Эллери Куин
Лицом к лицу
Глава 15
Доктор Сьюзен Меркелл выглядела смущенной. Она развлекала группу воскресных гостей в своей огромной квартире на Парк-Авеню, расположенной позади выходящего на улицу рабочего кабинета, и была весьма раздосадована внезапным вторжением.
– Я смогу уделить вам всего лишь несколько минут, – заявила она резким тоном и повела Эллери и Берка в кабинет, – Пожалуйста, быстро изложите суть дела и позвольте мне вернуться к гостям. – Доктор оказалась статной невысокой женщиной с точеной фигурой, грубоватыми для ее пола руками и на удивление мало подкрашенным лицом. Но зато слегка вьющиеся белокурые волосы были такими от природы, полные губы дышали чувственностью. Ее внешность идеально подходила для врача, на всем ее облике лежала печать чисто медицинской самоуверенности. – Зачем вы пожаловали сегодня? Меня уже подвергали допросу.
– За информацией. О ваших отношениях с Карлосом Армандо, – ответил Эллери.
– И на этот вопрос я уже отвечала. – Ее темно-зеленые глаза ни на секунду не изменили своего выражения. – Граф Армандо являлся мужем одной из наших пациенток. Он сам также несколько раз обращался ко мне за помощью. Ваш второй вопрос?
– Я еще с первым не закончил, доктор Меркелл. Поддерживали ли вы с Армандо отношения, которые можно охарактеризовать.., как непрофессиональные?
– Только дурак может задавать такие вопросы. А законченный идиот – отвечать на них.
– А вот у нас есть сведения, что вы поддерживали отношения именно такого рода.
– А кроме сведений, у вас есть что-нибудь? Доказательства, например? – На это Эллери ничего не ответил, а доктор Меркелл встала и улыбнулась. – Значит, нет. Какие вопросы вас еще интересуют?
– Сядьте, пожалуйста. Наш разговор не закончен.
Она пожала плечами и села.
– Помните ли вы, где провели вечер и ночь со среды на четверг? За день до новогоднего вечера?
– Я была в Центральном госпитале.
– И что там делали?
– Меня вызвали для срочной консультации.
– А кто бы пациентом?
– Мужчина с раком горла. Имени его я не помню.
– Кто вызвал вас для консультации?
– Ординатор по фамилии Кривитц – Джей Джером Кривитц, Присутствовал также хирург, доктор Израэль Мацетти.
– В какое конкретно время происходила ваша консультация?
– Я прибыла в госпиталь около одиннадцати, а освободилась за полночь, да. Джентльмены, вы напрасно теряете время и заставляете меня быть неучтивой с моими гостями. Доктор Меркелл поднялась опять, на этот раз с явным намерением больше не садиться. – На все эти вопросы я уже отвечала, я же говорила вам!
– Я, по крайней мере, ваших ответов не слышал, – заявил Эллери, – Доктор, что значит для вас слово «лицо»?
Зеленые глаза с каменным выражением уставились на него:
– Я ларинголог, а не дерматолог. Вы имеете в виду кожу?
– Может быть, я не знаю, просто спрашиваю. Вспомните, пожалуйста, не делала ли миссис Армандо замечаний по поводу чьего-нибудь лица? Или вообще по поводу лица или лиц?
– Вы или пьяны, или не в своем уме. Даже если она и говорила что-нибудь в этом роде, я бы едва ли запомнила подобную ерунду. Всего хорошего, джентльмены!
Глава 16
Они выяснили, что в данный момент Марта Беллина в Лос-Анджелесе на гастролях.
Поэтому они отправились в полицейский участок, где, как всегда, несмотря на воскресенье, застали инспектора Куина, с головой ушедшего в гору отчетов.
– Пусто! – простонал старик, – Ни одного самого завалящего фактика, будь он трижды проклят! Топчемся на месте. А вы, джентльмены, чем порадуете?
Эллери передал ему все, что удалось узнать.
– Так, значит, тоже все впустую. Я уже проверил, где эта Хаппенкляймер провела интересующую нас ночь…
– А я-то полагал, что Хаппенкляймер тебя не интересует, – усмехнулся Эллери.
– ..Просто на всякий случай, – фыркнул его отец, – Все сошлось. И у этой девицы, Темпль, – тоже. Алиби благодаря подружке по квартире. В Бостоне поинтересовались Номером Четвертым – Деффи Дингл. Что за нелепое имечко для взрослой женщины! Она внезапно легла по собственной воле в лечебницу в Спрингфилде.
Надеется поправить свое здоровье после того количества водки и мартини, которые влил ей в глотку Армандо. И с тех пор оттуда носа не показывает. Номер Третий – Арден Влитленд – путешествует с друзьями на яхте по Карибскому морю, начиная с позапрошлой субботы. Я запросил службы побережья, яхта еще не заходила в порты с самого момента ее отплытия. Так что с этими подружками Армандо покончено. Есть и подтверждение алиби доктора Сьюзен Меркелл – она была в госпитале.
– А что с оперной певицей? – спросил Харри Берк.
– Марта Беллина в Лос-Анджелесе. – Это мы и сами знаем, инспектор. А вот где она была в среду вечером?
– В Сан-Франциско. Она уже три недели на гастролях и в Нью-Йорк не возвращалась. Мы проверяли ее особенно тщательно, ведь в наше время можно в два счета слетать в Нью-Йорк и обратно. Но, судя по сообщениям калифорнийский властей, у нее железное алиби.
– Остается женщина под фиолетовой вуалью, – задумчиво произнес Эллери. – О ней что-нибудь удалось узнать, папа?
– Меньше, чем ничего. Вернее не больше, чем сообщил ваш приятель Кипли. Последний раз женщину с такими приметами видели с Армандо накануне Рождества. Если он с тех пор с ней и встречался, то нам об этом ничего не известно.
– Остается женщина под фиолетовой вуалью, – снова задумчиво произнес Эллери.
– Что ты заладил, как попугай?!
– А что я еще могу сказать? Ведь она единственная знакомая Армандо, у которой нет алиби на момент убийства!
– Если только вы не найдете ее наконец и не выяснится, что и у нее имеется алиби, – скептически заметил Берк.
– Ладно, пусть на нее пока падает подозрение в соучастии, – хмуро согласился инспектор Куин. – Но в таком случае у нас есть ровно столько же оснований подозревать десятки других неизвестных женщин. Армандо имеет такое неотразимое влияние на самых глупых представительниц и так не отличающегося умом противоположного пола, что мог использовать любую, н в таком случае наши розыски не кончатся даже к тому времени, когда человек высадится на Марсе!
В этот хлопотливый день еще одна, последняя, встреча состоялась с самим покорителем дамских сердец. Они застали Армандо в роскошной двухэтажной квартире на Парк-Авеню. Он держал в ухоженных пальцах бокал с бургундским и разбавлял его водой. Телевизор показывал шоу Эда Салливана. Он не предложил выпить вошедшим и даже не предложил им присесть.
– Наедине с ящиком, граф? – спросил Эллери. – А я-то ожидал застать вас в обществе «мисс Плейбой», ублажающей безутешного вдовца и изо всех сил старающейся смягчить его горе!
– Невежа! – отвечал Карлос Армандо, – неужели я никогда не избавлюсь от ваших нахальных приставаний? Мою жену должны завтра похоронить, а вы жестоко терзаете меня. Что вам нужно?
– Я мог бы попросить вас поделиться секретом вашего неизменного успеха у женщин. Но боюсь, что это – врожденное свойство, и ему нельзя научиться… Кто эта женщина под фиолетовой вуалью?
– Простите, не понял?
– Бросьте, Армандо! – вмешался Харри Берк. – Не надо валять дурака. Вся эта вереница особ женского пола – вы же не в крестики-нолики с ними в парке играли? Небось, знали каждую, как облупленную! И помимо ваших тайных подвигов вы еще увивались за дамочкой в фиолетовой вуали. Совершенно открыто, что на первый взгляд чрезвычайно глупо для такого осторожного человека, как вы. И мы хотим знать, кто эта особа.
– Ну и узнавайте.
– Отвечайте на вопрос, ну!
– Вам не удастся выжать из меня ни единого слова об этой женщине, – с чувством произнес Армандо. – Вы, англосаксы, всегда невозможно бестактны, когда дело касается женщин! (Старина, я скорее кельт, – вставил шотландец). Вот почему все ваши любовные похождения и супружеские измены так скучны и жалки по сравнению с изощренным мастерством в этой области у жителей южной Европы! Ведь мы, европейцы, досконально изучили потребности женщин, а вы – только свои собственные… А во-вторых, женщины хотят – я не скажу вам, чего они хотят во-первых! – чтобы на каждом углу не трезвонили об их сердечных делах и не трепали их честное имя. Я часто наблюдал, как американцы в мужской компании хвастаются своими любовными победами, попивая бренди и попыхивая сигарами, как будто все женщины сплошь уличные девки! Так что плевать я хотел на ваш вопрос! – Армандо поджал чувственные губы.
– Браво! – скривился Эллери. – Но, Карлос, мы сейчас не в мужском клубе за стаканом брэнди. И не любовные победы нас занимают. Вашу жену застрелили, и явно не случайно. И это вы обеспечили ей переход в мир иной…
– А вот это я решительно отрицаю! Начисто! – с жаром воскликнул Армандо. – Это клеветнические измышления! Я хотел бы указать вам на тот факт, что когда в мою жену стреляли, я находился в гостях у мисс Вест. Ах, если бы я был посторонним в этом деле! Я тут же привлек бы вас к суду за оскорбление личности. Увы, я повязан теперь по рукам и ногам! Я могу только требовать, чтобы вы немедленно покинули пределы этой квартиры! Ни Эллери, ни Берк не двинулись с места.
– Парень просто чудо, не правда ли? – усмехнулся Берк. – Такой откровенной наглости я еще, не встречал. Скажи-ка мне, Граф, а во всем, что не имеет отношения к содержимому твоих трусов, ты так же прыток и отважен? Я был бы не прочь сойтись с тобой на пару раундов в жестком спарринге[14], чтобы выяснить этот вопрос.
– Мистер Берк! Вы угрожаете мне физической расправой! – всполошился Армандо, бросая быстрые взгляды на ближайший телефонный аппарат. – Если вы немедленно не уйдете, я вызову полицию.
– Я почти не могу устоять перед искушением позволить вам сделать это и посмотреть – что из этого выйдет! – сказал Эллери. – Лучше отвечайте: женщина в вуали – это та самая пташка, которая попалась в ваши любовные сети и была вынуждена ради вас застрелить вашу жену? Ведь рано или поздно мы ее все равно обнаружим, я вам обещаю!
Армандо расплылся в улыбке.
– Желаю удачи в ваших нелегких поисках, друзья мои! – игриво сказал он.
Эллери смерил его задумчивым взглядом, а потом сказал:
– Пойдем на свежий воздух, Харри. А то здесь так воняет, что дышать нечем!
Глава 17
– Куда же мы отправимся? – спросила Роберта Вест Харри Берка.
Шотландец смущенно пробормотал:
– Я хотел, мисс Вест… Надеюсь, вам там понравится. Он позвонил ей поздно вечером в воскресенье, повинуясь внезапному порыву. Сразу же после того как расстался с Эллери. И к его радости она как раз была не прочь немного развлечься. Они насладились запоздалым обедом при свечах в итальянском ресторанчике в укромном местечке на Второй Авеню.
Кьянти[15] подавалось в оплетенных бутылках с невероятно длинным и узким горлышком.
Такси пересекло 59 Стрит и свернуло на запад. Улицы были приятно безлюдны. Прохладная ночь искрилась звездами. Роберта с любопытством взглянула на своего спутника:
– Вы чем-то взволнованы?
– Может быть.
– А могу я узнать – чем?
– Да так… – Она готова была поклясться, что даже в темноте было видно, как заалели его щеки. Он невнятно добавил:
– Вами, например…
Девушка звонко рассмеялась.
– Это что – образец современной английской манеры вести светский разговор? Здесь это уже давно не в моде.
– Это не светский разговор, мисс Вест, – с трудом выговорил Берк. – Мне некогда было учиться светским манерам.
– Вот как! – только и сказала Роберта.
Они молчали, пока такси не выехало на площадь. Берк расплатился с таксистом, помог выйти Роберте и подождал, пока машина скроется из виду.
– А что теперь? – выжидательно спросила девушка.
– Вот что, – Он деликатно взялся за пушистый локоток ее теплого пальто и повел к одному из экипажей, запряженных тройкой лошадей, ожидающих у края тротуара. – Покатаемся по парку, а? Если, конечно, вы согласны…
– Великолепная мысль! – слегка взвизгнула от восторга Роберта и вскочила в экипаж, восхитительно пропахший лошадьми, старой кожаной сбруей и овсом. – Вы что-нибудь смыслите в этом? – воскликнула она, когда шотландец поместился рядом с ней и завозился с ремешками от кожаной полости. – Сколько живу в Нью-Йорке, а ни разу не ездила в этих штуках.
– А вы что-нибудь смыслите в этом? – пробормотал Берк. – Я вот сколько ни жил в Лондоне – а в таких штуках тоже не ездил.
– Вы хотите сказать, что ни разу не катались на этих забавных конных упряжках?
– Ни разу.
– Удивительно!
Некоторое время спустя, когда их коляска тряслась по дорогам Центрального парка, обдаваемая запахами проносящихся мимо автомобилей, Харри Берк осторожно просунул руку под меховую накидку и нащупал ладонь Роберты.
Еще через некоторое время, уже на обратном пути к стоянке, он наклонился и – уже ничего не соображая от отчаяния – потянулся к ее губам.., и тут же встретил их. Он ощутил их под своими, как две плотно сомкнутые упругие резиновые подушечки.
– И это все, мисс Вест? – прошептал Берк. Он услышал ее кроткий смешок.
– Если дело оборачивается таким образом, Харри, то не кажется ли вам, что вы могли бы называть меня Робертой?
Только когда он оставил Роберту у ее подъезда – она категорически запретила провожать ее наверх – только тогда он осознал, что она так и не ответила на его вопрос: может ли за этим что-нибудь последовать или нет?
Он вздохнул (все-таки скорее счастливо, чем несчастно). У него были веские основания надеяться, что кое-что может последовать – и последует!
Со временем.
Глава 18
Стало уже традицией выставлять полицейское наблюдение на похоронах убитых. Причина крылась, видимо, в своеобразной «теории притяжения»: убийцу помимо его воли тянет взглянуть в последний раз на свою жертву. Инспектор Куин всегда исправно посылал своих людей на кладбище Лонг-Айленд. Эллери же обычно отказывался от участия в этой церемонии – его розыскные методы всегда несколько отличались от официальных, полицейских. Что до него, то в данном случае он и так был уверен – кто убийца. Если не на деле, то хотя бы как автор и вдохновитель всего преступления. Кроме того, у него не было душевных сил спокойно созерцать комедию, которую наверняка собирался играть Армандо на похоронах. Само собой разумелось, что женщина в фиолетовой вуали не появится. Армандо уж позаботится об этом!
– Он, наверное, по телефону ее предупредил, – сказал Харри Берк, когда они приступили к запоздалому завтраку. – Помню, до меня доходили слухи о том, что в вашей распрекрасной Америке власти для пущей безопасности время от времени позволяют себе прослушивать телефоны?
– Не вижу в этом ничего плохого… А уж услышать тем более ничего особенного не удастся, – заявил Эллери с набитым ртом, уничтожая канадский бекон с жареными яйцами. – Армандо вряд ли будет настолько неосторожен… Если я правильно оценил способности Армандо, то, значит, мисс Вуаль получила инструкции на долгое время вперед. Меня гораздо больше интересует сегодняшнее чтение завещания.
– А кто там будет?
– Из тех, с кем еще не встречались, – Сельма Пилтер, старинный менеджер Глори.
Эллери потянулся к телефону и набрал номер.
– Фелипе? Есть надежда, что мистер Кипли уже встал с постели? Это Эллери Куин.
– Вот уж точно славненькая страна… – пробурчал Берк, с удивлением взглянув на свои часы.
– Сейчас посмотрю, – уклончиво ответил Фелипе. Через секунду в барабанные перепонки Эллери ударил хриплый вопль репортера:
– Черт бы тебя побрал, приятель! Ты когда-нибудь спишь или нет? Ну что там еще с твоей Гилд? Кончил дело?
– Боюсь, что пока нет. Хотел узнать у тебя кое-что.
– Ты имеешь в виду – кое-что сверх договоренного раньше? А что я буду с этого иметь?
– Кип, все в свое время! Ты в накладке не останешься, – заверил его Эллери. – Что тебе известно о менеджере Глори, Сельме Пилтер?
– А что может быть известно о Сфинксе? На ее репутации ни пятнышка – если именно это тебя интересует. И если ты думаешь, что граф умудрился и Сельму к рукам прибрать, то ты глубоко ошибаешься! Даже для него это почти безнадежное занятие. Она бесчувственна, как египетская мумия.
– Сколько ей лет, Кип?
– Четыре тысячи, если смотреть в корень… А так на вид – шестой десяток. В былые времена она сама пела. Но очень давно. Большого успеха не имела и быстро завязала с этим, целиком посвятив себя бизнесу на чужом таланте. Благодаря ей Глори стала миллионершей.
– Это я и сам знаю. Но, возможно, есть еще что-нибудь, что мне не мешало бы узнать.
– Ну, они с Глори жили душа в душу. Никогда не было разногласий, обычных для взбалмошных артистов и их менеджеров. С одной стороны, Сельма не представляла собой угрозы как женщина и соперница в любви и искусстве, а с другой – у нее была замечательная деловая хватка. Ну что еще? Характерно, что, помимо активной работы, она никак себя не проявляла. Если у нее и была личная жизнь и собственные пристрастия, то она всегда держала их при себе. Глубокая натура!
– Как это?
– Глубокая. Ты что, английского не понимаешь?
– Спасибо, Кип;
– Ох, когда же, наконец, мне тоже будет за что тебя поблагодарить, шеф?
На чтение завещания они пришли немного рановато. Вильям Мелони Уессер оказался крупным, полным и спокойным на вид мужчиной с галстуком в горошек и глазным тиком. Тик весьма заинтересовал Харри Берка.
– Я не могу сказать, что очень хорошо знал Глори, – заявил адвокат, сидя с ними в приемной в ожидании участников похорон. – В основном я поддерживал с ней связь через Сельму Пилтер. Кстати, я не встречал еще среди женщин более энергичного и талантливого бизнесмена. Именно Сельма посоветовала Глори воспользоваться услугами моей фирмы, когда та искала, кому поручить ведение своих дел. Сельма направила ко мне еще множество своих клиентов.
– Насколько я понимаю, вы стали поверенным Глори не так давно?
– Почти пятнадцать лет назад.
– О! Это солидно. А до вас у нее кто-нибудь был?
– Вилис Феннимен, из «Феннимен и Гоух». Но старина Вил умер, а Гоух Глори не нравился, она говаривала, что они с ним «никогда не споются». – Расспросы вызывали у Уессера скорее любопытство, чем тревогу. – Мистер Куин, я правильно понял: меня допрашивают по поводу убийства?
– Да так, скорее по привычке, мистер Уессер. Простите. Кроме того, полиция уже занималась вами и нашла работу вашей фирмы безупречной; придраться не к чему!
Уессер довольно хмыкнул, и тут же секретарша доложила о прибытии людей с похорон. Он только хотел распорядиться, чтобы их пригласили сюда, как Эллери торопливо спросил:
– Один момент, мистер Уессер. Не имеет ли для вас особого значение слово «лицо»?
Адвокат растерялся:
– А какое еще значение оно может иметь?
– Подумайте – лицо! «Face»!
– Вы подразумеваете – в связи с убийством?
– Совершенно верно.
Уессер недоуменно покачал головой.
Глава 19
Карлос Армандо ввел Лоретту Спейнер в приемную адвоката со всей почтительностью, на которую только был способен. Это бросилось в глаза всем присутствующим. Казалось, что девушке его поведение отчасти льстит, а отчасти – раздражает. Армандо немедленно встал на страже у ее кресла. Для его стола она была еще неведомым блюдом, с которым, следовательно, требовалось особенно осторожное обращение. Джин Темпль он вообще не замечал. То ли это было презрение к уже использованному объекту, то, ли благоразумие опытного ловеласа – Эллери никак не мог решить.
Но в любом случае секретарша покойной оказалась в тяжелом положении. Рядом с пышной, похожей на херувима блондинкой с пухлыми губками и ямочками на щеках мисс Темпль казалась плоским отпечатком с передержанного фотоснимка. Она сама хорошо сознавала свое убожество, поэтому лишь на секунду с отвращением взглянула на Армандо, а потом опустила глаза и больше их уже не поднимала.
Сельма Пилтер потрясла Эллери до глубины души, ему тут же вспомнилась меткая характеристика Кипа. Уродство этой старой женщины превратилось уже в некое эстетическое достоинство (сродни уродству Линкольна или баронессы Бликсен). Ее высохший скелет был таким тощим, что, казалось, состоял из одних невесомых трубчатых костей, наподобие птичьих. Эллери почудилось, что сейчас она взмахнет руками и поплывет по воздуху к своему стулу. Ее длинное лицо настолько сужалось книзу, что подбородка почти не существовало.
Грубая темная кожа напоминала русло пересохшей реки со сморщенными твердыми полосами ила. Ее нос походил на кривую восточную саблю, а от губ веером расходилась сеть глубоких морщин. В отвисших мочках ее ушей болтались африканские кольца из эбенового дерева. (Может быть, и кресло со слоновьей попоной, и фигурка воина в комнате Глори Гилд были подарками Сельмы Пилтер? Все пальцы и запястья старухи были унизаны украшениями африканской ручной работы.) Из-под тугого тюрбана на ее голове выбивалась небольшая прядка волос, выкрашенных в цвет воронова крыла. На остальных частях тела ее истощенную плоть скрывал строгий костюм, шею тщательно, обвивал шарф. Крошечные птичьи ножки подпирали тонкие высокие каблуки – все в целом напоминало ходули. А вот ее глаза представляли собой резкий контраст со всем остальным: черные, яркие, живые, как у Карлоса Армандо. В них светился недюжинный ум. Во всем облике старой женщины было что-то средневековое. Эллери чрезвычайно заинтересовался ею. Берк, заметил Эллери, – тоже.
Инспектор Куин явился последним. Он аккуратно прикрыл за собой дверь и остался стоять, прислонясь к ней спиной. Эллери жестом предложил ему свой стул – в приемной недоставало двух стульев, но инспектор отрицательно покачал головой. Он явно собирался оставаться в позиции, удобной для наблюдения за лицами всех присутствующих.
– Мы собрались здесь сегодня, – начал Уессер, – для чтения завещания Глори Гилд Армандо. Двое заинтересованных лиц присутствовать не могут: Марта Беллина, гастролирующая в Калифорнии, и доктор Сьюзен Меркелл, вызванная на срочную консультацию.
– Завещание, – продолжал адвокат, отпирая один из выдвижных ящиков секретера и доставая плотный конверт, запечатанный сургучом, – или, правильнее, копия завещания, должным образом засвидетельствованная и заверенная. – Он сломал печать и достал документ на голубом официальном бланке, – Последний раз копия была подписана восьмым декабря этого года.
Эллери узнал конверт. Это был тот самый, который обнаружили в металлическом ящичке в тайнике Джи-Джи в стене за репродуктором. На нем еще была надпись: «Мое завещание. Вскрыть должен мой поверенный, Вильям Мелони Уессер». Последняя дата завещания показалась Эллери очень многозначительной. Восьмое декабря – всего лишь семь дней спустя после первого декабря, на который приходится пустая страница в дневнике Глори. Та самая, где от тепла зажигалки проступило «Гасе». Что-то случилось первого декабря – что-то настолько важное для бывшей певицы, что заставило ее немедленно заняться поисками своей племянницы – Лоретты Спейнер и через неделю заново переписать завещание (невозможно представить, чтобы раньше у нее не было завещания).
Эллери оказался прав в своих рассуждениях, ибо Уессер начал читать вслух:
– Это моя последняя и окончательная воля, отменяющая все предыдущие завещания, написанные до этого дня… – и так далее, по стандартной схеме. Это завещание было вызвано настолько серьезными причинами, что Глори Гилд даже не решилась прямо написать о них в дневнике, а прибегла к помощи симпатических чернил и тайного кода – единственного слова «лицо». Такое поведение очень напоминало акт отчаяния.
Эллери прервал свои размышления и сосредоточился на сути завещания.
Уессер зачитывал длинный список отдельно названных благотворительных обществ, которым были оставлены на удивление ничтожные суммы, не превышающие 100 долларов. В основном же – 25 или 50 долларов. На фоне огромных размеров богатства убитой эти суммы выглядели очень красноречиво и приоткрывали новые черточки ее характера. Эллери понял, что Глори была из тех неприятных натур, которые пытаются убить одним ударом сразу множество зайцев, разбивая свои дары на минимально возможные порции, чтобы количеством компенсировать качество своих добрых деяний и выглядеть в наиболее выгодном свете с наименьшими потерями для себя. Глори таким образом старалась найти компромисс между свойственной ее типу людей и жаждой стяжать восхищение окружающих. Армандо, маячивший, как тень, за спиной Лоретты Спейнер, казался очень довольным.
Но дальше посыпались парадоксы один за другим. Посмертный дар в десять тысяч долларов предназначался «моей верной секретарше Джин Темпль». (Верная секретарша испуганно вздрогнула и на секунду, подняла полный изумления взгляд на лицо адвоката, но тут же опустила его обратно. Кроме удивления в ее взгляде Эллери успел заметить радость и – без всякого сомнения – стыд).
«Моей дорогой подруге Марте Беллина» завещалась такая же сумма. (И снова парадокс – ведь оперная дива была и так богата, как жена креза, ибо помимо бешеных гонораров унаследовала состояния двух своих далеко не бедных мужей, которых похоронила. «Моему лечащему врачу и подруге Сьюзен Меркелл» тоже предназначалась сумма в десять тысяч. (Следующая нелепость – практика доктора Сьюзен Меркелл приносила ей ежегодно шестизначные суммы).
Сельме Пилтер, «дорогой подруге, блестящим деловым способностям которой я обязана всем, что имею…» (Эллери пристально следил за старухой. Но крохотное сморщенное личико ничего не выражало. Или она великолепно владела собой, или просто знала дальнейшее содержание текста.) «.., оставляю сумму в сто тысяч долларов».
Эллери услышал, как Армандо выругался по-итальянски себе под нос.
Эллери напряженно подался вперед. Уессер пробежал глазами дальнейший текст и неловко замялся. Он был чем-то очень смущен.
«Моему мужу Карлосу», – заговорил адвокат и смолк опять.
Черные глаза Армандо впились в губы Уессера.
– Ну? – поторопил он, – Ну же!
Эллери подумал, что такая откровенность чувств обычно Армандо не свойственна.
«Моему мужу Карлосу», – адвокат опять на секунду замялся, но тут же взял себя в руки, – «чтобы поддержать его существование на то время, пока он не найдет себе нового источника доходов, я оставляю пять тысяч долларов».
– Что-о?! – заверещал Армандо. – Вы сказали – пять тысяч?!
– Боюсь, что вы не ошиблись, мистер Армандо.
– Но это.., это же форменный грабеж! Это какая-то ошибка! – Безутешный вдовец истерически размахивал руками, – Действительно, у нас было соглашение с Джи-Джи, по которому я отказывался от всех притязаний на ее имущество. Но я хотел бы обратить ваше внимание на то, мистер адвокат, что, с другой стороны, там было оговорено, что по истечении пяти лет Джи-Джи уничтожит это соглашение. Пять лет прошло. И она разорвала его у меня на глазах! Почти год назад. Значит, она не имеет права отделываться от меня жалкими подачками!
– Не знаю, что там она разорвала у вас на глазах, мистер Армандо, – смущенно поежился адвокат, – но ваш предварительный брачный договор все еще в целости и сохранности. А следовательно, и в силе… – Он помахал какой-то бумагой. – Вот его копия, прилагаемая к копии завещания. Оригинал договора приложен к оригиналу завещания. Оба – в суде по делам о наследстве и опеке.
– Не поверю, пока не увижу своими глазами!
– Увидите. – Уессер торопливо поднялся, но Армандо уже одним прыжком очутился около него и вырвал бумагу из его рук. Недоверчиво пробежал ее глазами.
– Но я клянусь, что она изорвала оригинал на мелкие кусочки и тут же сожгла их! – Безутешный вдовец в панике заметался по комнате, бормоча:
– Теперь я понял, я понял! Она не показывала мне бумагу, просто сказала, что это наше соглашение.., и я был так глуп, что поверил ей на слово! А она сожгла ничего не значащую бумажонку! – Следом хлынул поток ругательств;
Эллери никак не мог понять на каком языке? (Может, румынском, или на языке его наиболее вероятных предков, цыган?) – Она одурачила меня! – выл Карлос. Ее изрытое угрями лицо горело мучительной ненавистью к Глори. Казалось, он не понимал очевидной для всех остальных истины: что Глори Гилд знала или подозревала о его постоянной супружеской неверности, и в ее глазах он сам давно нарушил условия их договора, – Я подам в суд! – визжал он, – Я требую экспертизы!
– Это ваше право, мистер Армандо, – пожал плечами Уессер. – Но я не вижу в этом смысла. Вам будет очень сложно отрицать подлинность вашей подписи на договоре. И сам факт его существования по истечении пятилетнего срока – бесспорное доказательство, что ваша жена считала ваши обязательства невыполненными. Думаю, вам нечем опровергнуть ее подозрения. Между тем никто не станет сомневаться в реальности существования документа, находящегося перед глазами, на основании вашего голословного утверждения, что Глори уничтожила его.
– Я должен получить по крайней мере треть ее имущества! Это миллион долларов! Моя доля вдовца! Что за произвол.
– В соответствии с вашим предварительным брачным договором вам придется удовлетвориться пятью тысячами, оставленными вам женой.
Армандо схватился за голову и скорчился.
– Я добьюсь своего! Я добьюсь своего! – бубнил он. Затем он взял себя в руки, решительно поджал губы и занял свое прежнее место за спинкой стула Лоретты Спейнер, уставясь прямо перед собой. Эллери догадывался, что его внутреннему взору открылась вся абсурдность его положения: подстроить убийство собственной жены ради жалких пяти тысяч долларов вместо миллиона, на который он рассчитывал! Значит, кто-то другой окажется главным наследником Джи-Джи…
Эллери увидел, как пронзительные черные зрачки Армандо сузились в невероятном усилии увидеть, кто же этот счастливец? Адвокат продолжал читать: «Я завещаю все мое состояние, движимое и недвижимое имущество моей ближайшей кровной родственнице – племяннице, Лоретте Спейнер, если она будет найдена…» Далее следовал длинный параграф, предусматривающий тот случай, если Лоретта Спейнер умрет раньше завещательницы или не будет найдена (живой или умершей) – в течение семи лет после смерти завещательницы. В этом случае предполагалось основать фонд для поддержки начинающих или нуждающихся певцов и музыкантов. Порядок основания и использования фонда обговаривался до мельчайших деталей, теперь уже излишних: Лоретта Спейнер была найдена живой и здоровой, и ее личность юридически установлена. Первым заговорил Карлос Армандо:
– Примите поздравления, Лоретта! Не каждая воспитанница приюта оказывается миллионершей в двадцать два года. – В его голосе не было и тени недавнего отчаяния. Граф явно на что-то решился. Он напоминал боевого генерала, который не считает нужным терять время на оплакивание былых поражений, а предпочитает строить планы новых атак. (Эллери подумал, что сейчас Армандо должен в душе до небес превозносить собственную подсознательную прозорливость, толкнувшую его уже с первой встречи на настойчивое ухаживание за Лореттой.) Что касается молодой наследницы, то она сидела совершенно ошеломленная:
