Кристина Юрьевна Юраш
Феерическая Академия
– Ночная бабочка? – удивленно переспросили ученицы, пока я мысленно желала девица попутного ветра в спину.
– Да, это – та девушка, которая отдает ему свою жизнь, – негромко произнесла Мелюзина, почему-то погрустнев. – Срок жизни ее, увы, не долог. Именно ее силы удерживают его величество на грани жизни… Именно она вдыхает в него жизнь… Это как паук и бабочка…
Я бы уже пятками сверкала, представляя, как предстоит вдувать жизнь в старые мощи! Никогда я так не переживала за ту несчастную беглянку, а каждый крик стражи «Нашли?», вызывал у меня надежду, что все-таки нет!
Мы терпеливо ждали, а паника внезапно стихла. Стража встала на свои места. Зал засверкал яркими огнями, которые слепили непривычные к такому свету глаза, а нас вытолкали в центр зала.
– Его величество, король Оберон! – послышался голос, а я терпеливо закатила глаза, мысленно разрешая вносить дряхлого старца, от которого сегодня сбежала невеста. В зале стало тихо-тихо, а потом послышались шаги. Я встала на цыпочки, чтобы посмотреть, как вползает на огромный трон, увитый цветами и украшенный драгоценными камнями, дряхлая феерическая немощь.
Шаги приближались, а в абсолютной тишине мелькнул ослепительный алый плащ, кровавой рекой расстилающийся по сверкающим белизной ступеням. Чувство смутной тревоги охватило меня, а я оперлась на плечо какой-то феи, глядя на кровавую реку ткани. Я удивленно подняла брови, глядя на его обладателя. Перед нами стоял Альбераунт в алом костюме. Его волосы были разложены огненными водопадами по плечам, а голову венчала причудливая корона из серебра, цветов и самоцветов.
Я что-то говорила ему про принца? Он что? За полчаса успел завоевать корону? Тут два варианта, либо наш рыцарь принял все очень близко к сердцу, либо у меня появилось увлекательное и опасное хобби хамить особам королевских кровей! Отличный мужик! Сначала совесть потерял, потом девушку!
Глава шестая. Девушка с татуировкой паутины
– О, ваше величество! Позвольте представить будущих крестных фей! – тут же сориентировалась Мелюзина, пытаясь на старых крыльях подлететь к трону и отвесить реверанс. Тяжелый взгляд Оберона тонко намекал притихшим придворным, что он тоже готов что-то отвесить, а сдачу, они смогут оставить себе на похороны. Он сидел, вальяжно развалившись на троне, закинув ногу на ногу.
– Я так счастлив, я так рад, – произнес Оберон голосом, от которого в штанах присутствующих привалила свежая порция радости.
– Он скажет вам напутственное слово! – жизнерадостно произнесла Мелюзина, делая губки бантиком. Пока что вместо напутственного слова был напутственный взгляд, тонко намекающий всем, куда им нужно идти. Что-то он огорчился немного, обводя присутствующих очень нехорошим взглядом.
– Мы обыскали сад, – послышался тихий голос, а перед троном застыл стражник в поклоне. – Ее нигде нет. Мы продолжаем поиски, ваше величество. Не прекращаем ни на минуту.
– Дорогие мои феи, – произнес Оберон, глядя на нас. Я уже приготовилась к тому, что король зайдет издалека. О том, как в детстве окно разбил во дворце, как его в угол ставили, о том, как аллергией болел на цветы и так далее, и, собственно, как все ораторы. – Предупреждаю сразу. Стоит кому-то из людей обидеть любую из вас, а вам три раза произнести мое имя вслух, я уничтожаю все живое в радиусе тридцати лиг. Разбираться буду после.
Я стояла, начиная понимать, откуда столько феерической любви и обожания к власти. Мысль о том, чтобы подарить ему книгу «Как обрести спокойствие», я отмела, поскольку на ней осталось немного феи, а у меня – инстинкта самосохранения.
– Но люди не бесконечны, так что учитесь хорошо и не доводите до крайности, – спокойно произнес Оберон, а я смотрела на него совсем другими глазами. – Если с вами что-то случится, пощады не будет. Считайте, что вы защищаете людей от меня, делая так, чтобы они лишний раз не лезли на рожон. Вы прекрасно знаете, на что я способен. Люди непонятливы, так что мне приходится писать историю человечества кровью. Ваша задача – сделать для нее красивую волшебную обложку. С цветочками, рюшами и бантиками.
– Да, мои куколки! – закивала Мелюзина, поджимая губы и подгоняя нас к выходу. А что? Аудиенция уже закончилась? Я вот не могу понять, что раньше закончилось, Аудиенция или терпение моего состоявшегося и состоятельного крестника, но нас уже стайкой гнали по коридору. Я засмотрелась на потолок, усеянный светлячками, а меня втолкнули в аудиторию в которой стояли парты и стулья, похожие на пеньки со спинками. Парты, казалось, вросли в пол, а по некоторым из них пускали свои зеленые побеги яркие и сочные цветы. Я заняла парту, увитую розами, ерзая на своем пеньке и удивляясь красивой доске, вокруг которой сплелись в причудливом макраме все те же живые цветы.
– Да, мои куколки! – вздохнула тетя Зина, пока я трогала полированную столешницу, рассматривая причудливый узор дерева. – Оберон сказал правду! Помню, как однажды он явился прямо посреди битвы, когда фея стояла между двумя войсками, в надежде предотвратить сражение. Но это не значит, что вы можете вызывать его, когда вам вздумается! Если он узнает, что вы сами виноваты, пощады не ждите. А теперь, мои куколки, я научу вас маленькому фокусу, как проучить наглых смертных, но для начала, вы расскажете мне все, что знаете о крестных феях.
Перед нами появились красивые коробочки с бантами, украшенные цветочками. Я недоверчиво посмотрела на подарок, но видя, как однокурсницы скидывают капюшоны и открывают коробочки, пища от восхищения, тоже рискнула открыть. Среди лепестков лежала изящная палочка, по которой пробегали искорки. Я достала ее, осмотрела со всех сторон, пока по парте рассыпались лепестки. Отлично! Теперь у меня есть волшебная палочка! Просто замечательно! Всем спасибо, несите диплом!
– Пока вы любуетесь подарками, я расскажу вам о крестных феях, – слышался голос Мелюзины, пока я уныло высунула нос в приоткрытое окно. За окном было куда интересней, чем я предполагала. Со второго этажа открывался вид на роскошный сад, по которому сновали слуги, заглядывая под каждый кустик. Они точно девушку ищут, а не отдельную часть?
– Ее здесь нет! – жалобно произнес стражник, раздвигая руками траву и подсвечивая себе светлячками. Ну да, конечно, она там, как партизан лежит! И отстреливается глазками… Ну-ну… Где-то неподалеку шуршали живой изгородью товарищи, напоминающие призраков. Вот я удивлюсь, если сейчас послышится: «Ух ты, какие у нее глаза большие! И что это она тут делает?». Мимо них порхала фея, высматривая какие-то неведомые дали. Девушка, видимо, не дура, раз вполне вероятно бежит где-то и даже не оглядывается.
– В лабиринте смотрели? – спросил кто-то из стражи, ощупывая кусты, как прелести любимой женщины. Так тут еще лабиринт есть? Отлично! Сразу видно, что девушка любит интеллектуальную игру «Найди и снова потеряй!». – Может, в озеро упала?
Я представила красавицу, которая сидит под водой с трубкой во рту, пока мимо нее ходят стражники. И чего это я так переживаю за нее? Уж не хотите ли вы сказать мне, Лилия Викторовна, что вы ревнуете? Может он пачками сюда гарем стаскивает, а вы тут ревновать надумали!
– Мы уже все обыскали! – орали в ответ слуги, а я подперла рукой подбородок, слушая старые добрые сказки в исполнении старой и отнюдь недоброй феи.
– … а почему платье Золушки исчезло в полночь? Вместе с каретой? – спросил наивный голосок, отвлекая меня от торчащей из фонтана задницы стражника, который плескался так усердно, преклонившись через бортик, что скоро найдет сокровища затонувших кораблей. Он наклонился еще, обдав окружающих такой волной брызг, что где-то чуть не всплыла Атлантида. Я повернулась в аудиторию, имитируя жажду знаний.
– А все потому, дорогая моя, что платье, карета и драгоценности Золушки были взято в аренду доброй крестной феей у Рапунцель. Крестная Фея договорилась. И Рапунцель слезно просила вернуть их в полночь, потому что у нее намечался торжественный выход! Туфли были взяты у Спящей Красавицы, благо размер подошел, поэтому туфли брались в аренду на пять лет! Все равно она их не носила! – пояснила Мелюзина, а я почувствовала, что любимые сказки никогда не станут прежними!
– То есть, мы не колдуем платье, туфли, карты? – защебетали феи, пока я смотрела, как кто-то из стражи, вылезает из куста, осматриваясь по сторонам.
– Куколки мои, ну, конечно же, нет! – рассмеялась старая моль, искоса поглядывая на меня. – Хорошая крестная фея понимает, что чем удачнее она пристроит большинство крестниц, тем больше возможностей открывается перед ней для устройства других! А тыква, крысы и прочая ерунда – это магия для отвода глаз наивных крестниц!
Я сглотнула, радуясь, что меня не взяла на устройство в хорошие мужские руки какая-нибудь добрая крестная, притащив вещи с чужого....
– Самая большая сложность возникла с бельем Золушки! – произнесла крестная фея. – Там размер был нестандартный, поэтому пришлось тоже снять его со Спящей Красавицы! Он даже не заметила!
Спасибо, не надо! Я тяжко выдохнула, чувствуя, как ко мне подбирается какая-то странная слабость. Сладкое чувство наполняло душу какой-то странной жаждой, что мне пришлось облизать пересохшие губы, не понимая, откуда во рту появился приторный привкус, смешанный с какой-то горечью. Жар приливал к щекам, а я украдкой положила руки на них, чувствуя, как они пылают.
– Мы не нашли ее, – слышались голоса стражи. «Ау-у-у!», – визгливо кричала фея – служанка, отгибая какой-то листик. Ну да, девушка у нас компактная, выдохнула и притаилась! – Может, она … исчезла? Вы точно помните, что она была? Ваше Величество! Мы все обыскали! Ее нигде нет! Она не могла покинуть это место?
Я дернула головой, переключаясь на лекцию, которую пыталась слушать краем уха.
– … принц, разумеется, не запомнил Золушку, которая потом превратилась в настоящее Золотце! Наутро этот идиот вообще ничего не помнил из того, что было на балу! И пока слуги носили компрессы и ведра, добрая фея подложила ему туфельку! – послышался гордый голос Мелюзины.– И сейчас я дам вам немного времени подготовиться, чтобы вы могли показать мне настоящее колдовство!
Мутным взглядом я увидела веточку с фиолетовыми колокольчиками, которые висели над доской. Я потрясла головой, чувствуя, как прилив жара вызывает у меня странное чувство, словно мир тускнеет.
– Ваше Величество! Кажется, нашли! – послышался голос из сада, пока я чувствовала легкое недомогание, от которого пыталась отмахнуться привычным «Некогда болеть!».
Где-то между искушеньем и истощеньем пролегает тонкая грань, о которой я могла только догадываться, глядя, как стража обходит по кругу чахлое деревце. Сердце тревожно билось, а я не могла понять, в чем дело и что со мной происходит!
– Лилит! Продемонстрируйте нам заклинания, которые вы уже выучили! Не стесняйтесь! – послышался голос тети Зины, а я осмотрелась по сторонам, в надежде, что тут половину фей зовут так же, как и меня.
Стоило мне взять палочку в руку, как я замерла. По моей правой руке расползался странный черный узор, похожий на паутину. Черная паутинка становилась все больше, а я прикрыла ее рукой. Фиолетовое небо за окном превращалось в чернильное, а сквозь него проблескивало что-то похожее на ослепительные звезды… Тень медленно наползала на сад, кралась в открытое окно, а я видела, как мир вокруг преображается. Все вокруг становилось каким-то странным, красивым и немного зловещим. Цветы обнажали колючки, а глаза фей блестели странным светом, точно так же, как и их звездные плащи.
– Это она? – послышался голос за окном, а я обернулась, глядя, как маленькая фея несет в руках черепушку.
– Нет, – холодно произнес Оберон, заложив руки за спину и стоя ко мне спиной. – Это мы с прошлого раза забыли. Поймали во время охоты. Там еще где-то корона валяется… Найдете корону – бросьте в сокровищницу… Мне камень понравился… Всего принца мы решили не тащить, а только голову. Заслужил!
Алый плащ и волосы казались какими-то ослепительными, какими – то слишком яркими, словно обжигающими, а в ушах зазвенела мелодичная трель.
– А если мы ее так и не найдем? – спросил голос под окнами, а Мелюзина поморщилась, покачала головой и приготовила волшебную палочку.
– Тогда она найдет свою смерть, а вы большие неприятности, – произнес Оберон, а створки окна с грохотом захлопнулись. В воздухе почему-то пахло дурманящей фиалкой.
– Вот расшумелись! – поморщилась она, поправляя на голове свой куст. От каждого взмаха волшебной палочкой, на ее прическе распускался еще один цветок.
– И все из-за какой-то человеческой девицы, которая и так обречена! Новую найдет! Для него это раз плюнут! Сколько уже таких было, – ворчала тетя Зина, осматриваясь по сторонам, а потом снова вытаскивая меня к доске. – Ну-ну! Не будем отвлекаться на какую-то ночную бабочку, а вместо этого займемся магией! Лилит! Покажите ваши умения!
– Эм… – помялась я, глядя на волшебную палочку в своей руке. Вторую руку я прятала под плащом. Что-то мне местная медицина доверия не внушает, если честно. В голове задорную песенку пела волшебная фея, перед которой с открытым ртом сидела впечатлительная Золушка, еще не знающая о том, что ей предстоит натягивать на себя чужое белье и туфли.
– Пибэди-пабэди-ду! – выдала я, особо на успех не рассчитывая, но при этом не забывая взмахнуть палочкой. Сначала я не поняла, а через мгновенье прямо на парты упало что-то огромное, чешуйчатое, а на меня немигая посмотрел желтый глаз.
– Дракон!!! – заорали феи, бросаясь врассыпную.
– Ты что натворила! – заорала Мелюзина, пытаясь пустить в него искорки из своей палочки. -Это… Это запрещенное заклинание! Кто разрешал тебе использовать «пибэди-пабеди-ду»?
И правда? Кто разрешал? Все почему-то резко приуныли, всем видом показывая, что дракону не рады! Зато дракон был очень рад нам, и вовсе не считал «пибэди-пабэди – ду!», чем-то плохим. Видимо, это заклинание имело у него стойкую ассоциацию с кушать подано, поскольку, первой его мыслью было начать с легкой закуски.
Перекрытия дворца ломались, как яичная скорлупа, а пока еще ноги выносили меня за пределы новой драконьей столовой имени меня. Нет, ну могли бы сразу предупредить? Могли бы на стене написать: «Запрещенные заклинания! Знать и никогда не применять!».
– Спокойствие! – орал какой-то оптимист из стражи, влетая в коридор, по которому нас дружной стаей гнал огромный и зубастый ящер. – Что случилось?
Видимо, со зрением у стражника было совсем туго, поэтому дракон, пытающийся куснуть за сверкающую накидку рыжеволосую фею, ничуть его не смущал. Может, я что-то не знаю об этом замке, или дракон имеет инвентарный номер, но узнавать, где он у него написан, я буду исключительно после того, как потыкаю дракошу палочкой и буду уверена, что он мертв!
Я цеплялась за стены, видя, как феи оборачиваются маленькими светлячками, бросаясь врассыпную, а мне на встречу бежит стража. Мои крылья сделали несколько унылых взмахов, намекая на то, что рожденный ползать летает крайне редко.
– Ох! – слышались голоса, а слава убийцы драконов почему-то никого из них не прельщала. Может, у них драконы священные животные? И вместо того, чтобы отбивать несчастную жертву им желают приятного аппетита?
Я вжалась в стену, с ужасом глядя, как дракон – дизайнер смело и дерзко вносит свои коррективы в перепланировку дворца, руша стены и потолки. Огромный, темный ящер ревел так, словно где-то ему прищемили хвост и то, что под хвостом. Я юркнула в какую-то роскошную комнату, дверь которой была приоткрыта, и тут же бросилась к окну! Второй этаж – полет недолгий! Красивый витраж, пронизанный лучами волшебного света, не поддавался. Желтый глаз дракона заглянул в дверь, пока за ней слышались такие крики, словно первое, второе уже съедено, а меня оставили на десерт.
Да он вообще должен быть мне благодарен! Сидел бы в своей пещере, если бы не я! А тут такое разнообразие! Но благодарности дракон не испытывал, или испытывал, но не скромно не показывал.
Стекло поддалось, окно распахнулось, а я вскочила на узкий подоконник, глядя на розовые кусты аккурат под окнами. Что? Еще и ежевика?
Дракон расширял проход, а кто-то из фей пытался его остановить. Я видела несколько светлячков, летающих возле его пасти.
Дракон зажмурился, послышался глубокий вдох, а я мысленно понимала, что миллион алых роз из окна – не самая лучшая идея.
– А… – послышалось от сморщившегося дракона. Мысленно колеблясь и поглядывая вниз. Я прыгнула, чувствуя, как мои крылышки пытаются поднять меня в воздух. Меня швыряло и дергало из стороны в сторону, ноги телепались, а над головой пронесся столп пламени.
Крылья несли меня куда-то, но судя по тому, как меня мотало, сами не решили куда. А потом я почувствовала, как лихо падаю на траву. Сердце ушло в пятки, а я понимала, что далеко не улечу. Крылья почему-то поднимали меня все выше и выше, но я криками пыталась объяснить им, что категорически боюсь высоты!
Я видела, как полыхает крыло дворца, как из него разлетаются огоньки, сбиваясь в кучу, и как по саду спокойной походкой хозяина жизни идет Оберон. Стража едва сдерживала дракона, пытаясь зажать его среди руин.
Алый плащ стелился по тропинке, сминая нежные цветы, а Оберон невозмутимо шел сторону обезумевшего дракона, по пути уверенно вытаскивая меч из ножен одного из стражей. Широкие плечи обвивала траурная лента, а на груди в черной дымке материализовывался тот самый анатомический доспех, напоминающий обнаженные ребра.
Дракон, вместо того, чтобы проявить должное почтение, или, как и полагается, терпеливо подождать, пока к нему дойдет одинокая фигура, пафосно снаряжаясь на пути к славе, дернулся, поливая пламенем все, до чего мог дотянуться. Сверкающая паутина, стягивающая крылья, разлетелась по сторонам, а могучий взмах крыльев отмел стражу. Пригибаемые к земле воздушным потоком, они в большинстве своем легли. Дракон взмывал над головой Оберона, а я смотрела на алый плащ, поддавшийся натиску драконьего ветра.
Невидимая сила поймала дракона на подлете к звездному небу цвета аметиста. Внезапно ящер замер, его крылья сложились, а в магическом свете сверкнула паутина, опутывающая его и бросающая на землю с такими грохотом, от которого остатки дворца едва ли не сложились коробочкой. Ударная волна отмела меня в кусты, с которыми я попыталась вежливо поздороваться. В глазах все двоилось и троилось, а мир слегка поплыл.
– Как. Ты. Посмел, – чеканил голос, от которого мурашки пробегали даже у стен. – Нарушить. Покой. Моего. Королевства?
– Не подходи ко мне, чудовище! – жутким голосом прохрипел дракон, пытаясь подняться, но едва видимые нити стягивали его.
Глава седьмая. Засосун, или никому не нужен феерический король?
– И с чего это вдруг я стал чудовищем? – надменно произнес Оберон, глядя на хрипящего дракона и склонившись к нему. Стража стояла вдоль разрушенного крыла, а феи летали огоньками вокруг руин.
– С тех самых, тварь, – прохрипел поверженный дракон. – Как ты взял с пола упавшую корону… Я верно служил королю волшебной страны Лллуду, и тоже участвовал в той битве, но на его стороне…
– Я тебя помню, – надменно усмехнулся Оберон, рассматривая ветерана битвы, о которой я была не в курсе. – Ты был снизу… А еще я помню на тебе седло…
– Ты догадлив, паучий король, – рассмеялся дракон, словно подавился. На лице Оберона было написано столько всякого, что впору одалживать блокнот, дабы детально постичь местные ругательства. – Раскинул сети, и сидишь, как Паук… Ждешь, когда к тебе приведут следующую… И так бесконечно… Заметь, я не убил ни одну фею… Я просто хотел вырваться…
– Я бы заставил тебя восстанавливать замок, но у тебя же лапки, – передернуло Оберона.
– Твои феи превратились в ленивых мух, – прохрипел дракон, а его зубастая пасть оскалилась в подобии улыбки. – Если бы это произошло при Ллуде, то дворец был бы уже восстановлен! Ты слишком увлекся миром, чтобы видеть простую истину. Твои феи забыли, что такое настоящая магия!
– Ты имеешь в виду ту магию, которой Ллуд прислуживал людям? – надменно спросил Оберон, а его лицо напоминало посмертную маску.
– Мы все помним, как ты клялся, что никогда не пойдешь на это… Ты кричал, что тебе проще переступить грань жизни и смерти, воссоединившись со своим мертвым эскортом… И что теперь? Прошло несколько тысяч лет, а ты все еще жив… Это означает лишь то, что ты все же стал чудовищем, пауком, убийцей. Ну что ж, а у меня для тебя есть еще один подарок! Я скажу тебе, но ты не поверишь, – страшно рассмеялся дракон. – Последней будет та, с кем ныне связан. Король мой отомщен, а ты наказан!
– Убирайся из моих владений! – процедил надменный Оберон, а дракон смотрел на него страшным глазом. – Счастливого вымирания в мире людей!
Дракон освободился, взмахнул крыльями и взмыл куда-то под самый купол фиалкогого неба, растворившись среди магических звезд. Я лежала на траве не в силах пошевелиться. Черная паутина расползлась по рукам, ажурными перчатками окутывая мои пальцы.
– Как ты могла!!! -послышался голос Мелюзины, а я все еще чувствовала, как меня трясло. – «Пибэди» на древнем языке фей означает «приди», «пабэди» – помоги мне, а «ду» – убей всех! Если фее нужна помощь, она произносит «бу», гусеница!
Если вы услышите то, как я пою любимые песни на языках, которые я не знаю, повторяя попугайчиком все услышанное, то берите веревку и бегите в сторону солнца!
– Ты будешь наказана! – распылялась покрасневшая Мелюзина, доставая палочку и взмахивая ею. Я чувствовала, что не могу даже пошевелиться, чтобы хоть что-то сделать. Тело не слушалось, а ощущение реальности терялось. Оно у меня и так теряется, а тут вообще бесследно. – Вот заколдую – будешь знать! Ну-ка! Во что бы тебя превратить, гусеница? Ва… ваше величество… Вы хотите пощадить ее? Ва…
– Ее и так уже превратили в мою смерть, – послышался голос, а я почувствовала, как меня берут на руки, положив мою голову себе на плечо. – Прекратить поиски. Я ее нашел.
Я видела, как занесшая палочку Мелюзина убирает ее, опуская глаза. Другие феи сверкали вокруг своими пестрыми крыльями, снова возвращаясь к обычному росту. В абсолютной тишине меня несли на руках в сторону дворца, пока феи слуги пытались восстановить целое крыло. Меня несли по ступеням в зловещей тишине, а двери перед нами распахивались, обнажая волшебную красоту каждого зала, коридора. Светлячки сливались в ленты, а я лениво смотрела на них, чувствуя, как меня больше не радует красота волшебного мира.
Роскошные покои, в которых царил таинственный полумрак, встретили нас тишиной. Меня опустили на ложе, а я облизала пересохшие губы. Прохладная рука легла мне на щеку, а я чувствовала, как от прикосновения озноб становится все сильней. Мне казалось, что по моему телу разливался яд, а на меня надменно смотрели вишневые глаза. Волшебные светлячки на потолке, цветы, в которых блестели драгоценные камни, украшающие все вокруг, создавали ощущение нереальности и чего-то призрачного.
– Что ты делаешь? – едва слышно прошептала я, а прохладные пальцы, едва касаясь, легли на мои губы. Оберон молчал, а я уже ощущала дыхание на своей щеке. Неуловимое, скользящее, словно ветерок, пронзающий эти магические сумерки.
Едва ощутимое прикосновение губ к моим губам заставило вздрогнуть, а сквозь это необъяснимое наваждение мои губы раздвигали жадным, требовательным и настойчивым поцелуем. Озноб сменился жаром, я задыхалась, а меня приподняли, сжимая в руках, пока одни жадные губы искали вторые, окутанные ядовитой дымкой полусна-полуяви.
Мне казалось, что этот поцелуй вынимает из меня душу, а мои пальцы сжимали алые одежды короля фей. Каждое прикосновение губ приносило мне какое-то дикое, первобытное, необъяснимое блаженство, словно я несколько дней подряд брела по пустыне, обжигаемая палящим солнцем с единственной мечтой о стакане прохладной воды. И вот он, обжигающе-ледяной, запотевший и пленительный прикасается к моим губам, а я жадно и торопливо пью и не могу поверить, что мечта сбылась. Дурманящий, удушающий запах ночной фиалки, которым были пропитаны огненные волосы, терпкая на вкус кожа и мягкие, сладкие и нежные губы.
– Еще? – одними губами спросили у меня, пока я смотрела на лицо, которое в этот момент казалось прекрасным и таким пленительным, словно темная, ожившая мечта. Мои пальцы снова чувствовали, мое тело снова двигалось, а от оцепенения не были ни следа. Губы, которые снова прикоснулись ко мне, казались теплыми и даже жаркими. Нет! Я дернулась, отгоняя сладкую дымку наваждения, а меня безразлично отпустили, оставив сидеть на кровати и смотреть на стройную фигуру, грациозно поднявшуюся со смятого покрывала. Все то же надменное лицо, холодный взгляд глаз, которые должны были быть самыми теплыми, раз уж природа дала им цвет вишни – напоминание о солнечном лете.
– Это – мой яд, – послышался высокомерный голос, а я видела каскад волос, спадающих по широким плечам вниз огненными реками. – И мое проклятье. Благодаря этому я живу. Ты отдаешь мне частичку своей жизни, и она удерживает меня на тонкой грани жизни и смерти. Если бы я нашел тебя на час позже, то спасти тебя бы не удалось. Я бы мало, что смог бы сделать…
Я молчала, глядя на него и не понимая, что делаю в чужой кровати. Были у меня, конечно, некоторые соображение относительно операции по спасению, но я решила промолчать. Такие варианты развития событий я не рассматриваю.
– А у вас в волшебной стране все умеют разговаривать спиной? – усмехнулась я, видя, что мои руки снова стали обычными. Никаких следов черного кружева паутины! Пульсирующие вены запястья, бледная в магическом свете кожа, которая казалась полупрозрачной и какой-то нездорово-бледной.
– Если я не поцелую тебя снова, ты умрешь, – снова послышался голос, а руки за спиной сплелись. – Яд поглотит тебя полностью. Сначала озноб, потом оцепенение, черная паутина по телу и медленная смерть в болезненной агонии… Пока жива ты, я не могу найти другую.
– О, да, говорящая попа феерического короля! Это я уже поняла, – заметила я, со вздохом осознавая, что король фей намеков не понимает. – И? Попа, прошу, не молчи…
– За это ты получишь все, что в моих силах дать тебе, – снова послышался негромкий голос, пока я понимала, что намек был слишком тонок, и нужно что-то покрупнее, поувесистей. – Я постараюсь дать тебе то, чего у тебя никогда не было. Считай это моей благодарностью.
– Спасибо, говорящая феерическая попа, – я подняла брови, понимая, что из вежливости собеседник мог бы не изображать судьбу, и повернуться ко мне передом.
Ко мне повернулись лицом, а я посмотрела на бледное, надменное лицо и горделивый сощуренных взгляд.
– Так же благодарностью считается мое терпение, – на меня многозначительно смотрели в упор, а мне показалось, что намеки он все-таки понимает. Не нравится мне все это. Я зябко поежилась, пытаясь понять, что происходит. Выходит, что он целует меня, поглощает частичку жизни, и за счет этого живет? И для того, чтобы я не убежала, существует это проклятие? Чтобы я постоянно была рядом? Я смотрела на него. Пусть скажет, когда нужно трепетать перед ним, а то я тут благоговею с такого расклада!
– Почему именно я? – со скрытой враждебностью спросила я, пытаясь осознать, откуда столько счастья на мою голову. Еще бы! Да тут каждая первая мечтает о таком мужика, а тут я со своим «Здрасте, подвиньтесь, красавицы!». – С чего это мне выпала такая честь из чужих штанов?
– Не обольщайся, – коротко произнес Оберон, а на его губах дрогнула презрительная улыбка. – Мы ограничимся поцелуями. Это – мое условие. Ты – всего лишь случайность. Ты – не фея, и я это сразу понял. А вот крылья твои мне знакомы. Была одна фея, которая занималась тем, что поставляла мне своих крестниц.
– Ее случайно не Сутенер звали? – прищурилась я, сползая с кровати. На меня вопросительно посмотрели. – Хорошо, у нее в фамилии есть слово «сутенер»?
– Я не понимаю, о чем ты. Но этой феи больше нет, а у тебя ее крылья, – тихим голосом произнес Оберон, глядя на меня в упор. – Это означает только то, что у нас с тобой есть маленькая тайна. Поэтому не стоит задавать мне вопрос: «Почему я?», если боишься, что кто-то узнает твой правдивый ответ.
– И как снять проклятие? – сардонически спросила я, взвешивая перспективы и понимая, что они отнюдь не радужны. С одной стороны, он мне чем-то даже нравился. И не только внешне. Люблю мужчин, которые знают себе цену. Но не люблю тех, кто ее постоянно называет.
– Как ты думаешь, первый, второй или третий вариант? – спросила я, глядя на красивую фигуру и бледный профиль.
– А почему ты спрашиваешь? – напряглось его величество, не понимая о чем я. Мужская самооценка уже искусанная мной, мстительно посмотрела в мою сторону.
– Так первый, второй или третий? – подняла брови я, глядя на него и чувствуя, что непреодолимое желание задушить его, не покидает меня с момента первого откровения.
– Допустим, первый, – надменно ответил Оберон, рассматривая сверкающий камень и поглядывая на меня. В его руках собирался сверкающий браслет из сверкающих камней.
– Отлично! Значит, «засосальщик». Были варианты «вантуз» и «лобызун», – ядовито ответила я, спуская ноги на пол и пытаясь скрыть смесь растерянности и раздражения. – У меня появился персональный «целовальный» мужик. Слушай, а феи, случаем, не поцелуями размножаются? А то мало ли…
– Наверное, я тебя огорчу. Нет, – изрек насмешливый и высокомерный голос, а я пыталась понять, сколько ему лет на самом деле. Нужно же знать возраст, за который вырастает такое самомнение? – Я разрешаю тебе делать все, что хочешь, только при условии, что ты отсюда не сбежишь.
– То есть, я – пленница? Так бы и сказал, – произнесла я, чувствуя, что мое настроение обрело свои крылья и куда-то улетучилось.
– На твоем месте мечтала бы оказаться каждая, – произнес Оберон, поглаживая цветы и перебирая пальцами драгоценные камни, лежащие россыпью на столе, а в его руке сверкнул браслет.
– Так я могу подвинуться! Эй! Девочки! Заходите по одной! Ты не против, если я буду брать деньги? – сообщила я, вставая с кровати и сдувая волосы с лица. Я дошла до двери, а позади меня послышался насмешливый голос, а меня взяли за руку.
– Так, а это что у нас? – спросила я, глядя на сверкающий браслет на руке.
– Считай это подарком от чистого сердца, – произнес Оберон, а я смотрела на него, а потом на украшение.
– Помой сначала сердце, а потом начинай дарить, – огрызнулась я, пытаясь сорвать с себя побрякушку, но она не давалась. Оберон смотрел на мои попытки с улыбкой.
– Если не хочешь от чистого сердца, то могу от всей души, – произнес он, пока я зубами пыталась разжать звенья тонкой цепи.
