Кэтрин Терстон
Член парламента
XIV.
Когда Лодер входил в дом лорда Брамфеля, ему казалось, что он актер, исполняющий роль на сцене, а не обыкновенный человек, попавший в необычное положение. В первый раз ему пришлось изображать Чилькота в светском обществе, следуя за Евой по корридору, который вел в приемные комнаты, он все время спрашивал себя, происходит ли это наяву или во сне. В тот момент, когда он был почти уверен, что все это сон, его окликнул чей-то веселый голос. Обернувшись, он увидел угловатые плечи, светлые глаза острую бородку Лэкли, собственника «St. George's Gazette». При его виде все сомнения улетучились. Действительность вступала в свои права, как за три недели до того, в тот краткий, но утомительный промежуток времени, когда его спавшие способности проснулись от толчка, и когда он понял самого себя.
Он невольно поднял голову. Легкий налет недоверия, поколебавший его веру в себя, рассеялся, и он весело улыбнулся в ответ Лэкли; это изменило все выражение его лица.
Как раз в эту минуту Ева обернулась к нему. Выражение его лица невольно влекло ее к нему. Никогда, даже до свадьбы, когда Чилькот ухаживал за ней, она не видала его таким. Ее охватило теплое чувство к нему, и когда оно ослабело – так же быстро, как явилось, – ей сделалось грустно. Но внимание её было отвлечено в эту минуту другой встречей. К ней пробирался через толпу, наполнявшую корридор, стройный юноша с светлыми волосами.
– М-сс Чилькот! – воскликнул он. – Верить ли мне такому счастью? Вы одна?
Ева засмеялась с видимым облегчением.
– Какой вы смешной, Бобби! – сказала она ласково. – Но все-таки не верьте своему счастью. Со мной приехал мой муж; я его поджидаю.
Блесингтон раскрыл рот от удивления.
– Да неужели? – сказал он и замолчал. Он был добряк, но все знали, что он был сильно огорчен, когда Чилькот взял другого секретаря. Ева это тоже знала, и ей хотелось пролить бальзам на его раны.
– расскажите что-нибудь о себе, – сказала она. – Что вы поделывали все это время?
Блесингтон оправился, взглянул на нее и улыбнулся.
– Что я делал? – переспросил он. – Ходил каждый день на Гровнор-Сквэр с визитом – и ни разу не заставал дома одну знакомую даму.
Ева засмеялась. Милый, добросердечный юноша часто развлекал ее в тяжелые часы её жизни, и она очень жалела о нем, когда его место занял Гринингь.
– Я вас серьезно спрашиваю, Бобби. Удалось вам хорошо пристроиться?
Лицо Блесингтона приняло лукавое выражение.
– Кое-что, кажется, налаживается, – ответил он:– сегодня я тут по делам службы. Старик Брамфель и мой родитель что-то устраивают. Если леди Брамфель или леди Аструп уронят сегодня веер или платок, то я должен быть тут как тут, чтобы поднять его. Поняли?
– Так же, как вы поднимали мой веер и мой платок – в прошлом и позапрошлом году? – улыбаясь, спросила Ева.
Блесингтон изменился в лице.
– Как вы могли это сказать! – воскликнул он.
Потом он вдруг замолчал. Из общего шума голосов выделился совершенно явственно чей-то смех. Смех был не громкий, но такой, какой редко можно услышать в лондонских салонах. К нем звучала и бодрость и веселость, а также сила и твердость воли… Ева и Блесингтон невольно обернулись.
– Однако! – сказал Блесингтон. Ева ничего не сказала.
Лэкли в эту минуту как раз отошел от Лодера, смех которого и привлек внимание Евы и Блесингтона. На лице Лодера ясно было видно, что только-что законченная беседа очень ero интересовала, и он шел по направлению к ним, оживленный и улыбающийся.
– Однако! – сказал еще раз Блесингтон. – Я как-то не замечал прежде, что Чилькот такой высокий.
Ева все еще не произнесла ни слова, но внутренно она совершенно соглашалась с ним. Лодер, по-видимому, не видел ее, пока не подошел совсем близко. Он остановился.
– Я только-что говорил с Лэкли, – сказал он. – Я обещал ему приехать обедать на Кадоган-Сквэр.
Ева продолжала молчать; она ждала, чтобы он заговорил с Блесингтоном, и быстро поглядела на него; но он, по-видимому, не понял её взгляда. Наступила томительная минута ожидания. Ева знала, что он бывает непростительно рассеян, но это случалось, когда у него «разстроены» нервы, как он выражался. А в этот вечер он несомненно был вполне здоров.
Она слегка покраснела и искоса взглянула на Блесингтона, чтобы посмотреть, смущен ли он невниманием её мужа. Но он рассматривал с необычайным вниманием коллекцию китайского оружия, развешанную в нише около них.
– Пока ты разговаривал с Лэкли, меня занимал Бобби, – сказала она, чтобы обратить его внимание на Блесингтона.
После этих слов Лодер взглянул на Блесингтона.
– Как вы поживаете? – спросил он вежливо, но холодно. Имя «Бобби» ему ничего не говорило. К величайшему его удивлению, у Евы сделалось недовольное лицо, а Блесингтон видимо удивился. Лодер смутился; он понял, что поступил не так, как следовало. Наступило неловкое молчание. Блесингтон увидел, или вернее почувствовал, что Ева посмотрела с укором на Лодера, и поспешил спасти положение своим тактом.
– А как вы поживаете, м-р Чилькот? – спросил он с улыбкой. – У вас удивительно свежий вид. Я говорил как раз м-сс Чилькот, что сегодня состою на службе у лэди Аструп, и мне поручено разузнать кое-что.
Он говорил быстро, не задумываясь о смысле своих слов, но его непринужденный тон рассеял неловкость. Ева улыбнулась ему в знак благодарности.
– Мы не станем удерживать вас от исполнения ваших обязанностей, – сказала она. – К тому же мы тоже должны нести свою службу.
Она опять улыбнулась, коснулась руки Лодера и указала за приемную комнату.
Когда они вошли в большую из двух гостиных, они застали там лэди Брамфель, которая принимала входивших гостей. Она была высокого роста, очень худощава и только по голосу напоминала свою сестру Лилиан. Когда Лодер и Ева подошли в ней, она говорила с несколькими гостями, и первые звуки её мягкого, певучего голоса произвели странное впечатление на Лодера, – смутно напоминая ему о чем-то давно знакомом. Но это впечатление сейчас же рассеялось. Лэди Брамфель очень сердечно и тепло поздоровалась с Евой, потом обернулась к нему.
– Благодарю вас, что вы приехали. Но я ужасно боюсь, как бы вы у нас не соскучились.
Он обратил внимание на то, что лэди Брамфель была гораздо холоднее с ним, чем с Евой, и решил быть на стороже.
– Ваше предположение очень нелестно для меня, – ответил он. – Скучают в сущности только пустые люди.
Лэди Брамфель громко расхохоталась.
– Это что значит? – воскликнула она. – Вы, кажется, начинаете заботиться о мнении общества?
Лодер счел нужным тоже засмеяться.
– Чем хуже моя репутация, тем более она нуждается в защите, – сказал он.
Тем временем подошли новые гости. Ева улыбнулась хозяйке, и они прошли дальше. На минуту он остался наедине с Евой. Она, по-видимому, хотела что-то сказать ему, но не решалась: она открывала и закрывала свой веер, и наконец решительно повернулась к нему и посмотрела ему прямо в лицо.
– Почему ты был так неприветлив с Бобби Блесингтоном? – спросила она, говоря это тоном выговора провинившемуся ребенку. Лодеру стало очень неприятно, что он сделал ей неприятность, – но как бы он мог знать, что это был Блесингтон?! Они прошли дальше, и в следующей комнате попали в густую толпу гостей, что было крайне неприятно Лодеру. К Еве все подходили и улыбались ей; одна дама наклонилась в ней, и стала говорить что-то на ухо. Он все яснее чувствовал, что она играет видную роль в обществе, а сам он казался здесь совершенно лишним. Как раз в тот момент, когда он хотел заговорить с нею, из группы гостей отделился маленького роста господин с круглым, бледным лицом, и Лодер узнал в нем с досадой хозяина дома. В то время как лорд Брамфель подходил к ним, Лодер еще яснее почувствовал, что Ева – общая любимица. Ожидая, что она через минуту исчезнет для него в потоке чужих людей, он захотел удержать ее.
– Ева! – тихо окликнул он ее.
Она обернулась к нему.
– Что? – спросила она, и в звуке её голоса ему послышалась теплая нота.
– Я хотел сказать тебе относительно Блесингтона…
Но в эту минуту маленький лорд Брамфель подошел к ним, протягивая руки и радостно улыбаясь.
– Можно разлучить мужа и жену? За это по закону не полагается наказания, – как вы думаете, м-сс Чилькот? А вы как поживаете, Чилькот? – Он быстро и негромко обращался по своему обыкновению то к ней, то к нему. Лодер отошел, чтобы скрыть свою досаду, а Ева с улыбкой поздоровалась с Брамфелем. – Сегодня вы можете делать все безнаказанно, – сказала она и отошла в другим знакомым.
В то время как она уходила, Брамфель взглянул на Лодера. – Ну, что же, Чилькот? Вы уже вопрошали судьбу о своем будущем? – со смехом спросил он.
Лодер тоже засмеялся, но ничего не ответил. Не понимая смысла вопроса, он решил прибегнуть к своему испытанному средству – молчанию. Но Брамфель поднял брови с удивлением.
– Не представляйтесь, пожалуйста, – сказал он, – что вы еще не попались в жертвы моей belle-soeur. – Он обратился затем в Еве. – Вы, наверное, знаете о нашем новом приобретении, м-сс Чилькот? – спросил он.
– Вы говорите о Лилиан и её хрустальном шаре? Конечно. Она, наверное, прелестна в роли прорицательницы. Это страшно интересно.
Брамфель принял таинственный вид.
– У неё устроен очаровательный шатер в конце оранжереи. Пять человек работали пять дней, чтобы установит этот шатер. Стук был такой, что не слышно было собственных слов. Моя жена говорила, что она стала чувствовать себя в роли дамы-патронессы – до того это напомнило ей благотворительные базары.
Все сочли долгом рассмеяться. В эту минуту в собравшимся в кучку гостям торопливо подошел Блесингтон.
– Не знаете ли, где Вичестон? Теперь его очередь узнавать судьбу по хрустальному шару.
Все опять расхохотались. Брамфель взял Блесингтона за рукав и стал подшучивать над ним, говоря торжественным тоном:
– Вичестон – человек благоразумный, – сказал он, – и потому играет в бридж. Оставьте его в покое за карточным столом, Бобби.
Блесингтон изобразил на лице комическое отчаяние.
– Не шутите, – сказал он. – Я все это проделываю деловым образом. Я составляю список с точным обозначением имен и времени, и лэди Аструп остается в блаженном неведении относительно того, кто её жертвы. её прорицания прямо-таки волшебны, – и мои статистические записи…
– Перестаньте, Бобби, умоляю вас! – Круглые глаза Брамфеля заморгали от удовольствия.
– Нет, не говорите. Моя система…
– Как, даже система? Ну, что вы, Бобби! – сказала Ева. – Оставьте лорда Вичестона в покое. Замените его, кем-нибудь другим. Не все ли равно – раз Лилиан не знает.
Блесингтон колебался. Он обвел глазами присутствующих, и взгляд его остановился на Брамфеле.
– Только не меня, Бобби, молю вас! – запротестовал хозяин дома. – Подумайте, ведь за последние недели я ни о чем другом не слышу разговоров, как о хрустальных шарах. Довольно с меня хрустальных шаров. А вы лучше поведите туда Чилькота. – Он опять заморгал глазами.
Все обратили взгляды на Чилькота, – а некоторые поглядывали украдкой и на Еву. Чтобы не вышло замешательства, она первая засмеялась.
– Чудесная мысль, – сказала она. – Политикам важнее всего знать будущее. Проявите свою власть, Бобби, и поведите его туда. А когда вы его запрете в шатер, то приходите ко мне. Мы давно не говорили по душе с вами.. – Она дружески кивнула ему и сейчас же обратилась к лорду Брамфелю с каким-то безразличным замечанием.
Лодер колебался с минуту, потом покорно взял Блесингтона за руку.
– Пойдем, – сказал он. – Если судьба моя окажется злополучной, то вы свидетель, что меня толкнула в её объятия моя жена. – Он сделал легкое ударение на слове «жена»; ему было приятно говорить при других о своей «жене». Первое неприятное впечатление от невнимания к нему общества сгладилось. Он теперь твердо верил в свою счастливую звезду. Дружески взяв под руку Блесингтона, он прошел с ним через приемные комнаты, по длинному корридору и широкой лестнице, которая вела в оранжерею. Это была одна из достопримечательностей дома Брамфелей. Сплетение зеленых ветвей, легкий, проникающий всю атмосферу аромат показались Лодеру чем-то волшебным, никогда невиданным. Вокруг него была ароматная мгла, среди которой раздавались кое-где тихие голоса. Ему казалось, что он здесь в полном одиночестве, представлявшем отрадный контраст с шумом и светом залы. Неприятна была ему только при этом мысль о прорицательнице. Ему казалось непростительной глупостью нарушать торжественный покой таким дурачеством. Он обратился в Блесингтону:
– Что я должен делать? – спросил он.
Блесингтон удивленно посмотрел на него.
– Как! я думал… – Он не докончил фразы и сейчас же переменил тон. – Вы только вдумайтесь немного в то, что вам предстоит. Лэди Аструп не требует вовсе непоколебимой веры, но просит относиться серьезно к её искусству. – При этих словах он рассмеялся так заразительно, что Лодер засмеялся вслед за ним.
– Что же я собственно должен делать? – повторил он свой вопрос.
– Ровно ничего, м-р Чилькот. Так как она жрица, то ей, конечно, нужны аколиты. Шатер поставлен так, что она ничего не может видеть, кроме ваших рук: этим исключается всякое предположение о каком-нибудь обмане. – Он засмеялся. После того он замедлил шаги и вдруг произнес тихо, с напускным благоговением:– Мы пришли.
Они стояли в конце узкой аллеи. Слабый свет усиливал впечатление безграничной дали. Слева раздавался плеск воды, справа можно было смутно различить шатер.
Шатер был красиво устроен из мягких толковых тканей и освещался отблеском восточного фонаря, повешенного над входом. Когда Лодер и Блесингтон подходили туда, из шатра как раз выходил кто-то. Он остановился с минуту в нерешительности, и потом только подошел к ним.
– Ну и темно же там, черт возьми! – сказал он. – Я даже вас не разглядел. Знаете, Блесингтон, – в сущности это возмутительно, что прорицательница, закутанная в дым и облака, скрыта от наших глаз. Она-то смотрит в хрустальный шар, – а нужно бы, чтобы и нам было, на что смотреть.
Блесингтон засмеялся. – Вы многого сразу хотите, Гольтри, – сказал он. – Лэди Аструп знает, как ценно недосягаемое. Нам пора войти, – прибавил он, обращаясь в Лодеру и энергично уводя его за собой.
Следуя за ним, Лодер стал интересоваться всей этой таинственной процедурой. Ему захотелось узнать, кто эта женщина, о которой так много говорят. И в эту минуту он вспомнил, как уверял Чилькота, что в одном пункте он совершенно неуязвим. Тогда он говорил на основании опыта минувших дней; но теперь прошлое казалось ему столь далеким, что он стал сомневаться, представляет ли оно такую полную гарантию на будущее время, как он думал. Способность человека совершенно забывать о минувшем безгранична. То, что когда-то произошло в горах Италии, абсолютно изгладилось из памяти Лодера, стерлось, как рисунок мелом на грифельной доске.
Блесингтон подошел в шатру и поднял занавесь, скрывавшую вход.
– Пожалуйте! – сказал он Лодеру, увлекая его за собой.
Лодер взглянул на его веселое лицо, освещенное сверху фонарем, и улыбнулся. Потом он пожал плечами и вошел в шатер. Портьера опустилась.
XV.
Первое, что почувствовал Лодер, было неприятное ощущение полного мрака. Когда глаз его привык в темноте, это ощущение рассеялось, и он почувствовал всю нелепость положения, в котором он очутился.
Шатер, был маленький, весь задрапированный толковыми тканями, и воздух пропитан был мускусом. Внутри он был разделен неподвижной занавесью, которая спускалась с потолка и не доходила на несколько дюймов от пола. На той стороне, где был Лодер, стоял только нисенький стул, и все пространство было освещено слабым отблеском света, проникавшего из невидимой части шатра из-под неподвижной занавеси. Несколько времени Лодер стоял в выжидательной позе. Вдруг раздался глубокий, мягкий голос.
– Будьте любезны сесть, – пригласил его кто-то.
Он продолжал стоять в нерешимости. Голос звучал откуда-то по близости и производил странное впечатление среди тишины и мрака, – он казался Лодеру почти знакомым. Наконец он понял, в чем дело. Его, очевидно, поразило сходство этого голоса с мягким голосом лэди Брамфель. С некоторым чувством успокоения он пододвинул стул и сел на него.
Тогда только он заметил, что по другую сторону занавеси – маленький столик из лакированного дерева; на нем лежали раскрытая книга, хрустальный шар и золотая мисочка, наполненная чернилами. Все это стояло по той стороне столика, которая была ближе к нему; другая же половина оставалась невидимой для него. Все это начинало интересовать его, и он сел удобнее на стуле. Кто бы ни была эта женщина, во всяком случае она умела эффектно обставлять свои затеи. Он стал ждать с любопытством дальнейших указаний из-за занавеси.
– Искусство читать судьбу в хрустальном шаре – раздался голос после короткой паузы – очень старинное.
Лодер нагнулся вперед. Мысль о лэди Брамфель смешивалась с воспоминанием о чем-то очень далеком и совершенно неопределенном.
– Для того, чтобы достигнуть наилучших результатов, вопрошающий должен положить руки на гладкую поверхность.
Невидимая жрица, очевидно, читала из открытой перед нею книги. При слове «поверхность» наступила маленькая пауза, во время которой она, очевидно, переменила положение на стуле. Затем снова раздался её голос, но уже несколько изменившийся:
– Пожалуйста, положите руки на стол, ладонями вниз.
Лодер улыбнулся. Он представлял себе на своем месте Чилькота. Как бы вся эта таинственность раздражала его! Затем он наклонился и выполнил приказание прорицательницы. Он положил руки на стол в круг света от невидимой лампы. Прорицательница хранила глубокое молчание стечение нескольких минут. Затем она как будто подняла голову.
– Нужно снять кольца, – сказала она мягко. – Всякий металл мешает действию симпатического тока.
При других обстоятельствах Лодер бы, вероятно, рассмеялся. Но требование снять кольца, хотя и случайное и предложенное в любезной форме, было очень неудобным для Лодера. Он сейчас же подумал о Чилькоте и об единственном изъяне их непогрешимого во всех других пунктах плана. Он инстинктивно отдернул руку.
– Между кем должен установиться симпатический ток? – спокойно спросил он.
Говоря это, он думал про себя, что не лучше ли обратиться в бегство.
– Между вами и мною, конечно, – ответил мягкий голос. Он звучал спокойно, но властно.
Но мысль о бегстве показалась Лодеру слишком театральной. В этом мире говорящих шепотом голосов и смягченного света всякие резкие решения были непонятны. Не было никакой видимой причины для резвого отступления. Он медленно откинулся на стуле, обдумывая свое положение. Если эта женщина случайно знает, что Чилькот стал носить кольца в последнее время и знает форму его колец, то вид шрама на пальце Лодера может вызвать вопросы и предположения. Но если, с другой стороны, он вдруг уйдет из шатра без объяснений, или решительно откажется снять кольца, то это возбудит общее любопытство, – что очень опасно. Все это он быстро сообразил, понимая, что необходимо тотчас же решиться на что-нибудь. Он оглянулся в шатре и невольно выпрямился. Конечно, положение его было очень затруднительное, но все-таки не было основания приходить в отчаяние. В это время раздались опять звуки мягкого, вкрадчивого голоса.
– Я буду водить свою руку над вашей и смотреть при этом в хрустальный шар. Это и установит симпатический ток. – Лодер увидал в полусвете нежную руку, которая взяла шар. – Тогда я смогу читать ваши мысли. Будьте же любезны снять кольца.
Простота, с которой к нему обращено было это требование, окончательно обезоружила его. Положение было в высшей степени опасное. Но – он сам это не раз говорил себе – опасность – соль жизни.
– Простите, что я так утруждаю вас, – сказала невидимая жрица вкрадчиво и нежно.
Лодер быстро подумал о том, хорошо ли знает лэди Аструп Чилькота. Но он не имел никаких данных для решения этого вопроса, и потому перестал думать об этом. Чилькот никогда не говорил ему о ней, и на этот раз тоже назвал ее только вскользь, как сестру лэди Брамфель. Неужели же оц стал таким трусом, что не решается бросить вызов судьбе? Перестав колебаться, Лодер снял кольца, опустил их в карман и положил руки на стол.
В эту минуту случилось нечто неожиданное. За занавеской раздался шелест платья, потом легкий стук стула, который подвинули вперед или назад. Потом наступила тишина.
Лодер почувствовал, что произошла какая-то перемена; он был в этом уверен, также как в том, что вокруг него была темнота, и что из-под занавеси проникала на пол полоса света. Он вытянул руки на столе и чувствовал с каким-то мучительным ощущением, что их рассматривают чьи-то невидимые пытливые глаза. Он инстинктивно чувствовал, что возникло какое-то новое осложнение. Но если причиной этого осложнения было то, что он показал свои руки, то всякое вмешательство с его стороны может только внести еще большую запутанность. Поэтому он продолжал сидеть молча и неподвижно.
Оказала ли его пассивность какое-нибудь влияние, он не мог судить; во всяком случае, за занавесью стало тихо. Что бы ни вызвало шелест юбок и внезапное передвижение стула, теперь все это очевидно вытеснено было другими чувствами.
Через несколько времени за занавесью положили на стол хрустальный шар. Резкий, отрывистый звук, с которым шар коснулся стола, указывал на то, что прорицательница приняла какое-то твердое решение. В ту же самую минуту снова раздался её голос. Он звучал еще более тихо, но в нем не было прежней непринужденности, а сказывалось что-то новое – волнение ли, изумление или любопытство, – этого Лодер не мог решить.
– Вам, может быть, покажется странным… – начала она. – Вам… – Она остановилась. Наступила опять пауза. Она точно ждала какой-нибудь помощи. Но Лодер продолжал молчать. В затруднительных случаях молчание и хладнокровие – лучшие орудия борьбы.
Его молчание, видимо, смущало ее. Лодер слышал, как она задвигалась на стуле.
– Вам, может быть, покажется странным… – начала она опять, видимо оправившись. – Простите, – сказала она вдруг совершенно изменившимся голосом. – Прорицание при помощи хрустального шара иногда не удается. Уже в тот момент, когда вы положили руки на стол, я почувствовала, что ничего не выйдет. Но мне не хотелось сдаться сразу. – Она тихо рассмеялась.
При этом смехе, Лодер впервые сам беспокойно задвигался на стуле. Что-то смущало и волновало его. Ему хотелось выбежать скорее из шатра, но он все-таки не двигался с места. Что женщина за занавеской сказала неправду по какой-та неведомой причине – это он ясно почувствовал по всему тону её слов, по перемене голоса. В первую минуту ему хотелось заговорить с незнакомкой, но он счел это неосторожностью и пропустил удобный для начала разговора момент. Какая-то загадка чувствовалась во всем окружающем, а он ненавидел загадки.
Лэди Аструп была, видимо, всецело занята собой. Она опять пересела по иному. Лодеру казалось, что она все ближе нагибается в его рукам и рассматривает их. Ощущение это была такое ясное, что он невольно отдернул руки. Опять зашелестели юбки, хрустальный шар скатился со стола, и прорицательница весело рассмеялась. Лодер вскочил с места. Он не мог сразу решить, как ему поступить. Он только знал, что не может дольше оставаться в шатре из толковых тканей, пропитанном мускусом, и что вся эта таинственность ему нестерпима. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Он вытянулся, расправил члены, повернулся и вышел из шатра, отодвинув портьеру у входа.
После мрака, из которого он вышел, ему показалось, что в оранжерее сравнительно светло. Не дожидаясь, чтобы глаз его приучились в свету, он поспешно пошел по направлению к дому. Длинные аллеи из растений уже не привлекали его своей сочной зеленью и своей свежестью. Поднимаясь по лестнице в залу, он вынул кольца из кармана, надел их, и тогда только вошел в светлые залы, переполненные толпой гостей.
Когда он проходил, расчищая себе дорогу в толпе, кто-то заговорил с ним; но он принял рассеянный, как у Чилькота, вид и поспешил вперед. На пороге в столовую стояли Блесингтон и Ева. Выражение лица у Лодера изменилось, и он прямо подошел к ним.
– Прости, Ева, – сказал он. – Мне нужно сказать пару слов Блесингтону.
Она удивленно взглянула на него, потом улыбнулась с спокойным видом.
– Поговори с них, – ответила она. – Мне тоже давно хочется поговорить с Милицентой Гоуэр, но Бобби мне все мешал. – Она улыбнулась Блесингтону и затем подошла к стройной бледной молодой девушке в зеленом платье. Она стояла совершенно одна.
Едва она отвернулась, как Лодер взял Блесингтона под руку. – Я знаю, что вы страшно заняты, – начал он, в совершенстве подражая торопливой манере говорить Чилькота. – Я знаю, до чего вы заняты. Но я очутился в очень затруднительном положении. – Быстрый взгляд на здоровое, наивное лицо Блесингтона убедил его, что самое целесообразное в данном случае просто сказать всю правду.
– Неужели? – Блесингтон превратился весь в слух и зрение.
– Да, и я – нуждаюсь в вашей помощи.
Молодой человек покраснел. То, что Чилькот обратился ж нему, возбудило его гордость и в то же время смутило его.
Лодер понял свое превосходство и воспользовался им.
– Это в связи с хрустальных шаром, – сказал он. – Я, кажется, не совсем хорошо исполнил свою роль, – вероятно, даже вел себя очень глупо. Не могу я как-то принимать все это в серьез, а лэди Аструп… – он остановился и зорко поглядел на Блесингтона. – Ну, да ведь вы знаете, милый друг, что за народ эти женщины.
Блесингтону было всего двадцать-три года. Он снова пожраснел, и лицо его стало необыкновенно серьезным. – Да, да, я знаю, – ответил он очень важно.
Лодер чувствовал весь комизм положения, но сохранял серьезное выражение лица. – Я знал, что вы поймете меня с первых же слов, – сказал он. Когда лэди Аструп спросит вас, кто был десять минут тому назад в шатре, то я хотел бы… – Он остановился, чтобы вглядеться в лицо молодого человека.
– Что вы хотели бы?
– Я бы желал, чтобы вы ради меня… даже сказали маленькую ложь.
Блесингтон с удивлением взглянул на него и принужденно рассмеялся.
– Как же так, м-р Чилькогь, – она…
– …Узнала меня, вы хотите сказать? – глаза Лодера сделались острыми, как сталь.
– Да.
– Вы ошибаетесь. Она не узнала меня.
Блесингтон поднял брови. Лодер оглянулся в комнате. Ева отошла от девушки в зеленом платье и подошла к ним. По дороге она кланялась и улыбалась знакомым, подходившим в ней со всех сторон.
– Вот идет моя жена, – сказал Лодер. – Сделайте это для меня, Блесингтон. Это… все упростит. – Он говорил быстро и при этом внимательно смотрел на Еву. Блесингтон, как он и предполагал, посмотрел в том же направлении. – Это все упростит, – повторил он. – Это упростит все… в виду… как бы это сказать?.. семейных отношений.
Блесингтон «все понял» и оглянулся.
– Хорошо, – сказал он. – Я так и устрою. И прежде чем Лодер смог сказать хоть слово, он уже исчез в толпе.