 482 католика^[178]. Данные на 1913 год разнятся. Так, по данным Центрального статистического комитета, в Барнауле проживали 59 поляков, по данным местных властей – 505. По Каинску данные ЦСК – 140 человек, а по данным местных властей – 187^[179].

В 1908 г. в городах губернии католики занимали третье место после православных и евреев. Наиболее крупными были колонии католиков в Томске, Новониколаевске, Мариинске, Каинске, Барнауле^[180]. Таким образом, мы видим, что примерно через десять лет после переписи 1897 г. к четырем городам (Томск, Барнаул, Каинск и Мариинск), являвшимся главными центрами концентрации польского населения, прибавился Новониколаевск. В Новониколаевске численность поляков, эстонцев, латышей и литовцев в период с 1908 по 1914 г. колебалось на уровне двух-трех тысяч. Наименьший показатель приходится на 1908 г. – 1763 человек, что составляло 3,8 % населения города, наибольший на 1914 г. – 3562 человек (4,7 %)^[181].

В Сибири центрами концентрации польского населения являлись губернские города. В 1910 г. из городов Тобольской губернии наиболее крупная группа поляков находилась в Тобольске – 874 человек (4,1 %). В городах Томской губернии в Томске насчитывалось 3916 (3,6 %) поляков, Новониколаевске – 1965 (3,7 %), в Енисейской губернии в Красноярске – 5958 (8,7 %), в Иркутской губернии в Иркутске – 2952 (3,9 %). В Новониколаевске поляки составляли 95,1 % католического населения города^[182]. Таким образом, доля поляков в населении губернских и областных центров Западной Сибири (Томск, Тобольск и Омск) в конце XIX – начале XX в. находилась на уровне 2–3 %.

В 1911 г. больше всего католиков проживало в Томске, Новониколаевске, Мариинске, Барнауле, Боготоле, Тайге и Каинске, а меньше всего в Колывани – 8 человек. Таким образом, к 1911 г., по сравнению с 1897 г., в Западной Сибири появились новые города (Новониколаевск, Боготол и Тайга), численность польского населения в которых была довольно значительной (прил. 1). Представляют интерес данные по Нарыму, где в это время проживало 40 католиков, но это были исключительно мужчины. Вероятно, католическое население Нарыма составляли только ссыльные и чиновники, прибывшие в город по делам службы.

В 1896 г. из округов Томской губернии больше всего католиков проживало в Каннском округе – 3381 человек, в Томском – 1772, и Мариинском – 1002^[183]. По данным переписи 1897 г. доля поляков составляла: в Каинском округе – 1,04 %, в Томском – 0,97 % и Мариинском – 0,91 %. Меньше всего поляков проживало на Алтае, на территории Бийского и Змеиногорского округов (по 0,02 % в каждом из них)^[184].

В 1908 г. по уездам Томской губернии католическое население было распределено следующим образом. Больше всего католиков проживало на территории следующих уездов: Томского, Мариинского, Каинского, меньше всего – на территории Барнаульского, Бийского и Кузнецкого^[185]. В 1911 г. выросло число католиков в Барнаульском и Змеиногорском уезде, а в Бийском уезде их насчитывалось всего 22 человека^[186].

Касаясь сословного состава польского населения Томской губернии, заметим, что обращает на себя внимание сравнительно большая доля дворян среди поляков. В то же время доля крестьян среди польского населения Томской губернии была ниже, чем среди русского населения. Так, потомственные дворяне среди поляков составляли 10,8 %, личные – 4,2 %. Среди русских потомственные дворяне составляли 0,1 %, личные – 0,4 %. Доля мещан среди поляков составляла 19,7 %, а среди русских – 7,6 %. Доля крестьян среди поляков – 63,4 %, а среди русских – 90 %^[187]. В целом по Сибири в городском польском населении мещане составляли 31,2 %, дворяне – 28,8 %, крестьяне – 26,1 %, купцы – 1,1 %. Для сравнения: среди всех горожан Сибири дворяне составляли 6,6 %^[188].

Среди тех, кто владел польским языком, католики составляли 97,3 %, православные – 2,4 % и протестанты – 0,3 %. В целом по Сибири католиками являлись 96 % поляков края^[189]. По уровню грамотности католики уступали протестантам и иудеям, но численность грамотных среди католиков была выше, чем среди православных. Больше всего грамотных насчитывалось среди протестантов (69 %), среди католиков грамотные составляли 38,5 %, среди православных – 10,3 %^[190]. Грамотными среди поляков Томской губернии являлись 2719 человек, или 43,7 % польского населения губернии. Среди мужчин польской национальности грамотных было 47 %, среди женщин – 37,3 %. Среди жителей городов грамотных было гораздо больше, чем среди жителей сельской местности. Так, среди поляков, проживавших в городах, грамотных было 65,8 %, а среди сельского польского населения – 36 %^[191]. Общий процент грамотности в Сибири по переписи 1897 г. составлял 12,4 %^[192].