Ксения Хан
Лисы округа Хансон
– Прилепи награду на грудь, – фыркает Харин. – Это ничего не даёт пока. Только предположение. В какую сторону рыть?
Союль откидывается на спинку дивана, весь расслабляется. От прежней сосредоточенности будто и след простыл.
– Тебе-то это зачем? – спрашивает он и обнажает ровный ряд белоснежных зубов.
Отвечать или не стоит? Харин прикидывает, что информация Союлю ничего не даст, а потом говорит прямо:
– Тангун обещал отпустить меня, если я добуду ему убийцу священного оленя.
Ладно, бог всех существ не совсем так сказал – он не конкретизировал и про синнока ещё не в курсе, но вот об этом Союлю знать не обязательно.
Тот перестаёт улыбаться. Помнится, веке эдак в восемнадцатом у токкэби зубы были острые, желтоватые – почти частокол. Виниры, что ли, себе поставил? Пижон.
– Оставь, – вздыхает Союль, и Харин моргает – воспоминание растворяется в ночной тьме. – Снова суёшь нос в чужие дела, как маленькая. Мне совсем не улыбается вытаскивать тебя из очередной беды, как в век нашей совместной жизни. Чего мне стоило отговорить тебя помогать тому змеёнышу…
– Он теперь угодил в лапы монстров куда страшнее, чем мог бы рядом со мной, – огрызается Харин.
– Ой, не говори ерунды. Музыкальная индустрия из него сделала звезду.
– Калеку она из него сделала, – рявкает она. – Без тебя управлюсь, мне нужна была только информация. Получила я её? Спорно.
Харин резко встает, кидает на Джи мимолётный взгляд.
– Идём, – говорит она ему, и ёндон вскакивает так быстро, будто всё это время сидел на раскалённой печи.
– Уже уходишь? – ухмыляется Союль. – Может, стаканчик виски за встречу?
– Сам пей своё мерзкое пойло, – бросает Харин. Пока она идёт к выходу, Союль не двигается с места, но смотрит ей в спину. И улыбается.
«Гад надменный».
* * *
Идти на поводу Союля Харин не хочется. С другой стороны, зачем ещё ей было тащиться к нему и наблюдать его рожу целый час, если проверять его слова она не станет? Союль всегда был умным. Хитрым, мерзким, злобным – отвратительным, одним словом, – но умным, этого не отнять.
Харин шерстит новостные сайты в поисках хоть какой-то зацепки: если она нашла синнока только сейчас, это не значит, что его убийство было первым. Да и, по словам Союля, слухи о каких-то сходках мелких квисинов ходят давно, раз успели просочиться в круги высших духов. Значит, началось всё не с синнока.
Она в раздражении трёт переносицу, хмурится и тут же себя одёргивает. В самом деле, морщины появятся, что ей, к Союлю идти второй раз, кровь его пить? Харин не уверена, что кровь токкэби продлевает жизнь таким, как она. А вот из неё Союль все соки выпил за целое столетие их совместной жизни.
Мучительное было время. Ужасное.
Люди помнят восемнадцатый век как эпоху упадка династии Чосон. Харин помнит его как время страданий. Своих. До государственных переворотов и жадных чиновников, разграбляющих королевскую казну и обрекающих всю страну на голод, кумихо не было дела – в её собственном мире правили боль, гнев, жалость к себе… Занятий было по самое горло, успевай только бегать с севера на юг и обратно в надежде, что настырный муж, которого лисице навязали обстоятельства, не отыщет её в очередной раз.
Вспоминать те дни и себя в них Харин не любит. Она была жалкой, глупой, слабой, даже если физических сил у неё было больше, чем сейчас. Союль появился в жизни Харин, чтобы испортить её, не иначе. Ну, цели он достиг, даже превысил план. Потому она и сбежала.
Потому ей пришлось обратиться к Тангуну.
– Хватит, – просит Харин себе под нос и громко стучит по клавишам ноутбука. Не время, не место воспоминаниям о былом, даром, что хорошего там случалось немного.
– Ты со мной говоришь? – доносится голос Джи из ванной. Харин закатывает глаза. Квисинова морда, а он-то что забыл в её квартире?
– У тебя своей квартиры нет? – возмущается она вместо доброго утра, когда мокрая голова Джи показывается в дверях её спальни. С его длинных волос капает вода, он отряхивается и вытирается полотенцем Харин. На нём домашняя футболка с идиотским принтом, мешковатые мягкие штаны. – Ты здесь ночевал?
Джи беззаботно кивает.
– Следил, чтоб ты в ночи снова не сорвалась по помойкам носом рыть, – отвечает он и ловко уворачивается от летящего в него тапка с помпоном.
– Слышь, придурок, я без тебя разберусь как-нибудь, – раздражённо сопит Харин, подбирая с пола второй тапок. – Ночуй у себя, мне не нужна нянька.
Джи недоверчиво морщится.
– Я тебя на неделю оставил, а ты синнока в мусоре отрыла и к бывшему пошла, – говорит он и смотрит не на Харин, а в стену. Проводит по обоям пальцем, снова морщится. – Ты давно пыль протирала?
– Великие Звери, – стонет Харин в голос, – только твоих замечаний мне не хватало! Бездомный домовой, следи за своей хатой, а мою в покое оставь.
– Моя-то квартира в порядке полном. А вот в твоей уборка не помешает.
– Ну и приберись, раз так хочется, – швабру в руки и тряпку на шею.
Харин возвращается к своим поискам, на ворчание Джи внимания уже не обращает: он всё равно не отвяжется, так пусть хоть приберётся, если бардак мешает.
В гостиной включается телевизор, и сладкоголосые парни из группы Бэма поют о том, как они одиноки – и неудивительно, с их историей восхождения на вершину славы, – и Джи заводит свою вечную песню: за домом следить не умеет эта лисица, порядка нет, как в таком хаосе найти что-то нужное, скажите, пожалуйста, ой, а это что, ночнушка, фу, зачем её за диван на пол бросать, что за манеры…
– Ты в строчке «Лифт несёт меня вниз» все слова перепутал, – говорит Харин невпопад, пока взгляд цепляется за новостные заголовки последней недели. Статьи одна за другой ползут вверх по экрану. Совет Пхеньяна снова заговорил о разделении, госсекретаря уличили в коррупции, закон о запрете собачьего мяса вызвал новый поток возмущений среди фермеров, правительство готовит для них налоговые послабления, чтобы сгладить конфликт… Всё не то. Стоп, а тут что?..
– Джи, – зовёт Харин, прочитав статью по диагонали. – Выключи телик. Кажется, у меня есть кое-что!
Ёндон, чью скрюченную фигуру Харин видит в проёме двери, поднимает глаза от пола.
– Ты что, на паркет пролила яд? – изумляется он, оставляя тряпку, которой тёр пол.
– Забудь об этом, послушай лучше. На той неделе полиция закрыла ночной клуб в Мапхо. Там драка с отягчающими произошла, два трупа.
– И?
Харин поднимается с кровати, подхватывая ноутбук, и идёт в гостиную к Джи. Тот вдруг вопит:
– Тангун Великий, прикройся!
– Что? – Харин смотрит на себя и пожимает плечами. Она в ночной блузке и коротких шортах, не такой уж постыдный вид, чтобы Джи орал благим матом. – Ты из Чосона? – Джи быстро-быстро кивает. – Подумаешь, женщина в спальном. Дорогой прикид, между прочим.
– Ну и я тебе не любовник, чтоб ты передо мной в таком виде ходила. Прикройся!
Джи тащится к ней в спальню как к себе и ищет там одежду.
– Вот, – он выходит в гостиную и отдаёт Харин халат, сам тянется к ноутбуку в её руках. – Да, я в Чосоне родился, и ты тоже!
– Малявка, – усмехается Харин, одеваясь. Потом забирает ноут обратно и тычет пальцем в экран. – В том ночном клубе пару человек убили, как пишут журналисты.
– И?
– У одного сердечный приступ, а второй без головы остался. Ха, может, первый от страха помер?
– И?
Харин смотрит на Джи, как на идиота.
– Много ты знаешь потасовок, в которых люди друг другу ноги и головы отрывают?
Джи хмурится.
– К чему ты клонишь…
– Ты знаешь.
Харин идёт к кухонному столу, ставит на него ноут и тянется к кувшину с водой. Пока она пьёт прямо из горла, пока подходит к холодильнику, чтобы найти там яблоки, и – о, патчи для глаз! Самое то после сложной ночи – она не перестаёт думать о том, что мелкие происшествия среди смертных никогда бы не связала со своим делом, не подскажи ей Союль, где искать.
– Да брось, – Джи машет рукой, хотя в глазах уже зарождается тревога. – Люди и без помощи квисинов себе руки-ноги отрезают.
– Вдруг это вегаккви[29]? – всё-таки спрашивает Харин. – Помнишь, в девяностых один по Хансону прыгал, неприкаянный, ногу себе вторую искал?
– Он вроде опасным не был, – возражает Джи. Харин кивает, прихлопывая патчи под глаза и на лоб.
– Да-а-а, но мы оба знаем, что с квисином может сделать время. Чем дольше остаёшься в этом мире, не решая проблемы, тем больше становишься одержимым.
Джи качает головой, потом подходит к Харин и берёт у неё патчи для себя. С силиконовыми каплями в форме сердечек вид у него смешной, потому и слова кажутся несерьёзными:
– Стал бы вегаккви по ночным клубам таскаться. Не верю я в такое, и Союлю не верю.
– Ты сам сказал, у него теперь связи влиятельнее моих, – пожимает плечами Харин. – Я Союля терпеть не могу больше всех в Хансоне, но факт есть факт. Да и не стал бы он мне врать.
Джи весь сморщивается, как сушёная хурма.
– Спорно, но допустим. А с безголовым что?
– А второй… – Харин замирает, раздумывая над предположением. Если уж она начинает верить в связь людских перепалок с квисинами, почему бы не закинуть удочку и в это болото? – Туоксини[30]? Он головы крошить любит, только дай повод. Да и в тёмных местах ему нравится больше всего.
– В ночном клубе шумно для туоксини, – не соглашается Джи и чешет затылок.
Харин кивает. Патч падает с её щеки на кухонный стол с громким «шмяк». Харин стучит длинными ногтями по спинке стула, в который упирается, думает.
– Мне стоит проверить эту зацепку. Не начинай, – останавливает она Джи, едва тот открывает рот, – тебе прекрасно известно, что, если я не буду следить за порядком на границе мира смертных и мира духов, по мой хвост явится Тангун. А видеться с ним я хочу ещё меньше, чем с Союлем.
С этим доводом Джи приходится согласиться.
– Кстати о хвостах… – заводит вдруг он. Смотрит на Харин исподлобья, хотя он выше лисицы, и такой взгляд кажется ей подозрительным. Что опять?.. – А Союль знает, что ты новыми хвостами обзавелась? Когда вы последний раз виделись, у тебя их было… Три? А сейчас уже четыре и…
– Прекрати эту тему пережёвывать, – обрывает его Харин и сердится. – И вообще закрой этот вопрос для себя раз и навсегда. Мои хвосты – моя проблема.
– Чем их больше, тем…
– Джи!
Высохший патч летит ему прямо в лицо, он уворачивается и виновато вжимает голову в худые плечи.
– Я за тебя переживаю, дурила! – оправдывается он и взмахивает руками. – С тех пор как ты отрастила новый хвост, сил у тебя стало меньше, и это…
– Моя забота, – выстукивает Харин по столу кулаком. Потом вздыхает и отворачивается, чтобы не смотреть в глаза приставучему ёндону. Он прав, да, но зачем напоминать ей о проколах, если словами делу не поможешь?
Харин берёт со стола яблоко, вгрызается в него зубами.
– Голландские яблочки самые вкусные, – говорит она, за три укуса съедая половину фрукта. – Где, ты говоришь, такие продаются? Хочу ещё.
– Харин.
– Скажи адрес склада, мне нужны оптовые поставки.
– Харин.
– И ещё ты на днях приносил мне сиропчик, с ним вообще пальчики оближешь! Я увидела в тик-токе, как люди стеклянные яблоки делают в сиропе, – приготовила тоже, чуть не умерла от восторга. Хочу ещё.
– Харин!
Она сгрызает всё до палочки и кидает её через плечо в раковину. Та падает в гору грязной посуды, ползёт по тарелке с ссохшимся острым соусом для говядины. Джи наблюдает за лисой с самым хмурым видом, всё лицо – застывшая посмертная маска.
– Тебе надо найти того мальчика, – говорит он после двух тяжёлых вздохов. Харин кривит губы. – Не строй такую морду, ты и сама знаешь, что я прав! Пока его не нашёл кто-то из наших, ты в опас…
– Кто его найдёт? – осаживает Харин. – На нём защита похлеще, чем на всём небоскрёбе Союля. К нему никто из квисинов не подберётся, он для них невидимый, забыл?
– Ага, – кивает Джи, скрещивая руки, – и для Тангуна тоже?
«Проклятье». – Харин так и знала, что речь зайдёт про этого всемогущего.
– Я ничего не могу поделать, – на выдохе произносит Харин. – Он и для меня невидимый. Считай, я забыла пароль от криптокошелька. Что мне теперь, ходить медитировать на Халласан, чтобы вспомнить, где оставила мальчишку, как те дебилы из интернета? Не поможет, я пробовала.
Джи трёт шею и наконец сдаётся.
– Как можно просрать своё же, скажи, пожалуйста? – ворчит он, обходя Харин. За её спиной начинает шуметь вода – Джи не выдержал вида грязной посуды и решил снова всё перемыть. Ну и правильно, не Харин же этим заниматься. Она любит кушать, а мыть за собой не любит. В отличие от Джи – не зря его после смертной жизни в домового обратили.
– В посудомойку всё свали, пусть техника за тебя работает, – говорит Харин и уходит одеваться. Раз уж она решила проверять зацепки по наводке Хан-мать-его-Союля, стоит начать прямо сейчас. Пока Тангун в самом деле не решил справиться о делах своей хвостатой приспешницы.
Вообще-то, одёргивает себя Харин, она не его приспешница. И не помощница. И не подопечная, как считает Союль. Что бы там Тангуни не думал об их отношениях, они далеки до родственных, дружеских и даже приятельских.
Харин его должница. И обязательство перед богом всех мифических существ Кореи – это стена, которую не преодолеть даже доброте Тангуна. Харин знает, что он притворщик и все его благие намерения – ложь, которой он пытается умаслить кумихо.
– Ну, я пошла, – говорит Харин, появляясь в гостиной в узких джинсах и кожаной куртке. Джи убрал волосы под платок, нацепил фартук и уже что-то нарезает на её кухонном столе. Мясо для пулькоги[31]?
– А позавтракать? – Джи вскидывает голову, машет перед лицом широким ножом. – Натощак бегать по городу затея не из лучших.
– Да-а, но уже полдень. Если хочу везде успеть, надо поторопиться. Не смотри так, я не хочу это на завтра оставлять. Как вернусь домой, так и позавтракаем, хорошо?
– Скорее уж поужинаем, – ворчит Джи, но кивает. – Возьми пару яблок хотя бы.
Он бросает Харин бумажный пакет, та ловит его уже по пути к дверям.
– Хорошо, мамочка! – кричит она Джи, надевая кроссовки. Яблоко она сгрызает по дороге до подземной парковки, а на дне пакета находит ещё онигири с острым кимчи.
Всё-таки Джи – золото. Не зря она спасла его двести пятьдесят лет назад.
* * *
Осмотр ночного клуба Харин ничего не даёт: там уже всё убрали, зачистили какими-то химикатами пол, даже следов от потасовки не осталось. Если тут и была кровавая бойня, она всё равно не найдёт ни одной зацепки. Харин просматривает записи с камер в рубке охранника – пусто. Конечно же, полиция уже изъяла все материалы по делу и теперь, надо полагать, решит, что ногу одному бедняге оторвал кто-то из его смертных соперников, а голова второго треснула сама по себе. Если в ту ночь в клубе орудовали монстры, полицейские ничего на видеозаписи не увидят.
Жаль, у Харин нет доступа к их архивам. Она бы смогла увидеть больше, чем доступно человеческому глазу.
– Хичжин? – она звонит подруге, мельком глядя на наручные часы. Восемь вечера, что-то она задержалась. Надо поесть.
– Йо! – отзывается Хичжин на конце линии. – Опять к Союлю клинья подбиваешь?
– Что? С ума сошла, когда бы это я… – Харин осекается, понижает голос. На Хансон уже опустились осенние сумерки, город сияет неоновыми огнями, свет которых окрашивает фигуры многочисленных прохожих в розовый, красный и оранжевый. С такой подсветкой волосы Харин горят ярче пламени.
– Ладно-ладно, я пошутила, – беззаботно хихикает Хичжин. – Так чего звонишь?
Харин заворачивает в первый попавшийся ресторанчик, откуда тянет говядиной, и садится за ближайший к дверям столик.
– Один канхве[32], пожалуйста! У тебя есть выход на полицейский участок в Мапхо?
– Тебе зачем? – недоверчиво спрашивает Хичжин.
– Надо проверить, не замешаны ли в недавней резне в местном ночном клубе какие-нибудь квисины или квемули.
– Че-го? – икает Хичжин. – Это в том, где смертные банды недавно снежок[33] не поделили? Почему ты решила, что…
– Просто ответь на вопрос, – вздыхает Харин. В трубке раздаётся ответный вздох Хичжин. Харин слышит, как подруга стучит по клавишам.
– Ну… Вообще есть, но я бы с этим оборвышем связываться не стала, – говорит она после минутного молчания. – Он и по меркам квисинов тот ещё урод. Умрёт, точно в квисина обратится.
– Будем надеяться, эта участь его минует, – хмыкает Харин в трубку.
Симпатичная пожилая аджума[34] приносит заказ, раскладывает вокруг закуски в маленьких плошках и, поклонившись, уходит. Харин запихивает тартар в себя, почти не прожёвывая. Вкусно. Надо было две порции брать.
– Так что там с контактами? – спрашивает она у Хичжин. – Поделишься?
– Приятного аппетита, – отзывается та. – Я тебе в «Ка-ток»[35] сбросила, но, подруга, поверь: лучше своими силами что-то разведать, а не к этому говнюку соваться. Мне говорили, он мудак и жену побивает. Служитель закона, тьфу.
– Я не его жена, – замечает Харин, в презрении поджимая губы. – И что он мне сделает, я кумихо, твою мать. Но спасибо за инфу. Если случай подвернётся, сломаю ему руку.
Хичжин фыркает.
– Ну как знаешь. Ты со своими расследованиями завязывай, что-то зачастила. То про Союля узнай, то теперь это. Что ты там ищешь?
– Как узнаю, расскажу, – обещает Харин. Она заглатывает свою порцию канхве и уходит, расплатившись на выходе. – Всё, отключаюсь. Мне ещё в полицейский участок заглянуть надо.
– С тебя курочка с соджу[36]. Договорились! – радостно говорит Хичжин и бросает трубку первой, пока Харин не успела ей возразить.
– Эй, Хичжин! Вот же русалка ненасытная!
К отмеченному участку Харин приезжает уже в десятом часу, гадая, работает ли сейчас тот полицейский, о котором сказала Хичжин. Как там его зовут? Со Чжун? Ну, имя по крайней мере у него нормальное.
Харин паркуется у входа и уже хочет выйти из машины, когда двери участка распахиваются и оттуда выходят два парня. Один высокий и широкоплечий (ну и скала!), второй – пониже и не такой крупногабаритный.
– Начальник говорит, у Мапхо-тэгё тело нашли, снова какой-то суицидник, – говорит второй, приближаясь к белому джипу. – Сколько их по осени находят в реке, а? Всплывают как грибы под дождём.
– Как говно, – поправляет его Харин. Она бы не обратила на этих двоих внимание, если бы не почувствовала, что…
Этого не может быть, конечно: такая удача не могла упасть в лапы невезучей кумихо, но всё её естество подбирается, пустота в желудке, к которой она так и не привыкла за двадцать пять или двадцать шесть лет, ноет, отзываясь на близость того, что принадлежит кумихо.
Её драгоценность. Где-то рядом. В теле одного из этих двух мальчишек.
«Не. Может. Этого. Быть».
Харин ждёт, когда белый джип с двумя полицейскими скроется за поворотом, и включает мотор. К Тангуну нынешнее расследование и Со Чжуна, у неё внезапно появилось дело поважнее.
Она убеждает себя, что повезти ей не могло, но всё равно едет за белым джипом – проверить. За последние двадцать пять или двадцать шесть лет Харин попадалась на уловку, которую проделывает с ней пустота внутри тела, раз семь, и все безуспешно. Но сейчас чувство острее, словно она наконец нашла часть себя.
Она паркуется недалеко от реки Ханган, куда приехали полицейские, и, скрываясь за кустами, идёт к мосту. Прячется там в тени и долго наблюдает, как работает полиция Хансона. Мальчик пониже много ворчит, а скала, сейчас склонившаяся над трупом, радуется как ребёнок.
«У трупа, кстати, головы нет».
Харин принюхивается и отмечает рядом с собой солоноватый запах. Высовывает язык, трогает им влажный ночной воздух. Точно, железом тянет. Кровью, вон она, отпечаталась на бетонной плите. Ту самую голову тут бросили, что ли? Без своего чутья она определить это сразу не может, а вот широкоплечий мальчишка, единственный, кто веселится от безобразной находки из реки, вдруг поднимает голову к небу.
Всё нутро Харин отзывается на его действия: вот он поворачивается лицом к мосту, под которым она прячется, идёт сюда, и взгляд у него стеклянный, будто он смотрит не на дорогу, а куда-то вглубь себя.
«Великие Звери, так это правда…»
По телу Харин бегут мурашки, все волоски встают дыбом, за спиной вспыхивают четыре хвоста. Она прячется за мостом, но мысль, что её могут обнаружить, затмевается абсолютной, непередаваемой радостью. Нашла, она нашла его!
Мальчишка находит следы крови, зовёт своего напарника. Харин выглядывает из своего укрытия, чтобы рассмотреть его лицо поближе. Красивый, надо же. И вырос как! Харин запомнила его совсем ребёнком, по её меркам – почти младенцем. И плакал.
Теперь он вымахал под два метра ростом, раздался в плечах, вышел таким красавчиком, что впору в дорамах сниматься. И стоит улыбается как идиот, глядя на кровь под ногами. Он дебил, что ли?..
Харин ныряет в кусты, когда он вдруг поднимает глаза и смотрит в её сторону. Пронесло, чуть не попалась.
Ночной клуб, резня и прочие квисиновы дела отменяются. Ужин с Джи отменяется. Сон отменяется. Харин проведёт ближайшее время, выслеживая свою добычу. И когда он останется один, она подберётся к нему и заберёт своё сокровище.
Свою лисью бусину, которой поделилась с маленьким мальчиком одной дождливой ночью двадцать пять или двадцать шесть лет назад.
