Кристофер Джон Сэнсом
Стенание
Меня прервал неожиданно резкий голос леди Марии:
– Я требую, чтобы вы задавали все вопросы Джейн через меня, сэр, как, я уверена, того пожелала бы и королева. Я не позволю запугивать бедняжку. – Она слегка сдвинула брови, что две ее фрейлины тут же скопировали. Утка натянула поводок, желая обследовать травы в углу.
– Тогда я прошу вас, миледи, узнать у Джейн, зачем она приходила и что, может быть, видела, когда вошла в личные апартаменты королевы шестого июля.
– Ну, Джейн, – ободряющим тоном проговорила леди Мария, – ты помнишь что-нибудь?
Прежде чем ответить госпоже, дурочка бросила быстрый взгляд на меня.
– Я хотела показать королеве, что научила Утю новому трюку – искать травку, которую я спрятала. Но фрейлины не пустили меня в покои, сказали, что ее величества там нет. – И вдруг Джейн, к моему удивлению, по-детски топнула ногой и закричала: – Они часто не пускают меня к королеве, хотя только я могу отвлечь ее, когда она грустит! Она часто грустит в последнее…
Мария подняла руку, и шутиха тут же замолкла.
– Да, – сухо сказала Мария. – Это и впрямь случается часто. А теперь еще поднялся такой шум вокруг пропажи самого обычного перстня.
Мне подумалось, что как Екатерина Парр ни старалась сблизиться с детьми короля и подружить их друг с другом, но, по крайней мере в отношении старшей дочери Генриха, особых успехов она не добилась.
– Этот перстень имеет огромную ценность лично для ее величества, – пробормотал я. – Миледи, если бы Джейн могла сказать, куда именно она заходила…
Мария повернулась к шутихе и терпеливо произнесла:
– Когда ты прошла мимо фрейлин в личные покои ее величества, куда именно ты там заходила? Видела что-нибудь странное?
– Я искала королеву во всех комнатах, – ответила Джейн. – А когда увидела, что ее и вправду там нет, снова вышла. В покоях ее величества никого не было: пажи уже ушли, а Мэри Оделл еще не пришла.
– Значит, все хорошо, – заключила леди Мария тоном, ясно свидетельствовавшим, что разговор окончен, и дурочка бросила на меня быстрый торжествующий взгляд.
Но я не сдался:
– Не заметила ли она чего-нибудь необычного в спальне? Может быть, нечто, касающееся личного сундука королевы, где та держала перстень и другие драгоценности?
– Нет. Ничего, – ответила Джейн – на мой взгляд, слишком поспешно. – Королева никогда меня к нему не подпускает. Миледи, этот горбун пугает меня!
Мне показалось, что она лжет, и по тому, как изменилось лицо леди Марии, я понял, что та тоже это заметила.
– Королева будет очень благодарна за любые сведения, – рискнул продолжить я.
Принцесса посмотрела на шутиху:
– Не волнуйся, дорогая. Ты же знаешь, что я вижу, когда ты хитришь. Честно скажи этому джентльмену все, что тебе известно, и даю слово: тебе ничего не будет.
Дурочка покраснела и, как ребенок, засунула в рот палец.
– Джейн… – В голос Марии прокралась строгая нотка. – Ну же, говори!
– Это грубо, это нехорошо и неприлично! – выпалила та.
– Что неприлично, Джейн?
Повисла долгая пауза. Наконец шутиха выговорила:
– Когда я вошла в спальню посмотреть, нет ли там королевы…
Я подался вперед.
– Да? – поощрила ее леди Мария.
– Со мной была Утя, и…
– И что?
– Она нагадила на пол.
Я ожидал чего угодно, но только не этого. Так вот, значит, чем объясняется запах!
– Всего лишь небольшое пятнышко дерьма на циновке, – продолжала Джейн. – Я боялась, что гофмейстер прогонит Утю, и потому взяла тряпку и смыла пятно водой из чаши с розовой водой, приготовленной для королевы. Запах трав в комнате был такой сильный, и я подумала, что вони не заметят. И тут же ушла и никому не сказала о происшествии. – Она вдруг дернула утку за поводок и подтащила к себе с такой силой, что могла сломать бедняжке шею, а потом нагнулась и обняла ее. Та, насколько это возможно для неразумной птицы, удивилась. – Не позволяйте этому горбуну сообщить королеве правду, прошу вас! Я люблю Утю.
– Никто ничего не скажет, Джейн, – успокоила ее леди Мария и посмотрела на меня. Ее губы слегка дернулись, и я понял, что эта женщина обладает качеством, о котором я раньше не догадывался, – чувством юмора. – Вы удовлетворены, мастер законник?
– Разумеется, миледи.
– Я позволяю вам доложить лорду Парру о провинности утки, – торжественно произнесла Мария. – Но только при условии, что Джейн не разлучат с ней.
– Разумеется, миледи.
– Тогда мы оставляем вас вашим делам.
Одна из фрейлин помогла шутихе подняться, а другая открыла дверь для леди Марии. Я снова низко поклонился. Они ушли, и утка поковыляла следом на своих желтых перепончатых лапах. Когда я выпрямился, принцесса обернулась, посмотрела на меня и чуть заметно сардонически улыбнулась. Дверь закрылась. Я стоял, потрясенный тем, сколь неожиданный и курьезный оборот приняли события. Хотя действительно ли курьезный? Я невольно подумал, уж не стал ли, часом, просто жертвой искусно разыгранной сцены и не знала ли Джейн больше, чем сказала. Если это и впрямь так, то она просто великолепная актриса. Но у меня не было никаких доказательств, одни лишь подозрения. Шутиха вела себя инфантильно. Но, возможно, именно это и привлекало к ней королеву и леди Марию, двух взрослых женщин, у которых нет и, скорее всего, уже не будет детей. Вполне вероятно, что обе они относились к дурочке с материнским снисхождением, не более того. Но было в Марии Тюдор что-то пугающее, и сердце мое невольно наполнялось страхом при мысли, что «Стенание грешницы» могло оказаться в ее руках. Я оставался в молельне, где горели свечи и пахло ладаном. Прошло полчаса, и свет за окном уже начал меркнуть, когда дверь наконец открылась и вошел лорд Парр. Он хмурил брови.
– Мне сказали, что при встрече с вами Джейн сопровождала леди Мария. Надеюсь, вы никак не намекнули ей на книгу? – Он тревожно посмотрел на меня.
– Ни словом, милорд.
Я рассказал ему абсурдную историю про утку, сообщил о странном происшествии с Мэри Оделл, которую не хотел пускать стражник, а также поведал то, что узнал от пажа про подозрительного человека с отрубленной половиной уха.
Старик кивнул:
– Я осторожно наведу справки. Человек с изувеченным ухом определенно служит какой-то важной персоне в королевстве…
– Причем этой персоной вполне может быть и женщина.
Лорд Уильям внимательно посмотрел на меня:
– Вы имеете в виду леди Марию? Полагаете, что это она могла в тот вечер послать дурочку Джейн украсть рукопись?
– Мы должны удостовериться, что королева ни словом не проговорилась шутихе о книге.
Парр покачал головой:
– Джейн всегда выглядела сущей идиоткой.
– Возможно. Однако ее речь, хотя и детская, льется вполне свободно. А перед дурочкой разумный человек иногда может оказаться… э-э-э… недостаточно осторожен.
Мой собеседник кивнул, признавая это, но все же сказал:
– Королева точно не проговорилась бы. Во всяком случае, об этом. И как я уже упоминал, леди Мария в течение последних десяти лет строго следовала воле отца. Тем не менее я поговорю с племянницей насчет Джейн. И в любом случае у нас нет ответа на один важный вопрос: как можно открыть сундук, не оставив никаких следов взлома? Сейчас королева еще у Генриха. Хорошая возможность осмотреть сундук. Пойдемте.
Окно королевской спальни выходило на реку. Это была большая светлая комната, тут пахло благовониями, стояли цветы в вазах, а на полу были разбросаны вышитые подушки, чтобы можно было читать лежа. Главное место в помещении занимала кровать с четырьмя столбами, но был также и стол – пустой, если не считать витиеватой чернильницы. Здесь королева и написала свое «Стенание грешницы». Рядом со столом стоял массивный сундук двух с половиной футов высотой, обитый сверху красно-золотым турецким ковром. На боку две искусно вырезанные нимфы поддерживали тюдоровскую розу. На сундуке не лежало постельного белья – вечерний паж еще не приходил.
Лорд Парр с удивительной для человека его лет гибкостью опустился на колени, и я, заметно медленнее, последовал его примеру. Он постучал по сундуку сбоку, вызвав глухое эхо.
– Самый твердый дуб, – констатировал сэр Уильям. – Все ценности королевы перемещены в другое место.
Я изучил замок на сундуке. Он был маленьким, но очень крепким, врезанным прямо в древесину.
– Никаких царапин ни на металле, ни на дереве вокруг, – заключил я, проведя по нему пальцами. – Его открыли либо ключом, либо очень изощренной отмычкой.
– Я убрал все, что тут лежало, в другое место, – повторил лорд Парр, осторожно открывая пустой сундук.
Я заглянул в него и наклонился, чтобы осмотреть замок изнутри; спина у меня болела после долгого дня. Внутри тоже не обнаружилось никаких царапин.
– Я видел много сундуков для хранения ценностей, – заметил я. – Правда, в моем случае, в основном документов. Часто они имеют два или три замка довольно сложной конструкции.
Парр согласно кивнул:
– Да. Но этот сундук подарила королеве ее покойная мать, и она очень дорожит им.
Я посмотрел на собеседника:
– Но ведь замок, очевидно, новый?
– Да, так и есть. Когда весной начались неприятности, Екатерина заменила замки во всех шкафах и сундуках. Я спросил племянницу, не хочет ли она установить более сложный механизм и здесь тоже, но она ответила, что боится повредить сам сундук. Помню, как Кейт сказала: «Замок крепкий, а ключ всего лишь один, и хранится он у меня, так что оснований беспокоиться нет». Разумеется, – добавил сэр Уильям с ноткой горечи, – тогда я не знал, что лежит внутри.
– А кто изготовил новый замок? – спросил я. – Мастер ведь вполне мог сделать и еще один ключ.
Лорд покачал головой:
– Да, подобный вывод напрашивается сам собой. Но этот замок, как и все новые замки, сконструировал личный мастер королевы. Это очень надежный человек, он работает во дворце в течение вот уже двенадцати лет, а на такой должности не держат того, кто не заслуживает доверия.
– Вы допросили его?
– Нет еще. Поскольку, опять же, подумал, что это лучше оставить вам. Но я не считаю этого человека вероятным подозреваемым.
– Тем не менее он, очевидно, попадает под подозрение. Где я могу увидеться с мастером?
– Он работает в замке Бэйнардс. Думаю, вы могли бы поехать туда и допросить его. И заодно поговорить с придворным вышивальщиком о той манжете. Правда, завтра воскресенье, так что их там не будет, придется отложить до понедельника. Это досадно, но зато у вас есть целый день, чтобы отдохнуть и все хорошенько обдумать.
– Спасибо.
Я был благодарен старику за заботу, но он продолжил:
– Что нам действительно нужно – так это найти специалиста по замкам. Кого-нибудь не из дворца. – Мой собеседник приподнял брови. – Ваш помощник Джек Барак известен своим опытом в таких делах. С тех пор, как его взял на службу лорд Кромвель.
Я глубоко вздохнул. Значит, лорд Парр наводил справки насчет Барака. Опыт моего помощника в таких делах был полезен много лет, и все же…
– Я бы лучше не привлекал его, – тихо проговорил я.
– Это может помочь королеве, – настаивал сэр Уильям. – Бараку не обязательно знать, в чем дело, более того, он даже не должен этого знать. Мы будем и далее придерживаться истории с перстнем. Но теперь сундук пуст, я могу послать его в замок Бэйнардс, и пусть Барак взглянет на него там в понедельник.
– Но он не считает себя большим специалистом…
Лорд Парр сурово посмотрел на меня:
– Он прекрасно разбирается в замках. И имеет опыт в том, что связано с… э-э-э… работой королевского хозяйства.
Я снова глубоко вздохнул:
– Я поговорю с Бараком завтра, посмотрю, что он скажет…
– Хорошо, – кивнул Парр и решительно продолжил: – В понедельник в девять будьте в замке Бэйнардс. Сможете осмотреть замо́к, поговорить с мастером, который его изготовил, а также и с вышивальщиком. Я обеспечу, чтобы Уильям Сесил тоже там присутствовал, он доложит вам, что ему удалось выяснить про этих религиозных фанатиков. – Парр потер руки. – Мы потихоньку продвигаемся.
– Но есть еще один важный момент, – сказал я. – Тот человек, у кого сейчас рукопись, может в любой момент ее опубликовать.
– Знаю, – раздраженно ответил лорд Уильям. – Каждый день я боюсь, что кто-то передаст ее королю. Или что какой-нибудь папист отнесет рукопись в типографию, чтобы напечатать ее и потом раздавать на улицах. Это ведь небольшая книжка, уже можно было бы изготовить множество экземпляров. – Он покачал головой. – И все же день идет за днем, но ничего не происходит. Кто-то явно ее прячет. Но зачем? – Лорд Парр вдруг показался мне старым и усталым. Он осмотрел спальню, а потом встал, хрустнув коленями. – Скоро придет вечерний паж, так что нам нужно идти. Отдохните завтра, мастер Шардлейк, у нас еще много работы.
Глава 12
Юристы с супругами выходили из часовни Линкольнс-Инн медленно и важно, как всегда после службы: мужчины в черных камзолах, женщины в своих лучших летних платьях. Я тоже наслаждался июльским солнцем. Утро выдалось свежим, так как ночью разразилась гроза, пробудив меня от тяжелого сна. Ну что же, дождь не повредит урожаю. А теперь мне предстояло выполнить свое обещание и зайти к Стивену Билкнэпу. Когда я направлялся вдоль часовни, ко мне подошел казначей Роуленд с застывшей улыбкой на узком лице.
– Доброе утро, сержант Шардлейк, – бодро проговорил он. – Прекрасная нынче была служба.
– Да, мастер казначей. Поистине.
На самом деле я почти не слушал проповедь, хотя сегодня была годовщина со дня трагедии «Мэри Роуз». Мне следовало молиться за упокой души моих друзей и сотни других людей, которые тоже погибли тогда, хотя я больше и не был уверен в существовании Бога, который бы выслушал меня. Но даже в это воскресенье я не мог отвлечь свои мысли от «Стенания грешницы».
Роуленд склонил голову набок, как пытливая ворона:
– Во время службы вы показались мне несколько утомленным. Надеюсь, это не результат присутствия на сожжении.
– У меня сейчас много дел, – не очень любезно ответил я.
– Что же, Линкольнс-Инн очень благодарен вам за то, что вы любезно согласились выступить в пятницу от лица нашей корпорации. А в следующем месяце планируются новые публичные мероприятия, где вы сможете представлять нас снова.
– Вот оно как… – медленно проговорил я в страхе.
– Да нет же, не экзекуции, а, наоборот, празднества, – кисло улыбнулся казначей. – Это пока что конфиденциальная информация. Но будет чудесно это увидеть. – Он кивнул, коротко поклонился и ушел.
Я посмотрел ему вслед. В следующем месяце… Даже завтрашний день теперь казался мне чем-то очень-очень далеким. Я выбросил Роуленда из головы, и без него было о чем подумать.
Медленно, размышляя о своем деле, я пересек двор. Из всего сказанного вчера лордом Парром я, образно выражаясь, выделил три путеводные нити в большом запутанном клубке. И теперь мне предстояло ответить на несколько вопросов. Зачем человек с поврежденным ухом пытался проникнуть в бедную лачугу Грининга до того, как рукопись королевы была украдена? Каким образом кому-то удалось залезть в сундук, не оставив никаких следов, если единственный ключ висел на шее у Екатерины Парр? Мог ли замочный мастер сделать второй ключ? И еще: кто же такой этот Джурони Бертано, который так напугал подмастерье Элиаса? По звучанию имя напоминало испанское или итальянское, и я задумался, не будет ли слишком рискованным проконсультироваться на сей счет у Гая.
Я чуть не споткнулся о вывороченный из мостовой булыжник и сердито пнул его. Правильно ли я сделал, дав вовлечь себя в дело, которое запросто может оказаться смертельным? В голове один за другим проносились образы: рыдающий паж, рассказывающий о человеке с изувеченным ухом, который пытался завербовать его в шпионы; дурочка Джейн, дергающая за поводок свою утку; суровое лицо Марии Тюдор… Я понимал, что, если «Стенание грешницы» будет опубликовано, я окажусь в страшной опасности, так же как и королева с лордом Парром. И в придачу все те, кто работает вместе со мной, помощники вроде Николаса Овертона. Я видел, как сегодня во время службы он стоял на другом краю часовни с прочими клерками, на голову возвышаясь над большинством из них. Николас выглядел немного помятым, как это часто случалось с ним по воскресеньям.
У меня был лишь единственный способ защитить своих работников – сделать так, чтобы они знали как можно меньше правды. Ради этого по пути в церковь нынче утром я сделал крюк и зашел к Джеку и Тамазин. Но отменить приказ лорда Парра было не в моих силах.
Когда я пришел к своим друзьям, Джейн Маррис впустила меня и пошла будить Барака и его жену, которые еще спали. Мне было неловко сидеть в гостиной, слушая, как они копошатся наверху, одеваясь и раздраженно ворча. Джейн спустилась, держа на руках Джорджа. Он, хныча, посмотрел на меня печальными заплаканными глазенками. Женщина отнесла его на кухню, и я услышал, как она начала там готовить завтрак.
Наконец появились Джек и Тамазин. Я встал:
– Прошу прощения, что побеспокоил вас в такую рань.
Миссис Барак улыбнулась:
– Нам уже в любом случае пора было вставать. Вы позавтракаете с нами?
– Спасибо, я уже поел. Как ты себя чувствуешь, Тамазин?
– Тошнота как будто прошла, слава богу.
– Вот и хорошо. Я ненадолго, мне нужно в Линкольнс-Инн, в церковь.
– Мы в этом отношении не утруждаем себя больше необходимого, – хмыкнул Барак.
– Вы можете себе это позволить, а вот если я слишком долго не буду появляться в церкви, это сразу заметят, – сказал я. – Кроме того, я обещал навестить Билкнэпа. Говорят, он при смерти.
– После всего того, что он вам сделал, нужно оставить Билкнэпа гнить, – заявил мой помощник. – Вы слишком мягкотелы и добросердечны.
Тамазин согласно кивнула:
– Это худший из людей, он не заслуживает вашего сострадания.
– Ну а мне, признаюсь, любопытно, что же Стивен хочет сказать мне.
– Любопытство сгубило кошку, сэр, – заметила Тамазин.
Я печально улыбнулся:
– У кошки девять жизней, и, похоже, я использовал еще не все. Джек, можно тебя на пару слов? Это касается… работы.
Супруги обменялись понимающими взглядами. Возможно, они, как и Роуленд, заметили на моем лице следы утомления.
– Мне нужно присмотреть за Джорджем, – пояснила Тамазин. – У малыша режутся зубки. Ему надо дать пососать куриную косточку.
Когда она вышла, помощник бросил на меня проницательный взгляд:
– Молодой Николас был вчера очень подавлен. Он не сообщил, где вы были, сказал, что вы запретили говорить. У меня такое впечатление, что вы его как следует отчитали. Думаю, парню это только на пользу.
– Извини, что взвалил на тебя так много дел, – вздохнул я.
– Я разберусь с ними за несколько дней. Запрягу Николаса. Как я сказал, он держится непривычно скромно. Совсем на него не похоже. – Барак приподнял бровь; он догадывался: что-то грядет.
Я набрал в грудь побольше воздуха:
– Джек, боюсь, что я вляпался в одно… деликатное дело. Меня привлек Уильям Парр, лорд-камергер королевы.
Мой собеседник нахмурился, явно пребывая в замешательстве, а потом заговорил, довольно сердито:
– И что вас вечно тянет туда? Учитывая, какие слухи ходили о королеве в последние месяцы, любой разумный человек предпочел бы оставаться в стороне!
– Теперь уже поздно говорить. Дело касается украденного драгоценного камня.
Итак, ложь была произнесена.
Барак помолчал, а затем тихо промолвил:
– Вам нужна моя помощь? В другое время я бы с удовольствием, но сейчас… – Он посмотрел на дверь.
«Да уж, – подумал я. – У него маленький ребенок, и Тамазин ждет второго». Я прикусил губу и осторожно произнес:
– Там есть один небольшой аспект, в котором ты мог бы оказать помощь. Это не я предложил, мысль пришла лорду Парру. Извини.
– Я все еще пользуюсь репутацией в определенных кругах? – Голос Джека звучал удивленно, но в нем слышалось и удовлетворение.
– Похоже на то. В общем, в Уайтхолле украли драгоценный перстень из крепкого сундука с надежным замком. От него есть лишь один-единственный ключ, который владелец постоянно носил на шее, и на замке не обнаружилось никаких следов взлома.
– Вы видели этот сундук?
– Да. Вчера я провел в Уайтхолле изрядное количество времени.
– А перстень-то чей? – напрямик спросил Барак. – Королевы?
– Я не должен этого говорить. Сундук отвезли в гардероб ее величества в замке Бэйнардс, чтобы завтра в девять мы осмотрели его. Ты сможешь прийти туда вместе со мной и сказать, что думаешь по этому поводу?
Джек посмотрел на меня долгим серьезным взглядом:
– И это все, что от меня требуется?
– Да.
– С моей стороны возражений нет. Но если Тамазин хоть на секунду подумает, что я снова ввязался во что-то опасное, она… – Барак покачал головой. – В общем, Тамми выйдет из себя. И будет абсолютно права. – Он вздохнул. – Однако если такова воля камергера королевы…
– Да. И я обещаю, что не допущу, чтобы тебя впутывали дальше.
– Я почувствовал что-то неладное по вашему лицу, когда спустился. И Тамазин тоже. Вы сказали, у кошки девять жизней… Что ж, это уже вполне может оказаться ваша девятая. Да и моя тоже.
– Но не могу же я отказать королеве.
– То есть все дело в украденном перстне? – Помощник искоса взглянул на меня. – Если так… В любом случае я приду. И не скажу Тамазин, хотя мне это не нравится.
– Да, это нужно держать в тайне.
Барак кивнул, после чего снова серьезно посмотрел на меня:
– Но помните: жизней только девять.
«Ну до чего же неприятно обманывать друга…» – думал я, подходя к конторе Билкнэпа, расположенной примерно напротив моей. Тут сзади послышался голос: кто-то окликнул меня. Я раздраженно обернулся – ну что там еще? – и, к своему удивлению, заметил Филиппа Коулсвина, которого в последний раз видел на сожжении, адвоката, отстаивающего интересы брата Изабель Слэннинг.
Я приподнял головной убор:
– Брат Коулсвин, дай вам Бог доброго дня! Вы не были на службе в Грейс-Инн?
– Я хожу в свою местную церковь, – ответил мой коллега несколько скованно.
«Не иначе, к какому-нибудь радикально настроенному викарию», – подумал я.
– Я пришел сюда после службы, так как хотел с вами поговорить, – произнес тем временем Филипп.
– Очень хорошо. Зайдемте ко мне? Это совсем рядом. Хотя у меня назначена другая встреча… – Я взглянул на закрытое ставнями окно Билкнэпа. – К сожалению, я не могу задерживаться надолго.
– Это не займет много времени.
Мы пошли ко мне в контору. Я отпер дверь и ввел Коулсвина в свой кабинет, скинул мантию и предложил ему сесть. Он некоторое время помолчал, глядя на меня своими чистыми голубыми глазами, а потом неуверенно сказал:
– Случается, сержант Шардлейк, что дело доходит до той точки, когда полезно конфиденциально побеседовать с представителем противной стороны. – Он снова в нерешительности помолчал. – Во избежание раздувания конфликта между нашими клиентами, что, разумеется, никому не пойдет на пользу.
– Вы имеете в виду дело о завещании? Противостояние миссис Слэннинг и ее брата?
– Да. Когда мы встретились позавчера, сержант Шардлейк, будучи оба вынуждены присутствовать на том ужасном зрелище на Смитфилдской площади… – Филипп пару раз моргнул. – В общем, я тогда подумал: «Вот честный человек».
– Спасибо, брат. Но, строго говоря, честность означает, что мы должны представлять наших клиентов, с какими бы трудностями сие ни было сопряжено. Их интересы всегда должны быть на первом месте.
– Я знаю. Но разве это не по-христиански – погасить конфликт, когда сие возможно?
– Если сие возможно. – Мне невольно вспомнились слова Гая о том, что некоторые ссоры зашли так далеко, что их не уладишь миром. И еще, как Изабель говорила об Эдварде: «Если бы вы только знали, какие ужасные вещи совершил мой брат…» – Но, разумеется, я выслушаю, что вы хотите сказать, – добавил я. – И обещаю: все это останется строго между нами.
– Спасибо. На среду у нас назначен осмотр стены с росписью. Вашему эксперту, конечно же, будет дано задание найти способ снять картину, не повредив ее.
– В то время как ваш, вероятно, скажет, что снять ее в принципе невозможно.
– Мой эксперт – честный человек.
– Как и мой.
– Не сомневаюсь.
Я улыбнулся:
– И все же оба работают, согласно данным им указаниям, за деньги. Боюсь, наиболее вероятный исход – патовая ситуация.
– Да, – согласился Коулсвин. – Такова природа юридической системы. – Он вздохнул. – В результате гонорар, выплаченный экспертам, будет добавлен к счету, сумма издержек увеличится, да и бумажной волокиты тоже прибавится.
– Как там говорится? – криво усмехнулся я. – «Писанины много, а толку мало».
– Да уж.
И тут мой коллега рассмеялся. Думаю, он просто не выдержал неловкого напряжения. От этого лицо Филиппа, до того серьезное, стало совсем мальчишеским, и я обнаружил, что тоже смеюсь. Мы оба замолкли одновременно и с виноватым видом посмотрели друг на друга.
– Мы не можем остановить свару между нашими клиентами, – вздохнул я, – хотя, признаться, я был бы рад избавиться от этого дела. Скажите, между нами, а что, мастер Коттерстоук так же ненавидит миссис Слэннинг, как и она его?
Коулсвин печально кивнул:
– Для Эдварда Коттерстоука высшее удовольствие – рассказывать мне, какая вредная, порочная и злобная женщина его сестрица. И еще он называет ее предательницей, папской католичкой, которая втайне практикует старые обряды. Меня познакомили с ним через наш церковный приход, я сейчас только что от него. – Филипп приподнял брови. – Пытался взывать к его христианскому милосердию, однако все мои обращения остались неуслышанными.
Я сочувственно кивнул:
– А миссис Слэннинг постоянно говорит мне, что ее брат – еретик и что она была бы счастлива увидеть его на костре. – Помолчав, я добавил: – И, боюсь, вас тоже.
Мой собеседник нахмурился:
– В наше время им обоим лучше бы попридержать языки. – Глубоко вздохнув, он посмотрел на меня. – Эдвард Коттерстоук не слушает никаких разумных доводов. Его жена и дети пытались отговорить его от тяжбы с сестрой. Безуспешно.
– Изабель – бездетная вдова, но даже будь у нее семья, сомневаюсь, что домочадцы смогли бы повлиять на нее. Скажите, мастер Коулсвин, а вы, случайно, не догадываетесь, почему эти двое так ненавидят друг друга?
Филипп погладил свою короткую бородку.
– Нет. Эдвард только твердит, что его сестра с детства была злобным созданием. И все же, хотя ему явно нравится ругать ее – а мы с вами оба видели, как они стоят в суде, гневно сверкая глазами друг на друга, – у меня такое чувство, что Эдвард в некотором роде побаивается Изабель. – Он немного помолчал. – Вы, кажется, удивлены?
– Только потому, что у меня самого сложилось впечатление, будто бы, напротив, это миссис Слэннинг боится брата. Как странно… Судите сами.
Теперь я был уверен в честности Коулсвина и, хотя это было явное злоупотребление доверием клиента, решил рассказать ему про ту загадочную фразу, произнесенную Изабель, – относительно каких-то страшных злодеяний, якобы совершенных Эдвардом.
Филипп внимательно выслушал и покачал головой:
– Не могу представить, что бы это значило. Мастер Коттерстоук – вполне уважаемый и законопослушный человек.
– Как и миссис Слэннинг. А вас не поразила странная формулировка в завещании их матери? Это особое упоминание о картинах.
– Да уж. Старуха как будто хотела спровоцировать ссору между детьми, посмеяться над ними из могилы. – Мой коллега поежился.
– Она, должно быть, знала об их взаимной неприязни. Возможно, не только двое в этой семье ненавидели друг друга из-за бог весть какой давней обиды, а все трое, включая и покойную миссис Коттерстоук тоже, – мрачно заключил я.
– Вполне вероятно. Но мне ничего не известно об их юности. Знаю только, что их родной отец, мастер Джонсон, который изображен на картине, умер совсем молодым. И что их мать снова вышла замуж, за Коттерстоука, которому досталось дело ее первого супруга, но и он тоже вскоре скончался, оставив все своей вдове. Других детей у нее не было, и Эдвард с Изабель взяли фамилию отчима, который официально усыновил обоих.
– Мне также известен сей факт, – ответил я. – И это свидетельствует о том, что второй муж их матери был не таким уж плохим человеком.
– Да. – Филипп снова погладил бородку. – Если бы мы только выяснили, что привело брата с сестрой к этой вражде…
– Но как? Вы заметили, что эти двое все время обвиняют друг друга, и всегда лишь в общих словах, не говоря ничего конкретного?
– Заметил, – медленно кивнул Коулсвин.
Я услышал, как часы в инне пробили двенадцать:
– Прошу прощения, брат, но у меня запланирована встреча. Однако я рад, что вы зашли. Давайте каждый из нас подумает, что мы можем сделать в сложившейся ситуации. – Я встал и протянул гостю руку.
Тот пожал ее:
– Спасибо, что поговорили со мной. Сколько юристов с радостью перевели бы это дело в Канцлерский суд ради личной выгоды!
«Билкнэп бы абсолютно точно так поступил, – подумал я, – разве что у него не хватило бы терпения сносить придирки и язвительные замечания Изабель. Стивен неизменно предпочитал всякие сомнительные земельные сделки, где все, так сказать, совершалось во мраке».
Филипп застенчиво улыбнулся:
– Чтобы закрепить наше согласие, может быть, вы окажете мне честь отужинать со мной и моей женой? Скажем, в среду?
Я заколебался. Правила запрещают барристерам противостоящих сторон обсуждать своих клиентов у них за спиной, но не запрещают вместе ужинать. Иначе что бы осталось от нашей светской жизни?
– С удовольствием, – согласился я. – Хотя сейчас я веду еще одно запутанное дело, которое отнимает много времени. Могу я позволить себе вольность согласиться сейчас на среду, но оставить за собой возможность отказаться в последний момент?
– Несомненно.
Я вздохнул:
– По сравнению с тем, другим моим делом спор о завещании миссис Коттерстоук кажется не стоящим выеденного яйца.
– Да он, по сути, такой и есть.
Я печально улыбнулся:
– Это правда. Но, к сожалению, не для наших клиентов.
Я проводил своего коллегу до дверей и наблюдал в окно, как его приземистая фигура удаляется к воротам. Потом мои глаза переключились на закрытые ставнями окна Билкнэпа, и я глубоко вздохнул.
