Ксения Хворостова
Мним
Мирон, спустившись с крыльца. Это хорошо, что вы спросили. Если бы не спросили, могли бы случайно нарушить какой-нибудь закон. Немногим известно, но наши сны – это точно такая же реальность. Только вот в ней наше сознание полностью открыто для Вселенной. Ей видны все наши мысли и потайные желания. Если вдруг человек начнёт делать или думать что-то неправильное, то днём будет наказан.
Катя. Это было ожидаемо, что ж…
Мирон. Ого! Что это такое?! Это ваше изобретение? Оно двигается! Я потрогаю? Для чего это нужно?
Катя. Что? Ты о чем вообще? Ты говоришь про хомяка?
Мирон, садится рядом. Как вы сказали? Хамь как?
Катя, смеясь. Хомяк. Это животное, ты раньше не видел? Я нашла его в лесу, а ему там не место. Может, где-то рядом есть поле…
Мирон. Ох, Катя. Я иногда не понимаю, откуда в вас столько новых слов. Мы как будто на разных островах жили. Я вот сейчас смотрю на этого малыша и вижу, что он очень похож на мышей из нашего чулана, только хвоста нет. И они… не такие лохматые.
Катя. Я всё думаю о том, что раньше он был свободен, но забрёл случайно не туда и теперь… Ладно, неважно. Ты можешь погладить.
Мирон. Да? Ого… Бажен говорил, что человеку нельзя вмешиваться в жизнь животных, так что я не приближался к ним. Но… Как будто бы нет ничего вредного в том, чтобы погладить и покормить этого хомяка? Он мягкий.
Пауза.
В последнее время мне всё чаще грустно. Бажену говорить не стал.
Катя. Почему не стал?
Мирон. Я не уверен. Наверное, я уже слишком хорошо знаю, что он мне на это скажет. Легче не станет, если бы я рассказал. Как будто бы наоборот. Но это так странно и непривычно. Я чаще и чаще не рассказываю Бажену всё, что думаю.
Катя. Так ведь ты и не должен рассказывать ему абсолютно всё.
Мирон. Тайное всегда становится явным. В таком случае нет смысла задерживать говорить свои мысли. О них всё равно узнают когда-нибудь.
Катя. Не сказала бы. У всех есть свои секреты, даже у Бажена. Это что-то вроде той территории твоего разума, на которую заходишь только ты и никто больше. Личное пространство, другими словами.
Мирон прячет голову в коленях и молчит.
Мирон. Я просто не понимаю, как так. Откуда вы всё это знаете? Это вам надо было становиться учёным, а не мне. Я только картошку чистить могу. И то, в теории… Всё, что я знал раньше, вы можете опровергнуть, и это звучит правильно и логично. Я начинаю сомневаться в себе. Как вода у берега пенится.
Катя, шепотом. Может, потому что тебе просто-напросто врали?.. (Громче.) Да, вот только из нас двоих я буду чистить картошку, а ты будешь изучать мир. Давай просто поговорим о чем-нибудь другом.
Мирон. Поговорим? Точно, нам ведь нельзя.
Катя. Ты, наверное, издеваешься.
Мирон. А мы уже начали? Да… Да, я не заметил. Верно… На днях я заглянул в ту щель, которую обнаружил после перестановки мебели у себя в комнате. Нашёл там маленькое стёклышко изогнутое. У меня уже есть большое стёклышко, оно выпало из очков Бажена, а я подобрал и не сказал ему. Мне всё ещё немного стыдно, но в большом стёклышке лучше видно небо. Вот я и подумал, может в маленьком будет видно ещё лучше. Или может их можно как-то наложить друг на друга и что-то изменится. Вышел на улицу, а там столкнулся с вами и мешками. Кстати! Мешки ведь исчезли, как я и говорил. Но посмотреть в стёклышки я забыл… А может они у меня с собой? Да! Вот, посмотрите. Большое и маленькое.
Катя. Действительно увеличивает. Ха-ха…
Мирон. Верните-ка сюда, я попробую наложить как-нибудь… Или может на расстоянии надо? Ого!!! Ого! Посмотрите! Теперь всё стало ещё больше! Прелесть. Прелесть!
Мирон вскакивает со своего места и начинает всё рассматривать, восторженно что-то восклицая.
Катя, умиляясь. Да, теперь ты на шаг ближе к звёздам, герой! Молодец!
Мирон. Скоро я научусь летать и буду к ним ещё ближе. Я сам их увижу.
Катя. Я буду в тебя верить.
Затемнение.
Сцена третья. Утро. Мирон с Баженом стоят у мольберта. Последний вносит правки на картине.
Бажен. Кто тебя перспективе учил? Ну разве я? Разве я, Мирон? Просто посмотри, сейчас твоё море на меня с картины скатится. Нужно переделывать и так, как я тебя учил. Иначе твоя картина будет ненастоящей.
Мирон. Но это…
Бажен. Что это? Это очередное твоё оправдание?
Мирон. Я не хочу ничего говорить тебе.
Бажен, запнувшись. Что? Мирон, я совсем забылся, прости меня. Я не хотел, чтобы ты так хмурился. Чего ж ты сразу мне не сказал, что я такой? Ладно, давай начнём всё заново. Подойди ближе, смотри с моего ракурса. Ну? Что же ты молчишь? Мирон, я ведь исключительно добра тебе желаю. В этот раз ты действительно сделал всё наперекосяк. Я ещё мог понять, когда ты менял цвет на ненастоящий, переставлял детали, но это… Я не могу взять в толк, что это такое. Мне не сразу удалось понять, что это море из-за такой странной постановки. Так не делается. Я уверен, что ты знаешь и понимаешь это. Так объясни мне, почему ты написал именно так.
Мирон стоит в закрытой позе, отвечает не сразу.
Мирон. Ты с каждым днём только чаще злишься на меня, а затем делаешь вид, как будто так и должно быть, и такое отношение ко мне нормально. Я не хочу тебе ничего объяснять, ты всё равно не услышишь меня, Бажен. Ты ни разу даже не извинился за такие свои всплески, а ведь даже погода извиняется перед скалами солнечными днями за удары волн во время шторма. Это низко!
Бажен в немом шоке. Пауза.
Бажен. Ладно, так и быть, но теперь тебе нужно послушать меня, молодой человек. Предположим, что ты прав, что с моей стороны было весьма неправильно поступать так по отношению к тебе, но разве я знал, что тебе это небезразлично? Я ведь ни разу не слышал от тебя ни слова об этом. Мне казалось, что ты понятливый мальчик и не принимаешь мои слабости близко к сердцу. Ради твоей безопасности я позволю тебе не объяснять, откуда столько новых и запретных слов тебе известно. Побойся Вселенной, Мирон. Это уже твоё дело, что думать и говорить, но не забывай, прошу, своих стариков и то, что они посвятили твоему обучению свою жизнь. Ты в праве делать что угодно, но, когда дело касается искусства, я не позволю малейшего невежества. Понимаешь, о чём я говорю? Цени моменты благодушия старших, поскольку ты даже не представляешь, какой иногда титанический труд – сдерживать то, что ты называешь всплесками. Ради кого? Не забывай.
Мирон. Я тоже не смог сдержать своего всплеска… Прости меня, я сказал слишком много.
Бажен. То-то. Объяснишь мне наконец, что это такое у тебя на картине?
Мирон. Это такая задумка.
Бажен. Какая?
Мирон. Ну… Ладно. Зрителю должно казаться, что он смотрит на море не со стороны. То есть, не через холст, а прямо на само море, как будто своими глазами. Он видит волны так, потому что, может быть, он ещё невелик ростом и ему кажется, что море действительно как рванёт на него! Ещё я изогнул линии, потому что человеческие глаза круглые. Я заметил это, когда оттягивал веки в детстве, а это значит, что и то, что мы видим немного изгибается, но мы не замечаем. Я пока не уверен в этом… Моя картина – полёт детской фантазии, чистой и незапятнанной знаниями. Это не столько картина реальности, сколько изображение мечты. Я ещё с самых первых наших уроков спрашивал себя: почему мы изображаем только то, что уже существует? Разве не для того Вселенная даёт нам холст и краски, чтобы мы создавали новое? Я решился сделать что-то новое, и ты тут же не смог понять меня. Ты столько лет живёшь на этой земле, но ни разу не отходил от своих привычек. Тебе не кажется это странным? Тебе не было интересно попробовать что-нибудь новое? Почему ты смотришь на меня так, как будто вот-вот цунами обрушится на меня? Не нужно, прошу. Если тебе непонятно моё творчество, значит я уже перегнал тебя настолько, что тебе неведомы мои помыслы, когда я вижу тебя насквозь, ты прозрачный! Вот ты кто!
Мирон спешно уходит вместе с картиной. Бажен в задумчивости и удивлении садится на стул рядом с пустым мольбертом.
Бажен, в отчаянии. Всё пропало…
Бажен яростно толкает мольберт на землю. На шум выходит обеспокоенный Александр.
Александр. Ты чего это тут?
Бажен. Идиот!
Александр. Кто?
Во время речи Бажен иногда переходит на крик, повышая голос на отдельных словах.
Бажен. Ты идиот! Я говорил тебе, что нужно другого человека брать, я говорил тебе, что нужно проверенных спрашивать. А ты мне, всё нет да нет, проверенные все сломаются, берем актёра, и чем нам всё это обернулось? Ты вообще слышал, какие речи этот младенец толкает? Ты не слышал! Ты не бываешь с ним, он тебя и не вспомнит, не обернётся, когда захочет через лес уйти, это ясно как день! Из-за тебя всё! Нет, я даже представить не мог, что… Я конечно догадывался, но! Нет, мне даже теперь не верится. Чтобы Мирон и..! Сам взял, да придумал что-то, взял, ушёл, он не вернётся, всё, не будет больше моей куколки, моего хорошего, моего маленького, он станет таким же уродливым и мерзким, как все люди, как ты, как я, как эта мерзопакостная, он не будет ангелом, а всё потому что ты! Ты! Я же говорил…
Александр. Послушай, ты бредишь, ты просто…
Бажен. Я-то брежу? Это ты снова несёшь несуразицу, глупый мальчик, глупый! Когда повзрослеешь уже?
Александр. Просто шокирован и воспринимаешь всё преувеличенно, такое бывает…
Бажен. Замолчи! Ты очевидного не понимаешь, всё под откос летит, а ты как будто даже не замечаешь.
Александр. И тебе просто нужно поспать. Ты давно не спал, отдохнёшь и обмозгуем всё…
Бажен. Как же я не понял, ты ведь правда не замечаешь, ты не появляешься дома, ты сына своего не знаешь, ты вообще ничего не знаешь, женщину эту не знаешь, не видишь, что она творит, а я всё вижу! Я наблюдаю!
Александр. Ты следил за Екатериной?
Бажен. Нет, конечно, не вижу в этом смысла, когда всё и так кристально ясно. Если ты не понимаешь очевидного, моей вины в этом нет. Живи дальше в своём розовеньком мире неведения. Больше походишь на Мирона теперь, чем он сам, иди сам поспи, у тебя же всё хорошо. Всё хорошо! Всё прекрасно! Мир летит в бездну, в тлен скатывается всё, а ты предлагаешь идти спать, восхитительно. Отличный план, командир, так и сделаю.
Александр. Хорошо. Предположим, что ты прав. Я согласен с твоими словами, но давай всё равно вернёмся к этой теме позже. Сейчас мы ничего не решим.
Бажен. Да мы и потом ничего не решим.
Александр. Мы попытаемся.
Бажен. Убирайся отсюда. Уходи в город и не возвращайся, ты здесь не нужен, я сам всё способен решить. Ты ничего не сделал для нашего проекта, чтобы говорить “мы”.
Александр. Послушай, то, что ты сейчас сказал…
Бажен. Не воротить обратно, верно, и от своих слов я не откажусь. Уходи.
Александр. Ты же понимаешь, что я не уйду.
Бажен. Да. Ты не уйдёшь.
Александр подаёт руку Бажену, помогает подняться. В тишине заходят в дом.
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ. РЯБЬ
Сцена первая. Александр с Мироном сидят на ковре во дворе.
Мирон. Отец, мне наверное не так нравятся все эти благовония. От них голова начинает давить на меня и всё время чувствую себя каким-то потерявшимся.
Александр. Тебе стоило сказать об этом раньше. Тогда от них весьма мало пользы. Если так подумать… А знаешь, чтобы Вселенная услышала тебя, ты должен быть открыт и расслаблен. Тогда выше шанс, хм. Мы поэтому всегда с Баженом зажигаем благовония, они расслабляют. Почему ты молчал всё это время?
Мирон. Обычно, когда я… Хотя, наверное, неважно. Давай просто начнём. Сегодня, раз ты не зажёг благовония, у меня должно получиться на все сто.
Оба начинают говорить что-то вполголоса, иногда проговаривая одни и те же звуки в одно время. В какой-то момент молитвы, Александр осторожно уходит.
Мирон, громче. И я не знал! И ты не знала! Как будто все знали, кроме нас с тобой. Я верю, что ты не могла молчать, ты меня защищала. Защити и сейчас, защити от неведения, защити от неправильных убеждений, покажи, во что верить. Я был не прав, я делал непозволительные вещи, но ты не дала мне ответ на них. Они говорят, что ответ получен, а мои чувства и есть последствия. Катя мне сказала, что это моя совесть, а чувства не зависят от тебя. Защити меня от неведения, прошу. Помоги найти ответы. (Тише.) Странные дни такие начинаются, я чувствую изменения… Я бы хотел, чтобы она продолжала быть такой всеобъемлющей, как ты. Я бы отдал ей что-нибудь от себя, какую-нибудь часть… Но разве у меня есть что-нибудь? Я раньше как будто всегда сидел под одним и тем же облаком, видел всё из тени, а она мне показывает, как может искриться море на солнце. И всё такое новое, а я боюсь, что оно не настоящее. Я бы что-нибудь сделал, если мог. Помоги мне только…
Мирон молча закатывает ковёр, ставит около крыльца дома. Берёт палочки благовоний, ломает пополам, складывает рядом с ковром, уходит.
Мирон. Теперь только мне спокойно…
С разных сторон дома выходят одновременно Катя и Александр.
Катя. Выглядело немного жутко, вам так не кажется?
Александр. А вы разве не должны быть заняты? Впрочем… Нет, разве что со стороны может показаться так. Ему больше некому выговориться, поэтому почему не обратиться к самой Вселенной? Вдруг услышит.
Катя. Мне кажется, вы сами в это слабо верите.
Александр. Может быть. Но я не могу доказать того, что там наверху никого нет. Ровно как и обратного.
Катя. Я бы на вашем месте боялась, что всё внезапно стало сильно меняться. Вы вините в этом меня, наверное.
Александр. О чем вы говорите?
Катя. А вы разве не слушали, о чём он говорит?
Александр. У нас не принято вмешиваться в чужие разговоры со Вселенной. Я был занят своим. Попробуйте тоже однажды, весьма успокаивает нервы и помогает расставить всё по полочкам.
Катя. Сомневаюсь, что буду пытаться, но спасибо.
Александр. Вы больше не боитесь меня?
Катя. Я никого не боюсь. Может быть, поэтому я здесь.
Александр. Мне казалось, что вы здесь за деньгами Бажена.
Катя. Отчасти, может быть. У вас тут тихо и никого вокруг. Кто знает, в каком состоянии должен находиться человек, чтобы согласиться на такую работу.
Александр. Деньгами не подкупить страх за свою жизнь.
Катя. Да, в точку.
Пауза.
На самом деле, у меня много вопросов.
Александр. Вы можете их задавать, пока Бажена нет.
Катя отрицательно мотает головой.
Катя. Я должна быть занята сейчас.
Катя хлопает Александра по плечу, уходит. Задумчивый Александр остаётся. Затемнение.
Сцена вторая. Бажен сидит на стуле с книгами, Мирон ходит из стороны в сторону.
Бажен. Ну что ж ты никак не усядешься.
Мирон. Я думаю!
Бажен. Так думай сидя, в чём дело? Я несколько сомневаюсь, что прочитанное мной тебя настолько взволновало.
Мирон. Запретное слово! Сам сказал!
Бажен. Оговорился… Ты меня сбил, так что не вини меня, это случайность… Давай уже продолжим, пожалуйста, время-то идёт.
Мирон. Ах, да, смешно просто. А что там было-то?
Бажен. Галилей открыл…
Мирон. Да, всё, вспомнил, Луна! Вот я в детстве думал, что это такая же звезда, как все на небе, просто близкая к нам. Но кто бы мог подумать, что это мало того, что не звезда, так ещё и не светится…
Бажен. Давай по книге, Мирон. Ближе к делу.
Мирон. Да что мне твой Галилей! Я с ним не поговорю, он мне ничего не скажет, я зачем должен знать, как он жил? Не отвечай, Бажен, это риторический вопрос, я слишком хорошо знаю, что ты ответишь. Мне больше интересно то, что он открыл. Вот ведь великий человек, я бы до такого сам не додумался. Сам вот сколько смотрел на луну и на звёзды, да вот совсем о другом думал…
Бажен. О чём ты думал? Надеюсь, это ты по теме говоришь.
Мирон. Ну, не совсем, я думал…
Бажен. Тогда не важно. К теме.