Любовь гика – Кэтрин Данн

Но что конкретно считать уродством? Кто изобрёл эталоны и где зафиксированы каноны красоты и безобразия? К примеру, вы считаете, что ваш аккуратный рот, небольшие ушки и широко распахнутые голубые глаза – это красиво. А теперь идите и расскажите это африканцу из племени мурси, у которого в губе глиняная тарелочка размером с блюдо для фаршированного поросёнка из бабушкиного сервиза на двадцать шесть персон. Он решит, что вы просто такая страшная, что единственное, что вам осталось – это чувство юмора. И женщины Мьянмы с раструбом духовой трубы на шее, всю жизнь мечтающие догнать и перегнать жирафа, и кенийские мадам с картофельными тёрками в развевающихся где-то в районе колен ушах, с ним полностью согласятся. Китайские женщины с их копытцами-лотосами будут искренне вам сочувствовать из-за ваших лап Годзиллы тридцать седьмого размера, двухсоткилограммовые женщины Мавритании – из-за ваших ничтожных шестидесятикилограммовых шансов выйти замуж, а горбатый карлик-альбинос будет думать, что вам отчаянно не повезло, потому что вы обычный.

Каждый из нас [фриков] уникален. Каждый – штучная вещь. С чего бы мне вдруг захотелось, чтобы мы превратились в ширпотреб с конвейера? Вы все одинаковые, различаетесь только одеждой.Что-что, а обычность в бродячем цирке Алоизия Биневски не приветствовалась. Под влиянием большого спроса на всевозможных цирковых фриков, Ал и его жена Лил решают поэкспериментировать уже на зачаточном этапе и поставить дело производства уродцев на конвейер. В ход идут любые средства: мышьяк, кокаин, амфетамины, радиевая диета. И результаты, надо сказать, получились весьма необычными и эксцентричными. Так у рассказчицы Олимпии Биневски, старшей дочери владельцев цирка, вполне себе обычной карлице-горбунье с розовоглазой разновидностью альбинизма, появились брат Артуро – Водяной Человек с ластами вместо ног и плавниками вместо рук; Электра и Ифигения – музыкально одарённые сиамские сёстры-близняшки; и Фортунато, ака Цыпа, – внешне обычный мальчик с могущественным телекинетическим потенциалом. Неудавшихся жертв экспериментов закатывали в банки, как маринованные огурцы, и помещали в так называемые Ясли. Надо отдать должность экцентричным родителям – своих «причудок» они любили, хоть и странной любовью.

Но если вы думаете, что перед нами вызывающий гаденькое тошнотворное чувство роман о цирковых уродцах – вы ошибаетесь. По мере прочтения дефекты внешности главных героев просто перестаёшь воспринимать, и кажутся они вполне обычными людьми, которые любят, завидуют, обижаются, страдают. На становление их характеров и особенности поведения скорее повлиял не факт своеобразных внешностных данных, а сам образ кочевой жизни в тесном коллективе, где всё варится в собственном соку. Невозможность иметь привязанности извне, наладить здоровые контакты с миром за цирковыми шатрами. Так, например, талантливейший манипулятор-монополист Артуро не только подчинил себе всю семью, но стал основоположником безумного культа, названного артуризмом в его честь. Приверженцы артуризма осознанно подвергали себя хирургическим вмешательствам удаления конечностей, чтобы внешность не влияла на становление их, как личностей. Вообще роман очень многослойный, затрагивающий множество проблематик: от семейных ценностей до культа личности, от манипуляции сознания до философии индивидуальности, фобии, тайные желания, общественный долг, справедливость морали и многое-многое другое.

Вы верите, что можно написать мерзкую, жуткую, почти отвратительную книгу о любви? О любви искренней и настоящей? Хотя и странной по всем параметрам. Не верите? Прочтите «Любовь гика» Кэтрин Данн , и, возможно тогда станет понятнее, как такое возможно.Бродячий цирк. Семейная пара Биневски. Их старый трюк с курицами и правда устарел. Нужна новая идея, что-то такое, что вряд ли кто-то другой сможет повторить. Нужная новая кровь, попросту говоря. И Биневски решаются на немыслимое. Они создают свой собственный цирк уродцев. Да, они в прямом смысле их создают.

В результате немыслимых экспериментов с мышьяком, кокаином, различными амфетаминами и прочей гадостью у Али и Лил рождаются их «причудки»: Водяной Мальчик Артуро, с ластами вместо рук и ног, сиамские близнецы Ифигения и Электра, у которых абсолютный музыкальный слух, карлица Олимпия, ничем особо не выделяющаяся, кроме лысины и горба и Цыпа (Фотунато), что удивительно, один нормальный ребёнок в семье, если не считать дара телекинеза. Остальные так и остались зародышами, законсервированными в банках, вечная боль родителей, а ещё напоминание о том, что уродства выживших не совершенны.

Да, мягко говоря, странная семья. Но, надо сказать, дружная и любящая, сплочённая. Али и Лил и правда любят своих отпрысков, они считают их красивыми, не похожими на других, а те отвечают им искренней взаимность, несмотря на то, что знают причины своих дефектов.

Но время не стоит на месте. Дети растут, а вместе с ними растут потребности, меняется их жизненное восприятие.

Артуро познал славу, он купался в ней, словно в своём аквариуме. И мысль о том, что кто-то приносит денег больше, чем он, его убивала. А так оно и было. Ведь маленький Ципа своим умением перемещать вещи стал намного прибыльнее плавающего брата.

Зато у Артуро было то, чего не было у Ципы – цепкий манипулятивный ум и острое желание быть первым во всём, быть главным. Ну и ещё зависть, тёмная и страшная, потихоньку зарождающаяся в глубинах чёрствой души. Артуро начинает действовать. И это начало конца цирка Биневских.

Совсем скоро от них останутся только воспоминания, да несколько фотографий и газетных заметок, спрятанных на дне старого сундучка Олимпии.

Олимпии, которая была самой обычной из «причудок». Лысая горбатая карлица. Что с такой возьмёшь? И она старалась быть хотя бы полезной, в быту, в работе, если надо утешить. Особенно для Артуро, которого боготворила и ненавидела одновременно.

Но именно Олимпия проделала однажды трюк, который удивил всех. И который помог ей жить дальше и даже стать почти нормальным членом общества. Почти, потому что внешнее уродство не скроешь никакими париками.

И теперь ей придётся выйти на тропу войны, потому что угроза нависла над самой главной тайной её жизни.О чём эта непростая книга? О жизни, о любви, о семье? О зависти, злости, ненависти? О пороках, которые скрываются за утончёнными манерами? О гадостях и мерзостях, которые иногда происходят даже в дружных и любящих семьях? О силе цинизма? О величии власти над людьми? О славе и расплате за неё? О моральных уродах, что скрываются за обычной внешностью, или о гиках, которым нечем прикрыться?

Придётся выбирать между нормальностью и ненормальностью. Вот только как? Ведь Данн опровергает многие каноны.Ф/М 2019

4/7

Вот что я называю «прокатиться с ветерком». Не возлагать надежд, просто приняться за чтение, ибо обложка примелькалась да так и прижилась на сетчатке глаза, а потом осознать всю серьезность ситуации среди ночи на трети романа… Разумеется, предварительно договорившись с самой собой на пару страничек перед сном. «Фабьюлон Биневски» ворвался в мою жизнь стремительно и шумно: окружил конусами цветастых шатров, предлагающих незадачливому зрителю диковинку, огнями возведенных вручную аттракционов, ритмом шкатулочных песенок и ароматом попкорна… С первых страниц принял в свои объятья и не отпустил ни в привычной домашней неге, ни под мерное девятичасовое гудение чартера, прокладывающего воздушный путь к мечте. Подобную ли книгу стоит брать в отпуск, к соленому бризу и выбеленному солнцем песку? Сильно сомневаюсь и ни капли не жалею. И сколько бы вас не привлекала яркая картинка, то и дело возникающая в уме при упоминании бродячего цирка, знайте, в этом романе нет ничего разухабистого, шального, вздорного. Искру безудержного веселья здесь так же невозможно найти, как и в несовершенстве человеческого тела, как и в увечии.

Бродячий цирк перешел во владение Алоизию Биневски, или попросту Алу, от отца едва ли не в полном упадке. Кто знает, сумел бы он возродить семейное детище, если бы однажды в цирке не появилась Хрустальная Лил! Изящная платиновая блондинка Лил очаровывала восторженную публику тем, что была гиком, жемчужными зубками перекусывала шеи индюшкам. Разве мог Ал упустить такое сокровище? Скоро за торжественным венчанием в семье артистов Биневски появились дети… Арти, Элли и Ифи, Оли и Цыпа – Водяной мальчик, кисти и стопы которого растут из туловища, наподобие тюленьих ласт; сиамские близнецы с одной парой бедер и ног, виртуозно играющие на пианино в четыре руки; карлица-горбунья и почти нормальный малыш, владеющий телекинезом.

Вздохнули? Прониклись сочувствием к безутешным родителям? Бросьте! Дети Биневски были любимыми причудками Ала, розами в безумном селекционном саду его сознания, а уродства – не горьким ударом судьбы, а вполне продуманным ходом по возрождению цирка. Вынашивая младенцев, Хрустальная Лил употребляла разные запрещенные вещества, от наркотиков до радиевой диеты, и добилась немалого успеха на радость себе, Алу и публике, вечно жаждущей хлеба и зрелищ. Непростую историю бродячего цирка Биневски до финального его аккомпанемента нам поведает Олимпия, карлица-альбинос, единственно дожившая до настоящего времени. Трагедия нынешняя и трагедия минувшего переплетутся плотным жгутом, а читателю лишь предстоит проследить за стремительным разворотом сюжетных линий, нырнуть с головой в невероятную болезненную литературную зыбь.

От этой книги меня крепко потряхивало, знобило и саднило. Традиционно общество осуждает курящих, пьющих, гулящих будущих матерей… С какой же меркой подойти к Алу и Лил Биневски, пытаясь не то что принять, но хотя бы понять их садистко-селекционный подход к собственным детям? Какой довод может служить оправданием людям, намеренно лишившим своих детей нормальной жизни и при этом похваляющимся своей якобы нормальностью? Боже мой, да одно только существование Яслей в цирке чего стоит! Понимали ли Лил и Ал, что даже окружив своих причудков-малышей родительской заботой, они воспитали глубоко несчастных людей? Одарили каждого личной трагедией. Я намеренно говорю о родительской заботе, а не любви, ибо истинной любовью для этих двух безумцев всегда был цирк.

И потому нет ничего удивительного в том, что Артуро, Арти, Водяной мальчик вырос эгоистом, способным на любой гнусный поступок, а с обретением своей философии стал и вовсе чудовищем. Ифи и Элли уже изначально лишены права выбора, своей личной, а не совместной жизни. Оли и Цыпа страдают от недостатка внимания и любви, а потому и очевидно становятся жертвами Арти по собственному желанию. В определенном смысле для меня было приятным открытием, что в финале Оли все-таки решилась на месть, поступила как мать, а не как жертва любви, вечно ищущая тепла и участия. Роман имеет два самодостаточных временных пласта, но я говорю лишь о прошлом, наверно, в силу того, что оно больше меня захватило… Скажу лишь, что в моем восприятии мисс Лик есть ни что иное как современное перевоплощение Артуро, дитя его философии. Новая вариация и страшное перерождение. Минуй нас, боже, встреча с подобными людьми.

Сказать, что в эмоциональном плане роман меня вымотал, не сказать ничего. Гнев, ненависть, отчаяние, жалость, брезгливость, грусть – спектр получился богатым на оттенки. Кэтрин Данн создала образы, к которым нельзя привязать только одно чувство. Неизбежно презрение к Арти мешалось у меня с жалостью (пусть и в минимальных пропорциях), сострадание к Оли с отвращением (не смогла я принять ее жертвенную любовь к брату), сострадание и симпатия к близнецам с непреходящей брезгливостью (не правда ли удивительно, что заботливые родители не заметили ночных визитёров собственных детей?) и, пожалуй, только чистое сострадание к Цыпе, мальчику, способному уберечь от боли любого, но не себя. У Данн получился роман, принуждающий к долгим раздумьям. Болезненный острый опасный как удел шпагоглотателя. Запретный плод, который манит, но по мере поглощения неизменно горчит. История, познакомиться с которой посоветуешь далеко не каждому. Я пытаюсь разобраться, о чем данная книга и прихожу к краткому – о семье. Истина гласит, что чужая семья потемки… Что ж, стоит признать, что семья Биневски была черной бездной одиночества, безумной любви, ревности, колодцем боли и отчаяния. Конечно, это книга также о подчас странном и болезненном желании быть как все, скопировать чужую жизнь ценой страшных лишений, это книга о нормальности и ее размытых контурах. Новы ли эти темы? Конечно, нет. Они знакомы и привычны. Время меняется, бежит, но сущность все та же…. Порой кажется, что в этом буйном потоке год от года важнее всего суметь просто остаться человеком.