bannerbannerbanner
Омут

Елена Геннадьевна Кутузова
Омут

Полная версия

Мальчишки взлетели на крыльцо, и Денис замер, наткнувшись на свой чемодан.

– Зачем? – повернулся к отцу и увидел, как тот прячет глаза:

– Прости, Дениска. Баба Матрена права, здесь тебе лучше будет. Понимаешь, у меня работы оказалось больше, чем планировали. Я, значит, буду допоздна на производстве, а тебе сидеть в четырех стенах. А тут воздух, речка… Я тебе ноутбук оставлю, чтобы не скучал!

– Спасибо, – буркнул Денис.

Вот зачем его сюда притащили? Он ведь только ради папы согласился. А получается что… Не додумав, Денис махнул рукой и пошел обедать.

Взрослые не заметили его недовольства. «На огонек» заглянул дед Трофим, завязалась оживленная беседа. Вспоминали общих знакомых. Вспомнили и прадеда. Денис навострил уши, но ничего необычного не услышал. Жил себе человек, а потом умер. Но когда баба Матрена принесла фотографии, сунул нос в альбом.

На пожелтевших карточках навеки застыли давно ушедшие люди. Все они были чем-то похожи. Может, нарочито-торжественными позами, а может, слишком серьезными взглядами в объектив. Денис вспомнил, что когда-то сфотографироваться – означало надеть лучший наряд и гордо замереть перед камерой. Не то что сейчас – щелк, и все готово.

– А кровь – не водица, – хмыкнул в усы дед Трофим, и протянул фотокарточку.

Всматриваясь в строгое лицо, Денис узнавал и взгляд, и поворот головы, и высокую линию лба. Все это он ежедневно видел в зеркале. Откуда-то появилась непонятная гордость: судя по рассказам, в селе прадеда уважали.

– Можете отдать мне фотографию? – попросил отец.

– Так одна она у меня, – покачала головой баба Матрена. – Единственная память.

– У меня и такой нет, – вздохнул папа, в его голосе звучала грусть. – Мама все сожгла. Вот, спрашивается зачем?

Старики переглянулись, но Денис не обратил на это внимания и достал смартфон.

– Так давай отцифруем! А пока вот так.

Щелчок, вспышка – и на экране появился снимок.

– Запорол, – вздохнул Денис. – Наверное, что-то со светом. Надо на улице попробовать.

– Покажи-от, – попросила баба Матрена.

Он послушно протянул смартфон. Через весь экран по фотографии извивались похожие на водную рябь линии.

Папа посоветовал не мучиться:

– Завтра заберу и отсканирую. Баб Матрен, разрешите?

– Да чегой-тось не разрешу? Бери, ска… ска… сканируй, – с трудом выговорила непривычное слово. – Только карточку потом верни!

Отец аккуратно убрал фото в борсетку и подмигнул мальчишкам:

– Ну что, на рыбалку?

– Да какая им рыбалка? Телок непоеный, огород не полит, жуки с картошки не собраны, – заворчала баба Матрена. – Вы-от идите, отдыхайте от своего города. А ты, Темка, марш дела делать. Лодырь!

Денису стало неловко, словно его самого обругали.

– Ладно, не расстраивайся, – понял его состояние отец. – Тоже не ленись, помогай тут. А сегодня пойдем, уж рыбалку мы с тобой заслужили!

Глава 4

Накопать в перепревшей компостной куче червяков – дело нехитрое. Вскоре Денис с отцом бодро шагали к речке. Папа с удовольствием вспоминал детство, с каким-то радостным восхищением замечал, как изменилось село, и чуть не плакал от умиления, увидев что-то «из прошлого»: старый колодезный сруб или наличники на потемневшем от времени бревенчатом доме. Денис только успевал головой крутить. Ему казалось, он не на рыбалку идет, а отправился на какую-то странную экскурсию.

Вдруг папа остановился.

– Ты чего? – удивился Денис.

– Подожди, что-то не то…

Денис испугался, гладя, как папа трет глаза и потерянно озирается по сторонам, но он быстро пришел в себя:

– Тут все так изменилось, что не сразу и вспомнил. Нам сюда! – и они свернули на узкую тропку, пролегающую между двумя заборами из шифера.

Время словно остановилось. Он шли и шли по серому коридору, который казался бесконечным. Справа и слева, отделяя дорожку от заборов, высились заросли бурьяна и очень хотелось чихать: то ли от пыли, то ли от пыльцы. Наконец, заборы закончились, и тропинка утонула в пересекающей её проселочной дороге.

– Где-то тут, – пробормотал папа. – Забыл, но не настолько же!

Денис едва поспевал за отцом. На миг показалось, что он сошел с ума.

– Да подожди ты!

Папа не слышал. Мчался, крутя головой, а потом снова нырнул в какой-то проулок.

– Все верно! – в его голосе послышалось ликование. – Хочешь увидеть наш старый дом? Надеюсь, хозяева нас пустят…

Тут отец остановился так резко, что Денис налетел на него:

– Что? – спросил и проследил за ошарашенным взглядом.

Домов на той стороне улицы не было. Только щерились, как гнилые клыки, давно сгнившие бревна, которые когда-то – давным-давно, в прошлой жизни – поддерживали забор. Их и остовы высохших деревьев покрывал мох, а в глубине травяных зарослей угадывались развалины.

– Это был твой… наш дом?

Папа кивнул и, уронив на землю чехол с удочками, пошел вперед. Ноги цеплялись за покрытые белыми граммофончиками плети вьюна, из-под земли выныривали полуистлевшие ветки. Но отец не обращал на них внимания, брел, не сводя глаз с развалин. Испугавшийся за него Денис кинулся вперед. Он-то видел, куда ступал и не рисковал сломать ноги. Обогнал, ворвался в заросли лопуха и чертополоха, притоптал колючие стебли крапивы. Под травой обнаружился каменный фундамент, вокруг которого, валялись обгоревшие деревяшки.

Папа тяжело опустился на камни. Огляделся.

– Давно уже… Жаль. Знаешь, Денис, я так хотел показать тебе дом, в котором рос. Родовое гнездо, так сказать… – Вздохнув, он поднялся на ноги и потянул сына на дорогу: – Пойдем. А то на рыбалку времени не останется.

Шли молча. Из-за незапланированной экскурсии пришлось заложить крюк. Сгоревший участок был крайним в деревне, сразу за ним начинались картофельные делянки, сенокосы, вдали темнел скрывающий реку лесок. Денис вспоминал аккуратные домики, заросший участок и не понимал: местные обрабатывают каждый клочок земли, везде растет если не картошка, то помидоры. Почему же их участок оказался заброшенным? Хотел спросить у отца, но увидел, куда тот его ведет – мимо моста, через кусты, к большой трехствольной иве. Там, поперек реки, заставляя звенеть тугие струи, протянулась запруда. В ушах зазвучало предостережение Артема.

– Пап, а местные здесь не ловят. Говорят, водяной утащит!

Ответом ему стал растерянный взгляд и невеселый смех:

– И ты поверил? Дениска, я тут все детство рыбу ловил. Мне дед как показал, где самое клевое место, так я сюда и бегал. И купаться здесь удобно – смотри, какой спуск. Только вот туда, – папа указал на место напротив жернова, – не суйся. Там омут, затянет.

Денис улыбнулся. Так и знал, что его пугают! Но на воду посматривал с опаской. Казалось, опусти руку в воду – и тут же почувствуешь, как невесть откуда взявшиеся водоросли оплетают пальцы. Хотя что в этом странного? Известно же, откуда их приносит. А все остальное – сказки.

Папа достал удочки, воткнул в землю рогульки, но вдруг отложил все это и пошел к иве. Позвал сына:

– Иди, чего покажу.

– Жернов? Я уже видел!

– Ты знаешь, что мельница принадлежала твоему прадеду? А еще раньше – его прапрадеду?

– Семейный бизнес? – это было интересно. Но память тут же услужливо подбросила рассказ о договоре с водяным и утопленных младенцах. И неожиданно для себя Денис спросил:

– Пап, а у тебя старшего брата не было?

– Не было. Ни старшего, ни младшего. Ни брата, ни сестры… А почему ты спрашиваешь?

– Да так, – Денис вернулся к снастям, закинул удочку и уставился на поплавок. Над водой летали стрекозы, и рыба то и дело шлепала где-то в тени ивы.

– Один я ребенок в семье. Жаль, мама второй раз замуж не вышла. Хотя кто знает, как было бы лучше…

Некоторое время они молчали. Наконец, поплавок дернулся, и папа вытащил первую рыбку.

– Плотва, – нахмурился он. – Странно. А ну-ка… – Поменяв крючок, насадил на него свой невеликий улов и снова закинул в воду: – Попробуем щуку вытянуть. Хочешь щучьих котлет?

Денис кивнул. Не потому, что очень уж хотелось этих самых котлет. Просто он любил моменты, когда отец переставал быть очень деловым и очень занятым. Жаль, такое редко случалось.

– Пап, а почему ты мне раньше ничего о прадеде не рассказывал?

– А чего рассказывать? Высокий был, серьезный. Муку молол. Учил меня рыбу ловить, сено косить. Вот и все детские воспоминания…

Поплавок ушел под воду, и вскоре на траве извивалась крупная щука:

– Осторожнее! Без пальца оставит!

Денис знал, что отец шутит – даже у такой большой рыбины не хватило бы сил оттяпать человеческий палец. Но прокусить могла. Поэтому действовал очень осторожно.

А потом столь же осторожно вернул разговор в прежнее русло:

– Неужели больше ничего не помнишь?

Папа совсем не удивился вопросу, улыбнулся только:

– Родная кровь заговорила? Так у бабы Матрены поспрашивай. Или у Трофима. Он с дедом не разлей вода друзья были, если кто и знает что, так это он. А вот мельницу я помню.

– Как это? – опешил Денис. – Артем сказал, её в революцию разрушили.

– Больше слушай! В конце семидесятых это было. Дед-то последним мельником был, а как помер, так некому стало работать. Да и не нужно – тогда масштабы другие были.

– А как прадед умер? – решился Денис на самый главный вопрос и застыл, боясь даже дышать.

– Не помню, – папа вытащил вторую щуку и поинтересовался: – Ты за поплавком следить будешь? Или не на рыбалку пришел?

– А уехали почему? – не сдавался Денис.

– Вот почемучка-то, – усмехнулся папа. – Ладно, слушай. Я не помню, как умер мой дед, а про остальных мама не рассказывала – не до того ей было, ей надо было меня растить. Упоминала только что все Мельники в Речном наши родичи, а Власовы – из другой, побочной ветви. Почему-то она не общалась ни с кем из них. А уехала потому, что здесь для неё работы не нашлось, а в городе устроилась на ткацкую фабрику, и общежитие ей дали, и детский сад. Доволен?

 

Денис кивнул и все же решился уточнить:

– Значит, прадед не утонул?

– С дуба рухнул? – не выдержал отец. – Что за вопросы… Болел он. Чем – не знаю, мама не рассказывала. Кстати, раз уж тебе так интересна история рода, то радуйся, что старики еще живы. Есть пока, у кого спросить. Пользуйся. Ну и мне потом расскажешь. А то действительно, что-то мать ничего не говорила. Даже фотографии сожгла…

Денис расплылся в улыбке. Выходит, Артем врал! Ни один факт не подтвердился!

Настроение улучшилось, а когда они с отцом стали тягать щук чуть ли не наперегонки, все страхи забылись. Даже вой домового ночью показался дурным сном. Денис уже предвкушал возвращение. Как заявит Артему, что все его сказки не больше, чем выдумка. Нашел тоже чем пугать! Двадцать первый век на дворе, какие домовые? Какое колдовство?

– Тщ-щ-щ!

Артем обернулся на звук и замер: папа зажимал запястье, из которого ручьем текла темная кровь. В траве валялась недопотрошенная рыба.

– Дай платок, – велел отец и с помощью сына перетянул рану. – Собирайся. Порыбачили, называется.

Большой платок в черно-белую клеточку тут же покраснел. Денис трясущимися руками собирал снасти, уговаривая папу не ждать, а бежать к людям. Но тот не соглашался:

– Что я, маленький? Как будто в первый раз нож соскальзывает.

Денис закусил губу: так – в первый раз. И сейчас было очень, очень страшно.

– Пошли, – он покидал рыбу в пакет и заторопился к дому.

Баба Матрена охнула, увидев капающую с платка кровь. Развязала узел и ахнула еще раз. Папа попросил бинт и велел Денису вызвать такси:

– В травмпункт надо. Похоже, придется зашивать.

– И ничего не придется, – баба Матрена усадила раненого на стул, принесла миску с теплой водой и большой бутылек. Денис рассмотрел надпись: «Перекись водорода 3%».

– Руку давай!

Бело-розовая пена покрыла запястье, но её тут же смыла кровь, закапавшая в подставленную плошку.

– Говорю же, в травмпункт надо!

– Истечешь, пока до своего травмпункта доедешь! Сиди, кому сказала!

И, схватив раненого за руку, наклонилась низко-низко. Денису показалось, что он видит два рта: один – бледный, окруженный морщинами, и второй – на запястье. Рана словно смеялась, тянулась навстречу бабе Матрене, и чудилось, что из пореза вот-вот высунется язык, длинный и жадный. Денис даже зажмурился, чтобы не видеть. Но стоило «лишиться» зрения, как обострился слух. Похожий на шуршание бумаги шепот ввинтился в уши, он шел отовсюду, нарастал и вскоре заглушил остальные звуки. Чтобы избавиться от него, Денис распахнул глаза. Шум стих, остались лишь тихие слова:

– Уймись, руда непослушная. Уймись, запрись, в жилы вернись! Закрываю тебя на семью семь замков железных…

Баба Матрена шептала, и струйка крови истончалась, пока не превратилась в редкие капли. А потом исчезли и они. Плеснув на рану водой, старуха крепко перевязала запястье:

– До завтра руку не напрягай. Погоди-кось!

Она скрылась в доме, двигаясь слишком быстро для своего возраста, и через минуту вернулась с маленькой баночкой.

– Вот, мажь утром и вечером, тогда никакой дохтур не нужен будет! А теперь ступай в дом, поесть тебе надо. А ты, – повернулась к Денису, – возьми ножик и почисти рыбу, мне не до неё нынче. Завтра уху сварю.

Ослушаться Денис не посмел. Следующие два часа он воевал с уловом. Чешуя летела во все стороны, липла к рукам и лицу, но гордость не позволила уступить. Когда он принес бабе Матрене выпотрошенную и вычищенную рыбу, старуха довольно покивала, оценив работу:

– Не безрукий. В прадеда, видать!

– А вы его хорошо знали?

Денис сам от себя этого вопроса не ожидал. Но слово не воробей.

Баба Матрена пожевала губами и кивнула:

– Так отчего же не знать? Чай, вместе росли. Я, Трофим да Петр. Погодки…

– А отчего он умер?

– От болезни! – отрезала баба Матрена и быстро ушла в дом. Денис поежился: вдоль позвоночника словно холодными пальцами повели. Зябко. И что-то еще не давало покоя. Что-то очень важное, связанное и с прадедом, и с Матреной, и с Трофимом…

– Ты чего там? – в окно высунулся папа. – Найди Артема и остальных. Поужинаем, да поеду.

Денис сорвался с места. Тайну деда он еще разгадает, впереди почти целая неделя! А вот накостылять кое-кому, чтобы сказки не рассказывал, хотелось прямо сейчас!

Компания нашлась на речке. Увидев приятеля, Артем замахал руками, призывая присоединиться.

Денис навис над лежащим на песке парнем.

– Ты чего? – удивился тот.

– Папа сказал, что мельницу разрушили не в Революцию, а в семидесятых годах! И что дед не утонул, а умер от старости! Так что наврал ты все! И про водяного тоже наврал! И про младенцев!

Артем легко вскочил на ноги:

– Значит, я вру? Вот как? Я – вру?

Пальцы сжались в кулаки. Еще чуть-чуть, и мальчишки были готовы броситься в драку, как бойцовские рыбки. Пока же они, не мигая, играли в «кто кого переглядит».

– Ну вы еще в рожи друг другу вцепитесь!

Между противниками пронесся разноцветный ураган. От тычка в грудь Денис не удержался на ногах. Артем упал рядом, возмущенно глядя на стоящую между ними девчонку:

– Рехнулась?

Та лишь фыркнула. По её виду было ясно, что она думает о парнях в целом и в частности.

– Чего не поделили?

Денис не ответил. Он с удивлением рассматривал невысокую и худую девчонку. Рыжие волосы сверкали на солнце, в глазах орехового цвета прыгали золотистые чертенята, а на носу одуванчиками рассыпались веснушки.

– Ты кто?

– Белка! – выдала та, глядя сверху вниз, как победитель на поверженного врага.

Яркая внешне, она и в одежде не стеснялась: оранжевая майка с какой-то вырвиглазной надписью, зеленые шорты. В белых кроссовках – разноцветные шнурки. И даже веселые, растрепанные сейчас хвостики на голове схвачены не всегдашними резинками, а атласными ленточками с бантиками. Кого другого Денис бы назвал клоуном. Но девчонке эта какофония цветов шла неимоверно! Оставался только один вопрос:

– А почему Белка?

– Потому что рыжая! – ответил вместо девчонки Артем, встав так, чтобы прикрыть её плечом.

Это было прямым оскорблением: он что, думает, что Денис ударит девчонку? А та не обращала внимания на испепеляющие взгляды, которыми обменивались парни.

– Так чего не поделили?

– А тебе какое дело? – огрызнулся Денис и сам себе удивился: что это с ним?

– Мне до всего дело есть! – не смутилась девчонка. – Так и будете в молчанку играть?

– Тут кое-кто утверждает, что я наврал про мельницу и про водяного, – наябедничал Артем.

Белка помрачнела, но ответить не успела, Денис опередил:

– Конечно, врешь! Папа сказал что…

– Ах, папа сказа-а-ал, – зло протянул Белка. – А папа тебе не сказал, зачем дед Трофим каждый год приносит водяному в жертву черного петуха и мешок зерна? Он из-за этого даже с отцом Иоанном поругался! Тот его на месяц от церкви отлучил! Ты знаешь, что это для стариков означает?

– Я тут при чем? – взорвался Денис. – Понапридумывали сказок. Может, и прав ваш отец Иоанн, что таких врунов в церковь не пускают. Я слышал, что ложь – грех!

– Ах, так! – лицо Белки залил румянец. Глаза сверкали не хуже солнечных зайчиков. Было видно, что она всерьез разозлилась. – Тогда сам проверь! Сходи на закате к иве! Если, конечно, не испугаешься!

– А вот и схожу! И докажу, что все ваши выдумки – бабкины сказки!

– А сходи! Сходи! Только штаны со страху не намочи!

Развернувшись на пятках, Белка гордо ушла.

И тут Денис вспомнил, зачем искал Артема:

– Пойдем, твоя бабушка ужинать зовет.

Шли, старательно делая вид, что не знакомы. Но дома пришлось если не забыть об обидах, то хотя бы отложить их на время.

Обед проходил в молчании. Отец Дениса смотрел то на него, то на бабу Матрену, а потом не выдержал:

– Сын, ты чего это хозяйку обижаешь? Старухой назвал…

Денис чуть ложку не выронил. А папа продолжал:

– Ну с чего ты взял, что дед умер от старости?

– Ты же сам… на рыбалке…

– Я сказал только что он не утонул.

– Да от болезни Петечка преставился, – загремела чугунками баба Матрена. – Сгорел, как свечка, в одночасье, – она перекрестилась.

В комнате повисла неловкая тишина. Помолчав, баба Матрена продолжила:

– А потом тятька твой занедужил. Бабушка, царство ей небесное, в охапку его да в город. Испужалась. А кто не испужается? Дите единственное, кровиночка. Только вот так и не вернулась. Приехала раз за вещами, сказала, что работу нашла, и только. Более мы о ней не слыхали, пока Павлуша в ваш город не поехал. Вот уж неисповедимы пути Господни… – она снова перекрестилась на образа.

Денису стало неловко. Он прекрасно знал, что указывать женщинам на возраст нельзя. Тем более, если он солидный. Неловко получилось.

А тут еще эта ссора… Артем глядел волком. И когда солнце начало клониться к горизонту, напомнил:

– Ну что, идешь? Или струсил?

– Сам ты… струсил.

Артем довольно кивнул:

– Ну, тогда удачи. Только, чего бы ты там себе ни думал, в воду не заходи. И помни: мельница видна недолго, пока не стемнеет. Там деревья мешают, поэтому не пропусти. А взрослым я скажу, что вместе гуляли.

Денис удивился: прикрыть перед старшими – дорогого стоит. Но спасибо говорить не стал, побоялся, что уйдет злость. Да и подвоха опасался. Кивнул только. И зашагал к речке. Артем пошел в другую сторону, к Белке и остальным ребятам, которые с нетерпением ждали новостей.

Когда тропинка свернула в лес, стало темнее – деревья закрывали солнце. Денис заторопился. Не то чтобы он верил Артему, но условия спора нужно выполнить в точности. Дойдя до жернова, Денис уселся на него и оосмотрелся.

В быстро наступающих сумерках незабудки ярко выделялись на фоне темной травы. Кое-где робко мигали зеленоватые огоньки светлячков, пока еще слишком слабые и почти незаметные. Денис поймал одного. Он ползал по ладони, а потом взлетел, чтобы затеряться среди ветвей трехствольной ивы.

Все вокруг казалось нереальным, словно в хорошо сделанной компьютерной игре или 4D фильме. Последние солнечные лучи пронизывали лес, и мошкара танцевала в рассеянном свете. Мягкие отблески на воде, плеск рыбы. Шорох листвы… И какой-то странный звук. Денис покрутил головой, пытаясь понять, откуда он доносится. Река мешала, смазывала направление, а странный шум усилился. Вскоре стало ясно, на что это похоже: так шлепали по воде колесные пароходы. Денис никогда их не видал, но в кино они издавали такие же звуки. Терзаемый любопытством, он подошел к реке. Шлепки стали громче, и к ним добавилось громкое журчание – словно небольшой водопад. Значит, это отсюда! Как будто откликаясь на любопытство мальчишки, солнечные блики на воде ярко вспыхнули, закружились в какой-то дикой пляске – и вдруг ушли в глубину.

Это было настоящим чудом! Забыв о предупреждении, Денис приблизился и наклонился над самым омутом, придерживаясь за толстый ствол ивы. Вода здесь была темнее. Или так только казалось? Блики, превратившись в белесые шары, опускались медленно-медленно, выхватывая из мрака то испуганно метнувшуюся прочь рыбу, то длинные нити водорослей. Дениса передернуло – вспомнил, как тонул. А «светильники» все опускались и опускались, словно омут был бездонный. У Дениса затекла спина, но он боялся оторвать взгляд от открывшегося чуда. Наконец показалось дно, поросшее колышущейся тиной. Огоньки скользнули чуть дальше и словно растворились в воде, заставив её светиться. Из темноты постепенно выступали очертания какой-то постройки. Двускатная крыша над бревенчатым срубом. Узкое оконце без рамы. Дверь без крыльца. И огромное водяное колесо. Именно оно издавало шлепающие звуки.

Денис наклонился почти к самой воде. Страха не было, было странное оцепенение – как во сне. Показалось, в темноте окна мелькнуло чье-то лицо. Разглядеть бы получше! Денис всматривался в воду до рези в глазах, не замечая, как истончается, гаснет солнечный свет. Не понимал, что это тускнеют огоньки, а не подводит зрение. Чудилось, что за шумом колеса слышится, как скрипят плохо подогнанные половицы, мнилось, что дверь вот-вот откроется!

Он желал увидеть хозяина мельницы – и одновременно боялся. Хотелось бежать прочь, но тело перестало подчиняться, а мысли потекли медленно-медленно.

Он не услышал шагов. Почувствовал только сильный толчок в спину. Пальцы соскользнули, сдирая с дерева кору – и Денис полетел в темный, холодный омут.

Рейтинг@Mail.ru