Каждую ночь после смерти королевы Сэда, неподвижно сидя в кресле в углу детской, притворяясь спящей, слышала тихий скрип качающейся колыбели и знакомый женский голос, напевающий протяжную, заунывную мелодию. Старухе было страшно открыть глаза и увидеть покойницу, баюкающую принца. Ей достаточно была тусклого голубоватого света, который она видела сквозь полуприкрытые веки – не иначе как сияние мира мёртвых. Если верить легендам, всякий, кто его увидит – умрёт.
Ночь – единственное время, когда маленький принц не плакал и спал спокойно. Сэда знала, что это значит: мир живых мальчику уже стал чужим. Ещё чуть-чуть, и королева сможет забрать его с собой.
– Сэда, – на девятую ночь, изменив сложившейся традиции, королева заговорила. – Открой глаза, я знаю, что ты не спишь.
Чувствуя, как в жилах застыла кровь от того, насколько жутким и неестественным казался некогда знакомый голос, старуха выполнила приказ.
Королева, вопреки ожиданиям Сэды, находилась не возле колыбели в центре комнаты, а стояла в противоположном конце детской, возле окна, и её фигура лишь смутно угадывалась в неестественно густом мраке, который не мог рассеять даже свет луны. Что примечательно, несмотря на то, что королева не касалась колыбели, та всё равно мерно раскачивалась, тихо клацая деревянными ножками по каменным плитам. И голубой свет, тревоживший няню все эти ночи, исходил именно от колыбели – светилась серебряная брошь в виде бутона розы, пришпиленная к бархатной обивке в изголовье.
– Ваше Величество? – на негнущихся ногах Сэда поднялась из кресла и отвесила покойнице положенный низкий поклон.
– Завтра вечером сразу после ужина ты отправишься с Элейном на прогулку в сад, – проговорила королева тихим голосом. – Возьми тёплую одежду для вас обоих – гулять придётся долго.
Сэда судорожно сглотнула и кивнула – спорить с человеком, вернувшимся из мира мёртвых, было себе дороже.
– До этого ты ни разу не сказала королю, что я навещаю сына, – заметила Кальмия. – Я благодарна тебе за это. – Раздался негромкий металлический звон, и к ногам старухи упал объёмный мешочек, судя по всему туго набитый монетами. – Если и в этот раз промолчишь и с точностью выполнишь мои распоряжения, получишь ещё столько же.
Сэда нахмурилась.
– Выше Величество, вы ведь не навредите Его Высочеству? – взволнованно спросила она.
– Нет. Он будет жить и однажды станет королём. А ты и после завтрашней ночи продолжишь быть его няней.
– Хорошо, – Сэда почувствовала облегчение. Наклонившись, она подняла мешочек с пола и убрала его в карман своего платья. – Я ничего не скажу королю и сделаю всё так, как вы велели.
Ванфрейм боялся уснуть. Девятую ночь к ряду, стоило ему только закрыть глаза, как перед ним являлась Кальмия. Замотанная в непонятную белую хламиду, перепачканную кровью, со спутанными волосами, в которых копошились черви и опарыши, она стояла перед ним, вытянув вперёд тощие руки с неестественно длинными чёрными ногтями, напоминавшими когти хищной птицы, и, сверкая зловещими белёсыми глазами, замогильным голосом повторяла одну и ту же фразу: «Я приду за тобой».
Король не мог ничего поделать. От кошмаров не помогали ни снадобья лекарей, ни вино. В какой-то момент Ванфрейм начал путать сон и реальность. Передвигаясь днём по замку, он то и дело видел фигуру в белом, мелькавшую то тут, то там. Даже находясь среди своих рыцарей и советников в тронном зале или на пиру, он слышал зловещий шёпот: «Я приду за тобой», – и чувствовал направленный на себя взгляд, от которого кровь стыла в жилах.
Желая избавиться от наваждения, Ванфрейм приказал схватить бывшего Второго министра – и по совместительству собственного свёкра, – и вернуть его в замок.
– Угомони свою дочь! – потребовал от Ордрофа Ванфрейм, как только стража приволокла того в замок в кандалах. – Либо она оставит меня в покое, либо ты и вся твоя семья умрёте.
Ордроф поднял на короля тусклый взгляд и криво усмехнулся.
– Ваше Величество сам объявил, что его супруга скончалась от болезни. Как же я могу о чём-либо её просить?
Несколько мгновений Ванфрейм сверлил бывшего свёкра тяжёлым взглядом. А затем повернулся к страже:
– Уведите его в темницу. Возможно, посидев пару дней на хлебе и воде, он станет более сговорчивым.
Той же ночью стены замка содрогнулись от оглушительных ударов, донёсшихся откуда-то со стороны подвала. Дюжина солдат отправилась вниз выяснить, что произошло. И их поглотила тьма. До тех, кто остался наверху, только донеслись отчаянные крики и лязг мечей, а затем всё стихло. После чего со стороны подвала медленно, точно ленивая гусеница, выплыла тонкая струйка сизого дыма, за считанные мгновения заполнившая весь этаж.