Лорд Парр криво усмехнулся:
– Да уж, народ предвзято относится к вашему ремеслу; бытует мнение, что юристы работают на своих нанимателей исключительно ради гонорара.
– Возможно, если кто-то попытается для начала связаться с этими людьми, некто, известный своим сочувствием к радикалам, и скажет им, что адвокат, который к ним придет, – не враг… Это бы очень помогло мне.
Мой собеседник кивнул:
– Вы правы. Помните молодого Уильяма Сесила?
– Конечно.
– Известно, что он имеет некоторые… э-э-э… скажем так, контакты. Этот молодой человек занимает совсем небольшую должность в Ученом совете королевы, но я уже отметил его ум и приверженность реформам. Как и личные амбиции, весьма значительные. – Старый лорд снова сардонически улыбнулся. – Хорошо, я пошлю его разыскать этих людей и заверить их, что вы хотите только расспросить об убийстве Грининга и не причините никакого вреда. Это все, что будет сказано мастеру Сесилу. О «Стенании грешницы» ему, конечно же, ничего не известно.
– Благодарю вас. Это может помочь в наших поисках.
Парр погладил бороду:
– Так вы говорите, Грининг печатал лишь учебник французского, когда его убили?
– Да. Я тщательно обыскал типографию.
– Как вы сами понимаете, королева не имеет никаких связей с такими мелкими типографиями. Ее «Молитвы, или Размышления» отправили прямо к королевскому печатнику Джону Бертелету. – Он покачал головой, а затем решительно схватился за подлокотники и сказал: – А теперь я бы хотел, чтобы вы допросили некоторых слуг из окружения королевы.
– Да, милорд.
– Но сначала взгляните вот на это. – Лорд Уильям достал из камзола маленький ключик на золотой цепочке. – Я уговорил племянницу доверить его мне. Это тот самый ключ, который она носила на шее, от ее личного сундука.
Я внимательно рассмотрел его: на бородке имелось несколько зубцов разной величины. И заметил:
– Похоже, такой ключ нелегко скопировать.
– Да уж. Сам сундук я велел перенести в надежное место, где его можно будет осмотреть. – Лорд Парр спрятал ключик в складках своего одеяния. – Ну что, вы готовы допросить слуг? – Он твердо посмотрел на меня.
– Да, милорд. Простите, у меня была минутная слабость.
– Хорошо. – Лорд Уильям сверился с бумагой у себя на столе. – Я проверил записи и выяснил, кто дежурил в тот вечер. Королева во второй половине дня находилась в своих покоях. После обеда она пошла к себе в спальню, посмотрела книгу, снова прикинула, не уничтожить ли ее, а потом какое-то время изучала испанский – она стремится улучшить свое знание языков, это может оказаться очень полезно на дипломатическом поприще.
– Ее величество часто остается в одиночестве во второй половине дня?
– Нет. Но когда день свободен, она любит воспользоваться случаем и немного побыть одной – в этом дворце не всегда легко уединиться, – с чувством добавил Парр. – Потом, в шесть часов, ее вызвал король, и она вернулась в десять. За эти четыре часа «Стенание грешницы» кто-то украл. По словам стражи, личные покои ее величества в это время посетили два пажа, в чьи обязанности входит убирать в комнатах и в галерее королевы, а также кормить Рига, спаниеля Екатерины, и ее птичек. Кроме того, вам надлежит допросить двух женщин, которые имеют более или менее свободный доступ в покои, – Мэри Оделл, фрейлину, которая служит Кейт много лет, готовит ей постель и часто спит рядом, и дурочку Джейн, которую королева делит с леди Марией. Джейн очень плохо соображает. Известно, что она входила в тот вечер в личные покои, где сидели несколько фрейлин, и хотела видеть Екатерину: сказала, что у нее якобы есть что-то такое, что развлечет ее величество. Она не поверила, когда фрейлины ответили, что моя племянница у короля, а Джейн умеет поднять шум, если не добивается своего, – королева и леди Мария избаловали ее, – поэтому стража впустила дурочку внутрь и дозволила посмотреть самой. Она вышла через несколько минут. Вот и все.
– А сколько комнат в личных покоях королевы?
– Шесть. Умывальня, спальня, молельня, кабинет, ванная и столовая. И, кроме того, личная галерея, где ее величество часто прохаживается. Кстати, я лично осмотрел все помещения вдоль и поперек на случай, если рукопись каким-то образом спрятали там. Но ничего не нашел.
– Неужели, чтобы делать уборку, каждый день нужны два пажа?
Лорд саркастически рассмеялся:
– Разумеется, нет. Но это хозяйство ее величества, здесь повсюду слуги как знак высокого статуса королевы. Есть еще двое, которые приходят убирать по утрам. Только у короля штат больше.
– И обслуживающий персонал сменяется?
– Да. Существует очередность. Я понял, о чем вы подумали: другой слуга мог узнать о существовании книги раньше, да? Но они не могли спланировать похищение заранее, так как никто понятия не имел, что в тот вечер король пригласит к себе супругу.
– Но он вызывает ее, наверное, довольно часто?
– Далеко не каждый вечер. А в последние дни Генрих по вечерам постоянно встречается со своими советниками и послами.
– Значит, книгу, должно быть, похитил один из этих слуг, если только кто-то не спрятался в галерее.
– Это невозможно. Стража у дверей в личные покои проверяет всех, кто входит и выходит. Так что подобный вариант абсолютно исключен.
Я задумался:
– А сами стражники? Им можно доверять?
– Все отобраны лично королевой. И, опять же, тут тоже существует строгая очередность, и если бы какой-то стражник покинул свой пост у дверей, это сразу заметили бы. Первым делом претенденты в придворные, которые могли бы попытаться проникнуть туда, куда не положено. Нет, в отсутствие королевы в ее покои входили лишь двое пажей, Мэри Оделл и дурочка Джейн.
– Значит, только четверо.
– Я вызвал и пажей, и обеих женщин. Я бы хотел, чтобы вы – под предлогом пропажи перстня – проверили перемещения всех четверых в тот день. Всем говорят, что исчезновение драгоценности очень опечалило королеву. Екатерина дала вам полномочия увидеться с Мэри Оделл наедине, но дурочку Джейн вы должны допрашивать в ее присутствии. Джейн так глупа, что наверняка перепугается и может надерзить. – Уильям Парр нахмурился, – очевидно, шутиха сильно досаждала ему.
– Очень хорошо, милорд.
– Леди Оделл – одна из четырех горничных. Это невысокая должность, но зато Мэри особенно близка к королеве. Она ее двоюродная племянница. Теперь в окружении Екатерины много дальних родственников, как раньше везде были сплошь Болейны и Сеймуры. Кроме того, что эти люди зависят от нее, они также обязаны ей своими должностями, так что на их преданность можно рассчитывать. А на Мэри Оделл – особенно: она не только служит королеве, но и является ее ближайшей подругой. Будьте с этой дамой поучтивее. Что же касается дурочки Джейн… – Старик склонил голову. – Есть два типа шутов: те, что искусны в добрых дурачествах, как королевский шут Уилл Соммерс; и дураки от природы, вроде Джейн. Она пользуется слишком большой свободой. Но и обладает едким юмором. – Лорд Парр внимательно посмотрел на меня и мрачно заключил: – Никогда не знаешь, всегда ли дураки таковы, какими кажутся.
– Но Джейн служит шутихой также и у леди Марии? Значит, она предана им обеим.
– Я думал об этом. Уже десять лет, как леди Мария покончила со своей строптивостью и согласилась с верховенством короля в делах Церкви. В религии она придерживается консервативных воззрений, но все это время неуклонно следует желаниям отца. Екатерина пыталась свести всех троих королевских детей вместе, однако, хотя Мария и любит малолетнего Эдуарда, она не жалует леди Елизавету. – Лорд Уильям пожал плечами. – Это можно понять: мать Елизаветы заняла место ее собственной матери. Королева делала все, чтобы подружиться с Марией. Они близки по возрасту и часто видятся.
– Но Мария известна как противница реформ.
– Пуганая ворона куста боится. Она избегает даже намеков на заговоры. Мария не опасна. А теперь я вас покину. – Лорд Парр встал. – Пажей сейчас пришлют. Как я вам уже говорил, если допрос будет проводить кто-то из Ученого совета королевы, а не я сам, это привлечет меньше внимания. Я вернусь позже. Да, кстати, «пропавший» перстень выглядит так: из чистого золота, с квадратным рубином в центре и инициалами покойной падчерицы королевы Маргарет Невилл – «МН» – внутри кольца. – Он шагнул к двери. – Осторожнее с Адрианом Расселом, он может оказаться дерзким щенком. А потом я покажу вам сундук. Кстати, я слышал сегодня, что в следующем месяце Генрих переезжает в Хэмптон-Корт. Туда уже послали крысоловов. Все вещи и все люди из королевских апартаментов отправятся туда на барже. Поэтому вы должны увидеть здесь все так, как оно было в тот день, пока это еще возможно.
Стражник ввел первого пажа, худого светловолосого паренька лет шестнадцати с заносчивыми манерами. На нем были красная ливрея со значком королевы на груди и черная шапка, которую он снял, когда вошел. Я строго посмотрел на него, как будто он был моим противником в суде:
– Ты Адриан Рассел?
– Да, сэр, Рассел Кендальский. Мой отец – дальний родственник королевы и имеет большие владения в Камберленде, – с гордостью проговорил юноша.
– А я сержант Шардлейк из Ученого совета ее величества. Меня назначили расследовать пропажу рубинового перстня, исчезнувшего из сундука королевы в ее спальне. Ты слышал о краже?
– Да, сэр.
– Это произошло шестого июля, между шестью и десятью часами вечера, когда королева была у его величества. Ты работал в тот вечер?
Рассел дерзко посмотрел на меня:
– Да, сэр. Я и Гарет Линли пришли в шесть, принесли новые свечи, вымыли комнаты и окурили их благовониями. Я ушел в восемь. Гарет остался. Убраться в спальне, – добавил он.
– А ты вообще был в спальне королевы? – Я решил брать быка за рога.
– Нет, сэр, туда входил только Гарет Линли. – (Я снова заметил в голосе Адриана нотку высокомерия.) – Лишь одному пажу позволяется входить туда вечером, и была не моя очередь.
– То есть двое пажей каждый день в течение двух часов делают уборку?
– Да, это входит в наши служебные обязанности. Мы должны также следить за галереей королевы и кормить там птиц.
Мне не нравился этот наглый юнец, и я холодно сказал:
– Может быть, это не всегда занимает столько времени? Подозреваю, что иногда вы присаживаетесь и отдыхаете, да?
– Как и все слуги, сэр.
– И мальчики любят трогать чужие вещи… Ты, может быть, помнишь: не столь давно один из пажей уже украл что-то у королевы. И его приговорили к повешению.
Рассел вытаращил глаза и начал громко возмущаться:
– Сэр, я бы никогда такого не сделал! Я из приличной уважаемой семьи… Я ничего не крал, клянусь!
– Ну, это ты так говоришь. А ты видел кого-нибудь еще, когда был там? Или вообще заметил что-нибудь необычное?
– Нет, сэр.
– Подумай, Адриан. Подумай хорошенько. Вор мог поменять некие предметы местами, сдвинуть что-то…
– Нет, сэр. Клянусь. Я бы сказал вам, если бы увидел хоть малейший непорядок.
Молодой Рассел беспокойно потирал руки – его мальчишеская заносчивость быстро испарилась. Вряд ли этот молокосос мог оказаться замешан в похищении рукописи. Уже более мягким тоном я подробно расспросил парня о его передвижениях, а затем сказал, что он может идти. Адриан с облегчением стремглав вылетел из комнаты.
Второй паж, Гарет Линли, был напуган: я сразу это понял. Он был того же возраста, что и Рассел, высокий и худой, с длинными, аккуратно причесанными волосами. Я предложил ему сесть и спросил о его обязанностях в спальне.
– Я вхожу туда, ставлю новые свечи в подсвечники, кладу свежее белье на сундук, а потом меняю в вазах цветы и раскладываю в комнате свежие травы и лепестки. Кормлю Рига, собаку королевы, если он там, но в тот вечер спаниеля не было. Я, конечно, не притрагиваюсь к постели ее величества – это дело горничных. В тот день, если не ошибаюсь, дежурной горничной была Мэри Оделл.
Я кивнул:
– Значит, ты кладешь белье на сундук. Тебе известно, что в нем хранятся ценности?
– Клянусь, сэр, я не притрагивался к сундуку! Полагаю, он был заперт.
– Ты когда-нибудь проверял, закрыт ли замок?
– Никогда! – заверил меня юноша. – Я глубоко предан ее величеству. – Он возвысил голос, и я снова уловил в нем нотку страха.
Тогда я принял более дружелюбный тон:
– Ты не заметил чего-нибудь необычного в комнате в тот вечер? Может быть, с сундуком что-то было не так?
– Нет, сэр. Уже темнело. Я принес лампу. – Паж нахмурился. – Но если бы с сундуком вдруг что-то было не так, я бы наверняка это заметил. В ту неделю я клал туда белье каждый вечер.
– А ты когда-нибудь видел украденный перстень?
– Нет. Мне говорили, что королева иногда носит его на пальце, но, когда она проходит мимо, я всегда низко кланяюсь, так что никогда его не видел.
– Очень хорошо. – Похоже, Гарет Линли говорил правду, однако он, я был уверен, боялся чего-то более серьезного, чем мои вопросы о пропавшей драгоценности. – А ты сам откуда родом, мальчик? – непринужденно поинтересовался я. – У тебя северный выговор.
Мой вопрос, похоже, еще сильнее встревожил юношу: его глаза забегали.
– Из Ланкашира, сэр, – ответил он. – Моя мать была когда-то фрейлиной Екатерины Арагонской, которая и пожаловала нашей семье земли. Кроме того, моя матушка знала родительницу нынешней королевы, покойную леди Парр.
– И таким образом ты получил свою должность? Пользуясь влиянием матери?
– Да, сэр. Она написала лорду Парру, спросила, не найдется ли для меня место при дворе. – Дыхание Линли заметно участилось.
– Твои родители еще живы?
– Только мать, сэр, – сказал юноша и немного помолчал в нерешительности. – Десять лет назад, после Северного восстания[16], отца посадили в Тауэр, и он умер там.
Я сосредоточенно обдумал эту информацию. Парень, чья мать служила Екатерине Арагонской и чей отец принимал участие в Северном восстании…
– Значит, история твоей семьи может заставить задуматься о твоих религиозных предпочтениях, – медленно проговорил я.
И внезапно Гарет полностью сломался. Он чуть ли не кубарем скатился со своего кресла и рухнул на колени, в отчаянии сжав руки.
– Это неправда! – воскликнул он. – Клянусь, я не папист, я верно следую королевским заповедям! Я постоянно говорю это всем. Ах, если бы меня только оставили в покое…
– Встань, – ласково сказал я, жалея, что довел парнишку до такого состояния. – Сядь обратно в кресло. Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Ты сказал: «Я постоянно говорю всем». Кому это всем?
Паж отчаянно замотал головой – по щекам его текли слезы.
– Давай, Гарет! – подбодрил я его. – Если ты не совершил ничего дурного, то и опасаться нечего. А если даже совершил – и признаешься, – королева будет милостива.
Мальчик издал долгий прерывистый вздох:
– Я ничего не сделал, сэр. Но, как вы говорите, из-за прошлого моей семьи все думают, что я из тех, кто шпионит за реформаторами. Хотя лорд Парр и королева знают, что моя семья лишь хочет жить тихо и верно служить ей. Но после того как я поступил во дворец… – Он опять замялся в нерешительности. – В общем, один человек подходил ко мне, дважды, и спрашивал, не соглашусь ли я следить за королевой, подмечать всякие мелочи и сообщать их тем, кто, по его словам, служит истинной вере. Я отказался, клянусь…
Юноша уставился на меня, и вид у него при этом был жалкий. Его лицо распухло от слез, и я вдруг понял, как выгляжу в глазах невинного мальчика, ступившего в эту позолоченную, прекрасную выгребную яму.
– Ты доложил об этом вышестоящим? Лорду Парру?
– Нет, сэр, я не посмел. Тот человек, он… напугал меня.
– Когда это случилось?
– Как только я поступил на службу, прошлой осенью. А потом это повторилось снова, в апреле, когда началась охота на еретиков.
– Оба раза к тебе подходил один и тот же человек?
– Да, и я не знаю, кто он такой и откуда взялся. Я поделился с одним из пажей, и тот сказал, что такое бывает, когда впервые появляешься при дворе, и если хочешь уберечь свою шкуру, то лучше всего отказаться. Мой товарищ пояснил, что обычно подсылают кого-нибудь неизвестного во дворце, допустим слугу кого-то из влиятельных персон.
– Этот человек не назвал тебе своего имени?
– Нет, сэр. Сперва он подошел ко мне на улице. А во второй раз ждал меня возле дома, в котором я бываю. Что-то в его лице напугало меня. – Мальчик потупился, стыдясь своей слабости.
– Можешь его описать?
Линли снова поднял на меня глаза и покорно начал перечислять приметы:
– Лет двадцати пяти, худой, но жилистый и сильный. Одежда на нем была дешевая, но говорил он как джентльмен. Помню, что у него не хватало половины уха, как будто ему отрубили его в бою. – Гарет содрогнулся.
Сердце мое ёкнуло. Отрублено пол-уха, как и у одного из тех, кого спугнул Элиас, когда злоумышленники в первый раз пытались проникнуть в типографию. Я постарался не выказать своего возбуждения, а паж продолжил:
– Оба раза он говорил, что если я соглашусь шпионить за королевой, то заслужу благодарность очень значительной персоны, что этот человек щедро наградит меня и поможет сделать карьеру при дворе.
– Что ж, весьма заманчивая перспектива, – заметил я.
– Нет, меня это не привлекает. – Гарет отчаянно замотал головой. – Теперь я хочу лишь одного: как можно скорее убраться отсюда.
– Ты правильно сделал, что сказал мне. – Я попытался успокоить юношу. – Тебе нечего бояться. Скажи, а потом, после того как ты отказал этому человеку во второй раз, ты видел его снова?
– Нет, сэр, более уже никогда. Видимо, он понял, что искушать меня бесполезно, и отступил. Я бы хотел уехать домой, к своей семье, сэр, – добавил парень упавшим голосом. – Доброе имя дороже всего.
– Думаю, это можно устроить.
Гарет шелковым рукавом вытер лицо. Я мог только посочувствовать его слабости. Окажись я сам на его месте в этом возрасте, моя реакция, вероятно, была бы точно такой же. Я отпустил юношу и, оставшись в одиночестве в кабинете лорда Парра, подумал: «Наконец-то появилась хоть какая-то ниточка!»
Мэри Оделл оказалась белокурой женщиной чуть за тридцать, высокой и полной. На ней было черное шелковое платье, а на светлых волосах – шляпка со значком королевы. Черты лица ее отличались мягкостью, и во всем ее облике сквозило что-то материнское, хотя она и не носила обручального кольца. Зеленые глаза Мэри смотрели остро и настороженно. Я встал и, поклонившись, предложил даме сесть. Она села, сложив руки на коленях, и стала с любопытством и, как мне показалось, с некоторым удивлением разглядывать собеседника.
– Сержант Мэтью Шардлейк, – представился я.
– Я знаю, сэр. Королева рассказывала о вас. Она считает вас честным и очень умным человеком.
Я почувствовал, что краснею.
– Простите, что побеспокоил вас, миссис Оделл, но я должен поговорить со всеми, кто был в покоях королевы в тот вечер, когда украли перстень.
– Разумеется. Ее величество просила меня всячески помогать вам, сэр.
– Лорд Парр говорит, что вы уже какое-то время служите горничной и являетесь подругой королевы.
– Мы состоим в родстве. Я знала ее величество еще до того, как она стала королевой. – Мэри Оделл чуть заметно улыбнулась, искренне и весело, как часто улыбалась сама королева в более счастливые дни. – Хорошо быть в подчинении у человека, достигшего такого высокого положения. – Она немного помолчала, а потом продолжила уже серьезным тоном: – Но моя преданность ее величеству гораздо глубже, чем просто благодарность за должность при дворе. Она дарит мне свое доверие и дружбу, и я готова умереть за нее: поверьте, это не просто слова. – Миссис Оделл глубоко вздохнула. – Королева рассказывала мне о многом, что случилось в последние месяцы. О своих… бедах.
– Понимаю.
«Но уж конечно, Екатерина не рассказывала верной Мэри о „Стенании грешницы“. Это было бы слишком опасно», – подумал я.
Оделл с лукавым видом посмотрела на меня:
– Королева, похоже, очень огорчена утратой перстня. Она любила милую Маргарет Невилл, но, кажется, как-то уж слишком подавлена пропажей.
Я понял, что эта умная женщина догадывается, что тут замешано нечто большее, чем исчезновение драгоценности, но не стал комментировать ее слова.
– Насколько я знаю, в тот вечер была ваша очередь работать в качестве горничной. И – прошу меня извинить – иногда вы делите с королевой постель.
– Да, бывает. Ради компании, когда моя госпожа чувствует себя одинокой или расстроенной.
– Не могли бы вы рассказать мне, что случилось, когда вы пришли приготовить королеве спальню? Возможно, в тот вечер вы увидели или услышали что-то не совсем обычное? Уверяю вас, любая мелочь может оказаться полезной.
Мэри кивнула, словно одобряя, что я перешел к сути дела:
– Я занимаю две комнаты в апартаментах у ворот. В тот вечер я вышла оттуда, пожалуй, минут на десять раньше обычного, почти в девять. Я чувствовала себя усталой и хотела поскорее выполнить свои обязанности и уйти. Я пересекла двор и попала в покои ее величества. Обычно пажи убираются в комнатах, а потом я вхожу, чтобы приготовить постель, убедиться, что в спальне все в порядке, и выложить ночную рубашку королевы и расчески.
– Значит, перед этим один из пажей всегда убирает в спальне?
– Да.
– А насколько эти пажи послушны и добросовестны? Мальчишки ведь склонны к проказам.
– Пару раз я видела, как они играли в карты в галерее ее величества, и доложила об этом гофмейстеру, но они не осмелятся на какую-нибудь серьезную шалость в покоях королевы. В тот вечер пажи довольно хорошо выполнили свою работу. Один из стражников предупредил меня, что ее величество у короля. Иногда по возвращении королева любит поговорить со мной, поэтому, уходя обратно к себе, я сказала ему, что приду, если во мне вдруг возникнет нужда. А в целом, сержант Шардлейк, это был совершенно обычный вечер. Никаких происшествий или отклонений от заведенного порядка. Разве что… – Дама наморщила нос. – В спальне был какой-то неприятный запашок. Совсем слабый, еле уловимый.
– Какой именно запашок?
– Прошу прощения, запах нечистот. Я подумала, что это с реки, и закрыла окно. Потом взяла лампу и внимательно осмотрела комнату, но ничего не заметила. Как я сказала, запах был очень слабый.
– А как насчет личного сундука королевы? Того самого, где хранился перстень? Не заметили ли вы чего-нибудь необычного?
– Как обычно, паж сложил на сундук белье. Все как полагается, никаких нарушений протокола. – Оделл помолчала, а потом проговорила с чувством: – Я бы очень хотела помочь вам, сэр, учитывая, как опечалена королева. Но и правда ничего такого не было.
– Вы когда-нибудь заглядывали в этот сундук?
– Несколько раз. Иногда королева при мне доставала оттуда свои драгоценности или неоконченное письмо. – Голос горничной стал печальнее. – Но не в последние месяцы. В последнее время ее величество, похоже, не хотела, чтобы я заглядывала туда. Она всегда носила ключ на шее. И теперь так убивается из-за какого-то кольца.
Я почел за благо отвлечь Мэри, хотя для этого пришлось прибегнуть ко лжи:
– Иногда, когда некоторое время находишься в напряжении, как, я знаю, было с королевой, какая-нибудь не слишком серьезная неприятность, вроде пропажи перстня, подаренного любимым человеком, может выбить из колеи, лишить душевного равновесия.
Моя собеседница кивнула:
– Это правда. – Однако она все-таки бросила на меня проницательный взгляд.
– Значит, вы совершенно уверены, что ничего необычного в тот вечер не заметили?
Мэри Оделл крепко задумалась, а потом сказала:
– Кроме запаха, который быстро пропал, была только одна мелочь – такая незначительная, что я даже не знаю, стоит ли говорить о ней.
– Какая? – Я подался вперед за столом лорда Парра. – Любая деталь может оказаться полезной.
– Я сказала вам, что пришла из своих комнат. Вы уже заметили, сколько охраняемых дверей нужно пройти в этом дворце – при входе в помещение стражи, в приемную и так далее. Когда наступает моя смена, меня всегда включают в список. Иногда какой-нибудь новый стражник спрашивает, кто я такая, проверяет, есть ли я в перечне, и делает пометку против моего имени. Я никогда не возмущаюсь и не жалуюсь: это их обязанность. Но в апартаментах королевы почти все стражники знают меня, и они просто отмечают мое имя, когда я прохожу. В тот вечер у двери в личные покои ее величества стоял охранник, которого я часто там видела, его зовут Захария Годжер. К моему удивлению, он остановил меня и сказал, что меня нет в списке. Я велела стражнику прекратить глупости, но ему пришлось дважды просмотреть список, прежде чем он нашел мое имя и пропустил внутрь. И еще: Годжер говорил громким, грозным голосом, не так, как подобает беседовать с леди моего положения. – В тоне горничной проскользнуло негодование. – Я даже подумала, уж не пьян ли он, но от него не пахло спиртным, да и начальник охраны, прежде чем допустить людей к дежурству, всегда лично проверяет, что стражники трезвы, а их обмундирование и оружие в полном порядке.
– Это звучит действительно странно, – согласился я. – Надо будет обсудить с лордом Парром. – Я встал и поклонился. – Благодарю вас за то, что уделили мне время.
Миссис Оделл тоже поднялась:
– Меня просили провести вас в личную молельню ее величества. Там вы встретитесь с королевой. Насколько я понимаю, вы должны поговорить с дурочкой Джейн?
– Да, это так.
И снова чуть заметная лукавая улыбка, как у королевы Екатерины.
– Желаю вам удачи, сэр.
С этими словами дама открыла дверь, и я пошел вслед за ней.
Мы направились по коридору. В воздухе благоухало розами и лавандой – аромат исходил от лепестков, разложенных на стенных панелях. Через открытую дверь в конце коридора я заметил бесконечно длинную, ярко раскрашенную галерею с высокими стенами и птиц в клетках, издававших приятный щебет. Галерея королевы, предположил я.
Мэри Оделл постучала в боковую дверь и, не дожидаясь ответа, предложила мне войти. Я оказался в помещении, где ее величество возносила молитвы. Обстановка здесь была безупречно ортодоксальной – на стенах богатая роспись, как повсюду во дворце, алтарь покрыт вышитым холстом, а в нишах горят свечи. Королева позаботилась, чтобы в ее личной молельне не было никаких видимых признаков Реформации, которые враги могли бы использовать против нее.
Мэри обернулась в дверях:
– Королева и Джейн скоро будут.
– Спасибо, миссис Оделл.
Неожиданно горничная наградила меня обаятельной улыбкой:
– Я знаю, что вы сделаете все, чтобы помочь королеве. Да поможет вам Бог в ваших усилиях, сержант Шардлейк!
– Вы очень добры.
Дама удалилась, шурша шелковыми юбками, и я остался один. Вдали еле слышались голоса – обычный дворцовый гул. Я подумал, что наконец-то обнаружил хоть какие-то зацепки. Человек с половиной уха, участвовавший в первом покушении на Грининга, был связан с кем-то наверху, да и странный эпизод с Мэри Оделл и стражником также нужно расследовать… Даже этот необычный запашок стоит внимания. А теперь мне снова предстояла встреча с королевой. Я посмотрел на одну красную свечу в нише и на мгновение ощутил странное чувство удовлетворения.
Циновка была такой толстой, что я не услышал приближающихся шагов и вздрогнул, когда дверь отворилась. Вошли четыре женщины, но королевы Екатерины среди них не было. Две дамы были молоды, в роскошных платьях с длинными рукавами, наверняка фрейлины… А две другие, вдруг понял я, были знакомы мне по огромному портрету короля и его семьи. Одна из них, несомненно, была самой леди Марией, старшей дочерью Генриха. А позади нее маячила в дверном проеме вторая женщина, маленькая и круглолицая: я догадался, что это, должно быть, и есть дурочка Джейн. Шутиха привела с собой жирную белую утку на кожаном поводке.
Джейн стояла отдельно от других и отличалась сравнительно простым платьем, хотя ее серая накидка с высоким воротником и белый чепец были сшиты из самой лучшей материи. Голубые глаза дурочки быстро обежали молельню и уставились на меня, бессмысленно и испуганно. Рядом с нею, такая же невысокая, но облаченная в роскошные одежды, стояла и с царственной властностью рассматривала меня леди Мария. Я поклонился чуть ли не до самого пола, и мое сердце бешено заколотилось.
– Выпрямитесь, мастер законник. – Голос дочери Генриха VIII оказался звучным и на удивление низким.
Я взглянул на наследницу короля. Мне было известно, что дочь Екатерины Арагонской была намного старше леди Елизаветы и принца Эдуарда; Марии уже исполнилось тридцать лет, однако ее узкое, с тонкими чертами лицо казалось еще старше. Темно-рыжие волосы прикрывал усыпанный бриллиантами круглый арселе, а зеленая мантия была расшита гранатами – распространенный узор, но также и эмблема ее давно умершей матери, отвергнутой супругом ради Анны Болейн. Маленькие изящные руки Марии играли золотым ароматическим шариком на поясе.
– Простите, миледи, – сказал я, – я не предполагал…
Принцесса кивнула и улыбнулась – вежливой улыбкой, хотя ее темные глаза смотрели холодно и настороженно. Несмотря на свои спокойные манеры, она показалась мне человеком, который привык всю жизнь держаться начеку. Леди Мария взмахнула рукой:
– Я знаю, вы ожидали королеву. Но мой отец позвал ее посидеть с ним немного. Когда пришла Мэри Оделл, чтобы забрать Джейн, та была со мной, и я сказала, что могу сопровождать ее вместо королевы. – Она насмешливо посмотрела на меня. – Полагаю, вам поручили расследовать пропажу перстня из сундука Екатерины?
– Совершенно верно, миледи. Меня попросил заняться этим лорд Парр.
Мария сделала движение своими худенькими плечами – как будто пожала ими.
– Я что-то смутно слышала об этом. Но в последние дни я была занята надзором за строительством своих новых апартаментов. – В ее голосе проскользнула нотка гордости. – Как видите, я привела с собой двух фрейлин, для соблюдения правил приличия. – Она не представила своих спутниц, но продолжала обращаться ко мне: – Я удивлена, что бедняжку Джейн будут допрашивать. – Мария с нежностью посмотрела на маленькую женщину.
А та бросила на нее умоляющий взгляд и проговорила тонким голоском:
– Я не сделала ничего дурного, миледи.
Я задумался, в самом ли деле Джейн такая тупая и пугливая или же просто притворяется, и не смог ответить на этот вопрос. В ее круглом, как луна, лице было нечто необъяснимо странное – то ли потому, что ум этой женщины работал не так, как следует, то ли потому, что она была искусной актрисой. А может быть, имело место и то и другое одновременно.
– Так пожелала королева, – сказал я, – потому что Джейн, – мне казалось, что здесь было принято называть шутиху христианским именем, – была среди четверых человек, кто входил в спальню ее величества в тот вечер, когда пропал перстень. Вас ни в чем не подозревают, – успокоил я дурочку. – Просто мне нужно знать, не заметили ли вы чего-нибудь необычного…