Ксения Еленец
Вьюгова дюжина
Глава 1
Пол под ногами перестал урчать и вибрировать так резко, что Таашша испуганно вцепилась в собственные уши. За время пути рёв двигателей, поначалу казавшийся невыносимым, стал привычной фоновой музыкой будней. Двигатели замолкали редко – во время коротких остановок на станциях дозаправки, или во время приступов лютого бурана, когда видимость становилась совсем нулевой. Сейчас, когда мерное гудение стихло, внутри заворочалось что-то тревожное и колючее, как кончики лап корабельного ловца грызунов.
Уши оказались целы.
Тряпка, мокрая и бесформенная, валялась под ногами и Таашша, воровато оглядевшись, поспешно её цапнула. Если кто-то с верхних ярусов увидит, как она филонит, выволочка будет быстрой и жестокой. Таашша ещё помнила алые гноящиеся полосы на спине Рраха, а ведь тот даже не пытался отлынивать от работы. Просто отвлёкся на несколько ударов сердца, помогая ей перевернуть тяжёлую бадью с грязной водой за борт.
От тряпки пахнуло острым хмельным душком. Концентрация соли и спирта в воде для уборки с каждым днём пути становилась ниже. Об этом говорили Таашшины руки – они перестали облезать струпьями после каждой уборки.
Бросив взгляд на только что начисто оттёртый участок стены, она кивнула собственной догадке. Капли застыли крошечными льдинками, так и не добежав до пола.
Последняя станция дозаправки давно осталась позади. Запасы спирта, соли, да и чего уж там, еды, быстро шли к концу.
Жуткое количество дней назад Рраха и ещё парочку сильных матросов выгнали на лёд – искать заплутавшую группу охотников. Последнюю группу охотников. Из двух дюжин крепких вооруженных мужчин, большую часть пути праздно шатающихся по палубам и задирающих корабельную обслугу, на борту остался один. И то потому, что налакавшись технического спирта сверзился с лестницы и сломал ногу.
Дальше по коридору завозились. Напарник – неопределённого пола тощее существо, колокольным язычком болтающееся в своей безразмерной шубе – цапнул лампу и воровато посеменил к лестнице.
Внутри Таашши произошла короткая борьба любопытства и осторожности. Первое победило.
Нижние палубы никогда не освещались – жалели ресурсы – поэтому и технические работники, и обслуга таскали за собой вонючие керосиновые лампы. Горючее в них заливали раз в дюжину дней, а за расходом полагалось следить самому. Не хватит – броди по палубам в темноте. От работы отсутствие света всё равно не освобождало.
Таашша экономить умела. Её лампа была увесистой и приятно побулькивала при ходьбе.
В непривычной тишине звук собственных шагов казался оглушительным. Сердце предательски громко отсчитывало каждый удар подошвы по металлу и Таашше казалось, что все офицеры с верхних палуб слышали этот грохот и сейчас бегут вниз, чтобы подвергнуть её страшным карам.
Обнадёживало то, что напарник топал даже громче, заглушая и Таашшины шаги, и стук её сердца.
Промерзшие металлические перила больно укусили руку. Таашша ойкнула, отдергивая пальцы. Те отошли от металла с неохотой, оставляя ошмётки кожи с подживающих струпьев. Зашипев, она сжалась и упёрлась лбом в собственные колени, баюкая раненную ладонь.
– Тише ты! – шикнул напарник, нервно дёргая рукой с зажатой в ней лампой. Экономить он не умел. В лампе практически не булькало.
Пятно тёплого трепещущего света расползлось вокруг Таашши и она подняла голову, всматриваясь в лицо своего попутчика.
Скорее всего, это был мальчишка. Длинные тощие пальцы цепко – как птичья лапа – держали кольцо фонаря. Пляшущие отсветы бросали на скуластое бледное лицо жуткие тени. Напарник был ниже, младше и, кажется, даже худее Таашши. Жидкие, мышиного цвета волосы выбивались из-под намотанного на голову пухового платка. Некрасивый. Нелепый, нескладный, похожий на вешалку, закиданную горой тряпья. Смахивающий на всю корабельную обслугу разом.
Таашша не видела зеркал с того момента, как её волоком притащили на борт "Искателя" и швырнули в кубрик, но была уверена – они с напарником похожи как родные. От тёмных впадин глаз до заплетённых в неаккуратные косички серых волос.
– Чего вылупилась? – злобно прошипел мальчишка, щеря зубы в подобие ухмылки. – Нравлюсь?
Голос у него оставался по-детски писклявым, но надлом в нём уже чувствовался. Мальчишка старался выпячивать тощую, теряющуюся под одеждой грудь и морщил нос, становясь до смешного похожим на живущего под Таашшиной койкой крысюка.
Корабельный кот женский кубрик обходил стороной – слишком шумно, много острых запахов и бурных реакций – поэтому грызун, несмотря на недокормленность и худобу, был нагл сверх меры и уверен в собственной неприкосновенности. На самом деле, от поимки и пожирания той же самой Таашшей крысюка спасало лишь отсутствие доступа к огню. Поедать сырую крысятину Таашша была пока что не готова. В конце концов, их до сих пор кормили, хоть разносолов “Искатель" не предлагал и в начале плавания.
Смерив закипающего от её молчания собеседника взглядом, Таашша решила, что будет звать его Крысом.
– Да провались ты в полынью! – окончательно разъярился мальчишка. Он резко развернулся и затопал, от злости даже забыв о необходимости таиться. Пятно света уплыло с ним. Таашша лишь тихо ухмыльнулась. Глупый маленький крысёныш. С таким темпераментом на борту «Искателя» он проживёт недолго. Странно, что до сих пор не сунул бестолковую голову в мышеловку, которые здесь обустраивать очень любили.
Таашша поднялась, оправила полы шубы и зашагала за удаляющимся пятном света.
Холод, до этого отгоняемый бесконечной работой, начал пощипывать за ляжки и пробираться под подол. Таашша остановилась, чтобы подоткнуть свитер за пояс штанов. Стало неудобно, но ледяные пальцы сквозняка шерудить по спине перестали.
Злобно пыхтящий Крыс окончательно скрылся из виду, и Таашше пришлось включать собственную лампу. В нос ударил керосиновый душок, такой резкий, что заслезились глаза. Таашша уткнулась в носом в ладонь, заглушая рвущийся наружу чих, и прибавила шаг, опасаясь с концами потерять напарничка.
Крыс обнаружился почти сразу. Он торчал у иллюминатора, приплясывая на цыпочках и с трудом дотягиваясь до стекла. Горящая лампа коптила у его ног. Ладони мальчишки прижимались к заиндевевшей поверхности, в попытках отогреть просвет для обзора.
– Он открывается, – буркнула Таашша, удивляясь хрипоте своего голоса. В вечном гуле двигателей, бесконечных криках офицеров и нескончаемой работе, времени на праздные разговоры почти не оставалось. Да и не с кем здесь было болтать. Кроме Рраха.
Соседки смотрели со своих коек цепким взглядом и ждали, пока кто-нибудь оступится. Скажет лишнее, опоздает на смену, прихватит чужое. Ждали, чтобы мгновенно донести. Таашша их понимала. Отправленная за борт обитательница кубрика – это лишняя пустая койка, небольшое увеличение пайка и радостная делёжка имущества. Но самой лететь в ледяные объятия Вьюги Таашше не хотелось.
Крыс непонимающе залупал глазищами. Они на Таашшины похожи не были. Зелёные, яркие, как краска со стен в столовой. Таашшу даже пробило на лёгкую зависть. Собственные глаза, когда она их последний раз видела ещё там, на берегу, были похожи на готовые прорваться снегопадом небеса. Совершенно блёклые. Настроение упало куда-то за отметку "так себе". Таашша, грубовато оттеснив мальчишку плечом, ухватила ладонями задрайку.
Быстро освоившийся на корабле Ррах показывал, как открыть створку иллюминатора, чтобы не таскаться с полным ведром грязной воды по всему судну. Сейчас Таашша с трудом, но воспользовалась его наукой.
За окном надрывно гудело. Ветер бросил Таашше в лицо горсть мелких колючих снежинок и сунул длинные ледяные щупальца в помещение. Пронесся по коридорам, врезаясь в стены и гремя металлом переборок.
Таашша приподнялась на цыпочки и выглянула в открывшийся проём.
Корабль стоял. Мир вокруг был бел и светел. Лёд, припорошенный снегом, простирался до горизонта, вызывая приступы острой тоски. Обещанного сестрицей Вьюги теплого края не маячило даже в намёках.
– Что там? – нетерпеливо пропыхтел Крыс, пытаясь отодвинуть Таашшу. Силёнок мальчишке не хватало. Девушка лишь ухмыльнулась, даже не шелохнувшись. Смотреть было не на что, но противного мальца хотелось проучить.
Крыс повозился ещё немного и, поняв тщетность попыток, осел на пол и рассержено засопел.
Таашша подтянулась и выглянула вниз. Туда, где под огромной корабельной тушей расступались льды и плескалась чёрная, манящая вода. Таашше довелось побывать на носу "Искателя" во время работы двигателя. Завораживающее зрелище. Корабль шёл легко, разгрызая лёд, как ребёнок конфету из жжёного сахара – задорно и с радостным хрустом.
Сейчас двигатели молчали и судно замерло, огромное и чужеродное посреди белой ледяной пустоши. Словно кого-то дожидаясь. В груди царапнула новорожденная надежда и Таашша прищурилась, силясь разглядеть причину остановки. Она вглядывалась до рези под веками, пока наконец не различила цепочку маленьких темных фигурок. Из белого ледяного марева медленно проступали силуэты саней, впряженные в них снегоходы и медленно ползущие за процессией человеческие фигурки.
Таашшины губы сами собой поползли в стороны. Охотники вернулись.
На стене ожил динамик. На нижних уровнях он хрипел, как прокуренный, но Таашше не нужно было разбирать слова. Всех обитателей судна, способных оторваться от работы, звали на верхнюю палубу.
Она спешно закрутила вентиль задрайки, с трудом справляясь с затопившим нутро возбуждением. Хотелось бестолково прыгать на месте и визжать, как неразумному щенку.
Крыс непонимающе лупал глазами, глядя как напарница с трудом затягивает винт.
– Чего пялишься? – поддразнила Таашша, за шиворот поднимая недоросля на ноги. – Нравлюсь?
– Вот вообще нет, – фыркнул Крыс, выворачиваясь из чужих пальцев.
До верхней палубы они добрались почти бегом, влившись в поток таких же сорванных с рабочих мест людей. Людской сель прогрохотал по металлу лестниц и застрял у узкого выхода на верхнюю палубу. Таашшу подпихнули в спину, ткнули острым локтем под ребра. Люди возбуждённо переговаривались, вертели головами, переругивались. Чей-то пушистый, обернутый платком затылок практически двинул Таашше в нос. На верхней палубе ярился ветер. В лицо тут же швырнуло колким ледяным крошевом. Глаза заслезились, заставив сузить их в щёлки. Воздух ожёг глотку, вырывая судорожный кашель.
Улицу Таашша не любила. Да и за что её любить? В родном городе она почти не успевала прочувствовать ледяные объятья, хватающие за горло, выдувающие из-под одежды крупицы тепла – короткие расстояния между домами и ветрозащитные коридоры делали улицу если не уютной, то хотя бы терпимой. Зато на "Искателе" Таашша насладилась всеми этими прелестями с лихвой.
Она натянула платок по самые глаза, защищая от холода нос и щёки. Дыхание тут же осело мелким снежком на ресницах, делая их тяжёлыми и неуклюжими.
Под боком закопошилось. Крыс, оправдывая своё прозвище, вынырнул из-под её руки, водя по сторонам любопытным носом. Таашша раздражённо шикнула и мальчишка замер. Трап гудел под тяжёлыми шагами. Голова, появившаяся над бортом, заставила Таашшино сердце забиться в судорожном ритме. На миг ей показалось, что оно сейчас встанет. Лицо человека надёжно укутывала ткань, оставляя кусачему холоду только щёлочки глаз, но что-то в движениях показалось Таашше знакомым до дрожи. Ррах.
Он кулем перевалился через фальшборт и Таашша едва не дёрнулась на помощь. Остановила холодная ладошка Крыса, вцепившаяся в её руку отросшими ногтями почти до крови.
Таашша удивлённо скосила взгляд. Крыс сверкал глазами лихорадочно, почти безумно, вытянувшись и замерев как стрела на тетиве.
– Ты чего? – едва слышно шепнула она, вырывая руку из цепких Крысиных пальцев.
– Кровью пахнет, – словно через силу выдавил Крыс, раздувая тонкие ноздри.
Таашша присмотрелась и коротко выдохнула, ловя рвущийся с губ вскрик. От растянувшейся на полу фигуры Рраха тянулись алые пятна пропитанного кровью снега.
Зычный офицерский голос пронёсся над головами, заставив возбуждённо загомонившую толпу замереть:
– Умолкли! Раскудахтались. Мне нужно несколько мужиков покрепче. Этого уволочь в лазарет, тех, внизу, кто ещё не помер, поднять на борт. Остальных оставить на льду.
Стоящие в первых рядах перевесились через фальшборт, с любопытством выглядывая масштабы работы.
– Товрщ лейтент, – отчаянно стуча зубами крикнул один из любопытствующих, – там мясо!
– Вот и ползи вниз, проверять какое мясо ещё дышит! – рыкнул офицер раздражаясь.
– Нет, старлей, – второй голос был старше и наглее, но звучал не менее удивлённо. – Здесь реально мясо! Тюлени, вроде.
Крыс возбужденно вскинулся и вторя ему людская масса заволновалась. Толпа качнулась к борту, увлекая за собой Таашшу. Она взвизгнула, до хруста костей сжатая соседскими телами, и попыталась брыкаться, но почуявшая кровь толпа перестала соображать. Гомон нарастал. Сквозь него перестали пробиваться даже офицерские команды.
Одуревшая толпа подкатила к фальшборту и Таашше показалась, что их всех сейчас снесёт с палубы. Она чувствовала себя тонкой веткой в стронувшейся с горы лавине. Воздух закончился. Таашша царапала ногтями нечто мягкое перед собой, не различая лишь пляшущие перед глазами пятна.
Она уже практически провалилась в черноту, когда по ушам ударил звук выстрела.
Несмотря на открытое пространство, в ушах зазвенело. Толпа испуганно колыхнулась и отпрянула от бортов. Выпущенная из тисков чужих тел, Таашша практически осела на пол, но была вовремя поймана под мышки слабенькими тощими руками. Силёнок удержать напарницу Крысу, на удивление, хватило.
– Ты! Чего застыла? – оклик офицера застал Таашшу врасплох. Переполошённая толпа выплюнула её вперёд, к чудом не затоптанному Рраху.
Таашша скосила на него глаза и вздрогнула. Грудь Рраха вздымалась тяжело и рвано, а кровавый ореол растекался щупальцами в разные стороны.
Таашша судорожно сглотнула и перевела затравленный взгляд на офицера. Поднять высокого плечистого товарища она не смогла бы при всём своём желании, а тащить раненного волоком казалось неправильным. Старлей, словно подумав о том же, неодобрительно пробежался по натягивающим штанины острым коленкам, по покрытым корками подживающих язвочек костлявым пальцам и скривился:
– Лезь вниз. Отсортируешь раненных. Остальным особое приглашение требуется?!
Смотреть, как офицер организует разболтанную толпу, Таашша не стала. Трясущимися руками она отцепила с ног Рраха снегоступы, натянула на ладони рукава свитера и поползла вниз по трапу.
Практически у самой земли нога соскользнула с перекладины и Таашша, взвизгнув, покатилась вниз. Приземлилась удачно – больно приложилась копчиком о ступени, но до потресканного, размытого водой льда у самого днища судна, не докатилась.
Охотники успели отогнать снегоходы, свалив их в кучу перед трапом и поснимать брезентные накидки с саней. Почти все были гружены промерзшими тюленьими тушами, лишь одни – ближние к кораблю – оказались пустыми. Таашша содрогнулась, разглядев на деревянном корпусе въевшиеся кровавые пятна.
Нахмурившись, Таашша повертела головой, в поисках самих охотников.
Первого она обнаружила у саней. Внутренне содрогнувшись, Таашша подошла и присела рядом, заглядывая ему в лицо. Мужчина смотрел куда-то мимо неё широко открытыми остекленевшими глазами. Жизни в них было не больше, чем в потрошённом тюлене, раскинувшем ласты за его спиной.
Второй обнаружился через несколько шагов. Сначала в глаза бросились добротные, немного потасканные кисы. Таашша сделала осторожный шаг вперёд. Охотник лежал навзничь, уткнувшись носом в снег.
Внутри заволновалось что-то древнее, требующее немедленно бежать. Бросить гору промерзшего, но такого желанного тюленьего мяса и бежать без оглядки.
По трапу загудели шаги нескольких пар ног и Таашша, отмерев, задрала голову. Она не видела офицера – плохим зрением Таашша страдала ещё с детства – но была практически уверена, что тот внимательно следит за её действиями, перегнувшись через фальшборт. Таашша отчаянно замотала головой, надеясь, что старлей поймёт этот жест и вернет носильщиков обратно на корабль.
На снегоступах Таашша ходить не умела, а запаниковав и вовсе запуталась в собственных ногах. Клюв снегоступа ухнув в сугроб и нога увязла по самое колено. Выругавшись, Таашша ухватилась за тесемки. Руки тряслись. Она старательно смотрела на завязки в своих пальцах, но воображение рисовало вырастающую за спиной мужскую фигуру с пустым мертвым взглядом.
Ветер загудел низко и зло. Таашша медленно обернулась. Не заорала она только потому, что перехваченное горло отказывалось издавать какие-либо звуки.
Белая, клубящаяся, воющая пелена неслась к кораблю, грозя смять, утащить вслед за собой. Бежать к трапу было поздно. Спускающиеся по нему и так же заметившие надвигающуюся бурю люди рванули наверх, но Таашша видела, что они не успевают.
Вьюга жаждала крови. Вьюга её получит.
Не придумав ничего лучше, Таашша ползком добралась до ближайших саней, поднырнула под них и сжалась, ожидая удара.
Метель налетела, в один миг пожрав всё – окружающий мир, тепло, дыхание. Ветер лез Таашше в лицо и она захлебывалась избытком воздуха. Снег залепил глаза, сыпал за шиворот, сдирал с головы платок.
– Та-а-а-ш-ш-а-а, – провыло где-то совсем рядом, заставив сжаться в комок, закрыть ладонями уши.
Она уже слышала этот голос-шёпот. Кучу лет назад, одурманенная дымом курящихся трав, зачарованная звоном бубна, она покорно позволила родичу Вьюги подвести её к костру и слушала, как гуляющий по залу именаречения ветер воет-шепчет имя, с тех пор принадлежащее ей. Но сейчас, когда незримые губы Вьюги нашептывали это имя в самые уши, Таашше стало страшно. До онемения конечностей, до истошного вопля. Только вот вопить мешал забивающийся в рот и ноздри снег.
Сани заскрипели, словно лежащие на них тюлени ожили и пытались двигаться. Но тюленей Таашша не боялась. В отличие от облаченных в добротные, чуть потёртые кисы ног. Ноги прохрустевшие мимо её убежища, проваливаясь в снег едва не по колено. Протерев глаза от налипшего снега, Таашша сощурилась, стараясь не выпускать из вида шагающие вдоль саней ноги. Мокрые ресницы моментально схватило льдом, но Таашша боялась даже на миг сомкнуть веки и потерять кисы из виду.
Ноги замерли прямо перед Таашшиным лицом. Она зажала рукой рот, боясь выдать себя случайным звуком.
На снег опустилась ладонь. Тяжёлая, мозолистая. И Таашша заорала. Самозабвенно, отчаянно, словно крик мог помочь, отогнать мёртвых тварей, испугать хохочущую над ухом вьюгу.
И крик помог. Всё стихло так внезапно, словно кто-то щёлкнул невидимым тумблером. Замолк ветер, снежные вихри улеглись ребристыми сугробами на лёд. Кисы исчезли.
Таашша с трудом вылезла из-под занесённых саней и огляделась. Тюленьи туши громоздились снежными холмами. Черная громада корабля, величественная, давящая, возвышалась, казалось, до самых небес.
Трап был пуст. Ни у саней, ни у зарастающей нежной корочкой льда полыньи не было ни одного человека, кроме Таашши.
Глава 2
Множество пар резиновых тапок жизнерадостно шлёпали о металл. Таашша комкала в руках огромное банное полотенце с завернутым в него куском мыла и мелко подрагивала. Она не могла согреться с тех самых пор, как срывающийся на истеричный крик голос офицера наконец-то перестал мучить её бестолковыми расспросами и Таашше позволили идти на нижние палубы, продолжать прерванную уборку. Внизу тоже было холодно. Зуб не попадал на зуб и Таашша то и дело зажигала фонарь, чтобы погреть окоченевшие руки о тепло огонька. Кажется, сегодня она потратила керосина больше, чем за предыдущую дюжину дней, но Таашше не хотелось экономить. Тёплое рыжеватое пламя отгоняло холод. Не тот, который крючил пальцы и щипал голые участки кожи. Тот, который полз по венам при воспоминании о замерших перед её лицом кисах.
Всем, кто был в то утро на верхней палубе, велели держать свои догадки при себе. Под угрозой полёта за борт. Плели какую-то чушь, про нападение волков, про треснувший лёд, про запаниковавших и провалившихся в полынью у пуза корабля людях. Но Таашша знала, что видела. На её глазах несколько свежих, ещё теплых трупов превратились в безмозглые куклы и ушли вслед за разбушевавшейся метелью. Бродячие мертвяки. Бродяки.
Таашшина бабуля любила до икоты пугать младшенькую страшными сказками про спятивших родичей Вьюги, забирающих чужие имена, обрекающих неугодных на участь бродяков. Но в сказках Вьюга запечатала своим родичам уста, чтобы они больше не могли звать мертвых из могил. А охотников кто-то позвал.
На жилой палубе топили. Женщины тянулись по коридору возбуждённо перешептываясь, толкаясь, переглядываясь. Все как одна – худые до изнеможения, с запавшими щеками и пушистыми от расплетённых косичек волосами. Все как одна – в длинных тонких рубахах.
Таашша была похожей на всех разом. Песчинкой в этой сели, ползущей к душевым комнатам со всех коридоров. Её волосы так же пушились гривой – мелкие косички долго не желали расплетаться. Сейчас у Таашши ныли и пальцы, и издерганная кожа головы. Рубашка была такой же длинной и тонкой как у всех, но волосы на руках стояли дыбом, а нутро зябко дрожало, промерзшее до самых костей.
Из открытой двери душевой пахнуло сырым паром. Таашша стянула рубаху, обернула её в полотенце и сунула в угол, стараясь выбрать место посуше. Огляделась, стискивая увесистый кусок мыла. Раздевающаяся рядом девушка скривилась, и не удержала завистливый вздох. Её обмылок годился разве что швеям на выкройки. Таашша презрительно ухмыльнулась. Выросшая среди целой оравы братьев, она умела беречь своё добро от чужих загребущих рук. Каждым выступающим на спине позвонком она чуяла неодобрительные и жадные взгляды, но упрямо вздёрнула подбородок и шагнула на мокрый пол.
Сегодня вода, желтоватая, пахнущая затхлостью и солью, казалась обжигающе-горячей. И Таашша, поддавшись слабости, вертела свой кусок мыла в руках, взбивая скудную пену, тратила бездумно и расточительно. Глаза наткнулись на забытый кем-то моток измочаленной пеньки. Таашша взяла его, брезгливо побултыхала под струей води и принялась лихорадочно натирать кожу. До красноты, до мелких ссадин. Сдирая весь пережитый страх, прогоняя засевшую занозой в сердце вьюгу.
Вода шумела в ушах. Смешивалась с суматошными ударами сердца. Гудела, будто порывы ветра. Ледяного, насмешливого, бормочущего невнятные жуткие фразу. Таашша замерла, не донеся вехотку до кожи и, задержав дыхание, прислушалась.
– Хорош воду тратить! – в чувство её привёл грубый толчок в спину. Таашша резким движением обернулась и сжалась, готовая драться или бежать.
Кувалда отличалась от других Таашшиных соседок по кубрику. Крепче прочих, шире в плечах. Макушкой она не дотягивала Таашше даже до плеча, но никто не пытался потешаться над её низким ростом. Прозвище Кувалда присвоила себе сама и охотно подтверждала его при любом удобном случае, прореживая собеседникам зубы огромным кулаком.
Таашша попыталась протиснуться мимо, не влезая в споры, но у Кувалды обнаружилась группа поддержки. Припевалы притёрлись плечом к плечу, перекрывая пути к отходу. Воды с мокрых волос бежала по позвоночнику мерзкой остывающей струйкой. Из двери сифонило. Голая кожа покрылась колючими мурашками. Ступни скрючило от холода – по металлу к стокам текла холодная, почти ледяная вода.
Ещё вчера Таашша бы потеряла сознание от страха, но сейчас внутри заколыхалось жгучее раздражение.
– Что ты там намываешь? Одни кости, и те тонкие как у птицы, – Кувалда скалила зубы, а Таашша, как зачарованная, глядела на щербину возле её верхнего клыка. В голове было пусто и гулко. Вода щекотно катилась по спине, пересчитывая острые позвонки. Внутри до сих пор шевелилась глыба льда, не отогретая водой и вехоткой.
Таашша выпустила из пальцев моток пеньки и подняла взгляд, уставившись прямо в глаза противнице. Светло-коричневые. Цвета печенья. От сравнения во рту скопилась слюна. Печенья Таашша не видела очень давно. Красивый цвет. Острое раздражение пробилось через холодную глыбу в груди и Таашшины губы произнесли:
– Пошла вон.
Кувалда так опешила, что позволила ей протиснуться мимо и сделать пару шагов в сторону запрятанного в углу узла с одеждой. А потом Таашшу грубо ухватили за локоть и рывком развернули.
Дальше она ничего не видела и не соображала. Мокрая кожа легко вывернулась из чужих пальцев. Таашша поскользнулась и едва не полетела на пол. Из-за этого метивший куда-то в нос кулак лишь слегка мазнул по скуле. Но Таашше хватило. В черепе стало гулко, словно над ухом ударил корабельный колокол.
Она тряхнула головой, ставя на место пол и потолок, зашипела рассерженной кошкой и вцепилась ногтями в чужое лицо. Кувалда, не ожидавшая такого яростного отпора, заорала и попыталась отодрать её пальцы. Противница была крепче, сильнее, старше, но Таашшей управляла слепая неконтролируемая ярость, помноженная на пережитый за день страх. Она царапалась и лягалась, даже не глядя, куда попадает. В какой-то момент во рту стало тепло и солоно. Таашша с трудом разжала вцепившиеся в чужую кожу зубы и сплюнула кровь.
Кувалда уже не орала – скулила, как побитая псина. Пелена перед глазами слегка прояснилась, поэтому когда Таашшу – грубо, за волосы – оттащили от замершей жертвы, она не сопротивлялась.
– Что здесь происходит? – прорычал незнакомый офицер, нервно сжимая рукоятку своего пистолета. Наверное, сжавшаяся до вздыбленного гребнем позвоночника, простоволосая и мокрая, с дикими глазами и перепачканным кровью ртом, Таашша вызывала жуткие чувства.
– Воду не поделили, – буркнула она, утирая подбородок мокрыми руками. – Больше не повторится.
Офицер обвёл помещение растерянным взглядом, будто не зная, как себя вести и прорычал:
– Ещё раз о ком-то из вас услышу, на лёд выкину без разборок!
Он развернулся и торопливо ушёл, явно раздраженный собственной растерянностью.
– Дура бешеная, – простонала Кувалда, с трудом поднимаясь на ноги и аккуратно ощупывая расцарапанное лицо. – Спи теперь с открытыми глазами.
Таашша не ответила. Она неспешно отыскала моток с одеждой, насухо вытерлась, поелозила полотенцем по волосам. Сильно отросшие за время путешествия волосы промокались плохо. По спине рубахи заструился холодный ручеёк. Таашша раздражённо повела лопатками и накинула полотенце на плечи.
Кувалда, демонстративно отвернувшись от недавней соперницы, расчищала себе место для помывки. Таашша её не боялась. Навредить напрямую сейчас, когда офицер видел их драку, Кувалда не сможет. Иначе высекут, как пить дать. А если попадёт под горячую руку, могут и за борт швырнуть, команда сейчас на взводе.
Мокрые ноги скользили в шлёпках. Таашша покрепче зажала шлейку между пальцами и отворила дверь в душевую. Контраст после натопленного влажного помещения заставил кожу на руках пойти мелкими пупырышками.
Вездесущий сквозняк пробежался по мокрой спине и Таашша гадливо повела плечами.
Влажный кусок мыла, завернутый, в край полотенца, то и дело норовил выскользнуть. Освещение на ночь приглушили, оставив лишь сберегающие лампы, тусклые и дёрганные. Света они почти не давали – только сгущали темень по обе стороны коридора.
Таашша пожалела, что впопыхах собираясь на помывку, не прихватила из каюты лампу. В сумерках она видела даже отвратнее, чем при нормальном освещении, поэтому поворот в свой коридор благополучно проскочила. А когда поняла свою оплошность и попыталась вернуться, со всей дури впечаталась в нечто тёплое и твёрдое.
Таашша попыталась закричать, но огромная жёсткая ладонь зажала половину лица. Таашша судорожно втянула носом воздух, пытаясь успокоить пошедшее в галоп сердце и на пробу дернулась. Руки оказались прижаты к телу. Освобождённое из полотенца мыло упало на пол с оглушительным стуком.
Сначала подумалось, что её выловила Кувалда. Таашша принялась извиваться, попыталась укусить обидчика, и лишь потом поняла, что удерживающие её руки принадлежат мужчине.
– Уймись, бестолочь, – беззлобно прогудел над ухом знакомый до щема в груди голос. Таашша безвольно обвисла в руках Рраха, не зная, чего ей хочется больше – ударить, или умереть от облегчения.
– Ты совсем дикий?! – прошипела Таашша, когда рука убралась с её лица. – Я думала, меня подкараулила Кувалда!
При упоминании клички соседки Ррах нахмурился и Таашша поспешно прикусила болтливый язык. С друга станется влезть с помощью и снова очутиться по уши в проблемах по Таашшиной милости. Дурная традиция отхватывать за Таашшу у него сложилась ещё в детстве, когда он по дурости взял под крыло брошенную многочисленными старшими братьями дочку родительских друзей.
Сын моряков – Ррах проводил в их доме гораздо больше времени, чем в собственном, был ненамного старше Таашши и жутко не нравился всем её братьям. У них не было ни единого шанса не поладить. Нужно ли говорить, что своё имя новонаречённая Таашша растрепала Рраху в первый же день. Получив, впрочем, его имя в ответ.
– Как ты? – спохватилась Таашша, вспомнив, в каком состоянии друг вернулся с вылазки. Она напряженно вгляделась в его лицо, пытаясь поймать отголоски боли, но Ррах выглядел поздоровее многих местных обитателей.
– Не здесь, – коротко ответил он, поднимая выпавший брусок мыла и рассеянно пихая его в карман штанов. – Пойдём на наше место.
Тупичок у заваренного технического хода тайным местом назвать было трудно, но офицеры и корабельная обслуга забредали в него достаточно редко, чтобы не опасаться быть подслушанными. Под ногами захрустели, крошась в пыль, осколки известки. Над головой загремели торопливые шаги, грюкнуло металлом о металл и Таашша живо представила недотёпу с выскользнувшей из пальцев ручкой ведра. Воображение нарисовало солёную лужу, растекающуюся по ковровым дорожкам, устилающим верхний – принадлежащий охотникам и сестрице Вьюги – этаж. Криворукого бедолагу стало жаль – за испорченный ковёр ему влетит по самое не балуй. Парой плетей не отделается.
Таашша обессиленно рухнула на сваленные горой мешки с невнятным содержимым – тупик часто использовали в качестве склада барахла – и принялась с раздражением распутывать подсыхающие волосы. Те противились и клочились. Психанув, Таашша дернула совсем уж непослушную прядь и зашипела от боли. Прядка осталась в пальцах.
– Не психуй, – Ррах поймал Таашшины руки, не давая снова протянуться к волосам. – Ты чего такая дёрганная?
Таашша не хотела жаловаться. Не хотела говорить про Кувалду, про ноющую скулу, про кисы мёртвого охотника и поселившийся в груди холод. Не хотела, но заметить не успела, как выложила абсолютно всё.
