Ксения Кантор
Rock`n`Love

Чувствуя, какая она узкая и мокрая внутри, я понял, что больше не готов ждать ни секунды. Возбуждение выжигало вены, закручиваясь узлом в паху. Еще чуть-чуть, и мои яйца разорвет на части.

– Презерватив, – тихо прошелестел ее голос.

Сквозь грохот собственного сердца мне не сразу удалось расслышать. А когда смысл сказанного дошел, я замер. Более тупой ситуации сложно себе представить. У меня не было с собой резинок и похожее у нее тоже. И все же я не терял надежды:

– У тебя есть?

Ее зрачки стали еще больше, полностью перекрыв бирюзовую радужку. По растерянному выражению лица стало ясно, мы в полном дерьме. Не сдержавшись, я выругался. На смену сумасшедшему возбуждению стремительно спешило раздражение. Максимально разгоряченные и готовые наконец-то трахнуться, мы зависли в шаге от желаемого. Но окончательно рухнуть с небес на землю мне не дали. Удивительно, но она сообразила первой. Сев на кровати, перчинка нетерпеливо зашептала:

– Оставайся здесь. Я быстро сбегаю в каюту к Эмбер, у нее точно есть с собой презервативы.

Легонько поцеловав меня в губы, Ники быстро поправила купальник и выскользнула за дверь.

Спустя минуту, я прислушался. Поднялся и приоткрыл дверь. С палубы по-прежнему доносилась музыка и громкие голоса. Черт, где она застряла? Почему так долго? Вытянувшийся дугой член нетерпеливо взирал на меня снизу вверх. Мол, чувак, долго еще мне тут торчать?

Еще через пять минут я закрыл дверь и, прислонившись к ней спиной, беззвучно рассмеялся. Наконец, до меня дошло. Она не планировала возвращаться. Воспользовавшись моментом, кинула меня здесь одного – голозадого, перевозбужденного, а сама улизнула к друзьям. Такого унижения я еще не испытывал. Николь снова удалось урыть меня. Как же ей должно быть сейчас весело!

Натянув шорты, я дошел до гальюна и заперся. Чтобы хоть немного прийти в себя, мне пришлось умыться холодной водой раз пять. В паху неприятно тянуло, низ живота ныл, и фраза «звенят яйца» обрела практическое значение. Они действительно звенели при каждом движении. Черт бы побрал несносную стерву!

Вернувшись на палубу, первое, что я увидел – издевательскую ухмылочку. Перчинка сидела между Уилом и Крисом и непринужденно покачивала в воздухе изящной лодыжкой.

Резко сорвавшись с места, я перемахнул через борт и с головой погрузился под воду. Здесь на глубине царило вселенское спокойствие и тишина. И я впитывал их, как морская губка, приводя чувства и мысли в порядок. В голове звучала незнакомая мелодия, спокойная, но вместе с тем надрывная, нечто между Metallica и Nickelback. Я с интересом прислушивался, гадая, что бы это могло значить. Может, проснулся дремавший во мне композитор, или включилась защитная реакция психики, ограждая меня от недавнего потрясения. Мелодия звучала круто, мне хотелось ее запомнить и непременно когда-нибудь воспроизвести.

Вынырнув, я погреб подальше от яхты. Вокруг плескались толщи воды, над головой ослепительно светило солнце, и, втягивая солоноватый свежий воздух, я ощущал, как негативные эмоции отступают. Перевернувшись на спину, позволил волнам подхватить тело и расслабился. Музыка в моей голове не замолкала, напротив, звучала уверенней. Сплетались переливчатые аккорды гитары, фортепьяно и мерные биты океана идеально ложились на незнакомую мелодию.

К хорошему року меня приучил отец. Он мог сколько угодно притворяться серьезным бизнесменом, занудливым и правильным, но внутри него всегда жил безбашенный рокер. Всю молодость он собирал диски с любимыми группами и включал их при первой же возможности – дома, в машине, в компании друзей. Сколько себя помнил, мы вечно путешествовали под лучшие рок-композиции, и такие имена, как Иэн Гиллан, Джон Блэкмор, Джими Хендрикс, не были для меня пустым звуком. Они стали для меня кумирами.

Однажды утром родители, как обычно, везли меня в школу. Кажется, мне тогда было лет семь. Из динамиков звучала песня: «Smells Like Teen Spirit», я подпевал и так разошелся, что неожиданно взял все верхние ноты Курта. Не вот тебе достижение, но родители сильно впечатлились и отвели меня к преподавателю по вокалу. Так начались мои мучения в музыкальном кружке. В отличие от безупречного вкуса отца, училка отдавала предпочтение занудным школьным песням. И уже спустя месяц мною овладело нестерпимое желание бросить музыку ко всем чертям собачьим. Но отец так гордился мной, что я не посмел этого сделать. Мне не хотелось его разочаровывать. В те времена мы были как никогда близки. Он возил меня по бесчисленным музыкальным конкурсам, и в некоторых я даже побеждал. Все изменилось, когда мне исполнилось двенадцать. Голос начал ломаться, и родители отнеслись к переменам как к катастрофе. Я тогда был совершенно потерян и сильно злился на них. Мне казалось, родители любят меня только из-за выдающихся вокальных данных, лишись я их, закончится и родительская любовь. Словом, то были темные времена для нашей семьи. Когда подростковый период миновал, мой голос все еще был со мной. Более глубокий и сильный, в отличие от отношений с родителями. Они до сих пор так и не восстановились.

Не знаю, сколько я так дрейфовал, отдавшись на волю волнам. Возвращаясь на яхту, чувствовал себя спокойно и уверенно. Наверное, все дело в музыке, она всегда действовала на меня лучше любой психотерапии. И немного в океане, его переменчивый нрав идеально совпадал с моим.

Николь.

Я действительно была готова переспать с Киллианом! Помутнение рассудка, не иначе. Сегодня я прошлась по такой тонкой грани, что меня потряхивало до сих пор. Окажись у него презерватив, и мы бы сношались с энтузиазмом кроликов до самого причала. Даже не сомневаюсь!

Нужно срочно избавиться от этого наваждения. А еще лучше поставить литровую капельницу и хорошенько почистить кровь от грязных флюидов Киллиана Мура.

К счастью, дома никого не было. Можно не прятаться в своей комнате и спокойно пройтись по дому.

В отличие от классических интерьеров особняка Муров, в нашем доме царил хай-тек – любимый стиль отца. Много пространства, воздуха, простые и четкие линии. Мать ненавидела ограниченную белым, серым и черным цветовую гамму. К этому моменту половина дома уже претерпела изменения в стиле кантри. Что с нее взять, уроженка Техаса, она имела свои представления о красоте и стиле. Так в гостиной появился уродливый диван с цветочным принтом и два кресла с вышитыми подушечками. Серые матовые фасады кухни сменили грубые деревянные панели. И по всему дому она расставила серванты с посудой. Но самое чудовищное – это картины. Поскольку перекрашивать стены – дело затратное, мать нашла дешевый вариант – повсюду развесила постеры с птичками, бабочками и растениями. И каждый раз, проходя мимо очередного «шедевра», я чувствовала себя в гостях у старой бабки. Не хватало только затхлого аромата лекарств и старости. Хотя, о чем это я! Их вполне компенсировали вонючие благовония, которыми то и дело обкуривался наш многострадальный дом.

Нет ничего удивительного, что я больше не чувствовала себя здесь уютно и спокойно. Дом, в котором я выросла и прожила семнадцать лет, теперь ощущался чужим, словно принадлежал другим людям. Может дело в перемене обстановки, но интуиция подсказывала, истинная причина кроется в другом. С отъездом отца особняк потерял не только своего хозяина, он потерял душу. Загрустил, постарел и с каждым днем все больше чах, как старый преданный пес, которого бросили на произвол судьбы. Грустно все это, но как есть.

Поскольку свою комнату я запретила трогать, все здесь оставалось как прежде. Огромный письменный стол напротив окна, кресло-яйцо, в котором я любила слушать музыку, и парящая кровать.

Окинув взглядом книги по архитектуре, доставшиеся в наследство от отца, я вытащила из заднего кармана телефон и набрала знакомый номер.

– Привет, пап, не отвлекаю?

В динамике раздался родной голос, и мое сердце болезненно сжалось.

– Ну что ты милая, я всегда рад тебя слышать. Как ты?

На заднем фоне слышался гомон посторонних голосов и шум. Звук был такой, словно отец находился в большом помещении.

– Сегодня плавали с Мурами на яхте. Знаменитые воскресные прогулки, помнишь?

Вдруг совсем близко послышалось:

Дорогой, подай мне сумочку…

Фраза, произнесенная незнакомым женским голосом, отозвалась тревогой. Обратившись в слух, я пыталась понять, что происходит, и уловить новые подсказки.

– Ты где?

– В опере. Но у меня есть несколько минут до начала первого акта.

В оперу в одиночестве не ходят. Значит, мимолетная просьба незнакомки была адресована папе. Рядом с ним женщина, обращающаяся к нему «дорогой».

Вдруг накатила слабость. Прислонившись к столешнице, чтобы не упасть, я медленно перевела взгляд на наш сад. Когда-то ухоженный, сейчас в нем царило запустение. Буйно росла трава, окончательно поглотив клумбы, на персиковых деревьях виднелись желтые, жухлые листья, ведь их никто не поливал. Странно, почему я раньше этого не замечала? Смотрела в окно и видела лишь линию горизонта, небо, витала в облаках, совершенно упуская из внимания то, что творилось под носом. Совсем, как с отцом. В моем идеальном мире он уплыл за океан. Временно, просто поработать, просто дела, просто рабочая командировка. Все это время я втайне ждала его возвращения. А сейчас… впервые пришло осознание – он не вернется. Никогда.

Из забытья меня выдернул голос отца:

– Конечно, помню, – отозвался он. – Надеюсь, тебе было весело.

Не так весело, как тебе сейчас, пап. Сглотнув, я выдавила:

– Ладно, созвонимся позже. Хорошего тебе вечера.

На самом деле, я не хотела, чтобы его вечер прошел хорошо. Обиженная, брошенная девочка внутри меня лила горькие слезы. Потому что любимый папочка бросил ее, уехал далеко-далеко и нашел себе другую девочку, с которой проводит время, водит ее в оперу и покупает подарки.

Завершив разговор, я медленно сползла на стул. Одинокая, потерянная, не понимающая, как справиться со свалившимися испытаниями. Сколько бы я ни твердила себе – все в порядке, я справлюсь, стоило признать очевидное – все только ухудшается. И мое состояние, и отношения с матерью, и вера в хороший исход. Раньше помогало общение с отцом. Для меня он всегда был лучшим примером, советчиком, главным ценителем моих достижений. Втайне я желала добиться успеха, воплотить все свои грандиозные планы, чтобы заслужить его одобрение, похвалу. А теперь… Сколько у меня осталось времени, прежде чем мы окончательно отдалимся? Прежде чем новая жизнь, окружение, город заберут его у меня насовсем?

Дорогой, подай сумочку…

Эта фраза до сих пор звучала в голове. И вдруг я отчетливо поняла – это уже произошло. Хватит обманывать себя. Мы уже отдалились, и прежняя близость тоже исчезла. И винить в этом некого. Просто жизнь. Так бывает. Люди расходятся, а их дети зависают где-то между прошлым и будущим. Как болезненное напоминание о пройденном этапе жизни.

Пока жалость и обида во мне не выросли до вселенского масштаба. Я призвала на помощь логику.

Да, он взрослый, состоявшийся мужчина в разводе. Да, он имеет право на личную жизнь. Да, рано или поздно это должно было случиться. Он начнет встречаться с другими женщинами и, вероятно, когда-нибудь женится вновь. Пора отпустить его, признаться наконец, большая, добрая, заботливая часть моей реальности под названием «папа» навсегда изменилась. Не исчезла, не ушла, а вышла на другую траекторию. Чуть более отдаленную, но все еще пересекающуюся с моей.

Я никогда не была эгоисткой, да и с логикой у меня полный порядок. И все же сейчас я чувствовала такое разочарование и боль, словно меня предал самый близкий человек.

Умом я все понимала. Но мое глупое сердце оказалось к этому совершенно не готово. Повинуясь какому-то нелепому порыву, я встала и направилась в гараж. Вытряхнула из чехла старую газонокосилку, завела мотор и устремилась в сад.

Тарахтела машина, колотилось сердце, полоса за полосой исчезала трава. А вместе с ней последние иллюзии. Прежняя жизнь, старая картина мира бесформенными ошметками летели в стороны, освобождая место чему-то новому, другому. Я не знала, что прорастет вместо них, и прорастет ли. Мне оставалось лишь надеяться, что рано или поздно у Вселенной закончится то дерьмо, коим она щедро поливала меня сверху, и, возможно, в ее арсенале отыщется немного светлой волшебной пыльцы.

Киллиан.

После возвращения из гавани, я прокрался в гостевую комнату на втором этаже, где обосновалась перчинка. Проверенная военная тактика гласила – хочешь повергнуть врага, хорошенько изучи его. Это я отлично уяснил в Академии. Даром что ли изводил преподов все три года?

Предвкушая шокирующие открытия и множество скелетов в шкафу, приступил к осмотру.

На тумбе у кровати стоял диффузор с ароматом табака и ванили. А также красивый флакон парфюма. Открыв крышку, я вдохнул знакомый пудровый аромат с цветочными и карамельными нотками. Странно, сейчас он показался излишне приторным и навязчивым, а вот на коже перчинки звучал совсем иначе, обретая теплоту и легкость. В прикроватной тумбе обнаружились какие-то тюбики и склянки. Ничего интересного. Идем дальше. Комод хранил в своих глубинах нижнее белье, ажурные пижамки и прочие девчачьи штучки. Схватив черные шелковые стринги, не удержался и поднес к носу. Обоняние уловило запах стиральных средств и ни единого намека на хозяйку. Фу. Как следует покопавшись в нижнем белье, кое-что мне все удалось обнаружить. Пачку тонких вишневых сигарет и нож. Подозрительная находка, если не сказать пугающая. Маньячка, видимо, рассчитывала рано или поздно прирезать меня, а после спокойно выкурить сигаретку. С нее станется.

Больше не найдя ничего стоящего, я перешел к изучению платяного шкафа. Стоило распахнуть створки, как меня обволокло знакомым ароматом, тем самым от которого плавились мозги, а член принимал боевую стойку. И я невольно задержал дыхание. Нет, сейчас не время поддаваться сладкой отраве. Мне нужен трезвый рассудок и холодное сердце.

На полках творилось безумие. Большинство вещей были распиханы кое-как. Надо же, совсем как у меня. Не думал, что перчинка такая неряха. Но почему-то это открытие не оттолкнуло, а невероятно заинтриговало. Далее настал черед той части шкафа, где одежда была развешана более-менее аккуратно. Одно за другим передвигая плечики, невольно вспоминал те моменты, когда видел Ники в том или ином наряде. И поймал себя на странной мысли. Половина вещей принадлежала моей сестре! Наткнувшись на белое платье, то самое, которое Эмбер примеряла в магазине, я замер. Неужели наш приемыш еще и обворовывает нас?

Схватив одежку, я решительно направился в соседнюю комнату.

– Ты знала, что твое платье у Ники?

– Да, я ей сама отдала.

– Как и половина шмоток в ее гардеробе?

– Послушай, это не твое дело! – взвилась сестра и окинула меня раздраженным взглядом.

– Зачем ты прикрываешь ее? У сучки настоящая клептомания! Надо проверить драгоценности матери, вдруг что-то пропало.

– Не говори ерунды. Ники на такое не способна!

– Ты еще не поняла, твоя подруга хитрая и расчётливая сучка? Такая способна на что угодно!

– Господи, Киллиан, ты окончательно слетел с катушек! Оставь ее в покое! Ей и без твоих издевательств сейчас нелегко.

– Ты про развод родителей? И что с того? Рон, Крис тоже живут без отцов и не жалуются. Или твоя Ники особенная?

– Ты ничего не знаешь! У твоих друзей хотя бы матери нормальные…

Хм… так значит дело не в переезде Стива, причина кроется в миссис Аркетт?

– Так расскажи и тогда, возможно, я проникнусь историей малышки Аркетт и, как вся наша гребаная семейка, удочерю ее. Буду кормить, одевать, поправлять одеялко перед сном. Вы ведь все точно свихнулись!

– Не лезь не в свое дело. Ты можешь просто сделать вид, что ее не существует?

Я задумался, но лишь на секунду, а затем прогромыхал на весь этаж:

– НЕТ. Теперь это дело принципа.

В ответ Эмбер лишь покачала головой, выхватила из моих рук платье и с грохотом закрыла дверь.

Вечером мы встретились с друзьями в клубе. К нам присоединились Уильям и Росс, последний по поддельным документам, но кого это волновало?

– Киллиан, просто переспи с ней.

Я дернулся и непонимающе уставился на Рональда. По его лицу блуждало выражение жалости и сильнейшего любопытства. Это открытие взбесило меня еще больше, взвинтив и без того напряженные нервы.

– Не понимаю, о чем ты.

– О малышке Аркетт, разумеется, – любезно пояснил Эйден. – Сложно не заметить, как вас штырит друг от друга.

– Глупости.

– Так она отшила тебя тоже? Поэтому ты так бесишься? – догадался Кристиан.

Судя по всему, столкнувшись с отказом Николь, он не чувствовал себя уязвленным, в отличие от меня. Наоборот, на пляжной вечеринке эти двое непринужденно болтали и напряженными не выглядели. Впрочем, объяснение не заставило себя долго ждать.

– Приятель, у нее есть собственная теория.

– Теория?! Обалдеть! А ученая степень тоже имеется?

– Не кипятись. Если в двух словах, речь идет о похоти, которую она называет грязной флюидой. Так вот, если ее нет – ничего не выйдет. И я с ней полностью согласен. Успел убедиться на собственном опыте.

При этих словах вдруг почувствовал, как внутри разгорается недобрый огонек. На что он намекает?

– Будь любезен, поделись своим бесценным инсайтом.

– Мы поцеловались… и все, конец. Между нами действительно нет притяжения.

– Крис, в том-то и проблема, – вновь усмехнулся Рон. – У Ники и Килла с этим полный порядок. Только вот стервочка мало того, что строит ему козни, так еще и не подпускает к себе. Ведь тухлятина в твоей машине – ее рук дело?

Нехотя, я все же кивнул.

Уильям мгновенно заинтересовался, и друзья с радостью поведали ему всю занимательную историю – от начала до… хотя нет, до конца еще далеко. Я с ней не закончил. Прежде чем ставить точку, я заставлю ее как следует помучиться. Справедливая плата за все выходки и унижения.

Признаться, моя заинтересованность Ники уже тянула на одержимость. В клубе было полно классных девчонок, но я ни на кого не смотрел, все мои мысли вращались только вокруг одной.

В конечном итоге я напился до чертиков. До самых, мать их, звездочек в глазах. Не помню, как вывалился из такси и зашел домой. В какой-то момент обнаружил себя с ножницами у распахнутого шкафа в комнате Николь.

Она покусилась на святое!

Вжик, и рукава у толстовки, как не бывало.

Любой парень поддержит меня. Автомобиль для нас нечто большее, чем железка. Это друг, товарищ и отражение тебя.

Вжик и на пол упало расчлененное платье.

И нет большего унижения, чем быть отвергнутым и осмеянным в разгар постельных ласк.

Вжик-вжик и штанины отсоединились от джинсов.

Что для девушек имеет такую же ценность? Внешность. Но тут я бессилен. А значит, шмотки! Вон, сестра ухаживала за сумочками и туфлями, как за домашними питомцами. Так что моя логика была железной. Испорченные шмотки нанесут Ники сопоставимый урон.

Вжик, вжик, вжик, вжик-вжик-вжик.

Эти звуки слились в самую упоительную мелодию для моих ушей. И все происходящее невероятно меня веселило. Представляя искаженное лицо перчинки, я покатывался со смеху. Когда со шкафом было покончено, переместился к комоду. Искромсал в лоскуты нижнее белье, топики, шорты, не пощадил даже обувь. Разрезая очередную футболку от низа до самого горла, лишь на секунду почувствовал угрызения совести. Но тут же отбросил треклятую жалость. Она ее не заслужила!

Ничего, перчинка, скоро ты взвоешь и сама примчишь ко мне в поисках примирения. Будешь бежать так, словно тебе в задницу воткнули петарду.

Глава 8.

Николь.

Пора капитулировать. Именно с такой мыслью я проснулась. В моей жизни и без того было не протолкнуться от проблем. И наше противостояние с Киллианом – первое, от чего стоило избавиться, чтобы облегчить свое существование.

Днем я поехала к Мурам собрать свои вещи и освободить комнату. Но стоило открыть шкаф, как меня накрыла паника. Вся моя одежда превратилась в лохмотья. Разглядывая изрезанные толстовки, продырявленные футболки и шорты, я чувствовала, что готова убивать. Ни секунды не сомневалась, кто именно так постарался. Дьявол! Как же он меня достал!

Со злостью захлопнув створку, я заглянула в комод. Ясно, мерзавец и здесь постарался. Невольно взгляд переместился на зеркало. Взлохмаченная, раскрасневшаяся, с безумными горящими глазами. Чувствовала себя и того круче, словно по венам тек раскаленный металл. Но вместо того, чтобы бежать на поиски ублюдка, я присела на край кровати. Для начала надо успокоиться и все хорошенько обдумать.

Все мои вещи безнадежно испорчены. Подонок изрезал даже трусики и бюстгальтеры. Откуда ему было знать, что здесь хранилась вся более-менее приличная одежда? В доме матери оставались лишь обноски. Я ей не доверяла, уверена, решив выставить меня за дверь, она бы не позволила взять ни единой шмотки, опасаясь, что я прихвачу что-нибудь ценное. А потому давно перетаскала в дом Муров почти весь свой гардероб, как и те немногие драгоценности, которые можно легко заложить в ломбард.

Черт! Кто ж знал, что Килл осмелится орудовать в моей комнате? Но, едва подумав об этом, осеклась. Стоп!

Ники, эта комната никогда не была твоей.

Муры позволили тебе здесь жить. Временно.

А сегодня тебе четко показали, кто ты и где твое место.

Твоего здесь нет и никогда не было.

Стало горько и, как никогда прежде, одиноко. Резко поднявшись, вышла к лестнице и спустилась на первый этаж. Эмбер с Эйденом резвились в бассейне. Некоторое время наблюдала за ними сквозь занавески, оставаясь невидимой. Похоже, им хорошо вместе. Лицо подруги светилось счастьем и беззаботностью. Надеюсь, им удастся продлить этот этап отношений как можно дольше. Тихонько выскользнув из своего укрытия, я приблизилась к бассейну.

– Привет!

– Привет, Ники! – одновременно крикнули голубки.

– Присоединяйся! – благодушно кинула Эм.

– Не могу. Заскочила взять кое-какие вещи. Мне нужно поработать над проектами, так что… увидимся на неделе.

– Все в порядке? – мигом насторожилась подруга.

– Конечно, не волнуйся. Хорошего вам дня! До встречи!

Так пора убираться, пока Эм не раскусила мою очевидную ложь.

Я просто не имела права омрачать их настроение очередной паршивой историей своей жизни. Поэтому, так и не рассказав об изрезанных вещах, уехала домой.

При моем появлении мать нахмурилась. Явно не ожидала столь скорого возвращения.

– Ты надолго?

Ты, черт возьми, издеваешься? Хотелось крикнуть мне. Что не так с этим миром? Что не так со мной? Даже в собственном доме меня заставляют чувствовать себя бродяжкой, ненужной, обременительной и лишней.

– Это и мой дом, – пришлось напомнить.

Но судя по выражению ее лица, так думала только я.

Как дела Ники?

Что у тебя нового?

Как проходят летние каникулы?

Спросила бы нормальная мать. Моя же ограничилась репликой:

– Я сейчас еду в клуб на йогу.

Никак не прокомментировав столь бесценную информацию, я молча поднялась в свою комнату. Внешне я оставалась абсолютно спокойной. Тогда как маленькая девочка внутри меня забилась в темный уголок и лила горькие слезы. От обиды, невыносимого чувства покинутости. Умоляла, посылала матери сотни мысленных просьб, мечтая, чтобы хоть раз, хоть на мгновение она снова обняла ее, провела ласково по голове и сказала, что все еще любит свою малышку. Глупые, глупые терзания. Давно пора смириться, что все хорошее, доброе покинуло этот дом вместе с отцом.

Далеко не сразу мне удалось вернуть привычную собранность и безразличие.

Расположившись за столом, включила лэптоп и приступила к поиску очередного заказа. Работа всегда меня отвлекала, помогала хоть на какое-то время забыться и переместиться в другую реальность. Реальность, где еще теплился свет, радость и воодушевление. Кроме того, затраты на машину больно ударили по моим накоплениям. Прибавьте к этому необходимость покупки одежды из-за выходки ублюдка Киллиана. Так что сантименты и жалость к себе лучше отсечь сразу. И взяться за дело.

Перебрав не меньше двадцати заявок, мне удалось найти подходящую. Заказчица была из Северной Каролины и просила разработать интерьер детской комнаты для одиннадцатилетнего сына. Она хотела спокойные оливковые тона и деревянную мебель. Уверена, сынишка бы с ней поспорил. Поэтому я сделала два эскиза: один по требованиям заказчицы, второй отражал мои собственные представления о пожеланиях мальчишки. Жаль, нет возможности переговорить с ним лично и узнать о его предпочтениях и хобби. Единственное, что было указано в анкете – книги и коллекционирование камней. И, как всегда, в таких случаях картинка возникла сама собой. Стена с яркими граффити, витрина для коллекции и кровать в стиле лофт на колесах – куда захочешь, туда и ставь. Немного свободы в личное пространство мальчишки точно не помешает. Поразмыслив, я добавила на свободную стену турник с брусьями для подтягивания и пресса. Надеюсь, миссис Северная Каролина покажет этот вариант сыну. Отправив эскизы, я откинулась на спинку кресла и удовлетворённо вздохнула. За окном разгорался закат. Оказывается, я проработала несколько часов! Оранжево-желтый диск солнца клонился к горизонту. По небу, как акварель в воде разливались розовые и голубые тона, смешиваясь причудливо и пронзительно-красиво. Давным-давно я пыталась писать на холстах. Папа хвалил мои работы, мне же они всегда казались фальшивкой.

От праздных раздумий меня отвлекло жалобное урчание. Живот требовал еды, а не пейзажей. Ничего удивительного, вот уже почти сутки я ничего не ела. Пришлось тащиться на кухню. На пустых полках только хлопья. Отыскав в холодильнике початую пачку молока, я залила хлопья и уселась за стол.

У входной двери послышался шум, и вскоре на пороге показался Грэг. Только его здесь не хватало!

– А где Луиза? – он вошел на кухню как хозяин и сразу направился к холодильнику.

– На йоге.

Обрюзгший, с вечно лоснящейся мордой и липким взглядом, он скорее походил на скупщика краденого, чем на работника банка, как затирал матери. Уткнувшись в телефон, я сделала вид, что его здесь нет. А сама на всякий случай включила диктофон. Матери дома нет, мы одни. Лучшего момента не придумаешь.

Как в воду глядела!

– Мы не с того начали, – раздался нарочито ласковый голос.

Он медленно обогнул стол и приблизился. Послышался звук расстегиваемой ширинки, а меня накрыла удушливая паника. Откинув ложку, я вскочила со стула.

– Не подходи ко мне!

Мерзкий ублюдок продолжал наступать.

– Ты же не хочешь расстраивать мать?

– Мне плевать на нее.

– Ну же детка, я умею щедро платить. Что там у тебя под футболкой, покажи.

Урод полез в расстёгнутую ширинку, явно намереваясь мастурбировать.

– Пошел отсюда на хер!

В прорези показался бледный отросток. Обхватив его пухлой ладошкой, он начал водить вверх-вниз.

Схватив тарелку с хлопьями, я запустила в него. Теперь все его лицо, одежду покрывал мой недоеденный ужин.

– Какого черта!? – взревел он, отплевываясь.

– Что тут происходит?

В дверном проеме стояла мать и в ужасе смотрела на нас. А дальше она сделала то, чего я ей никогда не прощу. Схватив полотенце, она кинулась к своему дружку и принялась вытирать его лицо, одежду, напрочь игнорируя мое состояние.

– Скажи своему пихарю, чтобы не распускал руки. А ты, урод, еще раз подойдешь ко мне, и я заявлю в полицию, понял?!

С этими словами я выбежала из кухни и помчалась к себе. Но далеко уйти не успела. Мать догнала меня на втором этаже и яростно выкрикнула:

– Прекрати вести себя как шлюха!

– То есть, по-твоему, я виновата? Думаешь, я позарюсь на такое ничтожество?

В ответ мне прилетела звонкая пощечина. Лицо взорвалось от боли, но матери было мало, она била в самое сердце:

– Дрянь, какая же ты дрянь! Мало тебе, что ты забрала у меня Стива, так еще крутишь задницей перед Грэгом?

Я ошеломленно смотрела на стоявшую напротив женщину. Кто она? Чудовище, зловонная слизь, уродливое ничто. Ее худое лицо исказилось до неузнаваемости. Кожу прорезали глубокие морщины, они складками собирались вокруг глаз, рта, горящие глаза полыхали отвращением. Отвращением ко мне.

– Как только ты родилась, Стив смотрел только на тебя. Обо мне словно забыл. Ты забрала всю его любовь и внимание. Ты забрала его у меня!

Она бурлила, брызгала слюной, говорила рвано, с надрывом, выплескивая на меня всю копившуюся годами ненависть. Слова стрелами вонзались и застревали прямо в сердце. И я точно знала, мне никогда от них не избавиться.

Как она может так говорить?

Неужели она ненавидела меня всю жизнь?

Зачем вообще родила?

– Так что не смей показываться мне на глаза!

Последние слова уже долетели словно издалека.

Развернувшись, я влетела в свою комнату и с грохотом захлопнула дверь.

Меня накрыла безудержная испепеляющая истерика. Я задыхалась, била кулаками по подушке и орала в нее же. Мне хотелось поджечь этот дом, взорвать все к чертям. Чтобы мать и ее дружок корчились в предсмертной агонии, сгорая заживо. Я мечтала, чтобы они захлебывались болью, так же как я сейчас, когда с их тел будет лоскутами сползать и обугливаться кожа.

Меня трясло и колотило, точно я попала в огромную мясорубку. Не помню, как схватила канцелярский нож и полосовала руку в лохмотья. В голове взрывались яркие вспышки боли, вытесняя ярость, страх, напряжение. И глядя, как алые струйки стекают с пальцев и впитываются в ковер, я чувствовала облегчение и почти удовольствие. Еще глубже, еще сильнее, еще ярче. На смену душевным страданиям спешило такое нужное и желанное опустошение.

Откинув нож, некоторое время я сидела неподвижно, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Рука горела, слезы высыхали, и сердце отстукивало гораздо спокойнее. Казалось, меня облили воском, и теперь он медленно затвердевает, избавляя от необходимости двигаться и дышать. Сначала онемело лицо, следом дюйм за дюймом и все тело. Даже кровь перестала сочиться из ран и свернулась.

Гребаный мир, гребаная жизнь, гребаная я.

Вот бы так окаменеть навсегда. Зачем жить дальше? Кому это нужно? Уж точно не мне. В эти минуты я всерьез обдумывала, где раздобыть канистру, чтобы наполнить ее бензином и спалить дом. Мне хотелось умереть, исчезнуть без следа, но при этом прихватить с собой двух уродов, что сейчас забавляются внизу.

До слуха доносились звуки музыки и их голоса.

Очнулась ближе к полуночи. Пришлось тащиться в ванную. Обработав порезы антисептиком, перехватила руку бинтом. Затем стерла следы на ковре и устало повалилась на кровать. Но уснуть так и не удалось. Стоило чуть смежить веки, как тут же чудились шаги за дверью. Или звук поворачивающейся ручки. Плавая в зыбком и тревожном забытье, я вскакивала от каждого шороха, как бездомный пес в подворотне. Издерганная, измученная бессонной ночью, к утру пришло осознание, ничего хорошего в моей жизни не будет.